Правильное путешествие

  С хозяевами Кеше, конечно, повезло, они его любили.
На кошачьей выставке, где продавали котят, он был похож на крупную моль, жалкий и нелепый, и на него никто не смотрел. 
С растопыренными и трясущимися от голода и страха лапками он гортанно, не по-кошачьи  кричал из последних сил, чтобы кто-нибудь заметил, что он еще живой.
Он был самый младший в помете, старшие братья и сестры все время отпихивали его от сладких маминых сосков, в питомнике к лотку с едой тоже было не пробиться. Владелец питомника по ошибке забраковал его, и поэтому не обращал на него никакого внимания.
 С каждым днем он слабел, жить двухнедельному сиамскому котенку оставалось совсем не много, но ему повезло, ведь никто не знает, отчего происходит везение, может быть, кошка-мама этого хотела.
Когда светловолосая молодая женщина взяла его мягкие теплые руки, он намертво вцепился в ее шелковую блузку  и завопил еще громче.
- Не бойся, маленький, не плачь, сейчас я тебя накормлю, - пообещала она и вправду накормила.
Есть из пипетки он не умел, поэтому, сначала кашлял и давился, но потом приноровился и жадно пил теплое молоко, пока та не убрала бутылочку.
- Сразу много нельзя, а то животик заболит, - пояснила Тата, так хозяйку окликнули на выставке, и, завернув его в старую пуховую шаль, положила за пазуху, в глубину очаровательной замшевой курточки.
Всем известна волшебная сила старых пуховых шалей, в дырках и потертостях  зашифровано тайное пожелание тепла, добра и исцеления, многие люди это знают и никогда их не выбрасывают.
А самое надежное и безопасное место во вселенной – это, конечно, хозяйкина «запазуха», потому что всего прекраснее в человеке то, что недоступно зрению.
Назвали его Кешей, Иннокентием, что в переводе с латинского означает - невинность, а невинность существа, как однажды сказал писатель и философ Альтер Камю, есть полная приспособленность к миру, в котором он живет.
Кешина приспособленность выражалась в полном контроле окружающего мира, например, что едят хозяева, чтобы вовремя определить, какое блюдо из их трапезы пригодно для него.
Он вставал на задние лапы, упираясь передними в хозяйские колени, вытягивался в струнку и вдумчиво внюхивался изящным носом в дразнящие запахи, его всегда угощали всем тем, что ему хотелось.
Так, он научился есть полезную для здоровья пшенную кашу с тыквой и со сливками, креветки, корнишоны и зеленые оливки, которые особенно любил.
Чтобы научиться кошачьим привычкам, в дом была приглашена на некоторое время пожилая и строгая кошка Юся, которая учила его лакать из блюдца, умываться, вылизываться, пользоваться туалетом и другим полезным вещам. 
Юся воспитывалась в строгой немецкой семье и не терпела возражений, поэтому могла дать ему подзатыльник, если Кеша не слушался.
- Красота требует не жертв, а здоровья и опрятности, хозяйка тебя вылизывать не будет, - поучала Юся и для солидности добавляла, -  шнель, шнель.
Когда Кеша подрос, его стали ненадолго оставлять в квартире одного, он уже не вопил от страха, а солидно обходил квартиру, проверяя все ли в порядке, потому что, уходя, хозяева всегда говорили:
- Оставляем тебя за старшего, -  и ему приходилось следить за всем.
Когда они уезжали надолго, то всегда брали его с собой в замечательном переносном домике, который хозяин привез из заграницы. Внутри домика было все настоящее - окошко, теплый клетчатый плед, перинка и мягкая подушка. 
Кеша любил свой домик, и даже когда они никуда не ехали, с удовольствием иногда спал в нем, уютно свернувшись клубочком, и смотрел из окошка на книжный шкаф.
     В этот раз хозяйка очень волновалась перед поездкой, им предстояло ехать в поезде одним почти сутки к тетушке на юбилей.
Тата не любила ездить одна, но что делать, хозяин был в командировке, а у водителя Толи рожала жена.
Тетушка, которую хозяйка очень любила, жила в неудобном географическом месте, и чтобы не делать изрядный крюк, пришлось ехать на узловую станцию небольшого городка.
Но они все-таки собрались и поехали вдвоем.
- Самое главное, все делать по правилам, тогда и проблем не будет, - рассуждала Тата, советуясь с Кешей, который был согласен с этим, - тогда это будет безопасное и правильное путешествие.
Таксист им попался веселый, он всю дорогу смотрел на хозяйку и улыбался, но доехали без приключений.
  На вокзале пахло чем-то противно-химическим, зато на стенах были замечательные картинки- плакаты, на одном по крыше вагона бежали трое косоглазых мужчин в черных тужурках с длинными утиными носами и больших черных кепках.
Прямо по вагону шла надпись: «бегать по крышам вагонов строго запрещается», но те все равно бежали, азартно и свысока поглядывая на оставшихся внизу пассажиров.
На другой картинке человек в черной ватной фуфайке и шапке ушанке с вытаращенными круглыми глазами и носом картошкой настырно смотрел из-под вагона, не смотря на строгую надпись «лазить под вагонами опасно для жизни».
