Рассказ 8. Святой

            Летом 1984 года наш корабль Краснознамённого Черноморского флота СС ПЛ, отработав суточные часы запланированных водолазных спусков, к вечеру 9 июня встал на рейд недалеко от города Ялты, куда на корабельном катере были доставлены помощник командира корабля лейтенант Фарман Алиев и мичман Берестов.  После чего катер был возвращён на корабль.
            В ночь с 9-го на 10-е немного штормило, но до снятия корабля с якоря дело пока не дошло. А в 6 часов утра уже с трудом и определёнными рисками корабельными механизмами с верхней палубы катер снова был спущен на воду вдоль левого борта с раскачивающегося на волнах корабля. И чтобы избежать столкновения, на бортах корабля и катера предварительно закрепили достаточное количество кранцев и шин. Находящийся на носу катера матрос катерной команды боцман-годок Алик, одновременно с молодым матросом-напарником, находящемся на корме катера, отстегнули прикреплённые к обухам замки механизма цепей, держащих катер с корабля. И тут же сильнее заревел мотор. Катер начал движение от корабля по направлению к Ялте.    
            Около 10 часов утра в радиорубку корабля поступила радиограмма из штаба флота, о которой немедленно командиру корабля доложил радио-акустик Вовка Великанов: «Во исполнение Приказа по КЧФ командиру корабля СРОЧНО обеспечить прибытие 10 июня в распоряжение в/ч № Н гор. Симферополя старшего матроса Афиногенова Н. для дальнейшего прохождения им службы и учёбы в школе мичманов. (Вторично!)».
            «Вот ёптать!», подумал командир. - «Я же уведомлял об отсрочке его отправки из-за выполнения поставленной задачи кораблю! В морях мы были! «Вторично» ёптать! В шторм бы этих писак!!!».
- Пригласи ко мне замполита! (командир).
- Есть, товарищ командир! (Великанов).
- Разрешите, товарищ командир? (замполит).
- Женя, надо срочно организовать сопровождение Афиногенова в школу мичманов, сегодня! (командир).
- Есть, товарищ командир! Но имеются сложности, наш корабельный катер сейчас в Ялте. Ждём его возвращения вместе с помощником и мичманом Берестовым (замполит);   
- Так, они же должны были ещё утром рано вернуться! Загуляли, ёптать! Совсем…! Ладно, с этим я потом разберусь! Срочно радиограмму на катер! «Возвращаться к кораблю для принятия матросов и отправки в Ялту!» (командир).
- Есть, товарищ командир! Кого сопровождающим определить? (замполит).
- «Святого» конечно! Кого же ещё? (командир).
            «Святой» так на флоте времён 70-х – 80-х годов саркастически называли моряков (матросов, мичманов или офицеров младшего командного состава) отличавшихся по своему характеру  излишним спокойствием сравнимым с "пофигизмом" или с излишней законопослушностью или скромностью с выстраиванием определённой, самостоятельно выбранной ими линией поведения, что резонансом отличалось от бойкой категории основной массы военнослужащих. Такого "святого" можно также было сравнить с чеховским персонажем - "Человеком в футляре".
            В данном случае «Святой» был мичман Забрудный. Отличительное качество в его характере из всего перечисленного к определению «Святой» было спокойствие, связанное с «пофигизмом». Неизвестно, правда, хотел ли он переждать какое-то время в мичманах и уйти потом на «гражданку» и там уже проявить себя в освоении какой-либо профессии, либо действительно по жизни он просто ничего не хотел делать, а пристроился к определённому социальному статусу мичман, но, чтобы не сильно усердствовать. Забрудный был человеком лет 25-27, среднего роста, слабого телосложения, «закрытым» т.е. малообщительным и тихим, можно сказать, медлительным и немного комичным. На корабле обычно он носил китель со стоячим воротником и довольно забавно выглядел в фуражке на своей небольшой голове, надвинутой почти на самые глаза. А широкие рукава великоватого ему  форменного короткого пальто однажды в описываемых событиях спасли ему жизнь. У многих его вид и поведение вызывало улыбку, а некоторых, в основном офицеров и особенно командира корабля, раздражало.
            На корабле мичману Забрудному вменялись в обязанности: Сопровождение матросов по предписаниям, отправка и приёмка белья в прачечную, контроль выполняемых работ матросами во время стоянки корабля в базе. Иными словами, он был на посылках у командования корабля. Многие даже не знали, какая у него фактически корабельная специальность.      
