Глава пятнадцатая

          Мы ждали приезда Ирины. Решено было поселить ее в гостиной, больше негде. С утра я занялась уборкой, Юра мне помогал, но в основном ходил по гостиной со стойким запахом химии, - Галина с антисептиками перестаралась, пришлось открыть все окна и двери.
      Спрашивается, зачем   включил компьютер и еще оправдывался,  что случайно нажал пуск, не думал ни о чем, просто так, неосознанно. 
        В процессоре не оказалось жесткого диска, кто-то вытащил, не Сережа, если не хотел совершить самоубийство. Вытащить мог любой, я почему-то подумала на Павла. Сережа переписывался с ним, что-то заказывал, когда Павел бывал в Москве.  Я предлагала освоить  интернет – магазины, можно купить все, зачем напрягать другого, но он меня не слушал.
        Когда Нина приезжала, Павел тоже помогал ей получать деньги от Диего, напрямую посылать нельзя, потому что наш полуостров под санкциями.

       От химии кружилась голова, не спасали открытые окна и двери, зато нас услышала Нина.

                - Что за шум?
                - Компьютер пустой, кто-то побывал в нем.         
                -  Это правда? Все пропало? Как же так? Кому это нужно? Никто раньше не догадался включить его? Почему?
                -  Кто-то догадался, - пошутил Юра, шутка дошла не сразу.  - Вот вам неопровержимый факт в пользу убийства, - сказал Юра.

        (Позже мы узнали, что Тернов не забыл, даже просмотрел все документы, включая почту, ничего подозрительного не нашел.  Знала только Вера. Я возмутилась, мало ли что могли подкинуть, лезть без свидетелей в чужой компьютер нельзя, разве так делают, почему я об этом не знаю.  «Зачем? – удивилась она, - Я знаю и достаточно»).

                - Начинается, сколько можно, Сергей с кем-то встречался, причем тут компьютер, зачем вешать убийство на нас?  Ты хочешь сказать, что убийца  заметает следы? Какие? Как это ты представляешь? Допустим, Галина, зачем ей компьютер? Или мне? Зачем нам переписываться, если я полгода живу за стенкой?

      Нина истерила, я боялась, что прибежит Галина, следом Вера, начнется такое,  поэтому вмешалась: 
                -  Компьютером пользовалась я. Да я, Сережа разрешал. Мы так договорились. Письма от читателей  приходили на его почту, пароль не знаю, да мне и не надо. Он был моим цензором, в хорошем смысле, просматривал и оставлял только положительные отзывы. Вам непонятно? Потому что вы не пишите. Недоброжелателей много, а я расстраиваюсь.
                - Узнаю Сережу, его идея, как же, он защищает жену от неприятностей, себя не защитил. Как же, Тиночка такая беспомощная, каждый ее может обидеть. – Нина чуть не рыдала.      

         Я хотела пошутить: для чего тогда муж, но не решилась.

                - Что будем делать? – спросил Юра. – Звонить Тернову?
                - Пусть твоя жена звонит, такой подарок для нее, - Нина села на диван и занялась своим телефоном.

      Неловкая сцена, я старалась на  Юру не смотреть.  Чтобы занять себя, полезла в стол Сергея, выгребла  из верхнего ящика  хлам, в основном записи на клочках, обрывки из отрывков,  Нина зевнула и удалилась. Как-то призналась мне, что бумажные записи приводят ее в тоскливое состояние, как все, что связано со старостью. Для нее напечатанные и написанные тексты ассоциируются с далеким прошлым. К чтению книг ее так и не приучили.

        Юра наблюдал за мной, а мне хотелось, чтобы он ушел, но нет, ходил по комнате, и смотрел, что я делаю.  Следил или охранял? Никто никому не доверяет.

         В боковых ящиках был порядок, знакомая толстая папка с конспектами  студенческих времен. Бывали вечера, особо ценимые мной, когда Сергей доставал тетрадь с лекциями, и мы погружались в мир литературы.
         
