Над судьбой. Том первый. Глава вторая

 

- Это видение – моя боль! – внимательно выслушав Громова, твёрдо ответил Высокий Ворон, - в те дни я   совершил то, о чём  рассказали тебе духи. Лишь глупая случайность помешала довести дело до конца.   Платон,  Гичи-Маниту вновь говорит нам: «Это возможно!» Теперь настал твой черёд. Знаешь,   мне надо побыть одному, чтобы разобраться в  себе. Я позову тебя, когда  буду  готов к продолжению разговора.

***

Старик понял, что настал миг, которого он ждал всю жизнь. Высокий Ворон шёл на затерявшееся в глубине леса капище, о существовании которого знал лишь Платон. Готовясь к встрече с духами, старик вспоминал свою долгую, наполненную болью и страданиями жизнь…


…Старинный дворянский род Титовых дал России немало знаменитых имен. Но особенно прославился   Денис Петрович Титов, офицер эпохи Екатерины II. За независимый нрав и правдивый язык он был сослан на Камчатку. Но из ссылки  Титов бежал.

Он смог добраться до Америки, где поселился среди индейского народа алгонкин. Выдвинувшись, благодаря бьющей через край энергии, Денис стал правой рукой Верховного Вождя, в общем, министром при короле.
 
О быте индейцев, их религии, мировоззрении и славных победах над войсками сначала Великобритании, а затем и США Титов написал великолепную книгу, сразу ставшую бестселлером в Европе, а впоследствии и на родине. Еще в начале XIX века вести о Денисе доносились до России. Но к 1813 году, когда алгонкины под предводительством Текумсе были окончательно разбиты, возраст Титова подходил к семидесяти. Умер ли он от старости, погиб в бою или ушёл на запад с теми, кто выжил, неизвестно.

Однако в семье Титовых всегда помнили и чтили   Дениса Петровича.
Идя по стопам  славного предка, Мария Титова с ранней юности связала свою судьбу с революцией, за что была сослана на Чукотку.

 Но с группой товарищей ей удалось бежать и перейти Берингов пролив. Суровых условий Севера не выдержал никто. Полуживую Марию подобрала на Юконе группа индейцев, кочующих от Большого Медвежьего озера до Аляскинского хребта. В благодарность она стала женой вождя краснокожих.

Больше всего Марию удивило то, что она встретила алгонкинов, среди которых век тому назад жил   Денис  Петрович Титов, а её муж   являлся праправнуком великого Текумсе. Своего сына, прямого по отцовской линии потомка Текумсе, она назвала Денисом в честь легендарного предка.

История народа показалась ей просто фантастической. После смерти Текумсе алгонкины ушли в прерии, полностью сменив образ жизни. Но и здесь на севере штата Дакота в 1876 г. они были разбиты армией США. Перейдя канадскую границу, остатки народа отступили в безлюдные чащобы. Но даже на краю света канадская полиция выслеживала их, силой пытаясь загнать в резервацию.

Менее чем за сто лет алгонкины, борясь за свободу, преодолели несколько тысяч километров, пройдя сквозь субтропические леса, сухие степи, лиственные леса, тайгу, остановившись лишь на берегу Большого Медвежьего озера, на границе тайги и тундры.

 Когда сыну Марии Денису было уже одиннадцать лет, канадская полиция вновь напала на племя. В кровавой битве пало много лучших воинов. На Заоблачные Поляны Охоты вознесся и вождь народа.   Племя перешло  канадско-американскую границу, поселившись на одном из северных притоков Юкона, на отрогах хребта Брукс. Отступать дальше было некуда, впереди лежал только закованный льдом океан.

 И Мария пошла ради своего народа на отчаянный шаг. Забрав с собой сына, она отправилась на поиски только что открывшегося советского посольства в США. После долгих мытарств ей всё же удалось добраться до цели.

