18. Четыре категории

Развивая систему диалектико-материалистической онтологии, вырастающей из идеалистической и вульгарно-материалистической философии, а также из истолкованных при помощи последних наук, нельзя не отметить четыре категории, сыгравшие важную роль в истории философии, и нуждающиеся в переосмыслении, вплоть до полной детерриториализации, порывающей с истлевшими и более негодными корнями метафизического мироосмысления. Речь идёт о категориях объекта, субъекта, сущности и субстанции. Разумеется, под категориями следует понимать отражённые в языке реальные онтологические универсалии, существующие, впрочем, не только и не столько в трёх классических – или схоластических – способах: ante res, in rebus et post res – которые являются производными от реального способа существования универсалий, а именно – universalia inter rerum sunt, et sicut realia quae ejus, от которого первые три являются производными, что было доказано Марксом, Делёзом и всеми материалистическими науками.

Прежде всего следует сказать, что нет никаких оснований придерживаться подразделения рассматриваемой четверицы на две классические, то есть опять же схоластические пары субъект-объект и сущность-субстанция, из которых первая мыслилась как абсолютно трансцендентная, а вторая как абсолютно имманентная, так как существуют значительно более веские основания иного рассечения категориального квадрата на относительно трансцендентную пару сущность-объект и относительно имманентную пару субстанция-субъект, что будет подробно доказано и рассмотрено с проистекающими из данной анатомии следствиями ниже по тексту.

В самом деле, категориальная пара субъект-объект в её теперь уже повседневном смысле была сформулирована французским буржуазным философом Рене Декартом, державшегося мнения дуализма, согласно которому в мире существуют две субстанции, протяжённая и мыслящая, причём первая понималась им как механистическая материя, а вторая как призрачный дух. Будучи качественно различными по природе, эти субстанции не могут друг с другом непосредственно взаимодействовать – так что призрачная душа, которая по мнению Декарта живёт у человека в гипофизе, подобно какому-то фантастическому паразиту, никак не может воздействовать на работу мозга, возбуждать мозговые нервы или наоборот, ослаблять их возбуждение, получать от них сигналы, и вообще как бы то ни было на них влиять. Отчего же происходит наблюдаемое согласие между мыслительными и механическими событиями, так что человек что-то думает, а затем делает, или наоборот, сначала в его органы чувств ударяют материальные частицы, а затем в душе возникает образ, чего не могло бы быть, согласно постулированному различию двух субстанций, составляющих физический и духовный мир соответственно. Для того, чтобы выкрутиться из данной ситуации, Декарт вводит в свою систему поповского персонажа, то есть бога, который, будто бы представляет собой третью силу, превосходящую качественное различие между духовной и материальной субстанциями, и посредством которого они и могут как-то взаимодействовать без взаимодействия, так что хотя душа не скребёт, и не щекочет нервы, чтобы посредством их управлять организмом, бог подстраивает цепочки механических причин и следствий так, чтобы соблюдался такой их порядок следования, что переживания души сопровождались бы соответствующими движениями тела при отсутствии между двумя рядами причин и следствий казуальной связи.

В реальности такого идеального, то есть призрачного субъекта, о котором писал Декарт, нет и никогда не было нигде в природе, так же как нет и бога монотеистических религий <...> То же верно и в отношении души, будто бы обитающей в человеческом организме: наука нейрофизиология, не существовавшая во времена Декарта, открыла механизмы работы головного мозга, производящие все психические процессы как совокупности отражений в нервно-гуморальной рефлекторной машине человеческого организма, подвешенной на общественных отношениях и определённой ими. Уже полтора века тому назад, во времена Маркса, Дарвина и Павлова, это было известно в общих чертах, а на сегодняшний день вера в сверхъестественную и потустороннюю духовную субстанцию, в поповского бога и призрачную душу терпит поражение на всех фронтах классовой борьбы.