На третьей картинке была нарисована девочка с желтыми волосами, розовым ротиком и длинными опущенными ресницами. Она смирно лежала поперек рельсов, держа в руке портфельчик, похожий на те, с которыми ходят на службу новоиспеченные менеджеры.
На вид девочке было лет десять, а может быть и все сорок, под картинкой шла надпись: «знала девочка прекрасно, на путях играть опасно».
Видимых повреждений на девочке не было, но, приглядевшись повнимательнее,  к ее миловидности, становилось ясно, что девочка бегала по крышам вагонов и под ними, играла на путях, пила на лавочке пиво и, утомившись, прилегла отдохнуть.
Проходившие мимо станции поезда терпеливо пережидали ее кратковременный отдых, только могучие тети, торговавшие пуховыми шалями, неодобрительно посматривали на все вокруг и на нее тоже.
Кеша уютно сидел  в своем походном домике, с интересом наблюдая за происходящими событиями в зале ожидания, комментируя происходящее специфическими звуками.
Вообще, как все «сиамцы», Кеша был разговорчив до чрезвычайности, слова заменялись междометиями, но  с такими тонкими интонациями, что даже посторонний человек все понимал.
 В торце зала ожидания помешался письменный стол, за которым сидела нафуфыренная дама в железнодорожной форме с карандашом в руке.  Проем письменного стола был занавешен плакатом «год семьи», желтоволосые члены семьи высокомерно и белозубо улыбались. В другом конце зала ожидания беспокойной стайкой кучковались чумазые и не бритые личности.
Время от времени они начинали шуметь, как осенние гуси и железнодорожная дама строго и звонко постукивала карандашом по столу, и те ненадолго успокаивались. Еще по залу прохаживался щеголевато, по местным меркам, одетый мужчина, с похожим на грозовую тучу синяком под глазом. По слухам это был опальный ухажер нафуфыренной железнодорожницы,  время от времени он подходил к даме за столом  и спрашивал:
- Ну, что, чума?
Никакой чумы (тяжелая и даже смертельная болезнь, между прочим) у нее не было, она не блевала,  и пена изо рта у нее не шла, напротив вид у нее был бодрый и сдержанно оживленный.
Дама поднимала правую бровь и, посмотрев в сторону, опускала ее, давая понять, что она при исполнении, и время отвечать на интимные приветствия, еще не настало.
В зал ожидания вошел высокий господин в белом костюме и белых лаковых штиблетах, его появление чуть всколыхнуло утомленную ожиданием публику.
Человек в белом остановился перед нафуфыренной железнодорожной дамой и стал пристально ее рассматривать.
- Отойдите, мужчина, вы загораживаете мне обзор, - нейтральным дикторским голосом произнесла железнодорожная дама.
- Да, я мужчина, и к тому же я – гендер, уважаемая Алла Борисовна, а это значит, что я мужчина плюс, на простом народном языке  мужчинистый мужчина, - на форменном кителе дамы красовался солидный бейджик «старший дежурный Чумакова Алла Борисовна».
Взгляд мужчины в белом был строг и печален. От трехдневной щетины, которую Алла Борисовна считала признаком моральной неустойчивости, веяло неутоленной страстью, локоны цвета раздавленной жужелицы завершали романтический облик необычного пассажира.
- Олигарх!  Фамилия опять же еврейская – Гендер. Интересно все-таки, почему все олигархи евреи - подумала Алла Чумакова, ей стало неожиданно радостно, но она не подала вида.
- Что Чума, на олигархов перешла? – спросил опальный щеголь, завершив очередной круг.
- У меня на олигархов аллергия, - усмехнулась дежурная Чумакова и подняла бровь.
Тетеньки, обвешанные шалями, которые они продавали круглосуточно, незаметно встали неправильным  полукругом, слегка расставив ноги и выпятив животы, чтобы удобнее было наблюдать дальнейшее развитие сюжета. 
 На их озабоченных толстых лицах было одобрение и мятежные мысли о том, как классно быть занозой в чьей-то заднице.
Опальный хахель,  из солидарности к хорошо знакомой вокзальной публике, тоже примкнул к наблюдающим, и от нараставшего интереса без задней мысли чесался во всех, недозволенных на людях местах.
Публика негромко переговаривалась, известно, что от частого употребления непристойные выражения смягчаются..., возможно, они были суровым отражением их жизни
Остро пахло дракой, но как всегда, все хорошее заканчивается быстро, как, например, деньги.
По радио угрожающе объявили о посадке в поезд, мужчина в белом пылко сжал пальцы старшей дежурной, дружелюбно улыбнулся разочарованной публике и быстро вышел на перрон, где тяжело вздрагивал и дергался поезд.
Ничего интересного больше не было, и Кеша был рад, что они, наконец, сели в вагон и поехали. 
 В купе был только один пассажир на нижней полке, а верхние были пустые, потому что хозяйка купила на них билеты, Кеша любил простор.
На нижней полке сидел упитанный гражданин в расшитой крестиком полотняной сорочке, крупная круглая голова была подстрижена под «каре».  Роскошные запорожские усы, переходящие в аккуратную бороду вместе с «каре»  имели стальной крейсерный цвет, но на вид были шелковисты и так искусно переходили одно в другое, что совершенно невозможно было определить их границы.  Стальные волосы выглядели монолитом, а рта и вовсе не было видно.