Товарищи в посольстве быстро поняли, как много политических дивидендов можно заполучить, правильно разыграв алгонкинскую карту. Угнетённый, подвергаемый геноциду, народ готов переселиться из развитой капиталистической страны в первую в мире державу, строящую социализм. Титова с сыном была переправлена в СССР.

Покидая родное стойбище, прощаясь с людьми, Денис навсегда запомнил щемящую тоску в глазах жреца, его последние слова: «Высокий Ворон, ты уходишь от нас, чтобы вернуться. Запомни запах дыма наших очагов, вкус жареного на костре мяса, тепло вигвамов в зимнюю стужу и они навсегда останутся с тобой. Никогда не забывай, что ты алгонкин и это даст тебе силы».


Столкнувшись с реалиями советской жизни,    Мария быстро разочаровалась. Она тут же примкнула к оппозиционерам, но вскоре поняла, что хрен редьки не слаще. А мысль о переселении  индейцев в СССР наверху была расценена как принципиально неверная и, соответственно, вредная. Мария же  совсем отошла от политики, полностью посвятив себя сыну.

И хотя скромного жалования учителя едва хватало, чтобы свести концы с концами, Денис получил очень приличное образование. Мать с детства учила его говорить, читать и писать по-русски, а от акцента он избавился в первые же месяцы пребывания в СССР. Юноша проявил способности во всех науках,   в  гуманитарных же был просто талантлив.  И двери Московского университета  для него легко распахнулись.


Однако булатная сталь 58-й статьи, закаленная в кровавых потоках репрессий, карающим мечом органов зависла и над Марией Титовой. Кто бы простил ей «связь с троцкистами», когда брали и виновных, и полувиновных, и четверть виновных, и даже тех, кто с ними на одной печке валенки сушил?

За ней пришли в те дни, когда уже Бухарин трясущейся рукой писал послание «дорогому Кобе» и «письмо будущему ЦК». Но здесь вышла нестыковка. Бренный жизненный путь пламенной революционерки прервался аккурат к появлению   «товарищей».
— Померла вот только что, — развел руками Денис, — встречая чекистов.
— Да, — почесал затылок старший.
Молодой сержант, окинув взглядом Дениса, обратился к начальнику группы.
— Не с пустыми же руками возвращаться!
Лейтенант, чекист еще менжинского набора, чудом доживший до  столь  непростых   времен, взглянув с укоризной на коллегу, твердо ответил.
— Не  было указаний! А самодеятельность, смотри и боком выйти может.


Таким образом, благодаря стечению обстоятельств, Денис Титов не только не был репрессирован, но и смог благополучно доучиться в университете.


Сразу после появления в СССР, Денис, во время недолгого пребывания в Бежецке, познакомился с сыном расстрелянного большевиками поэта Николая Гумилёва Львом. Спустя пару месяцев Марии Титовой выделили комнату в коммунальной квартире в Москве, но дружба  со  Львом Гумилёвым уже не прерывалась никогда.


Однако стать рядовым советским человеком у Титова так и не получилось. Следующий раз с органами Денис столкнулся в августе сорок первого. Лейтенант Титов быстро понял, что для той войны, которую навязала его стране Германия, вся организация РККА безнадежно устарела. Противник создавал пяти - десяти кратное превосходство на направлении главного удара и танковыми клиньями легко разрезал фронт, прорываясь в тыл нашим войскам.

Немецкие пехотные дивизии от общего наступления, конечно же, отставали. Командиры Красной Армии выводили из окружения разбитые, разрозненные части, постоянно уступая противнику в маневренности. Ещё полтора года им предстояло учиться у врага методам современной войны, теряя миллионы жизней и сотни тысяч квадратных километров отданной оккупантам территории.


Титов, опираясь на алгонкинскую  тактику,   быстро сообразил, что   окружение, как таковое, в общем-то, весьма относительно. На память легко пришел классический пример из истории. Сто восемьдесят пять испанских авантюристов во главе с Писарро, имея при себе три фитильных мушкета и две небольших пушки, обступили со всех сторон личную гвардию императора инков Атагуальпы численностью около пяти тысяч человек. И испанцы, и, что крайне важно, сами инки сочли:  окружение состоялось. Результат — из индейцев в живых остался один Атагуальпа.


