Глава 2. Страшный суд

(понедельник 14:00, пять суток до Дня вакцинации)

В полумраке подвала было тихо. Только где-то в дальнем углу размеренно и монотонно отбивала свой ритм капающая вода. И этот едва слышный, но непрекращающийся звук больше всего нервировал Олега, хотя, надо сказать, что для волнения у него сейчас имелись причины и посерьезнее.
«Вот интересно, когда же мне станет страшно?» — подумал Олег, почему-то не испытывающий ни малейшего чувства страха. Вместо этого на него накатило какое-то совершенно неуместное в данной ситуации состояние азарта.
Кузнецов сидел на стуле, со связанными за спиной руками и с кляпом во рту. Судя по неприятному запаху, в качестве кляпа использовался его собственный носовой платок. Людей, сидящих напротив, пленник совсем не видел. Только их силуэты чернели на фоне грязного, слепого окошка, светившего в глаза из-под потолка подвала.
— Ну здравствуй, Олежек, — затянувшуюся тишину прервал наконец негромкий, приятный и хорошо знакомый Кузнецову голос секретаря антиваксеров, услышав который, пленник невольно вытянулся на стуле. Ведь все члены партии прекрасно знали, что их формальный глава, Максим Львов, носящий гордую кличку «Троцкий», числился лишь номинальным руководителем мятежных антиваксеров. А настоящим лидером и вдохновителем партии был ее секретарь, скрывающийся под псевдонимом «Иван Иванович», который и обратился сейчас к Олегу.
— Мммммм, — вежливо промычал в ответ Кузнецов, выпучив глаза от усердия.
— Ох, ироды! — притворно всплеснул руками Иван Иванович, — вы зачем-же живому человеку кляп в рот засунули, быстро вытащите!
Только сейчас пленник понял, что у него за спиной кто-то стоит. Невидимый кто-то тут же выдернул кляп и жить сразу стало легче и веселее. А Олег невольно подумал про себя, что обязательно спросит дома у матери, почему она так редко стирает его носовой платок. Хотя до дома надо еще добраться…
— Здравствуйте, — повторил Олег.
— А ты герой, Олежек, — восхитился его собеседник, — у меня аж сердце в пятки уходило, когда ты карабкался на памятник! А какую ты пламенную речь сверху толкнул! Загляденье!
Кузнецов приосанился, ведь слышать такие лестные слова от Ивана Ивановича в любом случае было очень приятно.
— Но вот незадача, Олежек, — развел руками секретарь, — прямо сверху по пожарной лестнице тебя спустили в полицейскую машину и увезли в отделение.
Тут, словно от летаргического сна, очнулся один из силуэтов справа от пленника. Им оказался Востриков, худой, длинный, нескладного вида мужчина, кандидат наук, доцент местного филиала областного университета, всю свою сознательную жизнь, выступавший против всех и вся, и наконец удачно нашедший себя в компании мятежных антиваксеров.
— Сатрапы! Ублюдки! Подонки! —закричал он, подпрыгивая и костеря на все лады полицейских. Впрочем, одного косого взгляда Ивана Ивановича хватило, чтобы Востриков заткнулся, но не перестал скакать на стуле, вновь переживая про себя трагические события вчерашнего дня.
— А в отделении полиции, Олежек, тебя ожидали только два варианта, — невозмутимо продолжал секретарь, — либо получить пятнадцать суток и подметать сейчас площадь вокруг памятника этим долбаным вакцинаторам, вместе с остальными задержанными, либо уколоться и выйти на свободу, предав оставшихся в застенке товарищей. А ты на свободе… — и тут Иван Иванович добродушно улыбнулся и опять развел руками.
Олег вдруг почувствовал, как силуэты, внешне сидящие неподвижно, начали наплывать на него, тянуть к нему руки, угрожающе шептать и насвистывать. Но Кузнецов не испугался — это было частью игры, в которую он сейчас играл, и в которой он просто обязан выиграть! А в голове услужливо всплыли слова, сказанные вчера следователем: «Они будут ждать, что ты начнешь оправдываться, уверять их в своей невиновности. А ты просто сиди и молчи!»
Поэтому Олег так и делал — он спокойно смотрел на силуэты и молчал. И его невозмутимость выбила из колеи даже самого Ивана Ивановича. Но ненадолго, конечно.
— А ты знаешь, Олежек, как легко можно выявить вакцинированного предателя? — спросил коварный секретарь, и сам же себе ответил. — Инъекционный пистолет оставляет едва заметный след от укола на груди человека. И профессиональный врач без труда обнаружит этот след!
Силуэты утробно заворчали, предвкушая скорую расправу над отступником.
— Мария Петровна! — сказал Иван Иванович голосом циркового конферансье и сделал жест, которым обычно фокусники достают зайцев из цилиндра.
Один из силуэтов тотчас-же кинулся вперед с диким воплем. На сцену вышла, а точнее вылетела Мария Петровна Шпицрутен, бывший врач-терапевт Шахтинской городской больницы, старушка лет шестидесяти. С самого начала пандемии она в штыки приняла обязательную вакцинацию и организовала у себя на работе подпольную группировку по введению пациентам дистиллированной воды под видом Спутника V, и по выдаче поддельных сертификатов. Ее преступная деятельность процветала несколько месяцев, но в один не очень прекрасный день Мария Петровна сослепу перепутала ампулы и вместо воды вкатила полусотне человек слабительное. Этот день стал днем ее краха, ведь в искренней ненависти к старой врачихе сплотились и взбешенные обманом вакцинаторы, и незадачливые антиваксеры, испытавшие после укола массу интереснейших впечатлений в самое неподходящее время. Старушку с позором выперли из больницы, и она едва не сделалась изгоем, однако ее пригрел у себя в партии Иван Иванович, справедливо рассудивший, что опытный врач в хозяйстве лишним не будет, как бы он и не обделался на работе.
