Глава 14. Неблагодарный сын

(среда, 0:00, трое суток до Дня вакцинации)

В полумраке кухни, где сидел сейчас Олег с кружкой холодного пива в руке, было тихо. Мать наконец-то уснула, и он пытался хоть немного распутать свои запутанные мысли, но, впрочем, без особого успеха. Ведь мысли Кузнецова, вопреки его желанию, унеслись куда-то очень далеко, бесконечной холодной волной закружили над ним, и, непонятно почему, вдруг начали проматывать у него в голове, как в проекторе, старые и полузабытые слайды давнишних воспоминаний.
Сколько Олег ни помнил себя, мать целиком и полностью контролировала его. Но если в дошкольном возрасте это можно было еще как-то понять и объяснить, то к пятому классу школы фигура Людмилы Сергеевны, неизменно ожидающей сына после уроков второй смены, чтобы отвести домой, стала предметом ежедневных издевательств со стороны одноклассников. Ведь от школы до дома Олега требовалось пройти лишь метров триста по дворам, да перейти одну дорогу. Но неумолимая мать не сдавалась — мало ли какие ужасы могут ждать ее ребенка на страшных улицах, и она за руку вела его домой. А если сын учился в первую смену, то мать провожала его в школу. Она бы водила Олега и днем, но увы — работа в больнице не позволяла ей этого делать.
К шестому классу она кое-как смирилась, что сын и в одиночку сможет дойти до школы и обратно живым и здоровым. Однако, не дай бог ему было задержаться с пацанами после уроков и опоздать домой хоть на десять минут. Его тут-же ждала выволочка от матери, которая неизменно заводила свой бесконечный, отшлифованный с годами монолог. При этом, как ни странно, мать совершенно не интересовалась оценками сына. Лишь бы он все время сидел дома. А если Олег выходил во двор погулять, то мать неизменно устраивалась у окна и пристально наблюдала за всеми действиями сына, и не дай бог ему было случайно выйти за пределы ее видимости!
Олег совершенно не помнил отчима, отца своей сестры Оксаны, однако с возрастом прекрасно начал понимать причину его исчезновения из их семьи. Ведь Людмила Сергеевна постоянно пыталась контролировать не только детей, но и мужа. Она всегда лучше него знала, что ему надеть, где работать и когда открыть рот. Впрочем, последнее ради собственного же блага делать крайне не рекомендовалось.  Выжить с такой женой, держащей всех в ежовых рукавицах, и по любым вопросам имеющей единственно правильное и непререкаемое мнение, не смог бы, наверное, никто. А мать после исчезновения мужа предупредила детей, что проклянет их, если они вдруг посмеют общаться с беглецом. Впрочем, Олег никогда и не стремился поддерживать связь с отчимом, а тот давным-давно уехал из Шахтинска.
А сестра его, Оксана, до поры до времени молча выслушивала все наставления матери, никогда с ней не спорила, но, едва закончив школу, моментально подала документы в какой-то институт, находящийся почти за тысячу километров от родного города. Ни истерики матери, ни ее мольбы, ни бесконечные монологи — не помогло ничего. Оксана, не успев получить аттестат зрелости, испарилась из Шахтинска, и никогда больше в нем не появлялась. А мать, до которой в конце концов дошло, что дочь тоже потеряна для нее навсегда, прокляла ее, за компанию с бывшим мужем. Ну а несчастному сыну под страхом смерти запрещено было общаться и с сестрой, и с отчимом.
Ко времени отъезда Оксаны, Олег уже закончил ПТУ по специальности сварщика. После школы он собрался было поступать в политехнический университет в Новосибирске, скорее, конечно, за компанию с одноклассниками, чем ради какой-то конкретной цели, но мать, разумеется, не допустила этого. Смекнув, что она может остаться дома совсем одна, Людмила Сергеевна с удвоенной силой начала рассказывать о святых Мадоннах, положивших всю жизнь на алтарь материнства, о неблагодарных детях, мечтающих свести в могилу своих несчастных матерей, об алчных бабах сучках, которые спят и видят, как бы сбить с пути истинного наивных простачков студентов, и далее по списку. Олег в итоге никуда не поехал, а подал документы в шахтинское ПТУ и продолжил свой привычный образ жизни.
Где-то очень глубоко в душе Олег понимал, что причиной всему происходящему является совсем не его властная мать, а лишь его собственный безвольный и слабый характер. Однако сделать с собой Кузнецов ничего не мог. Он отчаянно завидовал Оксане, которая нашла в себе силы сбежать из дома и зажить полной жизнью. Завидовал, вот только сам не решался повторить ее поступок. Брат, правда, изредка созванивался с сестрой (она с оказией передала ему свой номер телефона), но узнай об их разговорах мать, сыну даже страшно было представить ее реакцию.
Неожиданно для самого себя, Олегу понравилась профессия сварщика. Он достаточно быстро освоил свое непростое ремесло и научился варить очень сложные вещи — и тонкостенные трубки от гидравлики, и швы в слепых зонах и многое другое. Причем работал Кузнецов красиво и качественно. Сварочное дело оказалось настоящим его призванием, и даже хорошо, что он стал классным сварщиком, а не превратился в очередного никчемного и никому не нужного инженера. Если бы не одно но…
Окончившего ПТУ Олега сразу-же пригласили работать на завод «Красный октябрь», в цех, где он проходил практику. И до поры до времени все шло хорошо, хотя после смены он по-прежнему сидел дома под постоянным надзором матери. Но потом, как на грех, сотовая связь стала общедоступной, а Людмила Сергеевна вышла на пенсию и обрела кучу свободного времени, которое надо было чем-то заполнять. И мать теперь не могла прожить больше часа без того, чтобы не рассказать сыну о внезапно пошатнувшемся здоровье, и не узнать, чем он там занимается в своем цеху — а то вдруг, не железки варит, а знакомится с какими-нибудь сучками, пролезшими через дыру в заводском заборе, дабы совратить неискушенного дурачка-сварщика.