Командиры, отдававшие приказы Титову в первые дни войны, просто не владели обстановкой. И Денис взял ответственность на себя. Сколотив из разбитых, разрозненных частей отряд в три сотни штыков, при восьми танках БТ-7, сохранившихся в приграничных боях, он начал резать коммуникации немецких танковых колонн.


Очень быстро бойцы поняли, что танк без горючего — просто гора металла. А уничтожить из засады цистерну с бензином всё же проще и действенней, чем ринуться под танк с бутылкой зажигательной смеси. Нанося удары на флангах, и почти не имея при этом потерь, отряд Титова причинял врагу огромный урон, четко помня приказ — пленных не брать!


Со славой и доблестью вышли бойцы из окружения. Но не почестями и орденами встречали Дениса. Его ждал особый отдел армии, где низенький, узкоплечий лейтенантик классовым, пролетарским чутьём учуял в Титове врага хитрого и коварного.


Как же похож был этот скрытый враг на тех комкоров и командармов, что пошли в услужение к троцкистам, фашистам, японским милитаристам! Ещё совсем недавно эти люди считались надеждой и опорой РККА.

 Да, они читали лекции в академиях о тактике глубоких операций, способах ведения войны моторов и в те же дни подло готовили заговор против великого Сталина. Но  все  предатели сметены. В час большой беды они бросили народ и армию один на один со страшным врагом.

А этот вовремя не разоблаченный Титов опасен  вдвойне. Своими победами он ставит под сомнение всё дело Ленина-Сталина!


Хаос и растерянность, царившие вокруг, несомненно, были результатом тотальных неудач, преследовавших РККА с самых первых минут войны. Но осознать всю глубину проблем в те дни не могли и люди куда более высокого полёта, чем этот особист. А уж он-то знал, как разговаривать с затаившимся врагом.
— Так,  Титов, не валяйте дурака и рассказывайте о своей подрывной деятельности, — гэбэшник похлопал по лежащей на столе папке, — и учтите, мы знаем про вас всё!


Да, прикинул Денис, люди Берии развернулись. Видно план серьёзный. При таком провале на фронтах козлов отпущения понадобится  немало. Тут была бы шея… Но мне, ребята, с вами не по пути. Война продлится еще ох как долго. Вы тут сами себе, как крысы в бочке, глотки  перегрызете, а Родину кто будет защищать? Я же партизанить уже приловчился. Ну, послушаем приятель, что ты нафантазировал.


— А зачем же мне рассказывать, если вы и без того всё знаете, — Денис попытался напомнить лейтенанту о логике.
— Вы не до конца понимаете смысл деятельности органов. Наша главная цель  вовсе не разоблачение и наказание преступника. Куда важнее дать вам возможность раскаяться и облегчить свою участь, — протараторил особист заученную фразу, открывая пачку «Казбека».
— Но я не вёл никакой подрывной деятельности!
— Хорошо. Будем задавать вопросы.


Лейтенант долго ходил по комнате, заложив руки за спину, словно думая о чём-то большом или даже великом.
«Далековато ему до пенсии, — вдруг прикинул Денис, — сколько таких ушло в небытие. Много ли осталось в госбезопасности бойцов «ягодовского» призыва? А «ежовского»? Палач и жертва в одном лице. Но если сегодня его славный боевой путь с моей помощью закончится, пожалеет ли об этом хоть кто-то?».


Особист же даже в принципе не мог предположить, что его жизни грозит опасность. Уголовник, которому трёшник, ну от силы червонец выгорает, финку под ребро засунет, даже не моргнув для приличия. Да и шило в печень вставит, бровью не поведет.

