Светлая печаль

«Ничего так не убеждает человека в силе
и несправедливости власти государства, как
армия и тюрьма. Именно там человек испыты-
вает всю мощь насилия над собой и приходит
к пониманию своей ничтожности и неизменно-
сти человеческой природы в худших её прояв-
лениях. Через некоторое время приходит пони-
мание армейской системы и даже оправдание её
жестокости, а после демобилизации уже и некое
романтическое восприятие двух или трех лет
мужского братства. К тому же многое компен-
сирует осознание того, что через это должны
пройти все здоровые и не “блатные” парни.
Тюрьма дело иное, через неё проходит пода-
вляющее меньшинство, и нет даже элементар-
ного объяснения её неизбежности. Там нет кра-
сивой формы и присяге на верность. А главное,
нет достойного возвращения, если, конечно, вас
осудили не за политические или религиозные
убеждения и вы не претендуете на лавры муче-
ника за веру и убеждения.
Но окончив службу или выйдя из тюрьмы, че-
ловек навсегда уносит с собой подсознательный
страх перед силой государства и огромный со-
знательный страх перед несправедливой силой
его репрессивных систем.
С годами этот страх может притупляться
и даже как бы исчезать, но это только до пер-
вого случая соприкосновения с этими систе-
мами, а для иных и до сна, в котором всплывают
страхи прошлого, оживают негативные эмоции
и воспаляется мозг. Для большей части людей
эти периодически оживающие страхи превра-
щаются во внутреннего цензора, заставляю-
щего человека избегать неприятностей связан-
ных с возможностью соприкосновения с орга-
нами насилия. Но для некоторых страх превра-
щается во врага, с которым они начинают оже-
сточенную войну. Из таких людей в том числе
получаются отчаянные преступники и волевые
политики.»
— Как точно выразил мысль мерзавец, —
сказал Сергей Васильевич, хлопая по носу сво-
его беспородного пса прочитанной газетой. Пес
пытался стащить с журнального столика объем-
ный «Main kampf», к чтению которого хозяин со-
бирался приступить перед сном.
— Плохая книжка?! Не твоего собачьего ума
дело! Вот прочитаю, а тебе не расскажу. Иди,
бандит, догрызай своего Маркса…
Сергей Васильевич, переваривая прочитанное,
рассуждал в слух:
Власть, насилие — страх! Страх — власть,
насилие! Армия, тюрьма — воля к власти.
Ничего нового без поправок на время.
У Сергея Васильевича за плечами были
и армия, и тюрьма — год под следствием
в СИЗО за «незаконную предпринимательскую
деятельность». Армию он отслужил достойно
на китайской границе, правда хлебнул стари-
ковщины, да и командиры были не ангелами.
Ломали его крутой нрав долго и болезненно,
но через полгода пришёл «вкус к службе», как
любил говаривать старый капитан, когда-то
бывший майором и пониженный в звании за
«аморалку». О его слабости к женскому роду
ходили легенды. Но запоминался он служи-
вым крепким ударом в сопровождении нраво-
учительных изречений армейской философии.
При встрече новобранцев он сразу же давал
установки: «Запомните и зарубите на лбу, сала-
ги! Я здесь вам и отец, и мамка, и судья, и про-
курор!» Мало кто понимал сразу, что реально
кроется за этими словами. И рядовой Сергей
Васильевич Волжанин не сразу хотел призна-
вать в одном лице весь институт семьи и пра-
восудия. Но отработанная веками система вос-
питания молодого бойца за несколько месяцев
«поставила мозги на место» и абортировала
способность к излишнему философствованию
и вольнодумству.
Вернувшись из армии в восьмидесятом году,
двадцатилетний Сергей сразу же пошел на под-
готовительные курсы для поступления в ин-
ститут. В восемьдесят шестом он уже обмы-
вал диплом инженера на кухне однокомнатной
квартиры вместе с мамой и младшей сестрой.
