08. Гносеология и эвристика

1.Различие философии и науки: факты – гипотезы и теории – концепты
Что же такое философия, и чем она отличается от науки – не в качестве структуры, а в качестве процесса, практики философствования? Вопрос о науке в принципе был решён ещё Гегелем, как синтез эмпиризма и рационализма: наука может и должна рассматриваться как двусторонний процесс, как складка между эмпирическими исследованиями, ползущими на ощупь по поверхности текучего фактологического материала с одной стороны – и ассоциативным мышлением-производством, соединяющим отражения фактологического материала с гипотезами, выявляющим различия, проводящим отбор вариативных гипотетическо-фактологических множеств на основании принципа совозможности, и производящим совокупности достоверных теорий и теоретических отношений. Совокупности достоверных теорий и теоретических отношений в комплексе с гипотетическим и фактологическим материалом формируют содержание частных наук.

Философия действует иначе. Делёз и Гваттари определяют философствование как процесс производства концептов – однако их книга с таким же названием, как и наше примечание, по своему содержанию является скорее метафизической, идеалистической и реакционной, чем диалектико-материалистической, потому что во-первых, в ней они проповедуют полное упразднение трансцендентности – что нелепо и противоречит логике и фактам; во-вторых, утверждают, что все концепты располагаются на плане имманенции, в котором нет ничего трансцендентного, что опять же ложно, так как без трансцендентного, то есть без различения, в их концептах вообще нельзя было ничего различить, а значит и понять; в-третьих, они путаются в количестве планов имманенции – в одних местах пишут, что он один, а в других – что много; в-четвёртых, они учат, будто план (планы) имманенции срезает хаос – что очевидно ложно, так как никакого хаоса в реальности не существует, а существует полиморфная модальность, всеми возможными способами, бесконечно вариативными на всех своих уровнях, производящая конкретные сущности и их объекты; в-пятых, они пишут, будто при помощи хаоса они могут заменить и упразднить понятие трансцендентного в философии – что опять же ложно, так как если бы хаос даже и существовал, то различие между его частями, то есть трансцендентность, всё равно никуда не могла бы деться – в противном случае чистая имманентность превратилась бы в “первичное неподвижное состояние”, выдуманное немецким реакционером Евгением Дюрингом, и конечно, никогда бы не смогло ничего произвести без внешнего толчка, то есть без господа-бога; в-шестых, они отрицают исторически материализм в философии, стремясь представить её как борьбу идей в сфере чистого разума, абстрагировавшись от тех материальных причин, которые и вызывали все философские течения, определяя в общем виде их содержание, в каковой каркас и прорастали собственно философские закономерности; в-седьмых, в книге они ссылаются на неавторитетных идеологов буржуазии, таких как: Ницше, Кант, Шопенгауэр, Бергсон, Гуссерль, Хайдеггер, Беркли, и им подобных мыслителей, в лучшем случае устаревших, в худшем – заведомых идиотов и реакционеров, бесплодных метафизиков и схоластов, не способных мыслить диалектически и понимать материю как бесконечную субстанцию, находящуюся по обе стороны познавательного процесса.

Имманентное мы ранее определили как принцип тождественности, а трансцендентное – как принцип различия, из чего уже ясно следует, что наука занимается частными случаями этих универсалий, но не ими самими, в чём её первое отличие от философии. Вообще, относительно соотношения имманентного и трансцендентного возможно составить таблицу, отражающую верную, диалектическую позицию и три её искажения, размещённую в начале статьи.
 
Таким образом, существует три заведомо ложные, метафизические мнения, замкнутые сами в себе, и одно мнение, движущееся к истине. Однако, если подлинная философия есть философия нахождения верного соотношения тождества и различия, имманентного и трансцендентного, то что же в таком случае есть концепт?