Если Олег в течение пяти минут не отвечал на звонок, то у матери мгновенно поднималось давление, а сердце, ноги и руки попеременно начинали отказывать. И Людмиле Сергеевне бесполезно было что-либо объяснять. Пропущенный сыном звонок автоматически становился ее личным вызовом. А отключенный Олегом сотовый воспринимался как изощренный способ свести ее в могилу.
Когда Кузнецов, под истошный визг лежащего в кармане телефона, загубил пару ответственных деталей, его вызвал к себе начальник цеха. Он не ругал своего сварщика, ведь хорошо знал и самого Олега, и Людмилу Сергеевну — город то маленький.
— Слушай, Кузнецов, а тебе сколько сейчас лет? — спросил начальник цеха, хотя и сам прекрасно знал его возраст.
— Тридцать три, — ответил сварщик (разговор происходил двенадцать лет назад).
— И ты всю свою жизнь вот так и будешь жить в одной квартире с мамой? А заводить семью, детей, съезжать от матери ты, судя по всему, вообще не собираешься?
Олег едва не расплакался. Еще в училище, он познакомился с Мариной, девушкой с параллельного потока, постигающей ремесло поварихи. У них как-то внезапно все завертелось и закружилось в бешеном ритме, возможно потому, что это были первые чувства у будущего сварщика, ну а насчет Марины история умалчивала.
Отношения быстро развивались, но Людмила Сергеевна, узнав о коварном предательстве сына, пресекла их решительно и бесповоротно. В ход пошло все — и угрозы, и увещевания, и резко обострившиеся смертельные болезни… перспектива остаться одной в пустой квартире очень сильно испугала мать, и она даже нанесла визит родителям Марины, оставив у тех незабываемые впечатления от знакомства с ней. Слава богу, несостоявшиеся сваты оказались людьми адекватными и, отойдя от шока, объяснили дочери, что семейная жизнь с такой свекровью окажется сродни изощренному самоубийству. Умненькая Марина все поняла, и нашла себе новый объект для страсти. А Олег… а он больше и не делал никогда попыток выйти из-под контроля матери, понимая их полнейшую бесперспективность. И сейчас ему нечего было ответить начальнику цеха. Людмила Сергеевна, после того неудавшегося знакомства, строжайшим образом следила за моральным обликом сына, и не позволила бы ни одной посторонней бабе просочиться в его личную жизнь.
А еще лет через шесть Олег, которому вконец надоело каждый час отвечать на звонки матери, просто перестал ходить на работу. Начальник цеха предпринял несколько попыток вразумить своего сварщика, однако в конце концов махнул рукой и уволил его за прогулы. Зато мать была очень счастлива. Ее пенсии вполне хватало на совместную с сыном непритязательную жизнь, да и Олег теперь всегда сидел рядом. По старой памяти Кузнецов изредка делал кое какие сварные халтуры, но скорее просто для того, чтобы отвлечься и ненадолго выбраться из дома, чем ради заработка.
В последнее время мать все чаще начинала фальшиво сокрушаться, сколько мол можно сыну жить бобылем, пора бы ему завести семью, ведь ей очень хочется на старости лет понянчить внуков. Но Олег пропускал эти слова Людмилы Сергеевны мимо ушей — он прекрасно знал их настоящую цену.
А сегодня утром на принудительных работах Кузнецов неожиданно снова встретил Наташку. Ее, оказывается, тоже задержали в воскресенье на митинге, когда она пыталась написать мелом неприличное слово на асфальте возле памятника. В наказание ее заставили отмывать постамент от всех имеющихся на нем надписей. Олег, оставшийся без работы, так как полиция пока не договорилась насчет аренды автовышки, а вручную срезать скобы было невозможно, вызвался помочь новой знакомой. И они весь день весело проболтали за работой о всякой ерунде. Наташка уже называла напарника Олежкой, и в конце дня написала ему на бумажке свой телефон, узнав попутно и его собственный номер.
Вечером домой отпустили не только Олега, но и Наташку, и всех других осужденных. Ведь полиция по распоряжению Главы города затеяла массовые задержания на митинге лишь для того, чтобы получить бесплатную рабочую силу по подготовке Площади торжеств к Дню вакцинации. И тратить бюджетные деньги, на содержание осужденных в камерах, никто не собирался.
Кузнецов простился с Наташкой, однако не пошел домой, а до условленной встречи со Штыком долго бродил по знакомым тихим улочкам. В нем одновременно бурлили внезапно нахлынувшие романтические чувства и страх перед будущей операцией. И вот теперь, после ужасного события, произошедшего двумя часами ранее в квартире Бабушкина, несчастный киллер сидел за кухонным столом, и совершенно не понимал, что ему делать дальше. Но внезапно мысли Олега, до этого момента беспорядочно путающиеся в голове, вдруг сами собой сложились в ровную и стройную цепочку последующих действий. И Кузнецов наконец понял, как ему выйти сухим из воды.
«Завтра утром позвоню следователю», — подумал моментально повеселевший убийца и сразу вспомнил, что его сотовый так и лежит в комнате отключенным. Он сходил за телефоном, включил его и увидел на экране миллион пропущенных — почти все от матери, и пару с неизвестного ему номера. И через мгновение с этого номера опять позвонили. Олег ответил, пару минут с кем-то поговорил и отбился. А потом решительно вылил в раковину недопитое пиво, зашел в кладовку, взял из ящика с инструментами старый, но очень увесистый молоток, тихо, чтобы не разбудить мать, оделся и вышел из дома в ночь.