если звёзды зажигают... действие четвёртое

  ... если звёзды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно ...               


                ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

                сцена первая
 

11 октября 1929 год. Москва, Гендриков переулок.
В комнате Лиля, Осип и Владимир. Лиля вслух читает письмо Эльзы, полученное из Парижа.

Лиля.                «… Бусики чудесным образом продолжают нас кормить. Луи помогает мне с доставкой. Берёт чемоданчик и с утра обходит модные дома. Он такой милый в этом образе … Видела бы ты это зрелище!».

Лиля смеётся.

Осип.                А что собственно такого … это занятие сродни творчества …

Лиля.                Ну не знаю … Его богемность, у меня никак не рифмуется с торговлей. (продолжает читать) «Осень у нас стоит золотая - призолотая. Тепло и солнечно! А вас, наверное, уже снегом завалило … Знаешь, а я как-то поймала себя на мысли, что абсолютно не скучаю по снегу. А вот по тебе скучаю … страшно скучаю!
И ещё, чуть не забыла! Помнишь Яковлеву, пассию Володи, она выходит замуж, за какого-то … кажется, виконта. Слышала, что они будут венчаться в церкви, уже заказано подвенечное платье и прочее. Она, кстати, весьма обеспокоена, как бы Володя не узнал об этом и не учинил скандала, который может ей навредить и расстроить брак. К слову сказать, партия то недурственная, и её опасения мне очень понятны. Так что, Лиличка, ты уж сделай милость, не говори об этом Володе … Сама понимаешь, ни к чему ему это знание, только расстроится, а какой с этого толк? Побереги его …».

Лиля замолкает.

Пауза.

Она смотрит на Осипа потом переводит взгляд на Владимира.

Владимир.           Что ж … я пойду … (направляется к двери)

Лиля.                Володя, постой … Куда ты … так сразу …

Владимир остановился. Он отрешённо смотрит на Лилю и молчит.

Лиля.                Прошу… скажи хоть что-то! Не молчи … и не смотри на меня так!

Она молчит несколько секунд и продолжает с надрывом.

Володя! Ну … вот зачем ты вернулся? Зачем … Отчего не остался с ней в Париже?

Владимир хмурится и, не сказав ни слова выходит из комнаты.

Пауза.

Лиля вздыхает и нервно трогает руки.

Осип.               Лиля, ну как же так … Твоя некогда завуалированная ревность … перешла в нелюбимое тобой мещанство и прости … в глупость.
Вдруг читаешь это странное письмо вслух и тут же сокрушаешься о его возвращении … Для чего? Где логика …

Лиля.               Это мои эмоции, Ося! У женщин, как тебе известно, логика отсутствует! А вслух … потому что мне нечего от вас скрывать … и я не понимаю, в чём здесь мещанство и тем более глупость?

Осип.               Лиличка … ты слишком умна, чтобы не понять, что я имел в виду … к тому же письмо написано тебе, а не нам всем. И о какой свадьбе была речь … Насколько мне известно, Татьяна только начала встречаться с этим французом … Можно же было пропустить определённые строки и не читать о Татьяне.

Лиля.                Вот так остановиться, и перестать читать … это выглядело бы неестественно! Хмм … И не надо думать, что это ревность …
А хоть бы и ревность! Но поверь, не как к женщине! В который раз повторяю, он предал меня! Ну не могу я ей простить Володиного вдохновения и … тех стихов! И я имею на это право! Слышишь, имею!

Осип.                Дорогая, оставь эту обывательскую мелочность. Отчасти я понимаю тебя … сложно перестать читать, то, что было написано специально для Володи … Не подумай, что я осуждаю, но на мой взгляд, ваши с Эльзой совместные театральные действа с преждевременно выдуманной свадьбой, несколько негуманны. Ты же видишь, что он последнее время сам не свой … Над ним и без того тучи сгущаются … А ещё и эта бесконечно-несчастная тема любви.

 Лиля.                Что? Ты что-то знаешь? Умоляю, Ося, скажи мне!

Осип.                Ничего конкретного я не могу сказать. Всякие слухи … обрывки фраз … случайно услышанные …

Лиля.                Нужно предупредить Володю! Осип, не молчи!

Осип.                Это всего лишь мои догадки и предположения … в которые мне не хотелось бы верить …

Лиля.                Терпеть не могу, когда ты начинаешь интеллигентно мямлить!
Может я и мелочная мещанка, но мне было бы невыносимо что-то знать о Володе, и спокойно наблюдать за его медленной смертью.