Как же так вышло, что Декарт, в общем-то, неглупый человек, уверовал в такой вздор, как мышление, оторванное от мыслящего социально-физиологического тела и превращённое в какой-то фантастический и нематериальный призрак? Всё дело в том, что данное заблуждение общественного сознания связано с объективным искажением общественных отношений, в котором, как в кривом зеркале, материальный мир двоится на пассивную материю и активный дух. Такое состояние объективной иллюзии называется идеологией, или ложным общественным сознанием. Сопоставление классового общества, производящего подобные галлюцинации с кривым зеркалом, производящим кривые отражения не есть метафора, так как в обоих случаях действуют одни и те же законы отражения, так что различие между ними является не субстанциональным, а акцидентальным, связанным с разницей между физической материей и материей общественных отношений. Впервые идеология возникает в общественной истории тогда, когда кочевые племена наших предков перешли от кочевого образа жизни, охоты и собирательства к осёдлости, земледелию и оседлому скотоводству, тем самым территориализовавшись на полном теле земли, и поставив жизнедеятельность своих коллективов в зависимость от принципиально неподвластных им в то время факторов, начиная от погоды, зверей и сельскохозяйственных вредителей, и заканчивая нашествиями кочевых племён со стороны внешнего. В деятельности члена кочевого племени и в деятельности осёдлого человека существует та принципиальная разница, что кочевник не связан с территорией, и следовательно, в случае неблагоприятных условий всегда способен уйти на другую территорию, где есть пространство и ресурсы – тогда как земледелец связан с территорией, и выращивая хлеб, не способен на протяжение почти всей истории кардинально повлиять на исход своего труда. Между действием кочевника и его результатом не лежит никакая не зависящая от него сила, тогда как между трудом земледельца и его результатом стоят неподконтрольные ему силы природы, а затем и общественные силы, когда над поселениями осевших кочевников надстраиваются аппараты государства, деспотическая власть, а над ними, впоследствии – власть финансового капитала. Именно по причине рассогласования между трудом и его результатом впервые возникает идеология, призванная скомпенсировать нерезультативный труд, и помочь физическим действиям магическими ритуалами. Так же голуби Скиннера, посаженные в клетку, произвольно выдававшую им корм, выявляли несуществующие закономерности между движениями собственного тела и выдачей корма, и начинали бесконечно повторять одни и те же действия, какой которое из них подметил в момент получения пищи. Некоторые из них вертели головой, другие курлыкали, третьи прыгали, четвёртые совершали ещё какие-то ритуалы. Наши предки в этом отношении пошли дальше, так как обладали речью и орудийной деятельностью, направив её на сочинение заклинаний, на изготовление фетишей, на поиск наркотических растений для общения с миром духов, и так далее. Однако, шло время, производительные силы общества росли, и вслед за ними перестраивались производственные отношения, искривляясь по-новому и вызывая к жизни новые формы отчуждённого сознания. Эпоха дикости с её магическими суевериями сменилась эпохой варварства, в которую над магией надстроилась религия, которую в свою очередь сменила идеология как таковая, когда власть королей, помещиков и попов была подорвана европейскими буржуазными революциями и предшествовавшими им событиями. В эту-то эпоху восходящей буржуазии и жил философ Декарт, и волей-неволей, не мог не выражать идеологию данного класса, вместе с присущими ей рассогласованиями. Дело в том, что положение мелкого буржуа в условиях свободного рынка, существовавшего в Европе в 16-17-м, самое крайнее 18-м веках, создавало в его повседневном опыте представление о его субъектности и индивидуальности именно в том фантастическом смысле, который был описан Картезием. В самом деле, мелкий буржуа априори не зависит ни от кого на рынке, и ни с кем из своих коллег не связан, и эта оторванность от других людей создаёт у него представление о своей индивидуальности; тогда как тот факт, что для того, чтобы не разориться, он должен активно производить и торговать своими товарами в условиях ничтожного развития машинного производства, создаёт у него представление о его субъектности и о пассивности материи, оживотворяемой его собственными действиями. Теперь же, когда в ближайшие годы будут созданы машины, превосходящие способности к мышлению и труду человеческого тела, живые и самоосознающие квантовые компьютеры в обрамлении наноассемблерных потоков, а частная собственность на средства производства будет уничтожена распределёнными системами производственного планирования, осуществление идеологии во всех её формах станет невозможным, и её реликты будут сданы в исторический музей, вместе с каменным топором и ручной прялкой.