Мать гордилась сыном, ведь это был первый
человек в их семействе, кто получил высшее
образование. Тем более каких трудов ей стои-
ло, оставшейся одной с десятилетним сыном
и пятилетней дочерью после гибели мужа тя-
нуть груз всех тягот воспитания и физического
выживания. Абсолютно поседевшая мать, не
переставая утирать слезы радости и горечи,
гладила портрет мужа, трагически погибшего
в автокатастрофе, говорила Сергею, что он бы
гордился сыном и завтра она обязательно пое-
дет на могилу отца и расскажет ему об успехе
сына.
Сергей целовал мамины руки и старался про-
глотить подкативший комок слез к горлу. Он
вдруг почувствовал ответственность за буду-
щее своей матери и сестры, которая постоянно
186
стесняется своей немодной и дешевой одежды.
И он сам постоянно ощущал на себе нищету их
семейного быта. И вынужден был после перво-
го курса института перейти на вечернее отделе-
ние, чтобы иметь возможность подрабатывать,
а после третьего перешел на заочное отделение,
устроившись работать на завод. Мать часто бо-
лела, а её зарплаты сборщика часов на конвейере
едва хватало на еду.
Вот именно теперь, сейчас он почувствовал
себя Отцом и Хозяином их маленького государ-
ства. Он допил бокал сухого вина, обнял мать
и сестру и произнес фразу, которая станет деви-
зом его жизни: «Ничего, родные, мы обязательно
будем жить достойно. Это я вам обещаю!»
Как начать жить достойно Сергей еще не знал,
но видел, как некоторые его друзья и знакомые,
прочувствовав дух начавшихся реформ, делали
свои немалые деньги в кооперативах. Сергей
очень рассчитывал на диплом инженера электро-
техника и хорошее место на своем заводе. Через
два месяца уже не Серега, а Сергей Васильевич
сидел в небольшом кабинете инженера, достав-
шемся ему в наследство от ушедшего на пенсию
«сталиниста» Макара Ивановича, перенесшего
инфаркт на «почве реформ», так подшучивали
молодые специалисты, вдыхающие пьянящий
воздух перемен.
Должность инженера не принесла ожидаемо-
го благополучия, так как завод, специализирую-
щийся на выпуске электромоторов, резко снизил
свой план, а точнее, почти исчезли заказы от
«оборонки», которые и давали основной хлеб.
Исчезли премии, бесплатные путевки, работа
в выходные. Но три года, проведенные в систе-
ме управления, и небольшая власть дали первый
серьезный багаж знаний.
На дворе было лето одна тысяча девятьсот во-
семьдесят девятого года. В кабинет Сергея Ва-
сильевича ввалился его институтский знакомый
Леня Гурвич:
— Серега! Сколько лет! Я от Новикова уз-
нал, что ты здесь. Мы же с тобой почти соседи.
У меня тут рядом радиомастерская. Ну, расска-
зывай, как живешь.
Нескладный и сильно пополневший Гурвич
шлепнулся на стул, вытирая носовым платком
свою потную лысину.
«Тридцать лет, а уже лысый», — подумал Сер-
гей Васильевич. Но он уже знал, что лысина —
это далеко не признак ума. Хотя Гурвич в инсти-
туте отличался особой пронырливостью и ухи-
трялся сдавать все хвосты никому неведомым
способом. А хвостов у него всегда хватало,
так как он уже тогда делал деньги на турецких
шмотках и китайской радиоаппаратуре, про-
падая даже в дни экзаменов и зачётов. А отно-
шения у них завязались после того, как Леня
попросил Сергея помочь ему с курсовыми и при
этом подарил крутую американскую авторучку,
которая оказалась дешёвой китайской поддел-
кой. Сергей затем постоянно помогал Гурвичу,
тот в благодарность доставал «почти даром»
турецкий и китайский ширпотреб, в основном
по заказу взрослеющей сестры, красотой кото-
рой восхищался и невзрачный Леня.
— Ну, во-первых, привет, — Сергей Василье-
вич протянул руку Гурвичу, пожимая его мягкую
и потную ладонь.
— Совсем замотался, даже руку подать забы-
ваю, — как бы извиняясь, сказал Гурвич.
— Хвастаться нечем. Дышим на ладан.