- Здравствуйте, - сытым баском поприветствовал их гражданин, и там, где должен быть рот волосы подозрительно зашевелились, как трава у мышиной норы.
- Здравствуйте, нас вот двое, но мы постараемся вас не беспокоить. Меня зовут Татьяна, а это сиамский кот Кеша, он очень добрый, это, знаете ли, полукровки, иногда, бывают агрессивные, а он чистопородный сиамец, победитель многих международных выставок…, он очень добрый…
В подтверждении своих добрых намерений Кеша издал первобытный гортанный клич «оауэ» и гражданин несколько отпрянул к окну.
- Это он  немного нервничает из-за смены обстановки, - пролепетала хозяйка  и стала застилать постель.
Кеша не торопясь вышел из дорожного контейнера на казенную   постель и сел, как и положено добропорядочным котам, описав хвостом круг, и уставился сапфировыми глазами на попутчика.
- Впервые вижу такие глаза у кошек, - удивился попутчик, волосы в районе его рта затрепетали, на мгновение мелькнула дырка, похожая на мышиную нору после дождя.
Кеша припал грудью к казенному одеялу, а зад у него заходил ходуном в предвкушении охоты.
- Нельзя! – быстро отреагировала бдительная хозяйка, – это у дяди рот.
Она выхватила из сумки морковь, сунула ее в руки попутчику и скомандовала:
- Откусите, пожалуйста, и съешьте, чтобы он убедился, что там у вас не нора. Морковь очень полезна и в ней мало калорий.
Пассажир, мало понимая, что происходит послушно схрумкал морковку.
- Вот видишь, Кеша, у него там рот, так же, как у меня, просто у человека такие замечательные усы.
Попутчик расцвел невидимой улыбкой, а Кеша равнодушно зевнул и для блезира погонялся немного за хвостом, чтобы рассеять беспочвенные подозрения.  Затем он грациозно прыгнул на соседнюю полку и непринужденно прилег, положив шею на ногу попутчику, и закрыл глаза. Попутчик недоуменно уставился на хозяйку:
- Это он вам доверяет, - охотно пояснила та, и пассажир робко погладил Кешу за ухом.
- У-ах, - томно протянул Кеша, изображая неземное блаженство,
в купе воцарилась дружественная и мирная обстановка почти домашнего быта, в атмосфере которой хозяйка окончательно познакомилась с попутчиком.
- Рюрик Аскольдович, лингвист, занимаюсь фольклором - прижав к груди пухлую руку, отрекомендовался попутчик. Езжу по России матушке, по ее весям, собираю фольклор, преподаю соответствующий предмет в педагогическом университете.
- Ах, какое у вас необычное имя, - просюсюкала хозяйка.
- Да, у нас в семье… - закатил глазки Рюрик и замер.
Кеша, решив окончательно завершить процедуру доверия, перебрался за его согнутые колени и устроился там, как в окопе, прижавшись щекой к пухлому задку попутчика.
- Он редко к кому так относится, Кеша очень хорошо чувствует людей, и вы ему понравились, - успокоила фольклориста хозяйка.
Рюрик Аскольдович растроганно посмотрел на хозяйку, и от полной разнеженности, поделился с ней подозрениями, что экология на грани разрушения, а человечество подходит к опасному пределу в использовании природных ресурсов.
- Я много путешествую и все вижу, все вижу, - скорбно сообщил фольклорист, хозяйка согласилась, и оба уютно засопели в казенные комковатые подушки.
Кеша тихо проскользнул в полуоткрытую дверь, в коридоре никого не было, около титана с кипятком монотонно, как старая стиральная машина, бурчала проводница. Из соседнего купе вышла девочка лет четырех-пяти, они посмотрели с Кешей друг на друга тем взглядом, когда и без слов бывает все понятно. Девочка присела на корточки и стала его гладить против шерстки, как это умеют делать только дети, потом двумя руками начала тискать и месить как тесто его тугое тело.
- Ксюша, не трогай кошку, это же сиамская, они злые, еще набросится…, - толстая тетенька в коротких полосатых штанишках высунулась из купе.
- Ну что вы! Это кот Кеша, он очень добрый, никогда в жизни даже курицу не обидел, а курица его, - подоспела Кешина хозяйка.
Но тетенька в полосатых штанишках недоверчиво хмыкнула и снова позвала девочку, та недовольно отмахнулась от нее локтем и стала поднимать Кешу за передние лапы. Девочка пыхтела и старалась, но ничего у нее не получалось, задние лапы никак не отрывались от пола, тело вытягивалось, и вот уже мордочка оказалась на одном уровне с ее лицом.
- Ничего у тебя пока не получится, он большой, тебе надо немного подрасти, давай я вас лучше познакомлю, это Кеша.
- Кеша, - звонко повторила девочка.
- А тебя как зовут?
- Ксюша, - прошипели из купе.
- Ксюша, - хрустальным колокольчиком повторила девочка.
- Сколько тебе лет?
Девочка показала четыре растопыренных розовых пальца.
- Ты уже большая, поэтому надо говорить «мне четыре года», - не унималась хозяйка.
- Мне четыре года, - послушно повторила девочка.
