Седовая падь. Глава 18

МЕЛКИЕ НЕУДАЧИ

Ударили трескучие Крещенские морозы. В туманном мареве, молочным облаком стелящемся по балкам оврагам да низинам, утопали окрестные просторы. Даль заволокло пеленой, покрывая деревья бархатом серебристого инея. Тишина и покой неслышно вещали всюду о приходе январской стужи.

Свободного времени у ребят почти не оставалось, они учились в разных классах; один в «А», другой в «В», виделись лишь в школе, да и то мимоходом. В поселке продрогшая жизнь словно остановилась. Замерло время, застывшее в едва различимом биении секундной стрелки. Короткий зимний день пролетал, словно его и не было, а по темноте и морозу куда подашься? И лишь когда из района киномеханик привозил хороший приключенческий фильм; что-нибудь про индейцев, то друзья, несмотря на холода, спешили в деревенский клуб. Так безучастно и почти мгновенно пролетел трескучий месяц.

В совсем лютую стужу, когда на открытом, продуваемом ветрами, месте незаметно и быстро примораживало то уши, то нос, спасало уютное тепло дома и вкусные, горячие мамины пироги. В эти дни чтению книг и учебе уделялось основное время. И, как приятное следствие, — хорошие отметки в школе и незамедлительная, своевременная похвала родителей, тщательно контролирующих дневник.

Сразу же за январем завьюжил февраль — ветры, да заносы… На хоккейной площадке только и знаешь, что снег разгребать. За ночь столько наметет да навеет, что половину дня на катке с лопатой бегаешь. А стемнеет — ни зги не видно; какая игра? Освещения на озере нет, вот и приходилось по домам рано расходиться, да вновь за уроки. Зима — не лето, для непосед-мальчишек это просто потеря активного времени. За лето бывало столько успеваешь переделать да прочувствовать, что на ползимы одних лишь воспоминаний хватает! А холода чем вспомнить? Успеваешь лишь, забегавшись на коньках, ноги отморозить до бесчувственности и после, лежа у печи, отогревать их, радуясь забитым противнику шайбам.

Так вот и февраль; дул себе, дул, да всего себя и выдул.

Подошла Масленица. Ее еще проводами русской зимы называли. Очень красочный праздник приходил в село. Ребят просто раcпирало от счастья, веселья и обилия вкусных сладостей на местной ярмарке. С мартовским, теплым дуновением оживала долгожданная весна. Яркое, смеющееся солнце вынуждало снег таять, образуя на сугробах и обочинах дорог слабые торосы с острыми и колкими краями. Местами снег таял, превращаясь в лед, растекался большими мутными лужами. Наутро скользить по ним — одно удовольствие. К полудню лужи вновь оттаивали, теряя свою привлекательность. Неприметно и тихо вступала в свои права ранняя весна.

На Масленицу пчелиным роем гудело и гуляло все село. Здесь и пышные, нарядные тройки с бубенцами, и верховые скачки галопом на лошадях, игрища да танцы, разряженные на все лады сказочные герои; Баба-Яга с Кощеем, храбрые трехглавые драконы, и снегурочка в сопровождении снеговиков. Особенно нравились Вовке боевые рыцари на ряженных лошадях с попонами. Они отважно сражались, гремя кольчугами и деревянными мечами, показывая всем свою доблесть и удаль. В такие восторженные минуты и ему хотелось одеть доспехи, взять в руки меч и ринуться в битву с невидимым врагом.

И во всех уголках большой разукрашенной на все лады Центральной площади поселка, перебивая одна другую, заливисто играли гармони и баяны. Частушки, песни и пляски сменяли одна другую, и не было им конца.

К закату дня разогретые мужички лезли на высокий скользкий столб за подарком. Очень трудно было достать пару женских, новеньких сапожек, закрепленных на самой верхушке. Смотреть — потеха, да и только! Однако всегда удавалось какому-нибудь крепышу снять их для своей возлюбленной. Рядом бои мешками, набитыми соломой. Ребятня заливисто хохотала, во след любому залихватскому мужичку, сбитому с бревна и летевшему вниз по ледяной горке кубарем. А вечером, как стемнеет, под тусклый свет прожекторов, в центре площади жгли огромную соломенную бабу — символ уходящей зимы. Так прощались сельчане с ее норовистым и лютым характером.

Оба Вовки, проведя целый день вместе, искренне радовались приходу весны. Скоро каникулы в школе, а там и апрель; птичий гомон, обильные ручьи и повсюду лужи, огромные и непролазные. Утонут луга и леса от половодья, раскиснут болота, развезет распутица дороги, и лишь усталые автомобили, стоя в очереди, будут стараться пробить себе колею в теплое и солнечное лето, которого с нетерпением ждали все.