— Я знаю, — перебил его Гурвич, — у меня
тут родственник работает в снабжении, Михаил
Левинов, ты его должен знать, вы тут на него мо-
литесь. Я к тебе по делу, Серега. Тут наклевыва-
ется хороший бизнес.
Ты, я помню, хорошо рубил в радиоэлектро-
нике и собирал сам разные штучки. Мне сейчас
позарез нужен такой человек. У тебя работа за-
кончилась, пошли в кафешке потолкуем.
Гуревич привел Сергея в недавно открытое
кафе, где все блестело и официанты улыбались
с порога.
— Я угощаю! — громко и с расстановкой
произнёс Гуревич, доставая кошелёк с нарочито
торчащими из него сотенными купюрами.
— Представляешь, Серега, проезжаю сегод-
ня возле Румянцевского садика, а там черносо-
тенцы из «Памяти» митингуют. И все в один го-
лос кричат: «Бей жидов, спасай Россию!» Я бы
этих сук вешал, мало им нашей еврейской кро-
вушки, пролитой во Второй мировой! Ты часом
не стал антисемитом? А то теперь это модно во
всём евреев винить!
— Я, Леонид, от евреев ничего плохого не
видел. Но в последнее время мой интернацио-
нализм дал трещину. У нас в доме хачики по-
селились, так житья нет от их наглости и всё
загадили.
— Эти, Сережа, гадят не больше чем рус-
ские, а вот наглые — это точно! У моего стар-
шего брата чуть дочь не изнасиловали, благо
мужик вступился, так они его ножом пырнули
и бежать. Мужик остался инвалидом, Семён
ему в благодарность телевизор цветной пода-
рил. Ну да ладно о грустном, давай-ка выпьем
за встречу и поговорим о деле. Денежки, день-
жищи, Сережа, надо делать! Времена халявные
наступают, капитализм, может, и не построим,
но своё урвём.
— Какой капитализм, Леня? — сделав гло-
ток коньяка, сдавленным голосом произнёс
Сергей. — Разве коммуняки откажутся от своих
марксистских идеалов?
— А их, Сережа, и спрашивать не будут. Вот
увидишь, что скоро будет. Ты, главное, толь-
ко с ума не сойди от предстоящих перемен. Но
это всё политика. Я тебе потом дам кое-что по-
читать для просветления. А пока слушай сюда.
Помнишь, ты в свое время собирал разные ради-
оштучки: приемники, передатчики, подслушки,
радиостанции. Но это все была детская забава,
чтобы веселить и разыгрывать знакомых. Сей-
час на все эти игрушки есть спрос у взрослых
и солидных дядь и теть. Кто-то жену хочет по-
слушать, кто-то мужа, кто-то коллегу по работе.
Ну, ты понимаешь. Только делать эти штуковины
надо на хорошем уровне и в хорошей упаковке.
Я тебе говорил, что у меня своя частная радио-
мастерская, но собирать эти приборы там я не
могу. Мало ли проверка, да и людишки не очень
надежные.
Я тебя обеспечиваю радиодеталями, схемами,
зарубежными образцами, необходимой радиоап-
паратурой. Твоя задача подобрать отечественные
аналоги радиодеталей, так как их детали доро-
гие, да и доставать сложно, но твоя основная за-
дача заниматься добротной сборкой.
По моим расчетём, за одну неделю ты бу-
дешь зарабатывать свой месячный инженерский
оклад. А когда дело поставишь на поток, доход
утроится. С заказами проблем не будет.
Я знаю, что ты живешь на служебной пло-
щади в коммуналке. Там, естественно, рабо-
тать будет невозможно. У меня дядька уехал на
историческую родину, продал моему отцу свою
кооперативную двухкомнатную квартиру на
проспекте Космонавтов, а отец подарил её мне.
Я живу на Невском в хоромах у своей невесты,
на Новый год назначили свадьбу. На Космонав-
тов квартира пустует. Ты переедешь жить в неё:
в одной комнате оборудуешь мастерскую, в дру-
гой будешь жить. Баб можешь водить сколько
угодно, но держи язык за зубами. Давай по рукам
и за дело.