2.Концепт
Итак, всё же перейдём к самим концептам. В переводе с латинского, “con-ceptum” значит то же самое, что и “дхарма” в переводе с санскритского: за-хват, даже двойной захват, благодаря приставке “con-”, которая означает многообразные формы со-единения, захвата – тогда как “-ceptum” обозначает некое также схватывание чего-либо. Для того, чтобы разобраться в смыслах, движущихся в этой линвистике и словесной морфологии, полезно рассмотреть ряд однокоренных понятий, членом которого является понятие “концепт”, а именно: перцепт, апперцепт, концепт и интерцепт. С перцептом всё относительно просто – как нам известно из идеалистической диалектики Г.Лейбница, перцепт есть малое, дифференциальное восприятие, при перестановке этого понятия на материалистическую почву, с головы на ноги, – схватывание отражения иным объектом, вещью или телом. Причём перцепты бывают первичные и вторичные: первичный перцепт есть локальное, точечное восприятие, которое может и не восприниматься на более высоких уровнях. Например, ощущение от удара единичного фотона в человеческое тело – это пример первичного перцепта. Вторичный перцепт – есть синтез множества первичных перцептов, как например, видение дерева, складывающееся из множества малых перцептов, производимых потоком фотонов, барабанящим по сетчатке человеческих глаз, или осознание некоей идеи, сложившееся из множества малых нейрофизиологических перцептов, распределённых в нейронной сети головного мозга.

Апперцепт, соответственно, есть функция рассудка, мыслящего при помощи законов формальной логики, и сознающего не только свои ощущения, но и осознание этих ощущений. Здесь уже видно различие животного и человека: животное просто знает, какова окружающая ситуация согласно данным первой сигнальной системы – а человек благодаря второй сигнальной системе не только знает, но и знает, что он знает. Наука работает на границе между перцептом и апперцептом, между фактологическим и гипотетическим материалом, вырабатывая из него положительные результаты. Отсюда следуют два типа апперцепции – первичная и вторичная. Первичная апперцепция складывается из множеств перцептов, фактологических и гипотетических вместе. Вторичная апперцепция есть апперцепция собственно научная, или критическая, так как производит отбор из множеств первичных апперцептов согласно выверенным логическим методам, и производит теоретическую картину мира в частных науках и в сознаниях достаточно образованных людей (здесь конечно, имеется в виду не формальное университетское образование, которое вовсе не гарантирует того, что по его прохождении человек станет сознательным или разумным – в противном случае все выпускники университетов становились бы безбожниками, коммунистами и материалистами, чего мы пока что не наблюдаем). Дело в том, что в ходе первичной апперцепции могут возникать ошибочные закономерности – отличный пример этого – голубиные и человеческие суеверия, а вторичная апперцепция как раз и заключается в отсеивании всякого вздора, даже если он имеет правдоподобный вид и фактологические основания при помощи критики логической и экспериментальной.

Так что же такое концепт? Располагаясь в серии на третьем месте, он представляет собой снятие-сохранение вторичной апперцепции применительно ко всему полю возможного человеческого познания. В самом деле, здесь мы видим некую спекулятивную диалектику, подобную четырём формам меновой стоимости, приведённую в первой главе “Критики политической экономии”. Первичный перцепт есть частный, локальный захват отражения; вторичный перцепт есть захват некоего поля первичных перцептов; первичный апперцепт есть захват гипотетических и фактологических вторичных перцептов вместе, с образованием ризоматической структуры; вторичный апперцепт срезает ризоматические множества в пользу древовидных структур, производя отбор достоверных вариантов и в норме отсеивая несовозможный вздор. В таком случае, концепт есть попытка восстановления методологии в условиях ризоматического захвата разнородных отражений. Концепты, таким образом, делятся не на первичные и вторичные, а на метафизические и диалектические. Об их различии отчасти уже было сказано выше, и схема из четырёх вариантов остаётся в общем и целом справедливой, при той поправке, что речь идёт о нахождени верного соотношения не имманентного и трансцендентного, а спекулятивной и диалектической логик.

Метафизики, производя концепты, либо абсолютизируют одну сторону и отрицают другую – либо произвольно смешивают обе стороны того или иного понятия? задача же состоит в чём-то противоположном, в том, чтобы добиться между сторонами адекватного соответствия. Концепт, по сути представляет собой двойной ризоматический захват абстрактных срезов объективной реальности и трансформацию их в конкретные понятия, или, иными словами, философствовать значит изучать мир при помощи свободной диалектики, а не обрезанной формальной логики, как то пытаются делать буржуазные учёные, приходя в итоге к солипсизму, и саморазоблачая своё невежество.

Наконец, следует сказать и о понятии интерцепта, который есть та самая складка объективной реальности, благодаря которой возможно самопознание мира, между познающим и познаваемым, в которой и то, и другое оказываются захвачены логикой имманентного и трансцендентного. Иными словами, интерцепт есть принцип самозахваченности мира в единый познавательный процесс, одним из моментов которого является и человеческое познание реальности.

