Глава 13. Мать

(вторник, 22:30, четверо суток до Дня вакцинации)

В полумраке темного двора, куда Олег зашел, чтобы срезать путь, было тихо. Они со Штыком расстались у подъезда Бабушкина. Напарник растворился в черноте улицы, а киллер уныло поплелся домой, стараясь хоть немного привести в порядок мысли. Жил он недалеко от Андрея Николаевича, на Калужской, и пошел напрямик, через знакомые дворы. Когда он заметил компанию людей, стоящих возле одного из домов, было уже слишком поздно сворачивать или убегать.
— Эй дядя, закурить есть? — от компании отделилась тень и пошла на Олега вихляющей походкой.
— Нет, — ответил Кузнецов, сбавляя шаг, — не курю.
— А ты чо дерзкий то такой, — обрадовалась тень и подошла вплотную, но тут же разочарованно выругалась, узнав Олега. Это оказался его сосед Витек, парень лет на десять младше Кузнецова, вечно торчащий по закоулкам со своей компанией и промышляющий мелким гоп стопом.
— Совсем офонарел, — сказал гопник, — по темноте один шарохаешься! Ты хоть знаешь, сколько мудаков сейчас на улицах?!
Олег ничего не ответил, повернулся и пошел в сторону дома. Витек хотел было еще что-то сказать, но его остановило странное пустое выражение глаз соседа, поэтому он лишь пожал плечами и направился обратно к своей компании.
Киллер без дальнейших приключений добрался до подъезда, тоже с неработающим домофоном, поднялся по лестнице и открыл дверь в квартиру. Но не успел Олег войти внутрь, как в ту же секунду из комнаты матери раздался ее привычный пронзительный голос.
— И где ты шляешься, я тебе звоню, ты трубку не берешь, абонент недоступен, у меня давление двести сорок, полдня на кровати валяюсь, а тебя все нет, думала в морг уже звонить, совсем мать не любишь, хочешь в гроб ее свести, у меня предынфарктное состояние, а скорую даже некому вызвать, я тебя растила одна, не спала ночами, думала, что опора мне будет в старости, неблагодарный, такой же толстокожий, как сестра твоя, чувствую, умру я скоро, придешь домой, а мать мертвая лежит, да ты и не заметишь даже, давление меряю, на цифры смотреть страшно, а тебе плевать с высокой колокольни, шляешься где-то и на звонки не отвечаешь, голодный еще поди, я ужин три раза подогревала, грею и плачу, а давление скачет как сумасшедшее…
Под этот монолог Олег, давно выучивший его наизусть, разделся, вымыл руки и зашел в комнату матери.
— Дай-ка я тоже давление померяю, — сказал он, — что-то чувствую себя не очень.
Но мать проворно спрятала тонометр под подушку.
— Да ты как бык здоровый, с чего вдруг у тебя давление появится, — сказала она, — пошли ужинать.
Мать соскочила с кровати и побежала на кухню, продолжая говорить. Сын поплелся за ней следом.
— Соседка то наша дура, с шестнадцатой квартиры, баба Глаша, начиталась этой «Зари коммунизма» дебильной, пошла и вакцинировалась. Уж я орала на нее, орала, а она как идиотка смотрит на меня и только глазами хлопает. Говорит — ну в Заре же неправду не напишут! — представляешь тупая какая, газетам верит. Так что ты думаешь, пока она после укола больная лежала с температурой, ей платную подписку на телефон подключили!
— Кто? — удивился Олег.
— Дед Пихто! Вакцинаторы эти проклятые. Пока она при смерти валялась. Специально ее отравили прививкой и подключили.
Кузнецов вздохнул и начал есть поставленный перед ним ужин. Его мать, Людмила Сергеевна, сорок лет прослужила медсестрой в поликлинике, а последние лет десять сидела дома на пенсии. Жили они вдвоем, а отца Олег никогда не знал. Очень сильно занимало его собственное отчество — Спиридонович, несколько раз сын пытался расспросить мать о своем отце, но та категорически отказывалась говорить на эту тему и всегда уходила от разговора. А у младшей сестры Олега, Оксаны, отец был совсем другой: Людмила Сергеевна вышла замуж, когда ее сыну исполнилось два года, и скоро родила дочь, вот только супруг ее к тому времени уже сбежал из их семьи. Да и сама Оксана исчезла из родного дома, едва закончив школу, и в Шахтинске никогда больше не появлялась.