А комиссары, генералы и прочие ответственные товарищи, народ серьёзный, понимающий. Главное, что бы верёвки с мылом выдали, а уж повеситься… Раз надо, значит надо.
— Кто дал вам задание распространять пораженческие настроения, восхваляя военную мощь Германии? — прервал затянувшуюся паузу гэбэшник.
«Как же всё до смешного глупо. — От бессилия Денис приходил в бешенство. — Этот подонок, даже не прокашлявшись, завтра, засучив рукава, приступит к реализации установки вождя типа «полное уничтожение всех коммунистов,  важнейшее условие для победы коммунизма». И что стоит для него еще одна жертва на алтаре кровожадного красного бога?».


— Никаких пораженческих настроений я не распространял, — едва сдерживаясь, чтобы не сорваться, ответил Титов.
— Чем вы сможете доказать это? — с видом рыбака подсекшего пудового налима, торжественно произнёс особист.
«Ну что, — в сердцах подумал Денис, — рассказывать ему о презумпции невиновности? А без меня он, падла, ничего о ней не слышал!».
 

Пропустив ответ, лейтенант продолжил.
— Когда и при каких обстоятельствах вас завербовал генерал-майор Долгих?
— Завербовал? — изумлению Дениса не было предела. Неужели все настолько просто, спрашивал он себя, и достаточно любого бреда, чтобы превратить человека в лагерную пыль?
— Не надо этих сцен, Титов, — гэбист оседлал своего любимого конька, — вы ещё скажите, будто впервые слышите о том, что Долгих агент  Абвера.
— Но он же Герой Советского Союза, Герой Испании, боевой генерал!
— Вот в Испании и был завербован  Абвером. В первые же дни войны будто бы пропал без вести. Перешел к немцам! Какие сведения вы передавали ему при последней встрече?


«Этот человек просто сумасшедший! — Денис был окончательно сражен. Он едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на мерзавца. — Инквизитор!   Самый настоящий. Да Торквемада и Шпренгер с Инститорисом лишь жалкие подражатели! Какой тут к чертям собачим «Молот ведьм»!»


Особый отдел находился в бывшем барском особняке. Три солдата и сержант сидели в коридоре. Между ними и кабинетом была ещё одна комната. Распахнутое окно выходило во внутренний двор, следом располагались сараи и череда хозяйственных построек. До леса — сотня шагов.


— Вы,  Титов, крепкий орешек, но мы и не такие орешки раскалывали. И ваши приёмы нам давно известны, — гнусавый голос доносился со всех сторон.


Мускулы размякли в ожидании приказа напрячься. Короткий удар в висок будет почти бесшумным. В запасе у него останется еще несколько минут. Он пойдёт на запад к болоту, там есть тропа. Пусть ищут. В любом случае это лучше и лагерей, и расстрела.


В этот миг дверь без шума открылась и в кабинет, мягко ступая по полу, вошёл майор НКВД: высокий, под два метра ростом, плечистый, лобастый, голова бритая. Гимнастерка на нём была коверкотовая, с легким красноватым отливом. На груди висел орден «Красной Звезды». Он взял папку со стола, долго листал, возвращался, внимательно смотрел заново.


— Ну что тут у тебя, Тупицын? — с прищуром взглянул на лейтенанта майор.
— Агент  Абвера!
— Знаешь, Тупицын, — с легкой издевкой заговорил майор, — ты у нас конечно, большой мастак врагов народа из всяких щелей выковыривать. Здесь уж ничего не скажешь. А тут, видишь ли, разнарядка из центра пришла по формированию диверсионных групп для заброски на оккупированную территорию. А он, Титов-то твой, в этом деле, как видно, соображением обзавелся. Так ты тут уж сам решай, что для нас в этот час важнее.


С этими словами майор открыл пачку «Северной Пальмиры» и протянул папиросу Титову. Вместе с ароматом хорошего табака по телу разлились лёгкость и успокоение. И Денис осознал, что не всё так плохо, как может показаться на первый взгляд. Далеко не все от растерянности потеряли рассудок. Ведь мало просто героически умереть за родину. Надо ещё и победить!