        По старой студенческой и потом преподавательской привычке он тезисно записывал многое из того, что читал, скачивая из интернета, продолжал конспектировать, хотя и клялся, что никогда не будет преподавать, - неблагодарная работа, к тому же невысоко оплачивается.
      Я просмотрела все папки, старые тетради, отдельные листы, пожелтевшие от времени. Перед тем, как закрыть нижний ящик,  провела рукой и в глубине  нащупала файл с пятью листами, написанными от руки. Это не сплошной текст, а отдельные записи, написанные в разное время, но не так давно. Писать он не любил, только по необходимости, разные заявления, договоры и прочее, без этого иногда не обойтись. И еще записывал, если что-то  сильно волновало, во времена литературных вечеров  читал.

                - Что-то нашла? Документы?
                - Нет, записи, вроде дневника.
      
       Он мне мешал, лучше бы ушел. Я медлила, он понял.
               
                - Читай, ухожу. - Поцелуй в губы отозвался желанием, но не здесь и не сейчас.

        Я пробежала глазами страницу в поисках своего имени, не нашла, что-то в духе патриотизма, перечитала:

          «Если все молодые снимутся с места, подобно птицам, и потянутся в испании,  что будет с нашей историей, что будет с нашей страной.  Кому мы нужны со своей наивной верой в то, что стараемся для будущего поколения».

         Был и другой Сережа, который говорил, что все надоело, бросил бы  и укатил в ту страну, где никто никого не достает, гуляешь по проспектам, паркам, и никому до тебя нет дела. И тебе тоже. И так хорошо на душе.
      
       Четырнадцатый год, весна, все на подъеме, Сергей не похож на себя. Обычно полусонно - отстраненный, он стал одним из самых активных участников событий, дежурил у въезда в город, все ждали укров. Я не ожидала от него такого патриотизма.

          Дух патриотизма взыграл с новой силой в восемнадцатом году, в то лето мы много говорили о загранице и предателях, уехавших из России.
          Предательницей Сергей назвал Нину. Был скандал, потом Нина нервно курила и говорила мне, что он не прав, после четырнадцатого года она приезжала получать российский паспорт и думала вернуться. Соглашалась с ним, что дочь должна впитывать нашу культуру.  Что помешало? Она сказала, что надо подумать, нельзя лишать Милану отца.

          В девятнадцатом году, когда Милана пошла в школу. Нина мне написала, что окончательно, остается в Испании. Надо  определяться, нельзя так жить, она подумала и сделала выбор. Сергею не нравится, но пусть он приедет и посмотрит сам, как они живут.

       Приезжал раньше, в тринадцатом, когда легко было попасть в Испанию, сказал, что живут тесно, тогда Диего только начал работать управляющим гостиницей,  мечтают накопить на дом. Пусть копят, до старости еще далеко.

    Нина не вникала в дела Диего, он не настаивал, все также пылко любил, такой чувствительный, но лучше бы чаще занимались сексом.
      Сестра звонила нам из Барселоны, Сергей спрашивал, неужели это окончательное решение?

        Вера была на стороне Нины, и делала все, чтобы споры перевести в мирное русло. Юра тоже защищал Нину,  сбежал бы отсюда, но его нигде не ждут. Ждут, но не там, где бы он хотел.

      В  тот летний вечер, мы сидели в саду, Милана что-то лепетала по-испански, понимал ее только Тимур. Нина прекрасно выглядела: загорелая, в красно-черном сарафане, обнаженные  плечи, высокая прическа, в руках веер, - настоящая испанка. Сидела в кресле, держа спину, по-царски, как умела только она, и с легкой улыбкой слушала Сергея.

                - Если мы разбежимся, страна распадется,  - говорил он, нервно двигая руками, на всякий случай я убрала  хрустальный фужер.
                - Ужасный ужас, - проговорил Юра, - кто ж  это позволит. Или ты думаешь, что мир держится на нашей Нине?
                - Не до шуток, Нина не одна, у нее дочь, уже двое, а если посчитать всех, кто, как она, предпочел заграницу? – Он сурово смотрел на нас. – Вы на чьей  стороне? -  Я пожала плечами, Вера покачала головой. – Копылов, может, ты за меня?

