50. 2004 год. Объекты любви и ненависти, часть 1

Зимой на даче делать ей было нечего и Люба много читала. Вот и сегодня она открыла новый сборник рассказов мужа, в котором сразу на первой странице, Володя оставил для неё несколько черновых тетрадных листочков.
Виноградова развернула их: «Берегите чистоту языка, как святыню! Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас». - И.С.Тургенев
«Рай богатых создан из ада бедных» - Виктор Гюго.
А вот что написал Расул Гамзатов:
«Не будет пусть никто из нас голодным,
И пусть никто не будет слишком сыт,
Один от голода бывает злобным,
Другой нам зло от сытости творит».

А вот выписка из Интернета: «Как бедно мы жили в СССР, вечно что-то собирали - металлолом, макулатуру, открытки, этикетки, монеты, марки, да и гербарии. Но вот денег на лечение детей - не собирали».

- А это что? - Удивилась Люба.
На листочке в клеточку, сложенным вчетверо рукой Володи было написано: «Советую почитать»!
Люба развернула листок и прочла: «на первом месте должно быть воспитание, а потом образование. Иначе…
Однажды один профессор физико-математического факультета, с намерением преподать студентам запоминающийся на всю жизнь урок, написал на доске большую цифру 1 и, посмотрев на студентов объяснил: «Это ваша человечность, самое необходимое в жизни качество». Затем, рядом с цифрой 1, написал 0, и сказал: «А это ваши достижения, которые с человечностью увеличила вас в десять раз.  Ещё один 0 - опыт, с которым человек стал «100». И так добавляя 0 за 0 осторожность, любовь, успех…
Каждый добавленный 0 в десять раз облагораживает человека, сказал профессор.
Вдруг он стёр цифру 1, стоящую в начале ряда цифр. На доске остались никчёмные, ничего не значащие 0…
Профессор сказал: «Если у вас не будет человечности, всё остальное ничего не стоит»!
За этой вырезкой лежала фотография, где были изображены она с Алёшей и Володя, который держал в ладони большую ягоду клубники. На обратной стороне фотографии она прочитала:
В моей руке, созревший плод клубники,
Как он красив и нежен, ты взгляни-ка!
Вот так рисуют сердце, нет, постой,
А запах, такой стойкий и густой!

А какой вкус? Как поцелуй украдкой,
Он неожиданный и в то же время сладкий.
Вот разлилось блаженство по лицу,
А летний день, он движется к концу.

Через неделю, уж малина поспевает,
Наш сад, подарки делать успевает,
Нам остается, только руки приложить,
А часы отдыха, на зиму отложить.

С любимой остаемся мы вдвоем,
И так клубникой пахнут губы у неё…
Люба улыбнулась, знает её Володенька, как привлечь внимание к рассказу, она стала читать рассказ мужа:

- Алёшенька! Иди кушать! - позвала Валя.
Она прислушалась. В квартире было тихо, что еще больше удивило. Валя отодвинула кастрюльку с кашей в сторону от горячей конфорки, вышла из кухни.
Заглянула в одну комнату, потом в другую. Сына не нашла, потом, услышала, как в туалете спустили воду в унитазе.
Алёше только два года, он ещё ходит в горшок, зачем он там? Валя открыла дверь… Её сынок, бросал в унитаз приготовленное для стирки бельё и регулярно спускал воду.
- Сти! – глядя на мать, сказал он.
Отодвинув сына в сторону, Валя стала доставать мокрое бельё из унитаза, а сама подумала, если какая-то проскочила, лишь бы не забились трубы.
Она не успела оглянуться, как почувствовала, вроде в квартире похолодало. Оглянулась, сына рядом нет.

Хлопнула входная дверь, она выглянула в коридор, там раздевались её мать и отец. Они вернулись из магазина, где покупали продукты.
Им навстречу вылетел Лёша, громко крича:
- Ба! Де! Привет!

Бабушка Люба, успев снять пуховик, подняла внука на руки и спросила:
- Что успел натворить?
Лёша, протянув руки к деду, широко улыбнулся и ответил:
- Ди! Ди со мной!

Дед пошёл в комнату внука, где настежь была открыта дверь на балкон. И это в январе. И как он умудрился, ведь на самом верху двери, были пластиковые ограничители, которые не должны были позволить открыть внуку дверь.