Да, тогда в сорок первом Титова пронесло. Но дело в НКВД пухло, а после освобождения советской территории, когда Денис стал настойчиво проситься в действующую армию, его окончательно сочли неблагонадежным. А чем же ещё объяснить нежелание очищать Западную Украину от   бандеровцев?


В общем, закон перехода количества в качество, которому так поклоняются марксисты, работал неумолимо. За Денисом обязательно должны были прийти!

 После поездки в Ленинград в июле 1945 года и встречи с Гумилёвым он ощутил всем телом, как петля неуловимо затягивается на шее.
Титов прекрасно знал, как это делается: вспомнят дружбу с Гумилёвым в студенческие годы, странный выход из окружения в сорок первом, отказ работать на Западной Украине в сорок четвертом, ну и, конечно же, эту встречу в Ленинграде.


Льва взяли в январе тридцать восьмого. На никелевых шахтах Норильска он отбывал свои пять лет строгой изоляции. А потом добровольцем пошёл в действующую армию в штрафной батальон. В Берлин он вступил в рядах Особой ударной армии 1-го Белорусского фронта.

Демобилизовавшись, Лев восстанавливался в университете, готовясь одним махом сдать все десять государственных экзаменов за полный курс обучения. Особенно он налегал на древнетюркский язык и на предмет собственной специализации — историю цивилизации хунну и древних монголов.

Бывший зэк и штрафник был настроен оптимистично, во всём проявляя присущий ему тонкий юмор.
— Денис, практические знания позволили мне при изучении систем принуждения Рима, Испании, Китая и Персии сделать вывод, что наихудшим способом наказания людей за всю историю человечества были галеры и шахты.
— Лев, как ты можешь шутить? — недоумевал Титов, — ведь в любой миг они вновь готовы тебя арестовать. Им для этого не надо никаких моральных оправданий.
— В общем, ты прав, Денис, — соглашался Гумилёв, — для русского народа сейчас не лучшие времена. Надлом. Фаза этногенеза. Просто фаза. Такое уже было и ещё будет. Вспомни Рим: гражданская война, смерть Цезаря, установление империи. А затем резня эпохи Калигулы и Нерона. Когда же люди   устали заниматься самоуничтожением, наступили стабильность и покой правления Траяна.


Или та же Западная Европа: крестьянские бунты, начало религиозной войны, Варфоломеевская ночь, костры инквизиции. Все против всех. А как только схлынули реки крови, а вместе с ними и избыток энергетического напряжения, пришла всеобщая усталость, следствием которой и стал переполненный лицемерием и цинизмом лозунг: «Чья власть, того и вера».


— Октябрьская революция, — продолжал Лев, — по сути своей есть лишь выражение этнического надлома русского этноса. Кроме классовой борьбы большевики ничего не желают видеть. А как быть с борьбой религиозной, расовой, этнической?

Советская империя, без всякого сомнения, распадётся как раз по тому признаку, который в корне игнорируется - национальному!  Фаза надлома, самая критическая пора в развитии любого этноса. И в такие моменты, не выдержав внутреннего напряжения, часто исчезали с лица земли целые народы. Например, гунны.

В России же это бесславное время началось с поражения в Крымской войне, отмечено позором Цусимы и Мукдена. Революция и Гражданская война были лишь эпохой раскручивания маховика. Вершиной фазы являются годы ежовщины. Кровавая мясорубка пожирала всё, что забрасывали в неё. Царь, дворяне, попы, буржуи, кулаки, подкулачники,  троцкисты, бухаринцы,  тухачёвцы. Кто еще?!

Советский народ превратился в монолит и по крупному счёту выделить из него и уничтожить какой-либо слой или даже группу не так-то просто. Хотя, впрочем, в ведомстве Берии с этой задачей справятся. Но всё равно резня явно идет на убыль и павликов морозовых становится всё меньше и меньше.

 Сталин протянет от силы десяток лет. После его смерти начнётся если и не полный отказ от намеченных целей, то значительная ревизия пройденного пути.