Осип.                Перестань, прошу … Твоя экзальтация вряд ли ему поможет … и не забывай, он дорог мне не меньше, чем тебе …

Лиля.                Ах, оставь … Мне порой бывает так противно за себя … да и за тебя … и за то, что здесь происходит …
      
Осип.                Лиля тебе лучше успокоиться и не добавлять Володе лишних переживаний. И не нужно так кричать. Это бессмысленно … к тому же нас могут услышать … и смирись дорогая, что мы всего лишь песчинки в этом мире …
      
Лиля.                Да, Ося, песчинки… Ты как всегда чертовски точен! Только у нас с тобой получается приспосабливаться, а у него нет. Он как ребёнок …

Осип.                Может хоть Полонской немного удастся его …            

Лиля.                Ося! Очнись … Эта малахольная Полонская … Ты думаешь я поверю в его любовь к ней? … она лишь спасительная соломинка, за которую он цепляется … а любит он Татьяну! И я неспроста испытываю это саднящее чувство … потому что он действительно её любил … и продолжает любить. Я … (пауза) видела её фото … Эльза права, они действительно роскошная пара … под стать друг другу … И, признаюсь, меня это бесит. Да, бесит! И я ничего не могу с собой поделать … (пауза) 
Но я хочу, чтобы он жил! Слышишь… ЖИЛ! Ему нужно было остаться там … там … пусть с ней… (пауза) 
Его здесь растопчут, ему не простят этой парижской вольности … уверена … не простят …
               
Осип.                Лиличка, ты зашла слишком далеко … (обнимает) не стоит так драматизировать …

Лиля.                Драматизировать? Тогда почему ему посоветовали, даже не заикаться о визе, не то, что писать заявление … Почему? А ты говоришь слухи … Значит не слухи, Ося!

Плачет.

Осип.                Слухи или нет, от нас не зависят решения, принимаемые в тех кругах … Мы отвечаем только за себя. И Володе мы всегда помогали и будем помогать … насколько это возможно … (тяжело вздыхает). Надо его как-то отвлечь, занять чем-то важным, перенаправить внимание. Подумай …

Лиля вытирает слёзы. Внимательно смотрит на Осипа и восторженно продолжает:

Лиля.                Осенька, что бы я без тебя делала!  Конечно! Отвлечь! У него же грядёт круглая дата! Двадцать лет творческой деятельности! Он сейчас уезжает в Ленинград на выступления, пожалуй, я не стану сейчас его будоражить … тем более он так расстроился из-за Татьяны …

Осип укоризненно смотрит на Лилю, она же, не обращая внимания на его взгляд, продолжает …

 Да … пусть едет спокойно. А вот как только вернётся, я сразу же вовлеку его в подготовку!

Осип.                Он как раз мне говорил о том, что хочет организовать выставку к этой дате.

Лиля.                Вот видишь, как всё кстати!

Лиля берёт Осипа за руки и кружится вместе с ним. Смеётся и целует его в щёку. Осип сдержанно, но довольно, реагирует на веселье Лили.


                сцена вторая

Первое февраля, 1930 год.
Клуб писателей. Музыка. Маяковский, Лиля и Осип Брики.  Много посетителей, основная масса – молодёжь. Атмосфера праздника. Открытие выставки «20 лет работы Маяковского». На стенах, стендах, ширмах развешаны плакаты, рисунки, брошюры, афиши, фотографии, карты с маршрутами поездок. На столах разложены каталоги выставки, книги, макеты постановок «Мистерии-Буфф» и «Клопа», альбомы со статьями прессы о Маяковском и его творчестве, шаржами, карикатурами, фотокопиями ОКОН РОСТА. Маяковский в роли экскурсовода, переходит от экспоната к экспонату, на фоне музыки рассказывает и жестикулирует. Читает стихи, но при этом ощущается его глубокая усталость. Звучат аплодисменты. Одна группа людей сменяется другой. Публика с интересом рассматривает экспонаты, переходит из зал в зал.

                сцена третья

Середина февраля, 1930 год. Москва, квартира в Гендриковом переулке, местожительство Маяковского и Бриков.


Владимир.           Лиличка … я очень одинок … и не поверишь, устал смертельно.

Лиля.                Ну нет … Володенька … опять твоя фатальность! Ведь всё не так плохо, не нужно опять излишне усложнять! (гладит его по голове) К тому же … по тебе не скажешь …

Владимир.          А на самом деле именно так … Моё лицо это всего лишь ширма, прикрывающая пассаж реальности. (устало, с грустью) И мне порой кажется, что я уже догораю, ещё чуть-чуть и мой, когда-то бешено полыхающий костёр, превратится в жалкие угли. И уже нет никакой силы способной вернуть его к жизни. Он уже догорает …

Лиля.                Волосик, немного пострадать, тебе даже пользительно. После страданий, твоему таланту благодатнее пишется. А вот от затянувшейся меланхолии только хуже.
Видимо, я давно тебя не хвалила. Гений ты мой … ну иди сюда …

Лиля пытается его приобнять, он сначала отстраняется, а потом резко прижимается к ней.

