Разбились

Всё распадалось на части, будто все распадались не в силах удержать собственные кусочки бытия. Началось всё со Стаси, тогда я реально ощутила пропасть между всеми нами. Мы превращались из цельных и взрослых людей в подростков и детей, неготовых к жизни. На самом деле мы просто становились сами собой, вот это пальто взрослости, стоявшее между каждым из нас и внешним миром — сдёрнули силой. Не все заметили сразу и не все смогли принять новую реальность. Мы оказались один на один с безразличным миром, забывшие, что мир всегда был таким.
 
Ещё в начале года казалось, что так хорошо будет всегда. Что мы сможем прожить в этой квартире много лет, даже если она мне не нравится. Я рассчитывала, что мы с Никой обязательно будем жить вместе ещё очень долго, рассказывая друг другу о бытовых мелочах: «Что там твой программист на работе?», или «Снова подорожали плёнки, даже не знаю, как развиваться в фотографии». Казалось, что я буду обнимать и гладить кошку между работами и проектами, а Ника будет развиваться в своем деле, о котором всегда мечтала.

К февралю я нашла работу по кайфу, уже начала вкладываться и налаживать связи, подписалась на курсы, моё развитие снова встало на первое место и я начала расти. Ника рисовала на своём новом планшете и начала разбираться в инвестициях. Рина к этому времени выдохнула прошлое и начала развивать свой бизнес, так как она наконец поняла куда двигаться. Я осознала, что всё исчезло, когда пришла к Стасе в кофейню, где она работала. Пару секунд я потопталась в мартовской слякоти, пока не открыла дверь в кофейню, будто что-то внутри меня не хотело заходить, но решилась.

Я долго ждала, пока моя близкая подруга освободиться и поговорит со мной, но как только мы заговорили, между нами будто возвели стену, а меня сильно ударило током.

— Не знаю как там, мне не интересно. Я же всё равно ничего не решаю. Смотри, — она показала фотографию на своем телефоне. — Завела хомячка, он такой милый.
На фотографии был маленький хомячок, это был предмет всего нашего разговора. В личной жизни у неё всё хорошо, парень оплачивает ипотеку, они закупились техникой, работают спокойно.

— Если надо будет уехать, у Димки родители в центре живут, переедем к ним. Ну и мама его славно готовит, она меня любит очень. Да и не очень хочу об этом говорить, у меня всё хорошо, а у тебя как дела?

— Без работы тяжело, три недели сижу ищу что-то по той же специальности но хоть в других журналах или газетах, — ответила я.

— И что, совсем ничего?

— Нет, только некоторые официальные СМИ.

— А чем тебя не устраивают официальные СМИ? — Спросила Стася, будто совершенно не понимала в чем дело, не знала новых вышедших законов.

Мы закончили разговор на новых фотографиях её хомячка, которые прислал парень Дима. Внутри меня всё замерло, было таким холодным. Я почувствовала, что мы со Стасей живем в разных мирах и думаем о совершенно разных событиях, вещах, картинках нарисованных разными красками и возможно так было всегда, просто моё обнаженное нутро чувствовало в этот раз всё сильнее. Девушка не хотела что-то решать, за неё решал парень, безопасность была ей обеспечена, как моральная, так и финансовая и вылезать из скорлупы не было нужды. Я даже не рассказала ей о самых важных планах в своей жизни.

Через час я была на другом конце Питера, Рина попросила помочь вывезти из Мастерской старые вещи. Из помещения пришлось срочно съезжать, поэтому мы в течении недели каждый день тратили по два часа, чтобы загрузить мольберты, работы учеников, материалы, какие-то предметы мебели. Каждый раз мы грузили по паре венских стульев и Рина усмехалась, так как ещё месяц назад выискивала их по всему городу, ведь ей хотелось, чтобы в мастерской все стулья были одинаковыми, а эти подходили к концепции идеально.

— Всё ещё никого? — Спросила я, когда мы встретились у двери в мастерскую.
Рин едва могла дрожащими руками вставить ключи в замочную скважину, хотя на её лице не было ни одной яркой эмоции.

— Всё ещё никого, — ответила она и растянула губы в улыбке.

Мы грузили предметы в машину, потом ехали и выгружали. Ни один из знакомых мальчишек, которых мы спрашивали, не могли бросить свои дела и помочь девушке, которая осталась одна на один со своей художественной школой. Партнёр по бизнесу оставил Рину вместе с долгами по кредиту, в момент, когда подняли аренду за помещение. Он преподавал графику, занимался коммуникацией, он же и переругался с другими учителями, потом уволил всех и на момент конца февраля решил, что чувства к этому месту прошли, а значит, можно уходить из дела, как из изживших себя отношений.