Пока Гурвич наполнял рюмки, Сергей быстро
оценил ситуацию и понял, что это его шанс на-
чать жить достойно, и его обещание матери и се-
стре может исполниться.
— Я согласен!
Сергей взял рюмку и чокнулся с Гурвичем.
— Я был уверен, Серж, что ты не дурак и от
такого дела не откажешься.
— Лёнь, а как насчёт законности всех этих
прибамбасов? — Закон, Серж, для слабых.
У меня отец адвокат, будущий зять в прокурату-
ре работает. Если что прикроют и вытащат.
Я к тебе завтра утром подъеду на машине,
у нас два дня выходных, и за это время переедем
на Космонавтов. Ты собери свои вещички, ме-
бель там есть, и к тому же чешская, будешь жить
как барин.
Ну, пошли. Вперёд к вершинам и мечтам, мой
друг! — похлопывая по плечу Сергея, с пафосом
и театрально произнес Гурвич.
Всё шло по плану, и через две недели Сергей
уже сидел в своей оборудованной мастерской,
склонившись над радиосхемами. По совету Гур-
вича он взял на работе отпуск, чтобы быть уве-
ренным, что дело верное, а затем уже и уволиться.
Сергей Васильевич любил тепло, поэтому
когда он начал строить свою дачу, в первую оче-
редь позаботился о камине. Он подолгу мог смо-
треть на горящие дрова, впадая в некий транс,
близкий к нирване.
В этот момент он почти ни о чём не думал,
на огне как бы сгорали все его мысли и превра-
щались в легкую тепловую волну, которая едва
просматривается на язычках пламени. Сейчас
он старался не думать о своей новой должности
начальника штаба по выборам. Его в это дело
втянул старый приятель, который решил попро-
бовать свои силы на выборах в Законодательное
собрание города. «Ну, какой из него депутат, —
размышлял Сергей Васильевич, — всю жизнь
занимался строительством, сейчас имеет свое
АОЗТ и ремонтирует квартиры под так называ-
емый «евростандарт».
Почему хороший ремонт называют «евро-
стандартом» Сергей Васильевич не мог понять,
ведь культура строительства в России была не
хуже европейской, а иногда и лучше, достаточно
посмотреть на старые дома и квартиры, строили
на века.
Телефонный звонок ударил по нервам, и все
системы и подсистемы здорового организма
Сергея Васильевича пришли в рабочее состоя-
ние, готовые к стрессам и перегрузкам.
— Валера, ты не дёргайся, — низким басом
успокаивал своего шефа начальник штаба, —
политолога я тебе уже нашёл, программу сде-
лаем за неделю. Фотограф подъедет к тебе зав-
тра к двенадцати и сделает из тебя приличного
человека. Ну ладно ты, не обижайся, у тебя
лицо не хуже твоих конкурентов, дело даже не
в лице, а в его выражении. Я тебя вечером найду.
Не забудь сразу рассчитаться с фотографом, он
из известных богемных чудиков и меньше ста
долларов не возьмёт. Насчет организации бани
и девочек для директора общежития ты меня не
соблазняй. Я знаю, что у него триста голосов, но
отдых ему пусть организуют твои качки, а цену
он уже выставил — пять баксов за голос.
Платить я ему буду только после подсчёта
голосов. И вообще, Валера, меньше трепись на
эти темы по телефону. Не смеши меня, какая
фирма тебе гарантировала «конфиденциаль-
ность» твоего радиотелефона. А я тебе говорю,
что эти трубки прослушивал ещё десять лет
тому назад. Политолога я тебе предоставлю че-
рез день, надо ещё о нём навести справки. Будь
здоров! Не увлекайся выпивкой и держи фор-
му! Давай! Пока!
Насчет политолога Сергей Васильевич
соврал, он ещё не определился в этой своре
проходимцев, требующих себе тысячи долла-
ров за консультацию. Но ему сегодня в штабе
дали газету и порекомендовали прочесть ста-
тью о психологии власти какого-то публи-
циста из национал-патриотов и обратить на
него внимание с целью привлечения к работе
на выборах.
Сергею Васильевичу статья понравилась, чув-
ствовалась в этом писаке некая свежесть и утон-
чённость. Сергей Васильевич достал блокнот
и записал: «Найти Бурова и предложить порабо-
тать в штабе».