- Вот шило! – Улыбаясь, сказала бабушка.
- Нет, это наше «торнадо»! – Констатировал дед.

Через несколько минут, в комнате их средней внучки, раздался стук, потом странных треск и сразу же, из комнаты выскочил широко улыбающийся Алёшка.

- Что опять натворил? - Спросила его мать.

Сын взял её за руку и повёл в комнату сестры. Там, пальцем показал на экран телевизора, по экрану которого расходились трещины.
- Да, что это такое! - Возмутилась мать, - ты уже второй телевизор за месяц разбил! Разве так можно себя вести?

Алёшка, внимательно смотрел в глаза матери, потом оглянулся на деда с бабушкой, улыбнулся им и побежал в кухню.
Старшие, не успев навести порядок в комнате, услышали звук двигающегося стула.
Когда они вошли, увидели, что внучок, залезает со стула на кухонный гарнитур, открывает дверку и лезет в шкаф, где, как он точно знал, лежали конфеты.

- Сначала кашу! – Не слушая возражений сына, сказала мама.
Зазвенел звонок входной двери, из школы вернулись старшие сестры, Лена и Маша.
Лёша, соскользнув со своего стула, побежал их встречать.

- Лени! Ма! – радостно крикнул он сёстрам, - Иди ка… ку…

И все поняли его. Он не выговаривал полностью слова. Машу называл Ма, кашу - ка.
- Что сегодня натворил наш обаятельный? – спросил старшая сестра.

Так в детском саду отозвались о её брате. Воспитатель, рассказывала об Алёше, как, о подвижном, несколько драчливом, общительном мальчике, за которым нужен глаз и глаз. Она говорила, что он, конечно хулиган, но такой обаятельный…
Как натворит что-либо, подойдёт, серьезно посмотрит ей в глаза, а потом улыбнётся так, что на него и злиться невозможно.

- Так что случилось? - Повторила вопрос Лена.

Она в это время включила компьютер и стала искать свой черновик с рефератом. Леша, пробегая мимо неё, улыбнулся сестре и отключил уже загруженную страницу.

-Ах ты…- Начала было Лена.

А Лёша в это время на кухне залез на свой стул, взял в руку ложку и стал, есть кашу.

Подводя итоги дня, вечером за ужином, дед попросил дочь не злиться, засмеявшись, рассказал Лене:
- В селе Товарково, куда мы приезжали к её прабабушке, тогда Валя была чуть постарше, чем сейчас её сын, она и не такое вытворяла. Забиралась на крышу дома и бегала по «коньку», напугав родителей и дедушку.
Потом, собрала детишек с улицы, все стали бегать по краям колодца, стараясь, столкнуть друг друга. Сама пошатнулась, упала внутрь, увлекая за собой всех остальных. Их быстро достали, переодели, а попало двоюродному брату Толе, как самому старшему.

А вот ваша мама и бабушка Люба, - продолжил он, - однажды, когда ей было девять лет, пропалывая от сорняков грядку с огурцами у себя, залезла в соседний огород, и там набрав «семенников», стала бросать их в сестёр Веру и Надю.
Огурцы, падая на землю, громко лопались, а их семена разлетались в разные стороны, на радость курам и гусям, которые сбегались со всех сторон.

- Кого-то это мне напоминает! – поглядывая на мать, смеялась Лена.

Улыбаясь, Люба закрыла обложку книги, стараясь, чтобы не выпали черновики, позвонила Вере в Нижний Тагил, поинтересовалась, как спина у Бориса, что показало обследование груди Вали.
Сестра после долгой паузы, во время которой у Любы похолодело сердце, ответила, что у неё рак груди, она ложиться на операцию по её удалению.