3.Экспроприация метафизических концептов
Итак, поскольку метафизические концепты являются не чем-то качественно отличным от концептов диалектических, но скорее нечто плохо проработанное, плохо осмысленное, из чего часто может быть извлечено рациональное зерно, то из этого следует, что в обязанности диалектического философа входит именно такая рациональная критика метафизических концептов, и освоение их действительного содержания на благо угнетённых классов.

Начинается дело с критики метафизических философов: софистов, схоластов и солипсистов, а именно с выявления слабых, противоречащих логике, фактами самим себе фрагментов в их текстах. В ходе этой критики выясняется, какой момент: прогрессивный или реакционный является доминирующим у данного философа, и в соответствии с этим даётся общая оценка его деятельности: либо это прогрессивный философ в своих рассуждениях не сумел подняться до диалектико-материалистического понимания, либо это реакционер, уклонившийся от диалектического и материалистического миропонимания; также нельзя забывать указывать классовое положение этого философа, а также роль этого класса на данный исторический период – по этой причине экспроприации Ж.Делёза из текстов Канта, Спинозы, Бергсона, Лейбница, Ницше и других, не могут быть названы адекватными, потому что он не учитывает их классовое положение; не говоря уже о том, что такого философа как Ницше, просто не существует в природе, и никогда не существовало. Или, другой недавний пример – французский философ Лакан при всей оригинальности своего учения, излагал его специально как можно более путано и неясно, а также вёл буржуазный образ жизни, и предавался роскоши – за что он заслуживает жестокой критики и осуждения, как потворник мракобесия и реакции. Затем, когда слабые места разоблачены, и философ поставлен на место – разумеется, всегда ниже, чем место диалектического материализма, который, как мы знаем, является вершиной развития общественного миропонимания для любой из планет этой бесконечной природы, где только способна возникнуть сознательная жизнь – начинается экспроприация его идей в контекст марксистско-ленинского учения.

Да, авторские цитаты непременно должны быть с силой вырваны из контекста, и истолкованы по-новому, с материалистических, диалектических, коммунистических и безбожных позиций, причём характер цитат и способ их истолкования остаётся совершенно свободным в рамках марксистско-ленинской парадигмы. Важно их переосмыслить, то есть переработать смыслы, вложенные автором в силу своего ума и невежества так, чтобы от них была польза коммунистическому учению и движению, а метафизик, их сочинивший, был поставлен на положенное ему место. А затем, разумеется, получившиеся тексты должны быть обобществлены на благо всех лиц, заинтересованных в интеллектуальном и политическом прогрессе коммунизма во всех сферах общественной жизни. В этом отношении материалистического философа следует сравнить с “благородным разбойником”, наподобие Робина Гуда из английских народных легенд, который грабил и убивал богачей, а их капиталы раздавал бедным людям, которых те обирали. Естественно, философ никого не убивает, по крайней мере, пока занимается теоретическими построениями – однако действует схожим образом: он присваивает интеллектуальные богатства, созданные философами господствующих классов, переосмысляет их, и раздаёт людям не сведущим в науках и философии, чтобы те могли освободиться сначала от своего невежества, а затем – и от реальной эксплуатации. Так же поступали в своё время и большевики, так же должен поступать после них всякий марксистский интеллектуал, способный к такого рода деятельности Так что правы те товарищи, которые справедливо считают Карла Маркса и Фридриха Энгельса первыми Большевиками – ибо именно они больше всех обобрали немецких буржуазных философов-идеалистов, английских буржуазных экономистов, равно как и французских социал-утопистов, и переосмыслив их идеи, обратили их на благо рабочего класса и всего грядущего коммунистического общества.

Однако, товарищи могут спросить: хорошо, Маркс и Энгельс сделали своё дело блестяще, и то что смогли сделать, сделали – что делать нам сегодня в области теоретической и идеологической критики? Здесь, нужно сказать, представляется обширнейшее поле деятельности, так что если бы мы взялись делать список одних лишь авторов, которые нуждаются в критическом переосмыслении, то он вышел бы в несколько раз длиннее, чем вся эта книга, и был бы, разумеется, совершенно неудобочитаем. Поэтому в общем виде, критике и экспроприации подлежат идеалистические философы древней Индии, древней Греции, средневековые схоластики (включая схоластиков буддийских), европейские буржуазные философы начиная с эпохи Возрождения и до наших дней; затем – частные науки от математики до социологии, психологии и праксиологии; затем – все области искусства и политики, так, чтобы всё, что есть ценного у буржуазных, феодальных и рабовладельческих философов было экспроприировано, переосмыслено и обобществлено на пользу наших товарищей.