Из купе послышался странный звук, похожий на гудок небольшого парохода, тетенька в полосатых штанишках шлепала себя, то по щекам, то по жирным бедрам и гудела. Прогудевшись, она хлопнулась на колени и поползла по направлению к Кеше:
- Котик! Батюшка! Милостивец! Золотко! Внученька моя любимая, Ксюшенька, кровиночка моя, заговорила!
- Как погладила тебя, так сразу и заговорила! – она ухватила Кешу двумя руками и смачно поцеловала в нос.
- Спасибо тебе, спасибо, котя золотенький,  ведь исцелил ты внученьку мою, я как увидела тебя, сразу поняла…, - она опять полезла целоваться, но Кеша вовремя ретировался и спрятался за хозяйкину ногу.
- Ну что, вы, это так совпало, время пришло, вот Ксюша и заговорила, - успокаивала ее хозяйка, но та не унималась:
- Не-ет, я все понимаю и примечаю, так оно и есть! А врачи чего только нам не приписывали, Алена, че нам врачи-то ставили? - обратилась она к худенькой молодой женщине.
- Много чего, психо-речевая задержка, педагогическая запущенность, ММД – минимальная мозговая дисфункция, - дрожащим от волнения голосом ответила Ксюшина мама.
-    Да ну что вы, Пушкин заговорил в четыре года, а его дядя - в пять!  - сказал пассажир в белом, назвавшийся на вокзале гендером, и с интересом наблюдавший происходящее.
- Едем мы в соседнюю область к знаменитому профессору, к академику Сергею Аркадьевичу Кудрявцеву на консультацию, - вмешалась Ксюшина бабушка, - если бы и он не помог, тогда не знали бы, что и делать…
Слава Богу, котя, золотко, вылечил.
 Пассажир в белом исподволь стал задать интересные вопросы маме и бабушке о Ксюшином рождении и дальнейшем ее развитии.
Ему вначале по инерции отвечали, но бабушка, набычившись, спросила:
- А вам, зачем это знать?
- Да я и есть Кудрявцев Сергей Аркадьевич, не академик еще, но профессор, - и показал недоверчивой бабушке паспорт.
- Очень приятно, такое совпадение, - бабушка слегка поджала губы. От профессора хорошо пахло свежей водочкой и это ее настораживало. Но вопросы он задавал правильные, почти те же, что и другие врачи, и она смягчилась:
- Вот вы человек научный, почему все-таки Ксюша раньше не разговаривала?
- У каждого человека индивидуальное развитие.
- Вот вы хоть что мне говорите, а я своими глазами видела, как она кота погладила, поиграла, так и заговорила.
- Возможно, будь по-вашему. На каком-то метафизическом уровне, вполне вероятно, что так оно и есть.
- С профессором надо бы поласковей, а вдруг еще спонадобится, - подумала бабушка, - а кота хорошо бы с собой забрать, небось, хозяйка продаст за хорошие то деньги.
- Продайте котика, дама, нам для ребенка очень нужно, чтоб и в дальнейшем…
- Да вы что? Об этом и речи быть не может, Кеша мой друг, - возмутилась хозяйка, - возьмите котенка в клубе, воспитайте его с любовью и терпением, и будет вашей внученьке прекрасный товарищ.
- Вам кот для забавы, а мне для дела, пожалели бы ребенка, - канючила бабушка.
Хозяйка не стала спорить и доказывать очевидное, просто зашла в свое купе вместе с Кешей, который прошествовал за ней с гордо поднятым саблей хвостом.
Приближалось время трапезы, которая на российских железных дорогах возведена в главный ритуал любого путешествия.
Фольклорист уже вовсю шуршал пакетами, из которых шли дразнящие запахи, один из них показался Кеше интересным – пахло отварным говяжьим языком.  И он не ошибся, в одном из пакетов оказалось любимое лакомство, которым Кешу тут же угостили.
Не успели они, как следует пообедать, как в купе сперва постучали, а потом в дверь просунулась бородавчатая физиономия пассажира из шестого купе:
- Гражданочка, а гражданочка, у меня грыжа на пояснице, - подавленно сообщил пассажир, - позвоночная, даже три…
- Сочувствую, но я не врач, - предчувствуя недоброе, занервничала хозяйка.
- Пусть ваш котик меня полечит, - пассажир наполовину протиснулся в купе и, не мигая, смотрел на хозяйку.
- Вы ошибаетесь, Кеша обычный кот, он не лечит, а с девочкой Ксюшей произошло просто совпадение.
- Я тут с краешку присяду, - пассажир пристроился на полке у двери и стал делать неуклюжие пассы рукой, стараясь привлечь Кешино внимание.
- Все это выдумки невежественной бабушки, а вы верите всякой ерунде, и вообще я хочу отдохнуть, - вскипела хозяйка.
- Да я туточки с краешку, маленько…, - пассажир, испытующе вглядываясь в хозяйку, положил на край стола сложенную купюру.
- Еще этого не хватало, уберите немедленно, - запунцевела хозяйка.
- Да это я так, на кити-кет, животина,  все-таки…
Кеша тем временем протиснулся между спиной пассажира и стеной, там образовалась маленькая пещерка очень уютная для послеобеденного отдыха.
И-у-у , - Кеша блаженно зевнул, показав розовую пасть с четырьмя внушительными клыками и потянулся.
