Клёш

Я училась в одиннадцатом классе, когда в поисках чего-то интересного из маминого гардероба, достала с антресоли мамины туфли, которые она носила в молодости. Это были босоножки на высокой и твердой, словно дерево, платформе. Высокий каблук, ужасно неудобная колодка. Кожаные ремешки были прикручены к платформе гвоздиками. Это была пытка, я еле-еле дошла до своей подружки в соседнем дворе. Мы вместе с ней крутили и рассматривали эту убийственную обувь. Как наши мамы могли такое носить…

- А еще там в коробке у нее джинсы-клёш, представляешь?! И такие широченные, как можно было ходить на этих ходулях, да еще в таких штанах?! Я джинсы развернула, приложила к ногам, а они от колена примерно чуть ли не метр шириной! Я бы рухнула после первого же шага. Слушай, дай мне сланцы, я обратно до дома в них добегу, в этих я уже не дойду.

Вечером, я аккуратно, неслышно, скрипнула дверцей антресоли, вернула мамину реликвию на место. На старых выцветших фотографиях мне приятно было рассматривать маму и папу молодыми…Они такие счастливые были на фото, интересно одетые, какие-то совершенно нереальные, спокойные, улыбчивые, очень красивые…Я задумавшись не заметила, как мама подошла со спины и застав меня в непривычном месте, удивленно подняла брови.

- Мам, я брала твои босоножки, до Машки дошла и назад…

- Ну и как, без вывихов, я надеюсь?

- Мам, ну как же ты ходила, они же такие неудобные!

- Да, сейчас, наверное, кажутся неудобными, а когда-то твоя мама порхала на них словно балерина.

Мама улыбнулась и пошла в свою комнату…я же мышкой проследовала за ней и стыжусь, но подслушала разговор. Подслушала, потому что о таком она бы никогда мне не рассказала. Она позвонила своей подруге Ларисе Ивановне и пустилась в воспоминания…

- «Ой, Лариса, я как сейчас помню. Это же была моя первая любовь…
Вымокшее насквозь белое платье плотно облепило мою фигуру, словно вторая кожа. Я как всегда без зонта. Да и как можно предугадать внезапное появление ливневой стены во время знойного лета. Московское знойное лето моей молодости. Мне было смешно, и стыдно, и страшно одновременно. А вдруг кто-то увидит меня практически обнажённую, так всё стало очевидным: и нижнее белье, и комбинация, каждый кружевной лепесток выделялся сквозь мокрую, ставшую как марля, ткань.

Ах, этот бесстыдник дождь!

Я выжимала подол платья, отлепляла ткань от груди, от живота, прыгала, чтобы и с волос быстрее стекли струйки теплого дождя. Прическа полностью потеряла форму, никакие начесы уже не видны, косы расплелись, но это и к лучшему, упав на грудь, они каштановыми волнами прикрывали наготу груди…Быстрее бы высохнуть.
 
Клён пышными листьями спасал хоть немного от ливня. Я опустила глаза, под ногами потоки воды омывали носы моих новых босоножек. И тут к белым носам подошли два черных, больших, мужских…я не знала, что это за обувь, походившая на сапоги, но выше не видно было, так как далее явилась мечта многих моих друзей, да и моя, я лицезрела джинсы клёш.

Я заворожённо поднимала взгляд выше, джинсы голубые с синеватыми прожилками, плотные, настоящие джинсы. Не отдавая себе отчет, я рассматривала каждый шовчик и незаметно добралась до пояса, далее кожаный ремень, заправленная белая мужская рубашка так же, как и моё предательское платье плотно облепила торс… Я впервые видела мужской торс так близко. Торс покрытый на груди черными волосками…Тело само по себе было темнее чем моё…Я взглянула на руки, да они были темнее обычного привычного для меня цвета кожи человека, вернее мужчины…

О божечки мои, ноги пронзила слабость…Я подняла лицо и посмотрела на шею, потом на большой волевой подбородок, пухлые губы, скулы, щеки, немного непривычную форму носа, лоб, голова с черными волосами, стянутыми в необычные для меня жгуты или косички…Это было сродни инопланетянину. Но я молча, не останавливаясь рассматривала его, как неземное чудо. Секунду задумавшись, решилась и посмотрела в глаза. Зеленые, влажные, словно молодая зелень на лугу, большие, манящие словно далекий свет маяка…я почувствовала головокружение…Он улыбнулся. Я тоже. Так я влюблюсь. Первая московская студенческая любовь. Далее последовали прогулки по ночам, мы оба носили джинсы клеш и практически подметали улицы своими штанинами, но такая была тогда мода. Его звали Ленни, он был сыном зеленоглазого блондина-француза и темнокожей жительницы Багам.

Все друзья были потрясены, как я решилась закрутить роман с «иноземцем». А я просто влюбилась. Голову кружили его глаза, улыбка и штанины клёш, его походка в этих джинсах…так я узнала сакральное слово, которое никто в моём окружении не произносил: «сексуальность»…
Он однажды распустил волосы, расплели в общежитии с огромным трудом, это было великолепно, облако пушистых, упругих пружинок, черное облако, а в центре его изумруды глаз…как я могла устоять, мне было всего 18 лет.

Но, сама знаешь, всё закончилось быстрее чем началось. Он уехал, бросил институт, что-то случилось в его семье, и мы больше не виделись. Ни разочка я не видела больше своего Ленни…

Конечно, я счастлива прожила, Миша у меня замечательный. Он такой сильный, верный, добрый, голубоглазый рубаха-парень, двоих ребятишек мы подняли…но тот смуглый Ленни, это экзотика, которая может и к лучшему что не случилась, как бы я его на родину привезла, отец бы точно выгнал. Конечно я люблю Мишу, и о Ленни бы не вспомнила, если бы моя дочка коробку не нашла, я там всё еще храню те джинсы, босоножки, а на дне коробки наше единственное фото. Я так и не решилась его выбросить».

Прошло пятьдесят лет. Теперь я, дочь своей мамы, храню многие вещи ушедших моих любимых родителей, в том числе и ту коробку, босоножки аккуратно сложены, под ними джинсы клёш, а под ними, я знаю должно быть фото, которое я так и не решилась рассмотреть. Первая любовь – только для двоих…


Иллюстрация автора.