На чтение книги уже не было сил. Но ещё
надо было выгулять пса, который достался ему
в наследство от строителей дачи, приютивших
его из жалости и приспособивших для охраны
стройматериалов. Пса строители назвали Лор-
дом из-за его надменности и особого собачье-
го достоинства, несмотря на полную неясность
его породы. В нём что-то было от немецкой
овчарки и что-то от лайки. Сергей Васильевич
к нему привязался и оставил у себя на правах
друга.
Сергей Васильевич накинул на себя теплую
кожаную куртку и вышел на улицу, Лорд знал,
что это делается ради него, и благодарно лизнул
руку хозяину. Внезапно пёс рванулся с места
и с лаем подбежал к огромному тополю, кото-
рый рос в пяти метрах от крыльца дома. Раздал-
ся испуганный женский голос: «Уберите собаку!
Она меня покусает!»
— Лорд! Ко мне!
Пёс послушно прижался к ноге, выражая своё
негодование рычанием.
— Мадам, что вы здесь делаете? — тихим го-
лосом произнес Сергей Васильевич.
— Тише! Не выдайте меня.
В это время по дороге на медленной скорости
проехал джип. Сергей Васильевич сразу узнал
машину сына прокурора, прославившегося сво-
ими загулами.
Из-за дерева вышла девушка в дубленке
и джинсах на вид лет шестнадцати.
— Меня зовут Юля! А вас?
— Сергей. А для вас, наверное, Сергей Васи-
льевич.
— Неужели вы такой старый? — с улыбкой
спросила девушка.
— Наверное, не моложе твоего папы, —
с иронией ответил Сергей Васильевич.
— А мой папа не такой уж и старый, — еще
с большей иронией ответила девушка.
— Тогда заходите в дом и расскажите, что вы
у меня искали?
Когда девушка оказалась в освещенной ком-
нате, Сергей Васильевич убедился, что ей не бо-
лее семнадцати. У неё были большие серые глаза
с авантюрным огоньком, светло-русые волосы до
плеч и симпатичное юное лицо. Она сама сняла
дубленку и подала её Сергею Васильевичу, затем
также уверено принялась расшнуровывать свои
лаковые ботинки. Сергей Васильевич достал за-
пасные тапки и пошёл на кухню ставить чайник.
Юля появилась на кухне с широкой улыбкой,
но смущённой. Видимо, она не знала, как вести
себя дальше.
— Присаживайтесь. Будем пить чай.
— Вы меня извините, но у меня было безвы-
ходное положение. Этот урод Вадик, мы с ним
сегодня познакомились на дискотеке, повез меня
к себе на дачу, а по дороге захватил своего прия-
теля. Из разговора я поняла, что я буду одна, а их
двое. Вот я и сбежала, попросившись отлить.
Увидела у вас свет и рванула к вашему дому.
— Вы извините, забыл, как зовут?
— Юля!
— Вы, Юля, зря испугались. Вадик голубой,
или, как сейчас говорит ваше поколение, гей, так
что вас он брал для друга, а не для себя.
— Он, что сутенёр?
— Нет. Он студент юрфака и сын прокурора
одного из районов города. Он просто очень лю-
бит своего друга, а тот неравнодушен и к жен-
щинам, и к мужчинам. А точнее, возбуждается
на женщинах.
— Я про такое читала.
— А сколько вам лет, милая девушка?
— Завтра будет восемнадцать.
— И что же это вы ищете приключений пе-
ред днём совершеннолетия. Родители, небось с
ума сходят, ища вас?
— Родителей нет в городе. Они у меня в веч-
ных разъездах. Сейчас помогают каким-то чур-
кам выживать.
— А кто они по профессии?
— Докторишки. Мама хирург, папа тоже.
— А вы на кого учитесь?
— В первый мед экзамены завалила, при-
шлось в медучилище идти. Но на следующий
год обязательно поступлю в институт. Иначе мне
не жить, наша династия меня съест. Ведь у нас
все врачи, чуть ли не с прадедушки.