Да у НКВД было, по крайней мере, еще десять лет, чтобы изобличить и привлечь затаившегося врага народа. Как опытный разведчик, Денис прекрасно понимал, что с государством ему на равных не сыграть. Однозначно, демобилизовали его, чтобы по-тихому взять на гражданке.

Из всех прорабатываемых альтернативных вариантов реальным оставался один: затеряться на бескрайних просторах огромной страны. Никакой всесоюзный розыск никто объявлять не станет. Ведь ни преступления, ни предъявленного обвинения, как таковых, не существует. В его положении, четко понимал Титов, находится никак не меньше, чем полстраны.


Затаиться где-нибудь в Зарайске, рассуждал Денис, можно. Но придётся не жить для того, чтобы выжить. Ведь даже учителем в школе работать и то опасно. Грузчик на МТС или автодормехбазе мало кого заинтересует.

Но ведь для того, чтобы не высовываться, не обращать на себя внимания, надо будет всё время пить дешёвую водку с маргиналами, сократив свой лексикон до элементарного набора существительных и глаголов! И дрожать всю жизнь, мучаясь от своей никчемности.
Но все равно даже такое будущее было несравнимо с ужасами лагерей!


Светлая мечта вернуться на Аляску к родным вигвамам никогда не покидала   Высокого Ворона, но он представления не имел, как   осуществить это практически.


Вечер  24 августа 1945 года ничем не отличался от предыдущих. Полистав перед сном довоенные конспекты, Денис потушил свет и юркнул под одеяло. Вдруг он явственно почуял запах костра. Это был не просто дым. Этот запах нельзя   спутать ни с чем. Пахло кострами стойбища алгонкинов и  изжаренной на огне молодой олениной! Накатила щемящая тоска воспоминаний. Титову показалось, будто он куда-то проваливается, закружилась голова, возникло ощущение полёта. Неожиданно стало светло, и Денис  почувствовал себя парящим в нежно-голубом, ослепительно-чистом небе. Меньше всего это было похоже на сон!
 

Рядом с собой Титов увидел древнего седовласого старика-индейца с ног до головы покрытого накидкой из хвостов скунса.
«Высокий Ворон, время пришло, ты должен знать всё. Ты призван, я поведу тебя», — послышался твёрдый, властный голос.


На небосводе, будто сделавшимся огромным экраном, стали чередой проходить яркие картины, говорящие об известных, а чаще неизвестных Денису событиях.

Он видел мать, бредущую по зимнему льду, своё рождение, битву, в которой погиб отец. Затем перед глазами предстало великое сражение 1813 года, в котором алгонкины были наголову разбиты, и ужасающая смерть Текумсе.


Потом появились видения кровавого побоища на берегах Миссисипи. Окруженные со всех сторон алгонкины спаслись лишь благодаря огромному пожару, возникшему после падения Камня Спасения.
— Это произошло 30 октября 1768 года, — мелькнуло в сознании, — Лев точно рассчитал дату события, он один знал её!


Эти картины сменились другими, Молодой русский офицер, сосланный на Камчатку, совершает побег с группой единомышленников. Его мечта — создать Город Солнца, возникший в воображении великого мыслителя Томмазо Кампанеллы. Вот он в плену у пиратов и тут же арестован испанскими властями Мексики. Еще несколько видений и русский офицер в индейском одеянии ведёт отряд краснокожих в глубокий тыл британских войск.
— Это же Денис Петрович Титов, — изумился Денис, — мой знаменитый  предок, автор книги об алгонкинах!


Вдруг на небе от края и до края возник огромный кроваво-красный диск Солнца.
— О, Видимый Сын невидимого Владыки Жизни, — с трепетом прокричал Денис, осознавая всю свою ничтожность.


Освещаемый солнцем, с высот небосвода спустился могучий чёрный орел, тут же принявший облик краснокожего вождя на белоснежном мустанге. Величие и мощь, исходящие от воина, поразили Титова, он с благоговейным ужасом осознал реальность происходящего.
— Великий Дух, Великий Дух! — мысли беспорядочно метались в стороны, — но… неужели… как же… это невозможно.