- Удивляется, как я еще хожу с тремя то грыжами, - прокомментировал пассажир.
- А-х-х-х, - зевнул Кеша предвкушал законный послеобеденный кайф.
- Ишь ты, жалеет, у меня ведь так болит, что спасу нет, а я еще сумки таскаю, - шепотом сообщил догадливый пассажир.
Через минуту Кеша сопел в глубоком счастливом сне, вздрагивая от сумбурных сновидений боевого характера, и временами подвывая, как кутенок.
- Пронимат, - пробормотал пассажир, - ох, пронимат, - и, покосившись через плечо, добавив, - все на себя берет милостивец, - вынул из кармана еще порцию бакшиша, в виде еще одной плотно сложенной купюры.
От совершено не нужного шевеления Кеша проснулся, трескуче потряс ушами и грациозно прыгнул на соседнюю полку, рассчитывая на продолжение обеда с отварным языком.
Рассудив, что сеанс окончен, а против бакшиша у кота нет возражений, пассажир пружинисто встал и молодецки покрутил задом.
- Ох, как хорошо!  Как новое!  Дай вам Бог всяческих…, - и, сделав под козырек, выскользнул из купе.
Через полчаса в купе поскреблись, и супруга исцеленного пассажира доложила присутствующим:
- Щитовидка у меня, была. В девяносто первом удалили, а сейчас как поем жареной картошки, так чувствую, давит. Сам то любит жареную картошку, ну и я ем.
Супруга стала рассказывать, какой замечательный врач делал ей операцию, как они строили дом и все жилы на него вытянули, какие у них дети и внуки, и какой сам беспокойный, когда выпьет.
Кеша позволил ей немного подержать его у шеи, но скоро ему это надоело, и он стал вырываться, и пинать болящую задними ногами  в место предполагаемой болезни. Взвизгнув от радости и с возгласом «все прошло» болящая супруга выкатилась из купе в объятия следующего пациента.
Хозяйка была уже не в силах разъяснять просителям абсурдность их действий, Рюрик Аскольдович подсадил ее, обессилевшую, на верхнюю полку, а сам расторопно общался с посетителями, не позволяя им задерживаться более двух минут.
- Вот вам, уважаемая Татьяна, эффект плацебо, к врачам не идут, в храм не идут, а к коту будут валом валить и деньги нести, подавай им чудо и все тут. А потому, что везде потрудиться надо и душевно и телесно, а мы не привыкли.
К вечеру народ угомонился, исцеленные пассажиры продолжали бесконечную дорожную трапезу, делясь впечатлениями от пережитого катарсиса, вагон с грохотом несся к грядущему счастью.
Перекормленный Кеша дремал в ногах фольклориста, и вяло реагировал на внешнюю жизнь. Рюрик Аскольдович аккуратно собрал бакшиш в пачечку, перетянул деньги резинкой, и подал хозяйке:
- Все-таки наш народ больше материальный, чем духовный, - вздохнул он.
- Это сейчас так, а раньше было по-другому, - отозвалась Тата.
- Не скажите, вот вам частушка конца девятнадцатого века, в Вологодском селе Устье записана:
       Поехал миленький венчаться
       Встала на запяточки
       Последний раз ему сказала:
       Ты отдай перчаточки.
Вязание перчаток было искусной и трудоемкой работой, что ж добру пропадать, если венчаться едет не с ней, так то, - усмехнулся странствующий сказитель.
- Куда же мне эти деньги? – спросила растерявшаяся хозяйка.
- Отдайте в приют для бездомных животных, - посоветовал Рюрик.
В купе снова робко постучали, сказитель приготовился дать отпор еще одному болезному, но в дверь нерешительно заглянула девушка, и зам декана факультета литературы не устоял.
Не то, что бы девушка была очень молодая или очень красивая, она была воплощением девичьей скромности, что само по себе было экзотично.
- Что случи-и-илось? – сюсюкая, протянул сказитель тоном любящего дядюшки.
- Я не знаю…, извините, но все только и говорят про кота.
- Ах, вы из любопытства, - язвительно протянула Тата.
- Нет, нет, что вы! У меня проблема…, но она скорее психологического свойства, как у Ксюши.
- Милая девушка, я не фея, не экстрасенс, а Кеша – не пятое воплощение Аватара.
Пластмассовая улыбка мучительной гримасой застыла на ее унылом личике, губы задрожали, а глаза затянуло дождливой пеленой.
- Ну, ну, - опять засуетился сказитель, вы нам расскажите, в чем дело, в жизни всякое случается…
- Я, я не могу замуж выйти.
- Ну, это вы зря, зря, такая девушка… не может быть, надо разобраться, - сказитель старался выглядеть душевным и умным.
- Мне тридцать один год, и я старая дева, - девушка привычно всплакнула.
Усилие вол, отогнав сон, хозяйка Кеши посмотрела на посетительницу, в которой все было ровно и усреднено.
Ни голого пупка с пирсингом, ни рвущегося наружу бюста, ни крутых бедер и супер длинных ног.
Сексуальная привлекательность была и вправду плохая, ее вообще не было, где ее берут, хозяйка не задумывалась, а без этой самой привлекательности сейчас, наверное, замуж не выйти.