— Время сейчас, Юля, половина двенадца-
того ночи. Я вас везти домой не собираюсь. До
города по такой дороге мне час пилить. Поэ-
тому вы отзвонитесь родственникам, пусть
кто-нибудь за вами заедет, коль уж так случи-
лось. Вот чай, вот клубничное варенье. Пейте,
не стесняйтесь, и я вам составлю компанию,
слаб к варенью.
В глубине души Сергею Васильевичу не хо-
телось, чтобы это милое создание покинуло его
именно сейчас. За последнее время он одичал
в своей выборной суматохе и забыл радость
общения с людьми, которые бы разговаривали
обычным языком без цифр и политических фраз.
Он себя поймал на том, что присутствие этой
юной девицы его волнует как мужчину. И он, от-
хлебывая чай, себя ругал за непозволительную
слабость. Ведь его дочери было тринадцать лет.
И он бы должен проявить чисто отцовские чув-
ства к этой девушке, а в действительности он их
имитировал.
Чай пили почти в полном молчании, на
фоне музыки, доносящейся из радиоприемника
в спальне.
— А можно я у вас переночую? — внезапно
спросила Юля.
— Место есть. Но ты все равно позвони.
— Я не хочу пугать бабулю. Машины у неё
нет, и везти меня некому. Брату пятнадцать лет,
и сейчас он наверняка в своем дурацком интер-
нете. Скоро рехнётся от этой виртуальной реаль-
ности.
— Ладно, оставайся. Подъём в семь утра.
Я тебе постелю у камина, там теплее.
— И вы не будете меня поить вином и со-
блазнять, рассказывая героические и жалостли-
вые истории?
— Нет, не буду, — с расстановкой произнёс
Сергей Васильевич, широко улыбаясь непо-
средственности девушки, уже претендующей на
женщину.
— Я, кстати, уже давно не девушка, и у меня
был свой парень.
— Юля, ты мне в дочери годишься. Я, конеч-
но, не святой, но вот так сразу не привык, я ещё
из той эпохи, когда девушкам писали стихи и по-
долгу ухаживали.
— Вы симпатичный солидный мужчина,
в расцвете сил, как Карлсон, и не прибедняйтесь.
Вы просто боитесь обременить себя лишними
проблемами и живёте по принципу, как бы чего
не вышло. Я про таких людей читала и видела
в кино.
— Юля, не пытайтесь меня разозлить. Завтра
вам будет восемнадцать лет, и мы обсудим эту
тему.
— Ха, вы боитесь сесть за развращение несо-
вершеннолетней. Скажите просто, что я вам не
нравлюсь.
— Ты мне нравишься. Закроем эту тему,
у меня завтра много работы.
— Ладно, извините, Сергей Васильевич, дей-
ствительно пора бай-бай, — наигранно с инто-
нациями маленькой девочки завершила разговор
Юля, поставив свою чашку из-под чая в чашку
хозяина дома.
В восемь часов утра Юля уже сидела в ма-
шине Сергея Васильевича, который в такт сво-
им мыслям вел автомобиль. Чем быстрей в его
мозгу рождался план действий на сегодняшний
загруженный день, тем сильней он давил на газ.
— Сергей Васильевич, почему у вас такая
хилая машина? Дача дорогая, а вы в старой
«восьмёрке», как мелкий челночник. Несолид-
но! — охрипшим голосом протараторила Юля.
— Ну, во-первых, ты уже простыла и надо
лечиться. Во-вторых, дача мне обошлась в два
раза дешевле, чем кажется. В-третьих, я не так
богат, чтобы купить новую машину, и вообще
я привязываюсь к старым вещам.
— Сергей Васильевич, а вы фашист?
— Из чего это ты сделала такой вывод?
— А я видела у вас книгу Гитлера на столе.
— Мне дали её почитать. Мне это необходи-
мо по работе.
— А что у вас за работа такая?
— Я помогаю приятелю на выборах. А Гит-
лер, как известно, умел выигрывать выборы, вот
я и решил поучиться.