Ждали его и ребята. А пока, наступили лишь теплые дни марта. В душе они уже кричали ему «Ура!» и неудержимо бежали навстречу. Весна радовала пытливых мальчишек как обилием солнечных дней, так и скорой разгадкой внезапно возникшей перед ними тайны, многообещающе бросая их в самый омут таинственных приключений. С удвоенной энергией они вновь принимались искать неведомые пути выхода из создавшейся ситуации, которая волновала, тревожила и немного даже пугала приближением развязки.

— Сколь веревочка не вейся, а конец все равно найдется, — говорил Вовка другу, который готов был запустить любое копье, только бы пробиться сквозь гранитную стену неизвестности.

— Только бы узлов поменьше развязывать, — отвечал ему Пончик.

— А что за тайны без узлов? — вторил друг.

И оба с нетерпением ждали схода последнего снега, чтобы наконец-то определиться с тайником для ключа, ставшего для них теперь оберегаемой реликвией. Хотя на прогретых ярким солнцем лысых лужайках и пробивала первая неутомимая зелень, в лесу, напротив, слежавшийся толстым слоем снег, стоял плотной, обледеневшей коркой, не давая возможности безопасно добраться до желанного места.

В ближайшие планы ребят входило и тайное наблюдение за подозрительной старухой Чиниковой, матерью Петра, о которой им хотелось узнать как можно больше. Ведь только через нее был выход на сына. Как не странно, а до сих пор он никак не проявил себя в поселке. Его словно бы и не было. Вероятно, придерживается оговоренного в записке срока, полагали друзья, чего ему раньше времени тревожиться.

Любопытство брало верх и однажды, ребята решили последить за усадьбой старухи, а если повезет, то и в окошко заглянуть — выведать, что там да как? Май уже скоро, да и к разгадке поближе. Лебедь, уставший от одинокой жизни, уверял, что на следующей неделе его бабушку Полину из больницы выписывают. Друзьям не терпелось встретиться с ней, разумеется, только с необходимого на то согласия. Бабушка была еще слаба и ребята прекрасно это понимали.

В один из теплых, апрельских дней, друзья решили пройтись мимо дома матери Петра; как говорится, для изучения обстановки. Только вот ничего особенного не обнаружилось — двор как двор, таких много. Сарай, покосившийся на бок и прижатый крышей к земле с такой силой, что едва удерживал трухлявые, проеденные крысами, сиротливо брошенные на поруху, полупрозрачные, дощатые стены. Собаки во дворе не было. Ставни на окнах отсутствовали, поэтому и темные, плотные занавески оказались задернутыми.

— Днем ничего не увидишь, — расстроился Пончик, — все как на ладони — ни подкрасться, ни посмотреть.

— А тебе бы все красться, партизан, — Вовка осмотрелся.

— Подойди, вон, к той изгороди, может чего приметишь.

Пончик беспрекословно исполнил указание и вернулся.

— Нет, надо ночью, как стемнеет, да и в окнах свет будет, с улицы виднее.

— А, можем, так зайдем, напиться попросим или еще чего-нибудь?

— Что? — удивился Пончик, — ты за спину взгляни. Колонка в десяти метрах, иди да пей себе, сколько хочешь.

Было тихо и тепло, огороды просохли — готовили себя к пашне под картофель. Ребята решили перемахнуть через бабкин плетень, благо в проулке ни души, спуститься к роднику, что у истоков старого озера, а там, болотом, пройти на другую сторону.

— Ну хорошо, — согласился Вовка, — тогда как стемнеет еще разок наведаемся, а сейчас пошли ко мне; нужно из гаража взять маленький, острый топорик, пока отец на ключ не закрыл.

— Зачем тебе топор?

— Скоро узнаешь…

Следуя мимо родника к дому, Вовка в который раз уже потянул носом.

— Ну, от тебя сегодня несет! Одеколон что ли? Прямо как девчонка… Не замечал я за тобой. За Снегурочкой, что ли, приударить решил? Так это тебе вновь зимы дожидаться. Она только зимой красивая! — развеселился Вовка.

— Да я так, разок за ухом мазнул мамкиными духами. Она их всегда прячет, а пахнут вкусно, — отнекивался Пончик.

— Так уж и вкусно?

— А то нет!