Владимир.           Похвали меня, Лилик, похвали …  больше уже никто не похвалит … Меня уже ничего не радует, понимаешь?

Лиля.                Щеник, милый, это временно (нежно гладит его по голове). Всё наладится, верь мне. Где ты видел идеальные жизни? Так бывает … полоса белая - полоса серая …

Владимир.            И эта серая становится для меня уже бесконечно-серой. Она одолевает меня… Мне уже хватит серой! Я теряю себя … ещё чуть-чуть, и я стану безликим пятном, оставшимся от меня настоящего! Я, и так, уже многим поступился, и писать о том, что я уже не чувствую … становится для меня невыносимым! Меня напрягает тошнотворное состояние «быть угодным». Неужели ты не замечаешь этой травли и желания поставить меня в строй? (Вскакивает и переходит на крик) Маяковский – послушная марионетка … Как тебе??? Я хочу быть собой, Лиля!

Лиля.                Ну Волосик, перестань, твоя индивидуальность никуда не делась! Просто ты устал … перенервничал, и подготовка к выставке отняла у тебя много сил. Нужно отдохнуть, восполнить утраченное … Вот увидишь, всё наладится.

Маяковский возбужденно ходит по комнате.

Владимир.          На выставку никто из писателей не явился кроме Шкловского и Безыменского! А партийцы и вовсе на меня наплюнули … «Клопа» называют провалом, видите ли драматург я для них плохой … Форменное свинство! Я столько сделал для страны, искусства и литературы! И как так вышло, что все вдруг в один голос заскрипели: «Маяковский больше не поэт …» … Ведь это не так, Лилик.

Лиля.                Конечно, не так, Володечка, родной мой! Пусть канючат, поверь это не от большого ума! Ты же знаешь, насколько эти люди примитивны! Не явились … И что с того? Можно подумать, что они сплошные гении … Зато сколько молодёжи набежало, а ты уперся в этих литераторов, будь они неладны!

 Владимир.         Я не упёрся … просто противно … А про молодёжь ты права! За ней будущее! Наша надежда! И бес с этими писаками и партийными «бородами»! Пусть увязнут в своём болоте «прошлого».

Лиля.                В том то и дело, что «прошлого» … А ты опережаешь время, и твоя драматургия на шаг вперёд от современной. Ты им непонятен, от того, что многие просто не способны мыслить высокими категориями. Мозг у всех работает по-разному, плюс зависть, Щеник! Банальная зависть, которую в этом мире ещё никто не отменял …

Владимир.          Я всегда опережал время! Только раньше меня вроде понимали … или делали вид, что понимали? Не хочется в это верить.

Лиля.                А ты и не верь. Верь в себя и свой талант!

Владимир.           Для веры нужна любовь. А она подрастерялась… и никому я боле не люб! А может отведённый лимит уже исчерпан … а я всё собираю её по крохам то там, то здесь … Очень хотелось там …

Лиля.                Ну вот опять … Татьяна …

Владимир.           Всё! Забудь! Пустое. Надо жить дальше.

Лиля.                Что мы и делаем!  Скоро премьера «Бани»! Думай о своём успехе!

Владимир.           Сомнительно … а вдруг … (подмигивает Лиле). Хорошо, что вы рядом!

Пауза.

Лиля подходит к Маяковскому, берёт его за руки и жалостливо произносит:

Лиля.                Волосик, у нас нынче не получится поприсутствовать …       

Настроение Маяковского меняется. На лице мгновенно отражается недоумение и тревожность.

Владимир.           Ну нет … И вы туда же… (отходит от Лили).

Лиля.                Мы должны уехать в Берлин… у Оси там дела. Доклад … важный …  к тому же туда обещала приехать Эльза, с нами повидаться … И … в конце ещё немного Голландии …

Владимир.            Именно сейчас …. Когда я так нуждаюсь в поддержке??? Бред … вы все сговорились?
 
Лиля.                Володечка, ты остаёшься под опекой Полонской … она тебя утешит …

Владимир.            Она не способна на такое …

Лиля.                Она же любит тебя, значит должна справиться!

Владимир.            Лилик, мне порой кажется, что ты бесчувственная мраморная статуя …

Лиля.                Не выдумывай! Всё будет хорошо!