            У Алика же с Забрудным были хорошие товарищеские отношения. Когда уже за пару лет службы всё приелось, то душа ищет новых впечатлений. И не важно где, зачем и почему, лишь бы за пределами корабля. И Алик первый готов был всегда ехать с корабля в какую-нибудь краткосрочную командировку, в том числе вместе с мичманом Забрудным для приёмки, например, новых спасательных жилетов, для сопровождения новобранцев на корабль или получения химзащиты и так далее. Сам вид Забрудного и общение с ним веселил Алика. В то время Алик знал массу анекдотов и умел довольно смешно их рассказывать, в том числе Забрудному, с которым они вместе «укатывались» и ржали так, что болел от смеха живот. Забавно и удивительно было видеть этого всегда тихого мичмана смеющимся. 
            По этим же причинам, ища любую возможность хоть на немного отлучаться от корабля, Алик забронировал себе место матроса катерной команды, когда большинство его погодков ленились, спали и не знали чем заняться во время рейда или нахождения корабля в базе. В обязанности Алика входило: Швартовка (отшвартовка) катера со стороны носа (всегда был под рукой морской багор, трос и кранец) приём и сход (подстраховка) пассажиров. Когда катер был на ходу, Алик, держась обеими руками за железный обух, сидел на его носу который, подкидываясь и опускаясь, разрезал изумрудные волны Чёрного моря, брызги которых, мешаясь с лучами яркого крымского солнца, разлетались в разные стороны и солёными каплями попадали на его лицо и тельняшку, обдавая свежестью. В дали виднелась прекрасная Ялта с горами, домиками, пришвартованными кораблями, лодками и отдыхающими. И словно для прибывших на катере моряков, у пирса всегда слышалась популярная музыка и песни того времени: Аллы Пугачёвой, Машины Времени, Михаила Боярского или Юрия Антонова. Вся жизнь казалась впереди, и в ней Алик видел себя, после дембеля, когда приедет на курорт именно здесь, в Ялте.
            Корабельный катер прибыл к пирсу Ялты к 6.30 ч. утра, как и было запланировано. Однако помощника командира корабля Алиева и мичмана Берестова у пирса не оказалось. Стали ждать.
             В 10.30 ч. с корабля была получена радиограмма «Срочно возвратиться к кораблю для приёмки моряков и их доставки в Ялту!».
            Море уже сильно штормило, но делать нечего, Приказ есть Приказ. И катер через шторм подошёл к кораблю, который уже снялся с якоря и подрабатывал своим мощным машинным двигателем, оставаясь на месте, но сильно качаясь на волнах. При этом уже было ясно, что приём моряков с борта корабля на катер невозможен, так как была большая вероятность их сильного столкновения. Командир приказал подойти катеру носом к корме корабля, чтобы моряки прыгали на катер с торца корабельной палубы юта (кормы).
            Водитель катера подрулил его носом прямо к середине кормы корабля. ВЗОРУ ОТКРЫЛОСЬ ЗАПОМИНАЮЩЕЕСЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ ЗРЕЛИЩЕ! Будто реальные качели! Корабль и катер, подрабатывая двигателем, находились на месте. Но то катер на волне взметнётся выше кормы корабля, то наоборот. А когда корма корабля поднималась над морем, Алик, сидящий на носу катера, уходящего вниз и держащийся одной рукой за железный обух (вторую руку держал для подстраховки прыгающих), в первый раз увидел под козырьком кормы родного корабля его ахтерштевень, руль и два огромных крутящихся винта по бокам. Адреналин бил через край! Начались прыжки моряков с корабля на катер. Это было как пенальти в футболе, только игра была не на жизнь, а на смерть. Ошибиться было нельзя!
            Первым прыгал командир электромеханической части (БЧ 5) уважаемый всеми грамотный и корректный офицер старший лейтенант Родионов. Ему нужно было выбрать момент, когда палуба юта корабля и нос катера сравняются на волнах, и прыгнуть прямо к Алику, его подстраховывающему на носу катера. Родионов прыгнул со второй попытки. Удачно сцепившись с Аликом, а потом потихоньку отполз внутрь катера.   
            Вторым прыгал старший матрос Афиногенов, решивший показать свою браваду. Он прыгнул с первой попытки и, не желая, видимо, подстраховки Алика, чуть было не поплатился за свою излишнюю самоуверенность. А Алик его во время сам поддержал свободной левой рукой. Афиногенов быстро сгруппировался, поймав равновесие, и ловко перебрался внутрь катера, сопровождаемый, правда, от Алика крепким словцом.