Не успели друзья обменяться парой слов, как в Вовкины волосы с шумом влепилось что-то жужжащее. Он тут же мотнул головой и рукой смахнул на землю атаковавшую его пчелу. Она с силой ударилась о траву и запуталась в ней. Из безопасности, инстинктивно решили притопнуть назойливое насекомое, ведь знали, что теперь не отстанет, но не успели. Проворная пчела взмыла в воздух и с невероятной скоростью бросилась в атаку, мгновенно ужалив Пончика за ухом.

Приятель взвыл от неожиданного укуса и с большой силой шлепнул сам себя по уху. Похоже даже не рассчитал, настолько шлепок оказался звучным. Вовка бросился к другу на выручку, размахивая руками, однако было уже поздно. Сражение закончилось. От пчелы осталось мокрое место и лишь черное острое жало торчком занозило под красным, избитым двойной атакой, ухом.

Пончик, сжавшись от боли, зажмурил глаза.

— Погоди, погоди, я жало вытяну, торчит вон! — навязывался друг.

— Вой, ой, ой!.. — стонал другой.

Его глаза невольно наполнились нежданными слезами, но Пончик почему-то, как всегда, улыбался. Вовка удивленно, но понимающе смотрел на друга.

— Ну ладно, чего ждать, пошли уж, а то еще одна прилетит, — со страхом в глазах озирался Пончик.

— Да, на твой вкусный одеколон, сюда может вся пчелиная семья слететься! Знаешь, сколько их, родственников? Отбоя потом не будет!

И ребята бросились бежать с такой поспешностью, словно за их спиной творилось нечто ужасное и казалось, словно вот-вот их настигнет злой и беспощадный пчелиный рой.

— Откуда она только взялась в такую рань?

— Да голодная, после зимы, а тут ты — такой душистый и вкусный!..

Пробежав еще метров пятьдесят, Вовка обернулся и взглянул на бежавшего следом приятеля. Громко рассмеявшись, не в силах сдерживать себя, он схватился за живот и, заливаясь хохотом, повалился на желтую, после зимы, траву. Друг в недоумении остановился и догадавшись, что что-то не так, стал осторожно, едва касаясь пальцами, трогать раздувшееся во все стороны ухо. Оно горело и, как показалось, удвоилось в своих размерах; стало громадным и должно быть смешным, не даром же друг так заливается. С правой стороны лица приятель походил скорее на Шимпанзе, чем на Пончика. Вовка долго не мог успокоиться; такого преображения округлых форм лица, видеть ему никогда еще не приходилось.

— Вот это да! Лопух так лопух! Раздуло… — продолжая мять невинное ухо, удивлялся Пончик.

Вовка поднялся с травы, но его то и дело прорывало внутренним, неудержимым смехом.

— Ну ладно тебе, всего уж обсмеял! Я, можно сказать, ухом своим тебя заслонил, а ты меня на смех поднял.

— Да это я так, — соглашался друг, — ничего, оно даже полезно, когда пчела кусает. Главное, чтобы до вечера прошло, а то старуха нас заметит.

— С чего это? — недоуменно спросил Пончик.

— Да ведь твое ухо из-за любой бочки торчать будет. Такие только у слонов бывают!

Месяц нарастал. Яркие звезды опоясали небо. Ребята крались тем же путем: через болото, родником, по огороду, и вот уже плотная, высокая изгородь, что огород от избы отделяет, стояла непреступной, темной преградой. Сквозь выбитый в доске забора сучек просматривался почти весь двор. В одном из окон хорошо был виден свет.

— Вот в него и надо заглянуть, разведать. Может, и услышим что-нибудь, — шепнул Вовка и тут же добавил, — Я полезу!..

— Нет я! — возразил решительно друг.

— Ты здесь сиди, а то ухо оторвется с такой высоты прыгать! — вновь усмехнулся Вовка.

— Не оторвется, я его рукой придержу, главное, чтобы собаки не было, а то еще одному месту сегодня достанется… — только и возразил Пончик.

Он явно рвался в бой, и уступчивый друг не стал настаивать на своем.

— Ну, давай! Днем ведь собаки во дворе не видели, значит, и нет ее.

За огородом плесканула водой утка, на озеро села. Лишь не спавший, ушлый соседский пес залаял — все слышит, хозяйство от воров стережет. Не приведи такому на понюх попасть — в один миг от штанов клочья останутся.