4.Поиск и проблема
Теперь следует сказать о связи гносеологии как теоретической философской дисциплины, изучающей сущность познания с эвристикой как прикладной философской дисциплиной, предписывающей общие принципы поиска и конституирования научного и философского знания.

Однако, прежде чем приступить к методам и алгоритмам, следует снова совершить тактическое отступление, и отойдя назад, рассмотреть эвристическую проблематику в общем виде, чтобы при разрешении частных вопросов не попасть в засаду метафизического мышления, схоластики, софистики или солипсизма, вульгарного материализма и тому подобных идеологий, чьи напрасные мудрствования бессмысленны и пусты, и потому не могут служить познанию объективной реальности такой, какая она есть на самом деле.

Однако, что значит рассмотреть ту или иную проблему? Чтобы понять смысл этого выражения, обратимся к путям, по которым такая фигура речи сложилась и закрепилась в языке как общеупотребительная, тем более, что исходный смысл фразеологизма вполне отчётливо просвечивает сквозь очертания слогов и букв. Первоначальное значение высказывания относится к тому, что человек, видя перед собой некое препятствие, которое необходимо преодолеть (так как проблемой все и называют то, что должно быть преодолено), отходит назад, и смотрит на препятствие и вокруг него, чтобы найти пути его преодоления либо в нём самом, либо в его окрестностях, либо в окрестностях окрестностей, и так далее, так что взгляд человека движется по расширяющейся спирали, пока не наткнётся на некий верный признак, исходя из которого можно умозаключить, что именно в том месте и можно препятствие преодолеть. Кстати, и само слово препятствие этимологически значит, то, что превышает возможности пяты, то есть человеческой ноги к продвижению по прямой траектории, а также нахождение перед пятой, так что отсылает к описанной нами выше ситуации, когда человек останавливается перед чем-то, что мешает его движению. Впоследствии буквальный смысл данного выражения перешёл в науку, и проблемой стали называть препятствие на пути движения не самого человека, а его мысли; а рассмотрением – поиск путей обхождения либо разрешения (изначально – разрушения) умозрительной преграды.

Однако, давайте разберёмся ещё в том, как человек рассматривает тот или иной объект, и как в этом контексте следует истолковать выражения обхождения и разр(е/у)шения проблемы. Когда человек смотрит и видит нечто, то сущность данного процесса состоит в переносе отражённых форм с поверхности объекта сначала на поверхность потока электромагнитных волн, затем на сетчатку глаза, и затем через зрительный нерв в головной мозг. Определённо, мы имеем дело с чем-то, до крайности напоминающим осязание. Различие между зрением и осязанием вопреки учению Платона и тех, кто ему верит, слишком незначительно, что позволяет нам подвести и зрение, и слух, и обоняние, и вкус, и даже чувство равновесия, определяемое в нашем теле вестибулярным аппаратом – подвести все эти чувства под общую категорию, как специализированные разновидности осязания.

В противоположность учению французского философа-экзистенциалиста Ж.-П.Сартра, который проповедовал, будто человек существует как самосозидательный проект, устремлённый в будущее а не как плесень, ползущая по поверхности пространства-времени, именно второй вариант оказывается удивительно схож с научно-материалистическим миропониманием. Что же касается проектности, гуманизма и прочей метафизики – то о них сейчас в России говорят в основном политические мошенники, жулики и шарлатаны, чья демагогия известна всем здравомыслящим лицам, а смехотворные теории о борьбе красного хилиазма с тёмной материей, в которой якобы нашла себе пристанище чёрная гностическая метафизика, а также о бесах и чертях обитающих в ней и телепатически сообщивших Делёзу, Дерриде и Бодрийяру их учения – вызывают не что иное, как приступы гомерического хохота у всех мало-мальски осведомлённых в истории, астрономии и диалектическом материализме.