            Настала очередь прыгать мичману Забрудному, но он никак не решался. Уже раза четыре на качке сравнивалась корма корабля и нос катера, а прыжка всё нет. На юте корабля собралось достаточно много моряков, в том числе в форменных штанах и майке-тельняшке командир корабля. Кто-то подбадривает Забрудного, а кто-то орёт матом.
            Командир тоже не выдержал и кричит Забрудному: «Ты будешь прыгать или нет, ёптать! Ты моряк или кто?!».
            И вот, в очередной раз нос катера выровнялся с палубой юта корабля и … нет, опять Забрудный не прыгнул. К нему подскочил командир и заорал: «Слышь: ты, «Святой»? Если сейчас не прыгнешь, я тебе при всех поджопника ногой дам! И чтобы духу твоего на корабле после этого не было!».
             Забрудный бледный, смотрит отрешённым взглядом на очередное выравнивание на волнах кормы корабля и носа катера, который, уходит вниз и как-то обречённо, неловко прыгает прямыми ногами, приземлившись прямо перед Аликом на нос катера, видно, что его ноги не чувствуют опору (она резко уходит вниз)  его спина заваливается назад, и он инстинктивными движениями крутит обеими руками назад, как будто делает зарядку, стараясь из последних сил удержать равновесие … Ещё мгновение, и мичман полетит прямо к работающим лопастям корабельных винтов, под козырёк кормы корабля, который тут же его и прихлопнет …
             Алик, держась правой рукой за обух, а левой рукой взмахнул быстро, так, как будто нанёс длинный, но стремительный боковой удар в боксе, и двумя пальцами (большим и указательным) успел поймать и зацепить правый рукав форменного пальто мичмана, как щупальцами. Ещё одно мгновение на удержание равновесия, и инерция мичмана пересилила (направила) его центр тяжести в сторону Алика. Он упал прямо на него. Лежит, вцепился, пыхтит и не встаёт. Алик ему хрипит сквозь зубы: «Ползи... ползи по борту катера внутрь». «Не могу!» бухтит мичман. «Ползи самое страшное позади», говорит Алик. Это подействовало. Мичман встрепенулся и довольно бойко пополз внутрь катера. А с юта слышался смех и крики: «Забрудный! Белову «проставиться» не забудь! Всю жизнь теперь проставляться будешь!».
            Катер отчалил от корабля и благополучно пришвартовался к ялтинскому пирсу, где его уже ждали мичман Берестов и ещё не отошедший от весёлой ночи помощник командира корабля Фарман Алиев.
            Моряки выходят из катера, а к ним с весёлыми возгласами пристаёт Алиев. Но они не разделяют его настроения после только что пережитого стресса, – прыжков в шторм с корабля на катер. Подходя к старшему лейтенанту Родионову с распростёртыми объятьями, Алиев поёт слова из популярной в то время песни, видимо, исполнявшими её «в живую» музыкантами ресторана, где он кутил всю ночь: «Комары и муравьи - большие недруги мои …». 
            «Ладно. Ладно, Фарик, отстань! Сейчас тебе командир вставит по первое число!» говорит ему Родионов, не принимая объятия.
            «Эээ-э-э. Да брось ты, Серёжа! Мы же моряки, фасон держим! Задачи выполняем! Ничего же страшного не произошло?» отвечает и одновременно спрашивает Алиев.
            «Ничего» заканчивает разговор Родионов.
            Тут Алиев резко оборачивается назад и ищет того, кто бы поддержал его в весёлом настроении. И находит тихо шедшего позади всех мичмана Забрудного. Алиев подлетает к нему, хватает за плечи и, говоря «Послушай!»! начинает петь: «Комары и муравьи, большие недруги мои, и мама с папой запрещают мне …». Забрудный с совершенно бледным лицом, даже по началу вздрогнул от неожиданности, посмотрел на Алиева недоумевающим взглядом, большими, испуганными и, в тоже время злыми чёрными глазами. Алиев, не понимая причин этой реакции, вдруг осёкся, внимательно, но мельком ещё раз взглянул на Забрудного и сказал ему: «Да пошёл ты! Святой!». После чего повернулся ко всем и громко сказал: «Эх: ничего вы не понимаете! Жизнь прекрасна!».