Пончик окинул взглядом плотную изгородь, выбрал где пониже, и проворно полез наверх. Помедлив немного, петухом слетел с забора в глубь двора. Да вот беда; угодил на стаю отдыхающих домашних гусей, должно быть, только-только угомонившихся и устроившихся на ночлег у забора. Если бы у Вовки был загривок, как у его Пирата, то волосы на нем встали бы дыбом от внезапно поднявшегося гвалта. От столь неожиданного переполоха, не видя и не различая перед собой преград, Пончик ринулся напролом, понимая, что раскрыт и если вовремя не убежать, то неизвестно еще, чем весь этот птичий базар закончится. Он пошел напрямик и, выбив одну из досок в заборе, попал в то место откуда и явился. Там, тараща круглые глаза, сидел Вовка.

— Бежим! — только и выдохнул он.

Оба, стремглав бросились наутек, спасаясь то ли от мерещившейся им погони, то ли от темной, пугающей ночи, что не отставая, гналась за ними с той же ребячьей ловкостью, преодолевая как реальные, так мнимые преграды. Неслись вниз, к болоту, обгоняя, то и дело, друг друга. Никому и низа что не хотелось отставать.

Остановились, отдышались, прислушались; биение сердец и тишина окутавшей ночи. Передохнув на двух кочках, обсудили попытку проникновения во двор старухи, закончившуюся крахом. А чтобы совсем успокоить неукротимый пыл, решили пойти в кино на вечерний сеанс, где сидя на последнем ряду, еще долго усмехались и делились впечатлениями прошедшего дня.

Лебедь, радуясь возвращению бабушки домой, носился по школе, даже во время уроков. На большой перемене Вовка решил поинтересоваться у приятеля здоровьем Полины. Ну, а там — как получится…

— Как бабушка? — обратился он.

— Да дома она, дома, хорошо все! — веселился приятель, пытаясь допрыгнуть до висевшего в коридоре круглого плафона лампы.

Вовка подошел ближе.

— Да оставь ты его в покое, скажи лучше; можно твою бабушку проведать. Мы с Пончиком хотели бы к ней вечером зайти.

Лебедь прекратил скакать и насторожился.

— А зачем вам? К тому, что я уже рассказал, ей все равно добавить нечего.

— Да мы вовсе по другому поводу, — успокоил его Вовка.

— Хорошо, — согласился Лебедь, — я передам.

Вечерело. Повалил неожиданный снег, пушисто белое покрывало мягко окутало село. Идя напрямик к бабушке Полине, ребята бросались снежками из липкого, вновь выпавшего снега, валялись и барахтались, будто вновь по зиме соскучились.

— Ну, вот, опять снега навалило! — бурчал Пончик. — А я думал, уже весна свое взяла. Только подсохло — теперь опять все тропинки развезет!

— Да ладно, хорошо ведь, тепло и уютно, — толкая плечом друга, Вовка полной грудью вдыхал свежесть вечернего воздуха. Падающие на лицо и искрящиеся под светом редких фонарей снежинки, бодрили и веселили ребят, в преддверии предстоящей встречи.

Беленькая, худенькая бабушка, едва улыбнувшись столь юным, неожиданным гостям, пригласила пройти их на кухню. Скоро принялась ставить на стол пироги, да чайник заварила. Ребята пожелали бабушке хорошего здоровья и Пончик, пусть нескладно, но от души, насколько мог, поблагодарил Полину за то, что согласилась поговорить с ними. Печь пылала жаром и чайник в мгновение заговорил крышкой. Лебедь, шепнув бабуле, что нашел для нее очень интересных собеседников, извинившись, убежал в клуб — там сегодня «Фантомас». Вовку чуть было не дернуло возразить, потому как сегодня был другой фильм, а приятель просто соврал своей старой бабушке, чтобы улизнуть из дома и отчасти потому, что терпеть не мог историй…

Бабушка оказалась до жути любопытной; даже пытливее их обоих, потому как по началу не ей приходилось парировать вопросы ребят, а наоборот. Ее интересовало все — и родители, и школа, и друзья…

Пончик доедал уже второй пирожок с капустой, задав лишь один банальный вопрос.

— А сколько же вам лет, бабушка?

Вовка ткнул его в бок, шепча:

— Дурак, женщинам такие вопросы не задают! — оборвал он приятеля, в то время как старушка отошла к печи, пытаясь успокоить не в меру разбушевавшийся чайник.

— Так то же женщинам!.. — нелепо возразил тот.

Некоторых людей, не знающих меры, после сытной еды клонит в сон. Пончик же не на шутку разговорился.

— Бабушка, — попытался он перехватить инициативу, — а расскажите нам про вашу жизнь, когда вы еще молоды были…

Вовка чуть не прыснул от смеха: «Ну дает, юный следопыт!»