Такова логика движения материальной субстанции в ходе её развития – однако, от исторического экскурса, вернёмся к ней самой, её онтологии и диалектике. В диалектико-материалистической философии субстанция определяется как причина существования самой себя, тогда как субъект определяется как причина собственных действий. Каким же образом возможно, чтобы материя была причиной собственного существования? Для того, чтобы выразить самобытие материи, её следует определить как субстанцию, чьей сущностью (essentia) является бытие, а осуществлением (subsistentia) – отрицание, что было доказано Г.В.Ф.Гегелем ещё в первой главе Науки Логики, и раскрывается при её материалистическом прочтении.

С другой стороны, материя представляет собой некую онтологическую плоскость субстанции-атрибута, ни над ни под которыми ничего нет: ни бесформенной материи, ни самотождественных идей, её оформляющих, как то предполагал Платон, выстраивая образ космоса по образу рабовладельческого общества, некритически усвоив его идеологию. Эта плоскость имеет два измерения: план имманенции и план консистенции. План имманенции есть “широта” субстанции, в плоскости которой распределяются аффекты как качественные энергетические потенциалы, формируя нечто наподобие силового поля. План консистенции есть “долгота” субстанции, в плоскости которой распределяются относительные скорости, или подвижные количественные плотности, формируя нечто наподобие векторного поля. Оба плана сотканы линиями ускользания, по которым движутся неоформленные потоки вещества, энергии и кодификации, комбинируясь во всех возможных вариациях. Но поскольку многие из этих вариаций оказываются жёсткими вследствие избыточности потенциальных и виртуальных форм, то силы притяжения и отталкивания осуществляют частичную стратификацию плана консистенции на молекулярный и молярный уровни, формирующие план трансценденции, создающий иллюзию высоты, и актуально распростёртый всё в той же плоскости материи-формы. Его иллюзия подобна иллюзии трёхмерного объекта, нарисованного на плоскости с соблюдением правил перспективы – которые являются частным случаем перспективы онтологической. Так, можно представить множество концентрических кругов, из которых центральные стремятся к нулю, создавая видимость глубокого колодца, а крайние стремятся к бесконечности, создавая иллюзию высоты – как в случае с сегментированной историей вселенных в истолковании Роджера Пенроуза, когда точку сингулярности, предшествовавшую так называемому большому взрыву, мы принимаем за некую псевдо-глубину, а бесконечное расширение вселенной – за высоту, хотя реальная история вселенной распростёрта в плоскости материи формы, где нет никакой ни высоты, ни глубины. То же самое справедливо и для идеологических и репрессивных аппаратов государства, будто бы возвышающихся над обществом, но в реальности расположенных в той же плоскости, и создающих иллюзии рассогласованного сознания, существуя благодаря им, до тех пор, пока производительные силы не детерриториализуются окончательно в коммунизме.

Также следует сказать о диалектическом тождестве субстанции и субъекта. Субстанция, будучи соткана свободными и связанными аффектами и скоростями, представляет собой разнородное поле взаимодействия, насыщенное и даже пересыщенное всевозможными противоречиями, которые разрешаясь, производят все действия без участия чего бы то ни было потустороннего, будь то бог или призрачная душа. Но из этого следует, что субъектность имманентна присуща субстанции, и непосредственно вытекает из её разнородной противоречивости. В классическом марксизме говорили, что движение есть способ существования материи, однако более точным является сказать, что материальная субстанция как переизбыточное, разнородное и противоречивое множество разрешает свои противоречия в действиях всех вещей, являясь их абсолютным субъектом. Материя является переизбыточной вследствие виртуальности плана консистенции, в котором одновременно сосуществуют все возможные формы, противоречащие одна другой, и чья совместная реализация является несовозможной. Поэтому виртуальная материя оказывается с другой стороны также и недостатком актуального воплощения несовозможных форм. При их актуализации избыточность и недостаточность меняются местами: их данность оказывается избыточной, подавляя тем самым возможность иного, а их виртуальность оказывается чем-то недостающим и вследствие этого ускользающим от и всякого взаимодействия и восприятия в частности.