Но Кеша рассудил по-иному, он назойливо терся вокруг ног девушки и мурчал, как трактор. Именно так он всегда реагировал на молодых, красивых и сексуально одаренных женщин и девушек, интуиция его никогда не подводила.
- Вы знаете, в нашем вагоне едет прекрасный специалист – невролог и психоаналитик Кудрявцев Сергей Аркадьевич, профессор, зав кафедрой и все такое… пойдемте, я вас познакомлю, - Кеша с заинтересованным видом прошмыгнул за ними.
Профессор Кудрявцев спал, дрых самым банальным образом, улыбка непонимания блуждала по его породистому лицу, Сергею Аркадьевичу снились гарпии и химеры, одна противнее другой. Самой гадкой была его бывшая гражданская жена, гламурная особа, похожая на брыкливую степную лошадку. Все в ней было слишком, огромный бюст, который она уже три раза подкачивала, неправдоподобная осиная талия, бедра, попа и ноги – все было чересчур.
Какое-то время они были самой яркой парой в городе, и его окрестностях, но ни о каком официальном замужестве она и слушать не хотела. Она была Венерой и по духу и по паспорту, больше всего в жизни любила и себя и собственную свободу, а крошечная складочка в уголке глаза стоила ему полгода жизни и заначки за этот же период.
Жена, или все-таки подруга, была дизайнером в какой-то занюханной фирме, и все в их совместной жизни было подчинено этому виду прикладного искусства. Когда фирму переименовали в агентство и слили в него, что только можно, вплоть до сетевого маркетинга американских чистящих средств,  профессору само собой пришло на память известное стихотворение Константина Гладкова, которое он с сочувствием и продекламировал:
    Спит агентство «Рейтер», спит агентство ТАСС
    Молодой дизайнер чистит унитаз
    Боссом забракованный,  набивался в слив,
    Мятый и спрессованный ценный креатив
Конечно, профессор не имел в виду свою «степную лошадку», потому что с такими ногтями не только унитаз не почистишь, но даже и не почешешь то, чем сидят на унитазе. С такими ногтями даже бутерброд не сделаешь, хотя никто и не рвался его делать.
Но последней каплей, по словам Венеры, было то, что он назвал ее меринжером, случайно перепутав буквы в слове менеджер, кем она, кстати, и числилась по трудовому договору в своем агентстве.
Нечаянная ошибка не имела к ней никакого отношения, потому что мерин – это кастрированный жеребец, спокойное и трудолюбивое животное, тем не менее, полусупружеским отношениям пришел конец.
Всем известно, что красиво разводятся только мосты, поэтому гарпии и химеры и во сне нестерпимо терзали бессознательную часть сознания Сергея Аркадьевича, им на смену приходили беспилотные самолеты, и он был рад, когда дверь в купе открылась, и пахнуло коридорным воздухом.
- Нет, нет, я не сплю, просто прикрыл глаза, - любезно улыбнулся он хозяйке мистического кота, которая скорбным шепотом жаловалась на языческую публику спального вагона и на неудачную судьбу девушки Сонечки.
- Конечно, побеседую, только вот чаю выпью, мне надо освежиться, я действительно, задремал.
- И чай мы сейчас вам принесем и домашних пирожков, - облегченно вздохнула хозяйка.
- Ну что вы, не беспокойтесь.
- Мне чем меньше груза, тем лучше, Кеша, знаете ли, больше шести килограммов весит, на редкость крупный мальчик.
- М-да.
 Да, все подпортил этот ненужный и лишний стаканчик зеленоватой  местной водки «Каштановая» в  привокзальном буфете на крупной узловой станции, где поезд стоял целых полчаса. 
      Да еще в шестом купе до сих пор  один из «исцеленных» пассажиров шумно праздновал свое чудесное выздоровление. 
Пил «исцеленный» свое, домашнее, заботливо прихваченное из дома, в пластиковой полторашке, из которой выпито было ровно половину.
Он блаженно открывал рот, сверкающий желтыми металлическими зубами, и в полголоса для жены и соседей по купе пел частушку, но не едко и с сарказмом, а как былину – повествовательно:
Ездил Ельцин на конгресс
В белый самолет залез
     А как начал вылезать
Вспомнил, что забыл поспать
Последнее слово в частушке, конечно, было по смыслу другое, хотя и созвучное, но из уважения к читателю, автор постарался избежать грубого слова, тоже обозначающего физиологический процесс, точнее - выделительную его функцию. 
 Можно не сомневаться, что после этого пояснения наше старшее поколение, безусловно, вспомнит невероятный и анекдотичный случай в аэропорту американского города Балтимора.
Пассажир притопывал, имитируя подпляс, радостно и непрерывно матерился, огрызался на пытавшуюся его урезонить  жену и любовно желал ей подавиться мухой, словом вел себя, как безупречный обыватель.
Безобидное веселье пассажира, исцеленного сиамским котом Кешей, усиливало у профессора Кудрявцева небольшой, но противный похмельный синдром.
- Вы что, уважаемый, стажер фирмы «секс по телефону»? - процедил Сергей Аркадьевич, стараясь как можно облагородить вагонную обстановку пока Соня ходила за чаем.
- Не, я сварщик.
-Тогда варите потише, - и поток на время пресекся.