Олег ел и слушал. Он вдруг вспомнил про носовой платок, но решил от греха подальше пока о нем не спрашивать. А мать тараторила без остановки.
— Представляешь, что эти сволочи делают, они же вакцины с воздуха распыляют, я сегодня ВКонтакте ролик смотрела, там самолет круги нарезает над городом. И след такой белый. Уничтожают народ! Вакцина не проверена, кто знает, какие последствия от нее будут через несколько лет? Сопьются все и вымрут, или еще чего хуже. Ты почему на сотовый не отвечал? В могилу свести меня хочешь?
— Дома забыл, — буркнул Олег. Телефон он отключил и оставил у себя в комнате по распоряжению Ивана Ивановича, чтобы его не вычислили во время визита к Бабушкину.
— Забыл он, ты и про мать так же потом забудешь! У меня из-за тебя давление поднялось, двести сорок! Я лежу, умираю, а он видите-ли забыл!
Людмила Сергеевна в свое время притащила домой из поликлиники неисправный электронный тонометр, который показывал давление аж на сто единиц больше реального. Выяснил это Олег случайно. Однажды, когда матери не было дома, он решил измерить с похмелья давление, но, увидев ужасные цифры на дисплее, чуть не помер со страху и трясущимися руками тут же вызвал себе скорую. Приехавший фельдшер даже не ругал Олега, а только долго смеялся над ним, попутно дав пациенту совет, в какое место ему следует засунуть свой тонометр. Но сын, конечно же, не рискнул сказать матери, что узнал ее страшную тайну.
Людмила Сергеевна была ярой антиваксершей. Поэтому вопрос вакцинации для Олега никогда не стоял. Мать бы такой подлости ему не простила. Будучи активным, хотя и рядовым членом партии антиваксеров, она ходила на все митинги, попутно таская с собой несчастного сына, неустанно вела пропаганду среди знакомых, а также целыми днями репостила в соцсетях ролики об опасности вакцины. Соседи и подруги избегали ее, настолько она достала всех своим антиваксерским фанатизмом. Всю нерастраченную энергию мать выплескивала на Олега, а тот, хоть и привык жить под звуки ее бесконечного монолога, но в последнее время начал все сильнее спиваться. Годы и нервы, похоже, брали свое.
Два дня назад, в воскресенье, Людмила Сергеевна потащила сына на очередное мероприятие, организованное партией в качестве тренировки перед митингом, который Лопатин запланировал провести в День вакцинации. Олег пошел, хоть и мучался с похмелья. На Площади торжеств он неожиданно встретил свою шапочную знакомую, кассиршу из ближайшей Пятерочки, куда часто заходил за продуктами. По бейджику на груди Олег знал ее имя, и всегда здоровался с ней в магазине. Случайная встреча оказалась для обоих приятной неожиданностью. Кассирша Наташа за пять минут рассказала ему, что разведена, живет одна, на Весенней, что у нее есть женатый взрослый сын, а называть ее можно просто Наташкой, и за эти пять минут болтовни она неожиданно успела привести Олега в какое-то странное, но очень приятное замешательство. А Людмила Сергеевна как на грех куда-то отлучилась, и не смогла помешать их разговору.
И тут Кузнецов услышал клич Главы партии с призывом залезть на памятник Первым вакцинаторам и толкнуть оттуда написанную на бумажке речь. За этот подвиг Троцкий пообещал заплатить восемьдесят пять рублей (больше у него с собой не было). Олег быстро сообразил, что на такую сумму можно будет опохмелиться, а попутно еще и произвести впечатление на Наташку, ведь он хорошо знал, как подняться на монумент. А на трехметровый постамент его легко подсадят товарищи по партии. И Кузнецов откликнулся на призыв Троцкого. Вот только это спонтанное решение привело в итоге к таким страшным последствиям, что теперь Олег не имел ни малейшего понятия, как ему поступить дальше. А Людмила Сергеевна все продолжала монолог.
— Ладно хоть из полиции тебя выпустили. А ты и рад бы, наверное, в камере сидеть, пускай мать одна дома подыхает. Тебе плевать, что у меня давление двести сорок, ты на своих принудительных работах прохлаждаешься. А сегодня еще и телефон видите-ли забыл. А я-то дура, ночей не спала, растила тебя одна-одинешенька, думала надежда и опора мне будет на старости лет, а ты и стакана воды несчастного родной матери не подашь, неблагодарный…
И так продолжалось каждый день, на протяжении неимоверного количества бесконечных лет, без перерывов, обедов, праздников и выходных.