Видение исчезло. Старик в накидке из хвостов скунса, сурово взглянул в глаза Дениса и тихо сказал.
— Высокий Ворон, ты призван. Иди и борись. Гичи-Маниту даст тебе Силу. Ты победишь.


Тут же наступила темнота и быстрое пробуждение. Включив свет, Денис ощупал себя с ног до головы и подошёл к зеркалу.
Увидев свое отражение, он воскликнул от изумления. На него смотрел суровый туземный вождь в боевой раскраске воина-смертника из общества Небегущих. Закрыв глаза,  Титов еще долго боялся вновь взглянуть в зеркало. Однако  наваждение все-таки прошло.


 «Надо срочно съездить в Ленинград ко Льву, — решение пришло немедленно, — иначе я просто сойду с ума».


«Не стоит уповать на то, что мы материалисты, — твёрдо резюмировал Гумилёв, выслушав друга, — а насколько материальны радиоволны, рентгеновские лучи?! Ты получил совершенно новые знания. Значит это вовсе не сон, а целенаправленный информационный поток. Ничего не остается, как ждать разворота событий. И я полагаю, что  продлится это недолго».


За Денисом пришли как раз в ту ночь, когда он выехал в Ленинград. Не солоно хлебавши, «товарищи» ретировались. Наружное наблюдение ставить не стали (не того полета птица!) А вот задействовать секретных сотрудников — дело святое!

Ближайшей к Титову сексоткой была разбитная тётка  Никодимовна. Приторговывая на барахолке краденым, жила она весьма небедно.
Как охарактеризовать деятельность, позволяющую спекулянтке довольно-таки часто заменять маргусалин сливочным маслом? Подрыв промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения и кооперации! Статья 58-я, пункт седьмой!

Однако отправлять её туда, где Макар телят не пас, никто не собирался. Потому как для органов была она человеком весьма полезным. Получив приказ стучать, не медля ни секунды после появления гвардии капитана Титова, Никодимовна была преисполнена решимости, любой ценой выполнить задание партии и правительства.


Второе появление старика в накидке из хвостов скунса застало Дениса в поезде Ленинград—Москва.
— Высокий Ворон, ты избран Гичи-Маниту, иди и спаси алгонкинов! — слова калёным железом прожгли сознание, — ты должен найти генерал-майора Красной Армии Петра Петровича Быстрова, он укажет путь!


Старик сообщил все необходимые подробности и, ещё раз сурово взглянув в глаза Титова, исчез.
Уверенность в своих силах и возможностях тут же разлилась по телу. Как не хватало её в последние месяцы и особенно дни. Денис отчетливо понял: для него началась другая, совсем другая жизнь.


Но дома оставалось немало бумаг, которые могли скомпрометировать знакомых, в первую очередь Гумилёва. Денис решил заскочить на полчаса в свою московскую комнатёнку и, забрав самые сомнительные конспекты, заметки,  письма, уничтожить их по дороге.
 

 Титов уже пять лет не наводил порядок во всём этом ворохе, и на скорую руку разобраться не удалось. Прекрасно понимая, что в любую минуту может раздаться звонок в дверь, он решил побросать все бумаги в простыню и, привязав к ней камень, утопить груз в Москве-реке. Ему не хватило несколько секунд!

Дверной звонок завизжал как сирена: нагло, истерично, тошнотворно.
«Не успел! — мелькнуло в сознании, — неужели конец?»


Титов занимал комнату в коммуналке. Справа от него проживал сапожник горький пьяницаМитрич, слева сама Никодимовна. С четвертого этажа особо не разбежишься и Денис, понимая, что любое промедление только озлобит «товарищей», быстро открыл дверь.


В комнату ввалились сержант госбезопасности, мужчина в  гражданском платье, совершенно характерного облика, и солдат конвойных войск с пистолетом-пулеметом Шпагина на плече. Чекист в штатском тут же сунул Денису под нос ордер на обыск. Вскоре появился еще один сержант ГБ, как баранов, гоня перед собой Митрича и Никодимовну.