5.Видение как вкус
Возвращаясь к осязательной природе всякой чувственности, следует раскрыть смысл сопоставления с телесными образованиями несовершенных грибов. Мицелий, или грибница, как известно, есть переплетение множества нитей – гиф, прорастающих сквозь субстрат, и во взаимодействии с ним извлекающая из него материал для собственной постройки. При соприкосновении с корнями деревьев, грибницы некоторых видов грибов способны образовывать так называемую ризому, прорастая сквозь корни и взаимно обмениваясь с ними веществами через полупроницаемые мембраны – за что Делёз и Гваттари и взяли термин ризомы для обозначения известной онтологической универсалии. Характерным свойством ризомы является её плоскостной характер – для того, чтобы воспринять тот или иной объект, она должна прорасти к нему и войти в соприкосновение с его поверхностью, чтобы та отразилась на её собственных полупроницаемых мембранах. Но поскольку у ризомы нет никакого абстрактного целеполагания, которое метафизическая и идеалистическая философия приписывала живым объектам, то речь идёт не о какой-то целеустремлённости движения (которой в действительности нет не только у грибов, но также у высших животных и у человека, как это будет объяснено ниже), а о номадологическом, хаосмотическом блуждании, реагирующем на концентрации полезных или вредных веществ (то есть на их аффекты), а также на плотность субстрата (то есть на его консистенцию).

Иными словами, ризома пробует окружающие её объекты на вкус, так как поверхность мицелия покрыта химическими рецепторами, аналоги которых у позвоночных, к которым относимся и мы с вами, расположены во рту, а восприятие мира при их помощи называется вкусом, сущность которого сводится к непосредственному контакту поверхностей двух объектов, по крайней мере один из которых обладает полупроницаемой мембраной, способной отсеивать “шум” и воспринимать значимые свойства воспринимаемого объекта, реагируя на это изменением собственной конфигурации, то есть отражая их. Но то же самое будет справедливо и для всех прочих чувств: осязания, обоняния, слуха и даже зрения, так как для того, чтобы воспринять то или иное явление, необходим контакт полупроницаемой поверхности с материальным субстратом, несущим то или иное отражение.

Аналогично, деятельность как отдельного человека, и тем более всего человеческого общества не является целенаправленной в каком-то абсолютном смысле, так как эффекты целеполагания всегда отражают лишь локальные взаимодействия и выражают локальные акты рефлексии ризомы. Можно говорить о её слепом и неосознаваемом блуждании сквозь неоднородный субстрат, распознаваемом на вкус, который также остаётся несовершенным, хотя и адаптивным. Данному блужданию, распознающему реальность и производящему общественные элементы имманентно присуще некое эвристическое хитроумие, позволяющее преодолевать проблемы и достигать результатов не только функциональных, выражающих относительную детерриториализацию, но и осознанных, то есть выражающих детерриториализацию абсолютную.

6.Методы, алгоритмы, знание
Таким образом, эвристика предстаёт перед нами как номадологическая дисциплина, или методология нахождения оптимальных форм движения общественной экзистенции. Последняя, будучи множественной, диверсифицирует свои осуществления, разветвляя линии собственной сегментации сообразно критериуму дырчатой поверхности, выбрасывающему из избыточной виртуальной неопределённости объекты, произведённые собственной сущностью. В столкновении с объектами иного они картографируют их, разыгрывая объект-объектные ситуативные алгоритмы, производимые неформальными функциями взаимодействительности (co-actuality). Предельным результатом эвристической детерриториализации является знание как анти-память, реальная онтологическая сущность, деконструирующая антирациональные элементы и отношения экзистенции, перевёрнутое в материалистический марксистско-делёзианский контекст jnana упанишад, производящее адекватность всех относительных экзистенций друг другу и актуальной бесконечности имманентного и материального абсолюта.

Знание, таким образом, в своих предельных рациональных формах осуществления не есть некая сухая абстракция, существующая в книгах, кабинетах, лабораториях или головах бездеятельных, аполитичных книжников, как то полагаю бессильные позитивисты и феноменологисты – но скорее очень специфический режим функционирования сущности, с одной стороны крайне разрушительный, чьё действие способно раз и навсегда вытравить все и всяческие бесполезно согласованные структуры, будь то вера в бога, государство, человеческую индивидуальность, свободную волю или свободный рынок, притом не в теории, а на практике. Знание – это не некая математическая абстракция или модель реального мира – но скорее сама реальность, в форме положительного полюса абстрактной машины войны разрушающая всё достойное разрушения – чему человечество уже не раз становилось свидетелем. Впрочем, было бы ошибкой сказать, будто знание противоположно всякой структуре – скорее речь идёт о плохо согласованной и плохо скомпонованной структуре полного тела капитала, отталкиваясь и отрываясь от которого желающее производство формирует полное ТбО общества, именуемое также высшей коммунистической формацией, бесклассовой, безгосударственной и безидеологической, опираясь на которую все экзистенции достигают совершенного освобождения

Эвристика как метод номадологической гносеологии, ситуативные алгоритмы неформальных функций как его приложение к проблемам и знание как результат их разрешения.