Человек, стоящий сзади, сделал шаг вперед и в руке у него блеснул фонарик, луч которого впился Олегу в грудь. Мария Петровна Шпицрутен, продолжая вопить, разорвала на пленнике рубашку и, вооружившись огромной лупой, начала тщательно изучать его обнаженный торс. Кузнецову было щекотно и немного смешно.
Обследование затянулось. Вопли Марии Петровны как-то сами собой вскоре затихли. По нетерпеливому шевелению силуэтов стало ясно, что они рассчитывали на быстрый и однозначный исход осмотра. Но старушка, лихорадочно дыша, лишь водила и водила лупой по груди Олега, однако так и не выносила свой неумолимый приговор.
Наконец терпение иссякло даже у невозмутимого Ивана Ивановича.
— Ну как у Вас дела Мария Петровна, след нашли? — спросил он.
Та оторвалась от связанного пациента и растерянно развела руками. Партийная этика не позволяла ей врать товарищам.
— Я ничего не вижу… — честно призналась она.
А в голове Олега в этот момент закружились барабанчики игрового автомата, выкидывая три топора. Фоном к ним звучал хорошо поставленный голос крупье, тьфу ты, майора Антонова конечно:
«Нам поступили пистолеты нового поколения, конвекционного действия. Они не оставляют след, а просто создают облако вокруг человека, через которое прививка попадает внутрь.»
«Как химтрейлы? Как вакцина с самолетов?», — спросил голос Олега.
Голос следователя-крупье промолчал, и это было красноречивее любого признания.
Молчал и секретарь партии. Он явно рассчитывал на совершенно иной результат осмотра, однако быстро взял себя в руки и спокойно сказал:
— Ну, объясни нам тогда, Олежек, как ты вышел на свободу?
И тут Олег понял, что схватка практически выиграна. И ровным голосом начал говорить:
— Мою личность в полиции установили мгновенно. На меня там, оказывается, даже заведено дело, где вся моя биография расписана! Вплоть до того, что я за прогулы уволен. Ну а сам допрос оказался очень коротким. Я ведь никаких партийных секретов не знаю. Поэтому следователь сразу предложил мне вакцинироваться и выйти на свободу…
Кузнецов замолчал, вновь переживая тот драматический момент.
— Ублюдки, какие они все же подонки! — опять заголосил Востриков со своего стула.
— Предложил мне вакцинироваться, а взамен погасить мои кредиты, миллион четыреста…
Доцент заткнулся на полуслове, выхватил из кармана телефон и начал что-то лихорадочно считать на нем.
— Но я отказался. — устало сказал Олег. — Предать товарищей за миллион? Да я потом в зеркало смотреться не смог бы!
— Так почему же тебя отпустили? — повторил ничего не понимающий секретарь.
— В кармане посмотрите, там лежит приговор…
Иван Иванович сделал знак, и человек, стоящий за спиной пленника, сунул руку в карман разорванной рубашки, вытащив оттуда какую-то бумагу. Он протянул ее вперед вместе с фонариком. Секретарь включил свет и стал изучать документ. Казалось, что его подсвеченное лицо отдельно от туловища парило в темноте, производя довольно жуткое, и одновременно весьма забавное впечатление. Наконец Иван Иванович оторвался от бумаги, выключил фонарик и посмотрел на Олега.
— Ничего не понимаю. Тебя приговорили к пятнадцати суткам принудительных работ. Но почему ты сейчас не в камере?
— В полиции мне приказали срезать с памятника все монтажные скобы, чтобы на него никто больше не смог подняться, — ответил Олег, — но только я один знаю, где они расположены, сам их когда-то приваривал. Сегодня утром в суде мне вынесли приговор, а с завтрашнего дня я начну отбывать наказание. Ну а за то, что я срежу скобы, после окончания принудительных работ буду уходить домой, а не торчать ночью в камере.
— Сегодня скобы срежешь, а завтра грудь под вакцину подставишь? — завопила Мария Петровна, оглядываясь на доцента в надежде получить у него поддержку.
Востриков, однако, молчал и продолжал торопливо нажимать на кнопки телефона.
— Я и не знал ничего об этих скобах, еще удивлялся вчера, как ты умудрился забраться наверх? — задумчиво сказал Иван Иванович. — А ведь знай мы такой расклад, могли бы в День вакцинации спокойно подняться на памятник и повесить на нем флаг антиваксеров. Но теперь этого уже не сделать.
— Скобы приварены ко всем трем фигурам, они так хитро расположены, что их и не найти, если не знаешь, где искать, — объяснил Олег, — а я срежу скобы лишь с центральной статуи, с той, на которую сам залазил. И если понадобится, мы всегда сможем забраться на памятник по боковым фигурам.
Силуэты возбужденно зашумели, но секретарь поднял руку и в подвале мгновенно воцарилась тишина. Только дурацкая вода в углу продолжала капать, раздражая пленника. Однако, самое страшное оказалось уже позади. Все прошло так, как и предсказывал следователь.
— Развяжите его, — скомандовал Иван Иванович, и Олега тут же освободили от веревок.
Теперь можно было подумать и о разговоре с матерью насчет носового платка.