Сергей Васильевич солгал. Он давно хотел
почитать этот запретный бестселлер, который
своим тиражом превзошел Библию. Он взял
его у знакомого сотрудника милиции, который
работает в «полиции нравов» и обязан изымать
подобную литературу. Недавно они изъяли у од-
ного продавца книг с десяток «Майн Кампфа»,
теперь его читают все, включая и начальство.
Самым удивительным оказалось, что Юля
жила в том же доме на проспекте Космонав-
тов, в котором располагалась подпольная ма-
стерская Гурвича, в которой Сергей отработал
почти пять лет, не зная выходных и отпуска. За-
работанного хватило, чтобы начать своё дело,
вернее продолжить дело Лёни Гурвича. Лёня
подался за отцом на историческую родину, ско-
лотив состояние. На Лёню работала не одна
подобная мастерская, а спрос на их продукцию
был огромен, пока не появились конкуренты.
Сергея устраивали постоянные заказчики, их
было не очень много, но достаточно для того,
чтобы жить, не думая о завтрашнем дне. Лёня,
слизав сливки, предпочёл вложить деньги «в
более надёжной стране». Больше Сергей его
не видел, только однажды получил открытку
с видом Иерусалима, в которой Лёня корявым
почерком поздравил Сергея «С Днём обрезания
господня». Сергей, к своему удивлению, узнал,
что это христианский праздник.
— Надо же, когда-то мы с вами, Юля, были
соседями. Я жил в этом же доме, только в сосед-
нем подъезде.
— А где вы живёте сейчас?
— На Измайловском проспекте.
— Неплохое место.
— Мне нравится.
— Может, телефончик дадите, — ехидно
спросил юный чертёнок.
— Нет, не дам.
— Честно говоря, мне не хочется домой.
— О катании со мной не может быть и речи.
У меня много дел.
— Но у меня сегодня день рождения! У вас
нет желания поздравить девушку, которая к вам
уже неравнодушна.
Серые глаза капризничающей совершенно-
летней посмотрели в голубые глаза сорокалетне-
го Сергея Васильевича, которому очень захоте-
лось стать Сергеем, Серёжей…
— Ладно, через восемь часов я освобожусь.
Встречаемся на этом месте, нет, вот там кафе,
справа за домом, в нём ровно в пять.
— Василич, я тебя уважаю!
Сергей опьянел от её объятия и мокрого поце-
луя в край губ. Он ещё долго сидел, наслаждаясь
головокружением и ожившим сердцем, глядя,
как идёт к своему подъезду Юля, аккуратно сту-
пая на грешную землю города.
«Неужели это и есть “седина в бороду, бес
в ребро”, и меня это не миновало. А может, и хо-
рошо, что не миновало. Я ведь не сам искал это-
го приключения. Случай, а случай это ниточки
судьбы, и пусть будет так, как будет. Господи,
как хорошо!»…
Неожиданно и к большой радости Сергея
приятель решил отказаться от идеи выдвигать
свою кандидатуру в депутаты.
— Не знаю, что тебя, Валера, заставило отка-
заться от выборов, но я этому рад. Мне честно не
очень хотелось заниматься этим грязным делом,
да и денег твоих жалко. Ведь даже по скромным
подсчётам нам это кресло городского уровня об-
ходилось в двести тысяч долларов.
— Зря радуешься, дружище. Я решил идти
на выборы в Госдуму.
— Ты сбрендил!
— Шутка. Всё проще. Как выяснилось, мой
любимый сынок наркоман!
— Откуда выяснилось?
— Добрые люди сообщили из конкурирую-
щей фирмы. Пообещали «придать гласности»
если не сниму свою кандидатуру. Вот так, Серё-
жа, растишь, душу вкладываешь. Ведь следил!
Когда успел? — огромное тело бывшего спор-
тсмена и заслуженного строителя дрожало от
внутреннего напряжения, которое он пытался
скрыть, размерено шагая по кабинету.
— Ты уверен, что тебя не дурят?
— Я уже поговорил с сынком, с этим суки-
ным… сукой! Час назад переписал завещание.
Ничего этому ублюдку не достанется! Не для
этого я надрывался и рисковал, чтобы эти обдол-
банные пидормоты моё протрахивали.
