Глава 3. Заря коммунизма

(вторник, 21:30, четверо суток до Дня вакцинации)

В полумраке пустынной, расположенной на самом краю Шахтинска улицы, с нежным и совсем не подходящим для нее названием Весенняя, было тихо. И днем то по этим глухим окраинам ходить лишний раз не стоило, а вечером подобное развлечение порадовало бы только самоубийц. Андрей Николаевич Бабушкин, главный редактор газеты «Заря коммунизма», стоял у окна своей убогой однокомнатной хрущевки и с ненавистью смотрел вниз, на хорошо знакомую и давно опостылевшую ему улицу. Он почти полвека прожил на Весенней, и поэтому, как никто иной, прекрасно понимал всю ее провинциальную убогость и безнадежную тоску. Выжить здесь могли лишь люди подобные его соседу снизу, который почти каждый день с утра и до ночи беспробудно пил, да выяснял отношения с собутыльниками. А Бабушкин тем временем перевел взгляд на далекие неоновые огни Центра, так сильно манящие к себе, и так презрительно отталкивающие его своим холодным сиянием. Ведь Андрей Николаевич давно мечтал жить среди тех неоновых огней, но увы, мечта его была несбыточной.
Много лет Бабушкин работал в местной газете «Заря коммунизма», которую по какому-то странному стечению обстоятельств до сих пор не переименовали в «Городскую газету» или хотя бы в «Вестник капитализма». И Андрей Николаевич прекрасно понимал, почему так вышло — о существовании газеты все просто забыли. Ведь жители Шахтинска искренне думали, что «Заря коммунизма» угасла еще в прошлом веке, хотя в городском бюджете ежегодно закладывалась статья на ее содержание. Деньги, впрочем, выделяли мизерные. Газета уже несколько лет не печаталась на бумаге, а существовала лишь в виде электронного бюллетеня городской администрации.
За долгие годы работы Андрей Николаевич в полной мере ощутил на себе правдивость услышанной им когда-то очень давно фразы — «проще всего двигаться вперед, сидя на месте». По мере того, как хирела газета, а из ее редакции бежали люди, Бабушкин медленно, но верно шагал вверх по карьерной лестнице, занимая постепенно освобождающиеся места. И в конце концов, он из рядового корреспондента дорос до главного редактора. Правда к тому моменту в газете, кроме Андрея Николаевича, никого уже не осталось. Поэтому Бабушкин, словно многорукий Шива, был в одном лице и верстальщиком, и корректором, и выпускающим редактором, а порой даже и уборщицей производственных помещений. В итоге власти города продали опустевшее здание редакции, а самого Бабушкина спихнули в старинный купеческий особняк, занимаемый управлением образования, выделив ему там малюсенький кабинет.
Но все в одночасье изменила Пандемия! Великое противостояние вакцинаторов и антиваксеров вдруг разбудило спящий многие годы талант Бабушкина. Он записался на прием к Главе администрации Шахтинска, Евгению Васильевичу Соловьеву и, зайдя к тому в кабинет, сходу бросил:
 — Хотите довести процент привитых граждан до восьмидесяти?
Глава устало посмотрел на Андрея Николаевича, поморщился, а потом сказал:
— Старый ты хрен, да хоть бы до пятидесяти дотянуться, я тогда в одних трусах на Площади торжеств калинку-малинку спляшу! Иди отсюда, и без тебя тошно!
Они с Бабушкиным знали друг друга давно, поэтому Соловьев мог себе позволить в разговоре с редактором не сдерживаться.
Однако Андрей Николаевич никуда не ушел и даже не сел. Он подошел к Евгению Васильевичу поближе, и начал говорить…
Через полчаса в кабинет Главы на срочное совещание вызвали всех его заместителей, начальника городской полиции и даже вечно занятого главного бухгалтера.
А уже на следующее утро весь город был завален экстренным выпуском газеты «Заря коммунизма», напечатанным за ночь тиражом в тридцать тысяч экземпляров (такое огромное количество пришлось срочно заказывать аж в Новосибирске, подключив все мыслимые и немыслимые связи Соловьева). Газету в придачу к картошке выдавали бабки на рынках, она лежала на прилавках всех местных магазинов, инспекторы ГИБДД, задержав очередного нарушителя правил, отпускали его с миром, подарив несколько экземпляров Зари, а полиция, по указанию своего начальника, полковника Котова, объехала все злачные места, и распространила там не менее тысячи газет. И даже сумрачные уроженцы юга, продавая подгнившие персики, чуть ли не каждый купленный у них фрукт заворачивали в отдельную газету. Так выходило дешевле, чем в течение сорока восьми часов депортироваться на родину, как им пообещали в управлении миграции, если они не раздадут покупателям полученный тираж.