Голова у Виноградовой закружилась, она решила сообщить Наде о несчастье со старшей сестрой.
Надя, после слов Любы заохала, и всхлипнула:
- Беда не приходит одна, - еле слышно сказала она. – У нас в квартире был пожар, кто-то с верхнего этажа бросил не погашенную сигарету, она попала на наш балкон, загорелось вывешенное сушиться бельё, потом и наша с Николаем спальня.
Люба вспомнила, как они с Володей, в прошлую осень после отдыха в санатории города Ессентуки, на обратном пути заехали в Тулу. Николай попросил Володю сесть на диван и начал:
    - Вот ты говоришь… 
 Когда я поехал свататься к Надиним родителям в Товарково, то привёз с собой чёрную икру осетра. Они такую рыбу не видели, а икру никогда в жизни не ели.
    Понимаешь…
    В селе я впервые увидел чёрный хлеб, сало отца резал тонкими кусочками. Отец громко предложил первый тост за знакомство, выпили по стопке самогона. А он такой крепкий, градусов восемьдесят. Смотрю, на столе в графине розовая вода, я налил стакан и большими глотками начал пить.
    А это тоже самогон! Я сразу и отключился, уснул  прямо за столом.
    На следующее утро нужно было идти  на станцию встречать моего друга, который будет свидетелем на свадьбе. Я еле встал, отец на меня смотрит косо, подумал, что я алкаш.
    Мать в пять утра ушла на ферму, передала, что подойдёт к поезду. Мой друг Изгаш мусульманин, он вышел из вагона в костюме с галстуком, а мать прямо из коровника пришла в грязной одежде, чёрном фартуке, в калошах на босу ногу. А ноги-то, аж чёрные от навоза и грязи.
    А ты говоришь…
    На второй день мать позвала своих подруг по работе, те пришли с мужьями. Понимаешь, после второй стопки меня «понесло» на разговоры о гигиене. Меня вывели во двор и побили. «Фонари» под глазами, губа разбита.
    Когда утром тёща проснулась, увидела меня, стала жалеть Надю, а на меня стала ругаться матом. Изгаш, тот не пил за столом, смотрит на меня, да головой качает. Он, оказывается, всю ночь не спал.  Меня несколько раз рвало, а он за мной убирал и сразу протирал полы. Надя, та вообще ушла спать на диван.
    Недавно я жил с женой и двумя детьми в Сумгаите. А ведь это был самый опасный для здоровья город во всём СССР.     Когда переехал в Тульскую область, думал, что стал импотентом. Да вот, «слепили» с Надей третьего ребёнка, дочь Ирину.
    Это самое…
    Ты помнишь, я тебе рассказывал, как был в командировке на Урале и разговаривал с директором завода. Он не знал, куда сбывать свою продукцию, кирпич. Я нашел ему заказчиков.     Я как привозил кирпич для строительства своего дома за городом? За сбыт пяти вагонов, шестой мне отправляли бесплатно.  Фактически материал мне достался даром! Поэтому я и решил строить трехэтажный дом на полторы тысячи квадратных метров.
    Русские все дураки и мои дети тоже.     Не хотят дети жить со мной под одной крышей. Им, видишь ли, нужны отдельные квартиры. Вот и стоит десть лет дом пустой, не отделанный внутри. Хотя и денег мне стало не хватать. Когда Влад служил в армии, мне так его хотелось увидеть.
    Вот ты говоришь…
    Я в 1992 году был в Москве, жил в гостинице Россия. Мне ещё пришлось снять два номера люкс для двух заместителей министра обороны. Нужно было решать свои проблемы.
    Это самое… Ты же  помнишь, с водкой были проблемы, а я захватил от тёщи пять литров самогонки. Тёща настояла её на травах.     Цветом и вкусом, будто коньяк, но те же восемьдесят градусов.
    А ты говоришь…
    Вопросы по поставки продукции я решил, генералов оставил отсыпаться в номерах, а сам пошёл на совещание к Ельцину. Но это отдельный разговор, однако, перспективы были нарисованы радужные для крупных бизнесменов.     После совещания я вернулся в гостиницу, мои генералы проснулись и попросили помочь в организации их отдыха. Попутно, их адъютанты хотели приобрести овощи для своих хороших знакомых.
    Понимаешь, поехали мы за картошкой на белом «мерсе». Я решил вопрос с овощами, а полковники эти, хотели отдохнуть у пруда.
    Я дурак, как и все русские, но они…