Таким образом. материя представляет собой абсолютную субстанцию и абсолютный субъект одновременно. В таком случае допустимо ли говорить об относительных субстанциях-субъектах, не впадая при этом в субъективный или по крайней мере в субъектный идеализм? мне представляется, что это возможно с той оговоркой, что относительные субъекты и относительные субстанции относятся к абсолютной субстанции-субъекту как фрагментарные объекты к телу без органов, о которых будет сказано ниже. Также следует сказать, что вопрос о том, что является первичным, относительные или абсолютные субъект-субстанции, является схоластическим и метафизическим, так как точно так же как всякая субстанция уже обладает свойствами субъекта, которые не могут быть от неё оторваны, и как субъектом не может быть ни что, что не является субстанцией (если только речь не идёт о лжеучении каких-нибудь идеалистов или попов, утверждающих, что субъект – это нематериальная душа, обладающая свободой воли, и ответственная за свои поступки, отмолить которые у господа-бога способны лишь они за известную мзду), но субъектность и субстанциональность материи в ней сосуществуют как две стороны одной и той же плоскости – точно так же и ТбО сосуществует с бесконечными множествами фрагментов, и абсолютизация одной из этих сторон является вздорной и антинаучной. Онтология как аутоанатомия объектов.

Однако, что такое объект? В переводе с латинского objectum значит нечто выброшенное – игральная кость, вброшенная в бытие своей сущностью. Сущность же имеет в марксизме неустаревающее определение как совокупность отношений, производящих объект. В таком случае можно спросить, а что же производит саму сущность, или в чём состоит сущность сущности? Для обозначения этой универсалии, соединяющей конечную сущность – например, совокупность всех общественных отношений для человека как объекта, произведённого ей – с бесконечным атрибутом материальной субстанции, служит понятие модуса как способа производства конечных сущностей из глубины бесконечной и бесчеловечной природы. Таким образом, мы имеем следующее соотношение:

атрибут:модус=модус:сущность=сущность:объект

А принимая в расчёт виртуальную избыточность материи следует предположить, что модус производит сущность не каким-то одним определённым способом, а всеми способами сразу, хотя и с различными вероятностями. Таким образом, речь идёт о полиморфной модальности производства сущности абсолютной субстанцией через посредство виртуальных модусов. То же в определённой степени справедливо и для объекта, сущность которого является по отношению к нему виртуальной, и следовательно, все разнородные и противоречивые вариации в ней сосуществуют одновременно, и все реализуются в своих локальных действительностях объектов. Таким образом, объект обладает свойствами лейбницеанской монады, из множества которых вычтен бог (N-1, конституирующее план консистенции), и следовательно, упразднён принцип предустановленной гармонии, так что несовозможные действительности сначала производятся в качестве таковых, и лишь затем вступая в противоречие срезаются.

Рассмотрим это подробнее. Как известно, Энгельс высоко ценил диалектику Лейбница, посвящённую рассмотрению природы актуальной бесконечности, а именно представление универсума в качества бесконечного множества относительных субъект-субстанций, или монад, в виртуальном восприятии которых и существует мир. Порядок взаимного расположения монад и порядок их внутреннего изменения независимы друг от друга, но согласованы особым божественным расчётом, именуемым предустановленной гармонией, так что не связанные между собой последовательности событий во внутреннем мире каждой монады и в общем пространстве, где они располагаются (то есть, в уме Лейбницева божества). В том случае, если мы вычитаем из этого множества бога и отказываемся от предустановленной гармонии, то из этого следует целый ряд свойств, присущих объектам.