На первой полосе «Зари коммунизма» восемнадцатым кеглем была напечатана передовица Андрея Николаевича. Называлась она «ДОКОЛЕ?!!!». Живым народным языком Бабушкин в своей статье ловко объявил виновными в навалившейся на страну Пандемии американцев с англичанами, жидомасонов, мировое правительство и сторонников плоской земли, умело надавив на целевую аудиторию, до сих пор слепо верящую печатному слову, и в то же время самую активную — на городских пенсионеров.
Подавляющее большинство людей старшего поколения, увидев новый выпуск до боли знакомой им с детства «Зари коммунизма», ощутили шок прежде всего от того, что эта газета вообще до сих пор существует. А после осознания такого невероятного факта, все напечатанное в ней уже не могло восприниматься иначе как непреложная правда, или солнце, внезапно взошедшее из-за туч.
А заключалась Правда в том, что у настоящего Патриота, желающего счастья и процветания своей Родине, было лишь два пути — либо вакцинироваться и тем самым выстоять в смертельной борьбе с врагами, либо вступить в ряды презренных антиваксеров и продать страну своре подлых американцев, мировому правительству и прочим сторонникам полетов на Луну. То есть никакого выбора по сути дела и не было, да и не могло быть!
И началась Война! «Заря коммунизма», ведомая умелой рукой Бабушкина, ежедневно выпускала как программные статьи, призывающие к вакцинации, так и короткие истории из жизни шахтинцев, которые бесстрашно прививались, а после этого немедленно находили клад, выплачивали ипотеку за две недели и становились успешными бизнесменами. Тут же публиковались заметки и о людях, поверивших во вред прививок. Они после нескольких дней, проведенных в страшных мучениях (уволили с работы, поднялся процент по ипотеке, сдохла любимая крыса и пр.), как правило умирали. Андрей Николаевич трудился без устали. Он даже не сразу заметил свое значительно поправившееся материальное положение. Тираж рос, газета успешно продавалась, и как-то вечером Бабушкин, случайно открыл на телефоне Сбер, а потом минут десять в шоке смотрел на цифру своего зарплатного счета, не веря собственным глазам. До него вдруг дошло, что максимум через полгода его голубая несбыточная мечта — квартира в неоновом Центре — станет реальностью. И он впервые за много лет напился.
Газета вместе с ее главным редактором процветала. А штат редакции, для которой пришлось арендовать приличное офисное здание в центре города, наполнился молодыми расторопными людьми, ведь в одиночку такой объем работ Бабушкин уже не вывозил. Но тут совсем некстати у Андрея Николаевича случилась нелепая и дурацкая размолвка с Главой по поводу Дня вакцинации. И после нее молодые расторопные люди взяли всю работу по выпуску газеты на себя, полностью оттеснив Бабушкина от руководства. В итоге, хоть формально он и оставался главным редактором «Зари коммунизма», но фактически ничего теперь не решал, не писал и не делал.
Впрочем, мавр и так уже с блеском сделал свое дело. К моменту его отлучения от газеты почти все пенсионеры Шахтинска, кроме особо упертых, успели привиться сами, и принудили к этому своих младших родственников. В ход шли абсолютно все, даже весьма грязные методы (исподволь рекламируемые Андреем Николаевичем в его вроде-бы невинных на первый взгляд статейках) — и обещания лишить наследства, и угрозы выписать с занимаемой площади или потерять коляску с внуком по дороге в детсад, и предложения купить огород в тридцать соток и полностью засадить его картошкой, и многое другое… В итоге, через три месяца после начала кампании в городе было привито восемьдесят шесть процентов жителей. А партия антиваксеров, до недавнего времени всецело владеющая умами шахтинцев и успешно противостоящая поголовной вакцинации, потерпела сокрушительное поражение.
Андрей Николаевич, продолжающий стоять у окна, очнулся, наконец, от внезапно нахлынувших воспоминаний и с грустью вгляделся в манящие неоновые огни Центра, которые, увы, вновь стали для него несбыточными. Опечаленный редактор не обращал ни малейшего внимания на двух мужчин, стоявших на улице напротив его дома. А между тем, они пришли сюда, чтобы убить Бабушкина.