Но этот его простой вопрос на многое открыл глаза. Полина разговорилась. Она охотно рассказала о том времени: о трудной жизни в поселке, о муже, погибшем в Гражданскую войну, где-то в Красноярском крае, сражаясь в рядах Красной Армии.

Затем, после некоторого задумчивого затишья, Вовка, боясь невольно оборвать беседу, перевел вдруг разговор в иное русло, сказав бабушке о странной, черной собаке, которая недавно проводила его до дома. Старушка неуютно съежилась и, как показалось, обеспокоилась. Ее внезапное волнение выразилось в желании непременно еще разок угостить ребят ароматным чаем, хотя Пончика уже и без того распирало от доброго десятка съеденных пирожков, и не заметить этого было невозможно. Вовка понял, что, не сказав сейчас всей правды, они потеряют ту единственную ниточку, что так долго плели. Старушка просто-напросто не расскажет им о своих глубоко личных переживаниях. А до этой минуты, кроме фактов из ее биографии, ребятам ничего не было известно.

Вовка развернул старый, пожелтевший от времени сверток и положил его перед настороженной хозяйкой. Пончик заволновался и перестал жевать. Та удивленно обвела ребят пронзительным взглядом и потянулась к подоконнику, чтобы взять лежавшие там очки. Пончик услужливо помог ей в этом. Подобные вещи он проделывал куда проворнее друга.

Полина долго вчитывалась в написанное.

— Кто вас ко мне прислал? — неожиданно сухо и строго спросила она, так что Пончик тихо отдернулся к спинке стула; он походил на нашкодившего кота, готового бежать в любую минуту. Молча водил глазами со старушки на приятеля, отсчитывая трудные секунды и предоставляя другу все права вести беседу дальше.

— Если я вам скажу, вы не станете сердиться на этого человека?

— Ну, скажем так, не буду, — сухо согласилась Полина.

— И потом, — продолжал взволнованно Вовка, стараясь не говорить о Дарье, — вы сами видите в какую ситуацию мы с другом попали. Нам нужна ваша помощь или, скажем, совет. Вы ведь знаете от Сергея, что у старой геодезической вышки мы нашли ключ в черепе, которым, как не странно, интересуется один тип. Мы уверены, эта записка с угрозами именно от него. Одно не ясно, какую роль здесь играют черная и белая собаки. Может вы нам об этом что-нибудь расскажите?

— Как попала к вам эта записка? — поинтересовалась Полина.

— Записка эта была в свертке, что несла с собой в пасти черная собака, которая проводила меня до дома, — убедительно заключил Вовка, вопросительно глядя в глаза настороженной бабушки. Коли сказал А, то говори и Б, считал он.

И, расположившись с кружкой горячего чая поудобнее, он рассказал хозяйке о встрече в новогоднюю ночь с огромной, черной собакой.

Некоторое время Полина удивленно и сдержанно молчала, давая возможность обоим ребятам высказаться.

— Мой вам совет, ребятки, — откликнулась, наконец, Полина, — вы либо верните ключ этому человеку, как там в вашей записке сказано, либо… — бабушка вдруг замолчала. Подойдя к окну, она тихо задернула занавеску и вновь обернулась к гостям.

Не нарушая повисшей в воздухе тишины, друзья продолжали сидеть спокойно, настороженно следя за Полиной.

— С давних пор, еще дед его меня пытал, все об этом ключе дознавался. А теперь вот и Петр из тюрьмы, видать, воротился и — за старое. Петр это Чиников, сын Агриппины. А вот сейчас слушайте, но более меня не пытайте, ни к чему вам. Собака белая знаком смерти мечена, а коли явится кому, то и погибель за собой ведет. В плохую игру ввязались. Рано вам еще… Забудьте про этих страшных собак, опасно! Злых людей это темные проделки! — с тем и проводила ребят.

Выйдя из дома, некоторое время друзья шли молча. Каждый думал о своем. Пончик был немного бледен, да и Вовке в эти минуты не помешал бы лишний румянец.

— Значит так, — рассуждал по дороге Пончик, — она явно дала понять, что нечего нам совать носы в эту опасную историю.

— Да, ситуация обострилась. Ключ держать дома больше нельзя, за ним могут явиться, — заключил уверенно Вовка, — устроим тайник. Я знаю, где. Пусть пока в надежном месте хранится. Тем временем подумаем и посмотрим, как оно все после полнолуния обернется.

Падал тихий снег, заметая следы позднего визита, внесшего  в политру неугомонной жизни друзей еще больше таинственных и тревожных красок,  способных значимо  умерить любопытство к происходящему. Однако, никто не собирался сдаваться.