Соня несла казенный чай, как чашу с драгоценным нектаром, она, конечно, обратила внимание на пассажира в белом, но не предполагала, что они познакомятся.
Да, с ним она могла быть естественна и откровенна, потому что существовали они в совершенно разных жизненных измерениях, которые внешне не соприкасались, разве что какими-нибудь скрытыми неведомыми подземными туннелями, так называемыми «кроличьими норами».
Он был ей «не интересен как мужчина» в силу недоступности и недосягаемости, примерно так же, как Ален Делон.
В плоскости ее интересов могли быть мужчины…, в том то и дело, что Соня даже и представить не могла, кто бы это мог быть.
Примеров и образцов почти не было, у единственной замужней подруги муж был малоразговорчивым и сильно озабоченным домашним хозяйством низкорослым мужичком.
Работал он  на городской ТЭЦ кем-то старшим,  и это придавало ему надежность, значимость и стабильность, которыми подруга дорожила и гордилась.
Указанный образец порождал в Сонечке смутное желание его не иметь, а кого иметь - не знала.
В аптеке, где она работала заведующей рецептурным отделом, мужчин не было, в соседях тоже, а больше негде было их взять.
А вот этому, холодному, изящному красавцу можно будет без опаски рассказать все. 
Он ее просто не заметит, не запомнит или забудет через полчаса, а если он действительно профессор и классный специалист, то вполне возможно, что и посоветует что-нибудь дельное.
Но самое удивительное, что она впервые в жизни озвучила то, о чем никогда и никому не говорила, а тут, пожалуйста, коту захотела рассказать.
- Ну, ладно, сказала «а», значит и «б» надо сказать, где-то читала, что сказанная вслух проблема, на половину перестает ей быть,  что ж посмотрим, - успокоила себя Соня.
 Сергей Аркадьевич выпил два стакана казенного чая и почувствовал благостное облегчение после незначительного, но все же, похмелья.
Посмотрел на девушку, которая назвалась Соней, и его заволокло глубоким и нежным воспоминанием о первой любви, любопытство было разбужено. Сергей Аркадьевич вспомнил свою первую любовь в десятом «а», которую тоже звали Соня, а дразнили «Софья Ковалевская» за математические способности, впрочем, дразнили только девчонки.
Соня была отличницей, а внешне - обыкновенной серенькой мышкой, но, приглядевшись, можно было заметить то, что называлось умеренностью или золотою серединой.
Умеренные пропорции лица и фигуры привлекали больше, чем яркость зарождающихся звезд десятого «а», особенно была в ней заметна необыкновенная опрятность, что делало ее просто прелестной. Жизненные пути их разошлись, но впечатление свежести и порядочности остались на всю жизнь, как эталон.
С пассажиркой Соней все оказалось гораздо сложнее, впечатление несчастной лилии под дождем было обманчиво.
Она могла быть выйти замуж и не один раз, если бы не те принципы, которые раз и навсегда поселись в ее гладко причесанной головке.
С точки зрения современного человека, ее претензии были неразумны и не могли в современном мире принести ничего, кроме одиночества и социальной отверженности.
Соня, напрочь, отвергала все телесные контакты с предполагаемым женихом до официальной свадьбы, с непременным венчанием.
Все ее притязания выглядели нелепо и фантастически, как недостроенная летающая тарелка…
Но, заглянув вглубь бескомпромиссных Сонечкиных глаз, Сергей Аркадьевич понял, вовсе не стоит ей объяснять, что истинная цель обречена вечно оставаться недостижимой.
А еще он понял, что именно на таких девушках именно так и женятся, по-настоящему и до конца жизни, именно их знакомят сначала с мамой, потом с родней и друзьями.
У Марка Дорогина была такая жена. На какой-то грандиозной презентации он застукал их за оживленным разговором, который длился уже минут сорок. Оказывается, они рассматривали оригами их девятилетнего сына, восхищаясь его гениальностью, и обсуждали преимущества нового детского сада для пятилетней дочери.
Без Лильки Марк никуда не ходил, смотрел не нее с обожанием, последнее слово всегда было за ней, серой мышкой с дурацкими принципами позапрошлого века.
Беседовать на столь щекотливые темы в купе было не вполне удобно, поэтому они вышли в тамбур, где невидимые сквозняки вовсю прикидывались свежим воздухом.
Кеша спал в ногах Рюрика Аскольдовича, грудью навалившись на его ногу, как на прилавок, но сам фольклорист не спал, он мучительно размышлял, идти ему в туалет или потерпеть до утра.
Но обильный вечерний чаек требовал свое все настойчивее, он нерешительно сел, почесал затылок, повздыхал и все-таки вышел в коридор. В прошлую ночь с ним произошел неприятный инцидент, по дороге в туалет, в коридоре у него отняли сотовый телефон. Кричать он тогда не стал, чтобы не будить пассажиров, только сдавленно хрюкнул и побежал за вором. Догнать то он его догнал и даже немного подрался, но тот стал угрожать:
- Ты что, из-за паршивого телефона жизни хочешь лишиться? – строго одернул его вор, - еще Ленин завещал лохов учить.
 - Подавись! – пискнул Рюрик и постарался забыть неприятный случай.
Сейчас отнимать у него было совершенно нечего, но страх перед пустынным ночным коридором не отпускал.