    Выпили на троих почти два литра самогонки, утопили в пруде, сам даже не помню как, генеральский «Мерседес». А тут подъехал ещё один генерал, оказывается он из ГРУ.
    А ты говоришь…
   Мне пришлось ехать за подмогой, искать трактор. Назад вернулся с трактористом на мотороллере «Муравей».     Генерал и полковники по очереди на нём покатались, а в это время привезли солдат с полигона. «Мерс» вытащили, зашёл разговор о детях.
    А ты говоришь…
    Они спрашивают у меня, а хочешь, чтобы твой сын служил в пожарной части Большого театра? Я им раньше говорил, что Влад служит в Мытищах.  Через день сын приехал в отпуск на пять дней, а когда уезжал, просил купить ему пять молотков, пять напильников, различные гаечные ключи, машины в их военной части ремонтировать было нечем.
    А ты говоришь.
    Через месяц, ехал я мимо части Влада с одним из адъютантов, как всегда выпивши, полковник зашёл к командиру части, вызвали Влада и говорят ему, что твой папа попал в аварию, выезжай срочно. Влад добрался домой за час, спрашивает у матери, Тони, что с отцом, а я в это время в спальне пьяный сплю.
    А ты говоришь…
    Чтобы продлить отпуск сыну, я поехал в краевую больницу, я им ежемесячно помогал большими деньгами. Там мне дали для Влада справку, потом мы поехали в военкомат поставить печать в отпускное удостоверение.
    Все русские дураки, я тоже.
    У меня ведь тогда было семь своих легковых машин, пять гаражей. Так Влад за время отпуска успел отдохнуть, проверить все наши машины и вообще.
    А ты говоришь…
    Ты помнишь соседей рядом с нашим домом?
    Я там землю себе прикупил, так цыгане на моей земле за два месяца построили четырёхэтажные дворцы, да все без фундаментов. Я когда узнал, попытался было вернуть землю, не получилось, эти наркобороны имели связи в самых верхах области?
    Все русские дураки.
    Сами же свой народ помогают уничтожать. Позже Надя встречала соседку цыганку в Москве, где она просила милостыню на Павелецком вокзале. Надя ей говорит, что у тебя большой дом, четыре машины, золото на всех пальцах! А тебе всё мало. Но соседка над ней только посмеялась. Правда, через два года большую часть мужчин-цыган посадили. Их жёны попытались продать дома, но кто у них купит, себе дороже.
    А ты говоришь…
    Очередной раз я поехал встречаться с генералами в Москву месяца через четыре. Привёз с собой икру в миске, масло, хлеб.
    Кстати, там я впервые увидел машину, у которой руль с правой стороны. А ты купил себе такую «японку», только в 1994 году.
    Вот ты говоришь…
    Генералы захотели слетать в Ленинград на частном самолёте. Прилетели, сразу устроились в гостинице, что на Невском проспекте у Московского вокзала, название сейчас я не помню. С нами был один бывший военный, Алексей, он в восьмидесятом году окончил Тульское военное училище, три года был в Афганистане.
    Ему генералы поручили собрать бизнесменов в наших номерах. Обсуждали планы всю ночь. Днём я там после пьянки проснулся, ничего не помню. Голова болит, опохмелились и поехали кататься на новом самолёте, чешской «Пчелке».
    А ты говоришь…
    Когда вернулся в Москву, я попросил Лёху, чтобы он купил шесть палок варёной колбасы и пригласил его с собой в Товарково, к родителям Нади в Попугаевку, улицу так неофициально называли. Когда мы с ним приехали, первым делом выспались. Потом хорошо поели и собрались в Москву. Отец налил нам с собой по бутылке самогонки. Алексей пил самогонку зажав нос, потом еле выдохнул. Глаза у него стали круглые, он дышать не может, его стало «рвать». Самогон из патоки, двойной перегонки, от спирта не отличишь…
    А ты говоришь…
    На вокзале в Москве сумели купить водку, заехали в министерство обороны, захватили генералов, выезжаем на проспект, «мерс» останавливает сотрудник ГАИ. Мы все пьяные, да, ещё с ними был какой-то генерал милиции. Наши генералы тоже все пьяные. Я говорю милиционеру, оштрафуйте этих генералов, я вам миллион дам!
    Капитан как увидел, кто сидит в машине, фуражка с головы упала.
    Все русские дураки и я тоже…