1.Чистая фрагментарность и её пределы: всякий объект есть объект объекта. Все объекты составлены из иных объектов и сами являются частью более масштабных объектных коллективов. Из этого следует, что однозначное разбиение объектов на составные части как и их выделение из объективной реальности является относительным, так как из неисчислимых и пересекающихся множеств объектов вычленяет один или несколько способов сегментации, и в худшем случае – если этим занимается какой-нибудь догматический метафизик, объявляет свой способ единственно верным – а если за дело берётся либеральный или позитивистский метафизик, то провозглашает догмой абстрактную равнозначность всех мнений и невозможность познания истинного положения вещей. На самом деле относительность фрагментарности объектов означает не что иное как относительную прочность удерживающих их вместе связей в отношении к тем или иным конкретным силам, способных их усилить, ослабить или вовсе разорвать. Так, человеческое тело представляет собой хороший пример как чистой фрагментарности, так и её относительного характера: хотя виртуально оно может быть рассечено бесконечным множеством способов, не считающимися с так называемыми функциональными уровнями, выделяя в особые объекты к примеру лёгкие за вычетом 28 альвеол, расположенных в разных местах, кровеносный сосуд, омывающий один из бронхов, часть эритроцита, движущегося в этом сосуде в данный момент времени, верхний кварк в одном из протонов атома углерода в жгутике бактерии, ползущей по стенке лёгкого, и половина молекул, наполняющих лёгкие в данный момент времени. Ясно, что таких объектов или сечений в человеческом теле будет бессчётное или бесчисленное множество, причём бесчисленность не есть одна лишь метафора, а философская категория, указывающая на состояние их виртуальной неразличённости, имманентный предел бесконечномерного сечения объекта, одним словом – на Тело без Органов. С другой стороны те функциональные уровни, существующие наряду с “сумасшедшими” или “шизоидными” объектами, наподобие описанного выше, выделяются не абсолютно произвольно, а вполне закономерно, так как их связность действительно выше, что является результатом их естественного отбора в ходе эволюции. Метафизика же начинается тогда, когда эти относительно более важные объекты абсолютизируют, и начинают утверждать, будто существуют только они, причём как подчинённые строгой функции – что способно довести в конце концов и до поповщины, чему мы знаем немало примеров в истории биологии, когда полуграмотный биологист, не будучи в силах материалистически и диалектически объяснить сложность живых организмов посредством их вариативной множественности, абсолютизируя функциональности и единства, становился креационистом и предавался фантастическим видениям религиозной идеологии.

2.Субстанциональность смесей: другое следствие из чистой фрагментарности объективной реальности есть признание субстанционального и первичного бытия разнородных смесей. Такое понимание изначальности смеси, безусловно, является контр-интуитивным, так как смесь в повседневной речи означает множество перемешанных частиц каких-то чистых или несмешанных веществ – и тем не менее, при рассмотрении всех так называемых чистых веществ, они оказываются не чем иным как относительно устойчивыми смесями иных относительных субстанций – например, химически чистая поваренная соль есть смесь ионов натрия и хлора в пропорции 1:1 и в известном порядке; а химически чистый кремний есть смесь субатомных частиц, те в свою очередь образованы кварками и лептонами, те – смесями ещё более мелких частиц, и так – до бесконечности. То же самое справедливо и для дихотомии общества и дообщественной природы: все общественные элементы и отношения в действительности являются смесями общественных и дообщественных элементов и отношений, чей общественный характер определяется степенью их детерриториализации, осуществлённой в форме опосредования орудийной и языковой деятельностью. Аналогично, не являются они ни предметными, ни акторными, а представляют смеси того и другого – для чего Бруно Латур ввёл понятие гибрида, весьма уместное для описания и разъяснения смысла общественных смесей такого рода. Однако, его теория плоха тем, что не расширяет понятия смеси или гибрида до адекватных ему форм, то есть на всю актуальную бесконечность объектов, локально составляющих друг друга и виртуально выражающих всю полноту их существования.