В коридоре никого не было, но стоило ему сделать шаг, как дверь в тамбур открылась, и он увидел того самого рослого типа, укравшего у него телефон, в короткой до пупа красной майке, из-под которой лез наружу волосатый живот.
Кеша, который вышел вместе с ним, прижимаясь тугим боком к ноге, небрежной рысцой пробежал вперед и, остановившись в двух шагах  от типа, гортанно и торжествующе заголосил:
- О-а-у-э!,  - и, не дав тому опомнится, леденящим кровь голосом добавил:
Ш-у-у-у, - тип остановился и втянул живот.
У-у-у-у, - Кеша загудел, как перекипевший ведерный самовар и мелкими медленными шагами стал приближаться к типу не мигая, глядя, на того холодными голубыми глазами.
Тип задом толкнул дверь в тамбур и оттуда завопил, что бычары совсем оборзели, и травят людей дикими зверями.
- Это кот, - с надменной презрительностью заметил Рюрик.
- В наморднике надо водить, - верещал пузатый.
- Котам не положено, телефон давай, -  Кеша яростно скребся в дверь, сотрясая ее, задними ногами.
Тип из-за двери грозился проверить у них справку о наличии прививок.
Фольклорист подхватил Кешу на руки, и пинком открыл дверь в тамбур
-Телефон!!! – Рюрик слегка сдавил Кешину лапу, и показал ворюге коричнево-синий коготь.
- Такие коготки римлянки вставляли в сандалии для зашиты от воров и насильников. Весело и непринужденно вцепляли коготь в пупок, изящно и резко дергали ногой вниз, и - моментальное харакири, кишки негодяя валяются в пыли.
Телефон!!! Сонную артерию или вену он тебе порвет запросто.
Телефон!!!
- Он у меня там, - вор, у которого глаза сошлись к переносице, обнажив белки, пальцем показал на соседний вагон.
- Пошли, - рявкнул Рюрик, и подтолкнул его в спину.
У Кеши были другие планы, ему понравилась паника пузатого,
известно, что животные прекрасно чувствуют страх у противника,
поэтому он протянул лапу и зацепил когтем красную майку, чтобы
обновить ситуацию, и держал ее, не отпуская.
Когда они шли по «гармошке», соединяющей вагоны, обрушившийся на них грохот так напугал Кешу, что спасая свою жизнь, он бросился вперед, вцепившись четырьмя лапами в красную майку обидчика.
Тот с ревом пронесся в вагон, вышиб лбом дверь и рухнул на колени, Кеша потоптался на его спине, горделиво посматривая по сторонам, но публики в коридоре не было, красоваться было не перед кем, поэтому он, не торопясь, спрыгнул со спины брюхатого на откидное сиденье, с интересом наблюдая, что будет дальше.
- Я то кот, а что ты достиг в жизни? - вопрошал Кеша вора своим видом.
- Телефон!!! -  Рюрик пихнул злодея под зад.
Брюхатый на коленках доскакал до своего купе и вынес телефон.
- Ваш?
- Наш.
- Простите меня.
- Бог простит.
- Товарищ, - кадык вора тревожно дернулся, - откуда он знает, что я Шура?
- Он еще и не то знает…
Когда они вернулись в свой вагон, Рюрик стеснительно попросил:
- Мне в уборную надо, Кешенька.
Изумлению не было предела, когда Кеша запрыгнул на дорожный унитаз и весьма опрятно сделал свои дела.
Потом они прошлись по пустынному ночному коридору неспешной походкой победителей, вышли в дальний тамбур, где увидели Сергея Аркадьевича и Соню в накинутом на плечи белом профессорском пиджаке.
Профессор называл себя гендером, намекал на одиночество, и что-то весело врал о дедушке Фрейде, главным стремлением которого было изменение общества к лучшему. Сонечка смеялась тихим рассыпчатым русалочьим смехом. Бескомпромиссные фиалковые глаза сияли, светились и излучали мощную, таинственную эротическую энергию любви.
- Мама у меня хорошая, вы подружитесь, - пел вибрирующим от счастья голосом профессор, Сонечка соглашалась.
На станции, где хозяйка с Кешей выходили, было не протолкнуться, прощались, как родные.
Стихийный митинг в честь Кеши вылился в настоящее чествование,  сам виновник торжества  полеживал в контейнере и снисходительно поглядывал на волнующуюся публику.
Маленькой Ксюше было позволено погладить и поцеловать Кешу между ушками, но некоторые, втихаря, просовывали палец в окошко контейнера, Кеша тыкался в палец влажным носом, граждане млели.
День был прекрасен, солнце сияло вовсю, но Соня не снимала профессорского пиджака по настоятельному совету владельца, опасавшегося коварных сквозняков.
Хозяйкина сумка раздулась от благодарственных записочек с адресами исцеленных пассажиров, просьбами усыновления Кешиного потомства и умильными предложениями домашних кошечек ему в жены.
Мы не будем повторять банальных слов счастливого конца.
В наш материализованный век, переполненный аналитиками всех мыслимых и немыслимых направлений, прогнозами и выкладками, оставим место для непредсказуемости жизни.
Людей, которые почитают ее, эту самую непредсказуемость, часто называют романтиками, архаичная ветвь человечества…