Здесь меня, Серёжа, уже ничего не держит.
Слава Богу, жена не дожила до этого позора.
Я решил уехать из этого гнилого города. Поеду
к себе на родину, в Сибирь. У меня там младшие
брат и сестра, помогу хоть их детям встать на
ноги, коль моя ветвь гнилой оказалась.
Извини меня, что спутал тебе планы. Знаю,
что денег из рук не взял бы, поэтому перевёл
тебе на сберкнижку за хлопоты.
— Как счёт узнал?
— В наше время это не проблема. Наше
ли это время?! Пойду, напьюсь. Давай вместе
в баньку, пригласим ребят, устроим мальчишник.
— Извини, не хочу. Ты же не завтра уезжа-
ешь. Ещё выпьем.
— Ладно, я позвоню, встретимся. Прости за
откровенность, ты бы всё равно узнал. Так луч-
ше от меня. Эх, вези меня, извозчик, по гулкой
мостовой…
Сергею было жалко этого сибирского мужи-
ка. Он не мог бы назвать его другом, но вполне
надёжным приятелем считал.
До встречи с Юлей оставалось ещё три часа.
Сергей решил пообедать, затем заняться поис-
ком подарка.
Что подарить восемнадцатилетней девушке,
Сергей не знал. Кроме букета роз и коробки кон-
фет ничего не шло в голову. После долгих раз-
думий список пополнился томиком стихов Цве-
таевой.
В кафе было пусто.
Юля, поступая как настоящая женщина,
опоздала на двадцать минут. У неё была новая
причёска, превратившая её волосы до плеч
в короткую стрижку с чёлкой. В светло-ру-
сых волосах поблескивала синевой маленькая
заколка, без какой-либо функциональной не-
обходимости. Чёрная шерстяная кофта обле-
гала её маленькую грудь и удивительно тон-
кую талию. Темно-синие вельветовые брюки
как влитые сидели на её ровненьких ножках.
Она стояла перед Сергеем, накручивая на па-
лец тоненькую золотую цепочку с зодиаком
водолея.
— Так, Сергей Васильевич, шампанского на
столе я не вижу и цветов тоже. Как-то совсем не
празднично. Вы скупердяй? Или не воспринима-
ете меня серьёзно?
— Я не заказывал шампанского, потому что
не был точно уверен, что ты придёшь. А цветы,
пожалуйста, вот, — он достал большой букет.
— Розы! Мне ещё никто не дарил розы. Все
экономят. Я уже таю. Можно, сяду? Нет, снача-
ла поцелуемся, — она чмокнула в губы Сергея
и быстро присела, положив цветы на столик, —
а теперь шампанского!
— Я недавно прочитал мысль одного поэта,
что семья — это когда ты отдашь жизнь за неё,
она за тебя; в конкретном и широком смысле
слова. Всё остальное — временное сожитель-
ство. Что думаешь об этом?
Они разговаривали, как давно знакомые люди,
не стесняясь неловких подробностей. Со сторо-
ны их можно было принять за близких родствен-
ников. Захмелев, она называла его Сережей, а он
её солнышком. Через три часа они уже были на
даче…
С годами вы можете потерять интерес и вкус
ко всему в силу пресыщения. Но даже для само-
го растлённого и уставшего существа красота
человека и животных остаётся волнующей.
шему
Юля как появилась внезапно в жизни Сергея,
внезапно и вышла из неё. Она утром попросила
отвезти её в Пулково для встречи возвращаю-
щихся родителей. Обещала позвонить. Сергей
часто проверял, работает ли телефон. Но шли
дни и недели, а звонка не было. В Сергее даже
зашевелились подростковые чувства обиды
и светлой печали.
Выгуливая собаку, прислонившись к тополю,
из-за которого впервые появилась Юля, Сергей
Васильевич улыбался.
«Ведь придумала она свой день рождения.
Придумала, чертовка! А я-то, старый дурак.»
В планах хозяина дома уже давно было жела-
ние спилить опасный тополь, но руки не дохо-
дили. Теперь тополю случаем уготована судьба
жить до естественной смерти. Правда, сильно
кронированному — помолодевшему…