— Лена ещё не вернулась?

— Она дома, её отпустили, но этот штраф за пустой листок, — Рина опять усмехнулась. — Это просто какое-то глубокое безумие. Она будет искать ещё одну работу, чтобы быстрее иметь возможность выплатить штраф. Мы же не можем заниматься с детьми, пока нет мастерской.

Мы проехали мимо памятнику Философскому Пароходу и я поняла, что нет ещё более подходящего момента, чтобы признаться.

— Я уеду. Уже подала документы. Не знаю, что из этого получится…

— Всё получится, — Рина меня перебила. Когда-то я говорила, что учу испанский, но не говорила о планах конкретнее, но она меня поняла с полуслова. — Если нужно, ты всегда можешь мне позвонить. Буду здесь, пока будет возможность.

— Отправишь мне стул, когда я арендую там комнату?

— Что?

— Стул, венский стул. Там нет таких крутых стульев, как на всех барахолках Питера, — усмехаясь сказала я.

Мне не хотелось уезжать, мне хотелось мою работу, быть близко к маме и иногда ничего не решать. Но другого выхода я больше не видела. И с этим взглядом я будто осталась одна. Вечером я приехала домой, Ника валялась на диване, гладила кошку. Она почти ничего не делала после работы, только отдыхала, смотрела сериалы и иногда рисовала. Но уже без энтузиазма. На девять вечера я назначила нам консуьтацию по поводу документов. У меня уже был готов паспорт, а Ника ждала свой. У меня было подозрение, что что-то не так, ведь она подала заявку и просто ждала, будто всё должно решиться само.

— А давай купим тебе тоже самокат? Будем вместе кататься по улицам, — произнесла Ника, когда я зашла в её полутёмную комнату.

— Но его же перевозить нужно будет или продавать буквально через полгода. Не знаю, как везти все эти вещи, — проворчала я.

Ника ничего не ответила, она промолчала. Ещё две недели назад мы обговаривали всё происходящее, рассуждая что же делать дальше. Договорились, что друг другу поможем и ни за что не оставим. После того, как я потеряла работу почти не было времени общаться. Я бегала по собеседованиям и подработкам и почти не бывала дома. За эти недели, которые кажутся будто годами, прошедшими с конца февраля, одновременно что-то разладилось и что-то наладилось. Казалось, что мы будем всегда вместе, никогда так много людей не было рядом со мной, никогда прежде мы с Никой не были так близки, как давние подруги.

— Сегодня в 9 будет консультация по поводу документов для Испанской визы, подойдёшь? — Спросила я на всякий случай, хотя была уверена, что она помнит.

— Зачем? — Тихо спросила она.

— Что зачем? Узнаем какие документы нужны будут для кошки и варианты визы для тебя, чтобы мы смогли поехать в один город, где я буду учиться.

— Зачем мне в Испанию? Я же не учу испанский, да и там слишком жарко. Ещё эти испанцы очень активные, наверняка очень сложно будет там прижиться. Так-себе идейка, я не буду, звони сама, — Ответила Ника также тихо и спокойно.

Я не смогла ничего ответить кроме «Ладно» и ушла из её комнаты. В этот момент всё исчезло, всё поломалось и мы резко стали чужие друг другу. Ещё две недели назад мы обсуждали, что будем стараться куда-то поехать вместе, накопим денег и сделаем прививки кошке.

Для меня была одна правда — принимать решения. Стараться сохранить своего внутреннего ребенка, но при этом делать всё от меня зависящее, говорить, помогать, сохранять отношения, но самое главное — двигаться и делать. На секунду я даже засомневалась, права ли я в том, что делаю, чем дышу и куда двигаюсь.

Для меня мы были семьёй с Никой, даже если съехались вместе только потому что так было удобнее. Тут наш бостонский брак разошелся по швам и лоскуты повисли на обрывках ниток. Я резко почувствовала себя, будто стою на морозе, без пальто, на улице 24 февраля. За плечами рюкзак со всеми вещами, и везти мне его одной, куда и как тоже больше непонятно. Где найти это пальто, эту безопасность, эту возможность спрятаться и жить свою маленькую жизнь? И как снова восстановиться. Одно успокаивало, когда я садилась за стол, приготовив бумажку с вопросами юристу. «Человек ко всему привыкает».