3.Выражение актуальной бесконечности природы: объект, существующий как монада в диалектико-материалистическом смысле слова, выражает всю актуальную бесконечность, что может быть доказано. В самом деле, если под выражением мы понимаем потенциальное и опосредованное отражение, то:

1.Объект, как произведённый сущностью, выражает свою сущность;
2.Поскольку сущность произведена модусом, то объект выражает и модус, к которому он относится;
3.Поскольку модус произведён атрибутом субстанции, то объект выражает и весь атрибут субстанции
4.Поскольку атрибут принадлежит субстанции, то объект выражает и саму субстанцию;
5.Поскольку субстанция в форме атрибута производит полную бесконечность модусов, то объект через субстанцию также выражает эту полноту;
6.Поскольку полная бесконечность модусов производит полную бесконечность сущностей, то объект выражает и эту бесконечность;
7.Поскольку полная бесконечность сущностей производит полную бесконечность объектов, то объект выражает эту полную бесконечность объектов;
8.Поскольку объект выражает полную бесконечность объектов, то через них он выражает и полную бесконечность отношений между ними;
9.Поскольку объект выражает полную бесконечность отношений между объектами, то через них он выражает полную бесконечность универсалий;
10.Поскольку объект выражает полные бесконечности субстанции, атрибута, модусов, сущностей, объектов, отношений между объектами, и универсалий, то в конечном итоге объект выражает полную актуальную бесконечность, или природу, что суть одно и то же.

4.Онтологическая классификация объектов: по причине разнородности чистой фрагментарности объективной реальности, из её виртуальной неопределённости непрестанно вырабатываются объекты, сочетающие в себе сходные свойства, что делает возможным их онтологическую классификацию, адекватную их собственному бытию. На данный момент известно пять подобных классификаций: по связности, по закономерности, по размерности, по активности и по модальности – что, впрочем, не значит, что в будущем не могут быть открыты дополнительные классификации или что имеющиеся не будут впоследствии усовершенствованы.

Первая классификация объектов, по связности, разбивает множество объектов на два типа: ризообъекты и клейстообъекты. Ризообъекты, как следует из их наименования, обладают всеми свойствами делёзианской Ризомы, а именно: соединением, неоднородностью, множественностью, а-означающими разрывами, картографией и декалькоманией. Иными словами, речь идёт об объектах, обладающих свойствами открытой системы. Однако, не следует думать, будто перечисленные качества абсолютно чужды клейстообъектам, которые следует предварительно определить как объекты, обладающие признаками закрытых систем, так как всякая действительность ризоматична по своей природе. Клейстообъекты отличаются от ризообъектов не материалом, который для обоих типов один и тот же, и в-себе обладает одними и теми же свойствами, а порядком конституирования, который в одних случаях даёт тенденцию к открытости системы, и её связности с окружающей средой вплоть до неразличимого срастворения, а в иных ситуациях – организует линии ускользания и силовые поля отталкивания и притяжения таким образом, что скрывается от внешнего за их непроницаемой стеной. Все реальные объекты обладают в той или иной степени свойствами их обоих, колеблясь между двумя означенными полюсами в зависимости от ситуации, так что хитроумие объекта зависит от меры адекватности смещения связности в рамках того или иного гилехронотопа.

Вторая классификация объектов касается их закономерности, как имманентной и трансцендентной в случаях номообъекта и аномообъекта соответственно. Номообъект есть такой объект, который обладает теми или иными свойствами сам по себе, так что данные свойства не существуют вне его экзистенции. Например, законы биологической эволюции не существуют актуально вне биосферы, как и законы общества не существуют актуально вне его. Аномообъект есть объект беззаконный и преступный, так же как и номообъект, не имеющий над собой никакого потустороннего законодателя, и приобретающий те или иные свойства в ходе борьбы с иными аномообъектами. Под данную классификацию подходят элементы названных выше объектов: биосферы и общества – живые организмы являются аномообъектами до тех пор пока не вступают друг с другом в борьбу за существование, равно и люди не обладают человеческими свойствами, пока не вступают друг с другом в производственные отношения, так что трансцендентность всех закономерностей в конечном итоге оказывается подчинена порядку имманентности.