                Проходит два месяца.               
               
                сцена третья

14 апреля 1930 год, Москва, квартира Маяковского на Лубянском проезде. Входят Владимир Маяковский и Вероника Полонская.

Вероника.             Владимир Владимирович, у меня в десять тридцать важная репетиция с Немировичем-Данченко. Мне ни в коем случае нельзя опаздывать.
      
Владимир.            (с раздражением) Опять этот театр! Ненавижу его! Брось его к чертям! Я не пущу тебя на репетицию и вообще не выпущу отсюда!

Он демонстративно запирает дверь и кладёт ключ в карман. Подходит к Полонской, сидящей на диване и не снимая пальто и шляпы, садится рядом на пол и … плачет. Полонская снимает с него верхнюю одежду и гладит по голове.

Вероника.             Ну не надо, Владимир Владимирович … прошу … вечером я уже приеду насовсем.

 Владимир.            Нет! Мне не надо вечером! Ты должна остаться сейчас! Слышишь? Я сам пойду в театр и поговорю с Яншиным, и поверь, театр не погибнет от твоего отсутствия.

Вероника.            Я погибну без театра! Моя жизнь опустеет! Я не смогу быть лишь мужней женой. Почему ты не можешь меня понять?

Маяковский вскакивает.

Владимир.            Не могу! Совершенно не могу! Я окружу тебя заботой и любовью, Норочка! Как ты можешь сравнивать нашу счастливую жизнь и банальную службу? Со мной ты забудешь про свой театр! Если тебя пугает разница в возрасте … ерунда! Я умею быть молодым и весёлым!

Вероника.             Я не могу прямо сейчас остаться здесь … Я по-человечески люблю мужа и не хочу так с ним поступать … а на репетицию я просто обязана пойти! Обещаю, что вечером поговорю с Яншиным, всё расскажу о нас и … сразу же перееду к тебе.

Владимир.             Значит пойдёшь на репетицию?

Вероника.             Да, пойду.               

Владимир.             И с Яншиным увидишься?

Вероника.              Да.

Владимир.              Ах так! (показывает рукой на дверь)
Ну тогда уходи, уходи немедленно, сию же минуту!

Вероника.               Но мне ещё рано выходить … можно я побуду здесь ещё минут двадцать?

Владимир.              Нет, нет … уходи сейчас же.

Вероника.               Но я увижу тебя сегодня?

Владимир.               Не знаю.

Вероника.                Но ты же позвонишь мне сегодня в пять?

Владимир.               Да, да, да …

Маяковский нервно ходит по комнате. Подходит к письменному столу. Выдвигает ящик, и заслоняет собой письменный стол. Слышен шелест бумаги. Шумно захлопывает ящик и продолжает мерить комнату шагами.

Вероника.              Что же ты … даже меня не проводишь!

Владимир.              Нет, девочка, иди одна … Будь за меня спокойна … (улыбается) Возьми на такси … (даёт ей деньги)

Вероника.               Так ты позвонишь?

Владимир.               Да, да.

Полонская выходит. Маяковский закрывает за ней дверь.

Владимир.               И она … я больше не вынесу … это последнее …

Решительно подходит к столу. Выдвигает ящик и достаёт револьвер. Стреляет в грудь и падает …

Владимир.                (тихо) Всё …

Звучит музыка. (Фридерик Шопен, 24 Preludes, Op.28: No. 4 in E Minor)

Занавес

14 апреля 1930 год. Польша. Варшава.

На авансцену выбегает Татьяна Яковлева с телеграммой в руках. Софиты направлены на неё.
Музыка играет тише.

Татьяна.                (кричит в зал) НЕЕЕЕТ … ЗАЧЕМ … Володя!!!
Как мне теперь жить …
Только ты умел зажигать звёзды и умел с ними разговаривать…
Ты первый, кого я любила по-настоящему …

Тихо плачет.

Вернись …

звездой …
           ангелом …
                ветром …
                дождём …
                солнцем …
 
Только вернись и …
прости … прости …
   
14 апреля 1930 год. Голландия. Амстердам.

На другую сторону авансцены выходит Лиля. Софиты направлены на неё.
Она пишет телеграмму, отправляемую Маяковскому.
               
Лиля.             «Волосик! До чего здорово тут цветы растут! Настоящие коврики – тюльпаны, гиацинты, нарциссы. Целуем ваши мордочки.

                ЛиляОся

За что не возьмёшься, всё голландское – ужасно неприлично!» …


Занавес открывается


Музыка звучит громче (Фридерик Шопен, 24 Preludes, Op.28: No. 4 in E Minor)

На заднике фотографии Маяковского разных лет.