    Мы тогда вылетали в Котельники. Там тайга, красиво! Мы видели медведей прямо на дороге, я попросил водителя проехать за рулём на новом джипе. Разогнался, а впереди, на пустой трассе гаишники. Меня и оштрафовали, не пристёгнут я был ремнём безопасности. Спрашиваю у сотрудника, что не видишь, кто едет? А он отвечает, что это у вас в Москве всё можно, а у нас здесь порядок!
    Отъехали немного от поста, я достал из сумки бутылку водки «Левша», налили себе, генералам, выпили, за то, что соблюдают правила движения хоть здесь, в тайге.
    А ты говоришь…
    Потом, я вместе с каким-то адмиралом полетел в Приморье. Там нужно было ремонтировать пирсы для атомных подводных лодок. Вечером в гостинице поужинали, выпили, этот адмирал стал выступать не по делу и я с ним подрался. Потом мы с ним пили мировую. Назад вылетать пришлось утром на грузовом самолёте. Мы пошли на посадку через калитку, там стоит грузовой АН-26, мы с хвоста заходим и смотрим друг на друга. Сидений нет, выпивки много, а закуски нет.
    Я самый трезвый, сбегал в буфет, купил десять булок хлеба, пять яиц и куски какой-то жареной рыбы.
    Понимаешь…
    Я спрятал два яйца в карман, вернулся в самолёт. К адмиралу подошёл пилот, ему тоже налили, выпили по стакану, он в кабину. Вылетели, где было три посадки,  не помню. Только чувствую, между ног у меня стало давить, потрогал, а мои яйца стали такими огромными, я даже испугался! При всех стал расстёгивать брюки и запустил туда руку, кричу, что мои яйца опухают, скоро лопнут. Мужики аж рты раскрыли.
    Пока я раздевался, пока достал из кармана два куриных яйца, в самолёте стояла тишина. Потом надо мной хотели посмеяться, но я сразу стал разливать водку. Этими яйцами, да хлебом закусили.
    Все русские дураки…
    Прилетели в Москву в десять часов вечера, мы ещё залетали в Мурманск, разгрузить кабель. Там заходят в самолёт женщины, все в ватниках, они загрузили мебель в Кандалакшу для адмирала. Вся их работа сопровождалась звоном наших стаканов. В Москве, в гостинице, когда заполняли карточки, в графе национальность, мы написали нанайцы. У всех глаза узкие, лица отекли, стали круглыми от пьянки.
    Над нами администратор посмеялась.
    А ты говоришь…
    С нами прилетел заведующий столовой из Мурманска, а он без паспорта. Мы дежурной говорим, что это наш носильщик, его и пропустили. Спал он в моём люксе на диване.     Адъютант адмирала остался в номере с хозяином самолёта. Всю ночь они пили, утром хозяин самолёта пошёл на улицу в одних носках. Свои туфли где-то забыл.
    Слушал Володя Николая, а в голове его складывались строки:
Себя неприкасаемым, считают,
На самолётах персональных ведь летают.
Проблемы разрешают для страны,
А их деяния народу все видны.
    Виноградов вспомнил, что в 1995 году, Дуев прилетал к ним в город, когда прятался от «желающих получить денежную помощь». Первым делом, когда Николай вошёл в их квартиру, он положил в зале на мебельную «стенку» пачку долларов.
    Интересно было видеть его выражение, Володя и Люба на деньги ноль внимания, хотя никогда столько денег не видели.

    Дуев часто рассказывал о том, что его старший брат в 1991 году уехал из Сумгаита после тех событий в США, он бы теперь тоже уехал, да поздно. Брат там живёт хорошо. Он раньше не отличался особым уважением к религии, а там стал пастором. Почему, Николай не понимал.
    Дуев не понимал и поведение своей родной сестры. Её дочь после приезда из Сумгаита, жила у него в Туле три года. Он её одевал, кормил одинаково со своими тремя детьми.
    Когда его старший брат уехал в Америку, он подарил Коле свою квартиру, а Николай отдал эту квартиру сестре с племянницей. Однако сестра и племянница с тех пор не звонят, перестали с ним поддерживать всякие отношения, так как он не дал им ещё денег.
А ещё, Николай Дуев очень грубо ругался и называл дураками представителей СМИ и либералов за наглую ложь и страшилки про Сталинские репрессии.
Люба потом прочитала много материалов, посвящённых развенчанию лжи либералов.