Третья классификация, по размерности, является относительной, и подразделяет все объекты в отношении друг друга на гиперобъекты, гипообъекты и мезообъекты. Гиперобъект есть такой объект, гилехронотопическая распределённость которого на множество порядков превышает распределённость того объекта, от которого мы ведём отсчёт. Вследствие своей распределённости, гиперобъекты обладают качеством метавиртуальности: будучи системой отношений, они не имеют чёткого и ясного местопребывания, ускользая в гилехронотопы, несоизмеримые с размерностью объекта отсчёта. Противоположностью гиперобъектам являются гипообъекты, то есть объекты исчезающе малых размеров, ускользающие в инфравиртуальность плана консистенции, как это уже было доказано квантовой физикой для виртуальных частиц и физического вакуума как разновидности поля Дирака. Другое важное свойство гипообъектов заключается в том, что на их множества вынуждены опираться гиперобъекты, и тем самым осуществляя свою экзистенцию. Гиперобъекты в принципе не способны существовать, не опираясь на множества гипообъектов, и в этом заключается их уязвимость, точка выхода из виртуальности в актуальность, из чего следует, что всякий гиперобъект, сам будучи глобальной сетью (network), осуществляет себя локально как worknet – сетевая работа, осуществляемая множествами гипообъектов. Тем не менее, гиперобъекты и гипообъекты не исчерпывают собой данный тип классификации. Скорее это два полюса, или крайних случая распределённых объектов, чья относительность позволяет принимать им форму и тех и других ситуативно, а именно – мезообъектов. Фактически, мезообъекты это сущностно адекватное состояние распределённых объектов, содержащее в себе всю полноту возможных мутаций и вариаций, крайними случаями которых являются два рассмотренных выше вида. Мезообъекты – это гибриды, но не такие гибриды, которые являются результатом смешения неких “чистых форм”  – в данном случае  объекта – а наоборот, исходная смесь всех возможных форм и становлений, из которой путём отбора и группировки вырабатываются конкретные формы. Иными словами, мезообъект – это worknet par excellence, насыщенный динамическими противоречиями между гетерогенными потенциалами. По этой причине мезообъект обладает имманентной виртуальностью, являющейся онтологическим критериумом его экзистенциала, то есть механизмом отбора форм вариации его существования как объективной экзистенции.

Четвёртая классификация, по активности, разбивает множество объектов на три подмножества: объект-актор, объект-субстрат и объект-посредник, функционирующие в пространстве всякой экзистенции. Актор есть объект, проявляющий относительную и вынужденную активность (поскольку все объекты в бесконечной природе действуют вынужденно, включая саму актуальную бесконечность природы), субстрат есть объект, к которому эта сила приложена in situ, а посредник, соответственно, есть объект, опосредующий их взаимодействие. Относительность же данной троицы состоит в том, что тот или иной статус объекты получают только в ситуативном взаимодействии, и следовательно, в разных ситуациях, могут вести и ведут себя соответствующе изменяя свою роль.

Пятая классификация, по модальности, выражает конституирование объектов как внешних или внутренних в зависимости от режима абстрактной машины, компонующей их на плане консистенции. Объекты внешние себе и друг другу, именуемые также вещью, производятся модальностью машины войны, тогда как внутренние объекты, или тела, производятся модальностью абстрактной машины, именуемой аппаратом государства. Поскольку последнее различие выражает плоскостную сущность субъект-субстанции, не имеющей одновременно ничего внешнего и ничего внутреннего, то его суть будет объяснена ниже, пятым свойством объективной монадологии.