      Галина восхищенно смотрела на него, откровенно любовалась, я подумала, не влюбилась ли наша Золушка в моего мужа? Она тоже женщина. Почувствовала мой пристальный взгляд и заговорила срывающимся голосом:

                - Я патриотка своей родины, я жизнь за нее отдам, но Нина пусть живет там.

                - Мудрено сказано. Можешь объяснить подробнее?
                - Там ей легче жить. Я за то, чтобы здесь оставались одни патриоты, и мы построим такую жизнь, весь мир нам будет завидовать. Милана вырастет и приедет сюда. И Нина тоже. Славяне должны жить на своей земле. А пока пусть остается там.
                - Такого не будет никогда, - усмехнулся Сергей, - то, что мы построим, понравится только нам.

      Стало тихо, после паузы заговорила Вера:

                - Представляю, что вы построите. А, вообще-то, Сережа, отстань от Нины, человек не хочет.

        Когда я вспоминаю ту сцену, ловлю себя на том, что думаю о Сергее как о возможном убийце. В голове путается.

          
         «С возрастом перспективы карьерного роста, высоких зарплат нерадужные.  Прогресс выбивает почву из-под ног, чувствуешь, что задержался на этом свете.  Дорога к благоденствию сужается, скоро останется микроскопическая щель, игольное ушко, чем дальше, тем хуже, мое поколение ждет одинокая нищая старость, что страшнее смерти. Защиты ждать неоткуда, ни от молодых, ни от государства. Молодые не понимают, как дожить до таких лет и ничего не накопить.
         Своей медлительностью и неловкостью ты всех раздражаешь, тебе место на свалке, копошиться и подбирать куски и одежду. Холодно, голодно и безнадежно». 

       Я почувствовала сквозняк, закрыла дверь, поискала, что бы накинуть на голые плечи, нашла рубашку, серую в черную клетку, Сережа любил сочетание серого и черного.
         Такого Сергея я не знала, не подозревала,  что он боялся нищей старости. Боялся и делал все, чтобы скорее потратить деньги. Какая-то патология, ненормальность, надо было обратиться к психологу. Или обращался? Домашний психолог всегда рядом.
    Для кого он писал? Кому адресован этот текст?

      «Свалилось богатство, я и не представлял всей крутизны брата, его авторитет поражал, его дела мне были не по силам. Никто меня не обманывал  благодаря брату, но я поспешил все распродать, пока до его конкурентов не дошло, что я далеко не брат. Со временем убедился, как был прав.
        Меня бы давно разорили чиновники, гоголевские типажи, в открытую наживаются на всем,  что финансируется государством, на что спускаются деньги. Строят хатынки в заповедниках и не боятся за свои миллионы. Здесь жить они не будут, заработают на хатынках и  улетят на самолетах подальше от родных границ.
      Будем милосердными, будем за всех  переживать –  лексикон Тины, озабоченной моралью. Кругом воруют, но она не станет, не опустится, ей не нужно, для этого есть я».
 
     .  Про чиновников  показалось наивно, зачем бесконечно повторять одно и то же. Интернет забит этими историями, но если постоянно читать, привяжется. Написано от души, но все это мало  похоже на умного Сережу.    Мнение обо мне  известно, я считала, что оно несправедливо, спорила с ним, но сейчас, когда Сережи не стало, почувствовала его обиду, он был одинок со мной.

         «Мир меняется катастрофически в сторону подстав и провокаций, кто умнее и изобретательнее, тот победитель. На кону – жизнь.
         Мой мир тоже изменился со смертью брата, но я вышел из «игры»,  отпала необходимость зарабатывать, сбылись мечты детства –  сплошные удовольствия.   Думал продолжить образование, может, написать что-нибудь, но знания выветриваются из головы со скоростью  выпадения неукоренившихся зубов – имплантов…
      Город праздного человека не тот, что из окна маршрутки на работу и с работы».
          
        .  Мне казалось, что круг интересов последних лет определялся нашей усадьбой. Закрыл калитку и отрезал все, что не нужно для жизни. Он сам говорил не раз, что далек от всего, связанного с властью, в городе или стране, и мне  не советовал лезть в политику. Политика? Этот вид деятельности недалеко ушел от инстинктов, уж лучше секс.  Где политика, там крутятся большие деньги. Их не зарабатывают, их берут за то, что нормальный человек, понимающий, что такое хорошо, а что такое плохо,  за деньги «забывает» об этом. Дороже всего стоит подлость.