5.Плоская онтология: вся приведённая выше классификация объектов предполагает общую онтологическую картину, качественно отличную от классических онтологий Платона, Аристотеля, религиозной схоластики и европейского буржуазного идеализма. Если онтология Платона, сформулированная им в диалогах Парменид, Софист и Тимей, предполагает некую онтологическую вертикаль, разграничивающую качественно различные регионы бытия, и тем самым вычерчивающую план трансценденции, чья формула N+1, и которому оказывается подчинена всякая имманентность чувственной природы, над которой сверкает самотождественный мир неподвижных и нематериальных Идей, а под которой зияет бездна подвижного и бесформенного вещества; если новоевропейская онтология помещает на план трансценденции сознание человека, конституируя его как индивида-субъекта-личность, обладающую свободной волей и погружённого в собственные галлюцинации, не имеющие почти ничего общего с объективной реальностью – то диалектико-материалистическая философия обрушивает вертикаль в плоскость плана консистенции, а вместе с ней – трансцендентного бога старой религиозной схоластики и трансцендентального субъекта новой буржуазной схоластики, называйся она позитивистской, герменевтической, аналитической или феноменологической, или ещё как-нибудь иначе, сохраняя при этом свою антинаучную, метафизическую и субъективно-идеалистическую сущность. Иными словами говоря, мы утверждаем, что не существует ни нематериальных форм над чувственным миром, ни бесформенной материи под ним, как то утверждал Платон и его последователи, перенося в область онтологии идеологию рабовладельческой и феодальной формаций; ни трансцендентального индивида-субъекта-личности, оторванного от материальной субстанции и обладающего свободой воли и представления, а реально существует складчатая плоскость материи-формы, ни над ни под которой ничего нет. Из этого следует, что у материи нет ничего внешнего, так как плоскость является бесконечной во все стороны и не имеет никакого внешнего предела, являясь таким образом, абсолютным телом. Также из этого следует, что у материи нет ничего внутреннего, так как плоскость материи-формы вовсе не обладает никакой глубиной, и не содержит никаких трансцендентных уровней, являясь таким образом, абсолютной вещью. Что касается отдельных её фрагментов, то есть объектов, то они также обладают этими свойствами, и могут рассматриваться как вещь и как тело в зависимости от необходимости. Наконец, следует сказать, что и трансцендентальный картезианско-кантианско-гуссерлианский субъект оказывается в такой ситуации невозможным по причине обрушения его оторванности от объективного мира в плоскость субъект-субстанции, так что теперь можно говорить лишь о гетерогенных складках онтологической плоскости, которые различаются и различают познающего и познаваемое как края складки одной и той же абсолютной реальности, познающей лишь саму себя, и на себя же воздействующую. По этой причине вопрос “кто?” вообще не имеет смысла, и должен быть изгнан из языка как пережиток метафизического идеализма.

6.Имманентность объекта субъект-субстанции: поскольку онтология объективной реальности является плоской, без трансцендентности и трансцендентальности, то данная плоскость оказывается строго имманентной всем объектам, в ней распростёртым. Таким образом, всякому объекту оказывается имманентной как абсолютная субъект-субстанция, так и бесконечные и пересекающиеся множества относительных субъект-субстанций, сосуществующих подобно чистой фрагментарности и её пределу, полному ТбО актуальной бесконечности.

По причине совершенной индивидуации и совершенной диверсификации, актуальная бесконечность обладает бесконечной производительностью, и в соответствии с принципом изономии производит любые действительности, не противоречащие законам диалектики в бесчисленном и бесконечном количестве. Эти актуальные сущности, объективная реальность par excellence, отражают друг в друге свои формы, производя отличный от себя мир феноменов, также актуально бесконечный in sui generi. Наконец, траектории движения явлений и соответствующие им движения сущностей образуют мир знаков, составленный линиями смыслов. Таким образом, актуальная бесконечность производит три мира, обладающих абсолютной, относительной и исчезающей реальностью, и выступает для них в качестве онтографа, феноменографа и графографа соответственно.