          И вдруг этот текст: все воры, включая Сергея, но исключая меня.  Когда он был под гипнозом? Той незабываемой весной или сейчас?
               
    Он казался счастливым, у него была семья и много свободного времени. Что скажешь, Тина? Спроси себя прямо:  знал ли он, что жена ему изменяет? Нет, не знал и даже не догадывался.  Хочется надеяться, что это так.

    Как случилось, что я изменила Сергею? Обида накапливалась по мелочи. Значит, я не была влюблена в Юру? Это другое? Чушь, из-за ревности к Жанне я потеряла голову, а потом стала вспоминать обиды, чтобы себя оправдать.

         Любовь дает силу, ясность мысли, понимание, за что бороться: тут белые, а там красные, - и бесстрашие.
          Я  легко переступила через его первый брак, нарисовав портрет мегеры, как иначе, бросают только их, из тех, кто любит поджимать губы и шипеть: «Идиот! Дурак!» по любому поводу, даже если муж уронил на пол чашку.

       Казалось, Сергей создал такую жизнь, о какой мечтал, ничто его раздражало, разве что мысль, что когда-то все это кончится, по естественной причине. Лежал бы себе на диване, читал классику, но он стал раздражаться по пустякам. Мы перестали разговаривать. Ничего не происходило, а мне все труднее было входить в творческое состояние. Никто не мешает, сиди – пиши, но я отвлекалась, тоже стала смотреть фильмы, слушала музыку.

      Время меняет все,  Сергей тоже  заметно менялся, неожиданно заговорил о деньгах, стал интересоваться ценами, возмущался, как это так, постоянно ползут вверх. Все растет в цене. Странная закономерность: с прогрессом растет цена. Кому нужен прогресс, который не облегчает, наоборот, усложняет жизнь. По этой причине он продолжал пользоваться кнопочным телефоном. Деньги таяли,  он не трогал, как говорил, основной капитал, тратил проценты, то, что набегало сверху, но не стало хватать,  залез в кубышку, раз, второй, остановиться невозможно.

      Он злился, но траты росли. Я жаловалась Копыловым, что Сергей бывает невыносимым.

                - Страх нищеты?  Не верю, - сказала  Вера, - вы еще молоды бояться. Скорее потери комфорта.
                - Верунь, нелогично, любой страх – дискомфорт. Лежишь сытый на диване и боишься, какой тут комфорт.

     Юра завел ее, и она долго говорила о внешнем комфорте и внутреннем состоянии, а я думала, за кого она нас принимает.

      Если не надо ходить на работу, служить – по мнению Юры, то многое перестает быть важным. Завтраки и обеды затягиваются, спешить некуда, начинает одолевать скука.
       С приездами Нины Сергей молодел, становился оживленным, но в этом году с ней тоже пошло не так.

        Запрет не выходить из дома был кстати, наконец мы отстали от него, не тянем в центр, прогуляться по Приморскому бульвару, посидеть в кафешке, посмотреть на людей, поехать за город, снять домик на выходные, побродить по лесу, горам и прочие подобные радости.
 
    Мы отдалялись,  разбежались по разным этажам,  о многом перестали говорить, как у постели смертельно больного. И не выясняли отношений, наш брак этого не выдержал бы.

     Но ведь он помогал мне как мог. Он, не я ему, Нина права. Что я могла, да еще приходилось отбиваться от недоброжелателей.  До того, как  Сергей предложил себя в роли цензора, я каждый день  получала изрядную порцию оскорбительных эпитетов. Не хватало силы воли не читать их.
       Что ты, Тинуся,  троллей мало, совсем, один – два в неделю, в месяц, мои ответки их усмирили.
      
         В начале нашего романа, узнав, что я пишу, он пошутил: «У каждого есть слабости, будем с ними считаться».  Моих произведений не читал, я не читала то, что нравилось ему, поле общих интересов сужалось.