«Так, товарищи, понятые на месте, можно приступать, — привычно произнес старший».
Митрич спросонья не сразу сообразил, что на этот раз пришли не за ним. Но, осознав, что опасность миновала, он тут же стал всячески демонстрировать свою лояльность и желание сотрудничать с органами. Сапожник неоднократно слышал, что в таких случаях вполне могут за рвение и в стакан плеснуть. А то и закусить поднесут. Опять же,  разные ведь опера попадаются. Тут уж кому как карта ляжет!


Рябая рожа спекулянтки выражала полнейшую тупость, на грани умственной неполноценности. Яркий образчик несовпадения формы и содержания! Многоходовой операции, которую она разрабатывала в эти мгновения, мог бы позавидовать не то, что какой-то там кардиналишка Ришелье или, допустим, интриган Гришка Распутин. Меть выше — сам товарищ Берия!


«Ну, кто он,  этот отставной капитан Титов? – размышляла сексотка. -  Да сволочь последняя! Ни нальет никогда, ни, словом не обмолвится. «Здрасьте» и пошел. А что б за жизнь поговорить по-людски, под закуску, ни-ни! Того и гляди, падла, сдаст. Сразу же видно, вражина. И верно учит товарищ Сталин: за задницу надо таких брать, да в конверт. А конверт в почтовый ящик!»


От констатации текущего момента и верной, проведенной в строгом соответствии с генеральной линией, его интерпретации, Никодимовна твёрдо и решительно перешла к практическим выводам:

«Когда еще на место капитана заселят кого?  А смекни управдому на лапу дать, тот и не поспешит. Ну а ежели побольше всучить, так гляди Машку  дуру, пристроить-то и удастся. Аарон Моисеевич, они ведь до того понятливый мужчина! Да хотя и в годах уже немалых, а все ещё вполне приятный. И одеколоном от них до чего же хорошо пахнет.   


А Машка (у, овца тупорылая, глаза бы не глядели!) упрямится-то чего?! Не убудет! Легла, да и к стороне. А комнатенка-то, смотришь, уже и наша».


Пока  лютые демоны московских ночей начинали своё страшное дело, Митрич предался размышлениям: «Мать честная, куда же свезут вражину? Неужто, прямо в Сухановскую? Ну да что это я, в Сухановскую наркомов да маршалов возят. Там уж если пытают, так от души. Тебе не Бутырка с Лефортовом! Да и кто же капитанишку-то направит в Сухановку? Много чести! Ну и учудил же я, старый дуралей. Поди, по Сеньке и шапку подберут. Подержат  на Лубянке (почитай супротив Сухановки чистый санаторий!),  оформят бумажки, порядок он везде порядок, ну а потом и шлепнут. А может, и нет. Чего это его в распыл? Не по-хозяйски! Пусть себе лес валит или руду роет, сам и сдохнет».


Говорить о каких-либо паранормальных способностях Титова, нет оснований, но мысли Митрича и Никодимовны он отгадал процентов на девяносто семь. Ввиду их обыденности и прозаичности!
 
А вот с чекистами  Денис дал маху. Для лейтенанта НКВД Титов являлся просто вшивотой, так пустобрехом.

«Конечно, под пятьдесят восьмую статью хоть чёрта подогнать можно, —  трезво рассуждал гэбист, — но мотать срок за какой-то вонючий этногенез?! И не живется же им, козлам, как нормальным людям. Вот, хотя бы,  даже эта старая стерва: пройдоха, пробу негде ставить, но политически надежна!»


«Ускользнуть из Москвы проще всего на товарняке, — Денис чётко взвешивал обстановку, — главное не дрогнуть! Сейчас три часа, рассвет в пять. Будь, как будет, всё равно выхода нет!»


В студенческие годы Денис усиленно занимался боксом. За манеру держаться на ринге (совершенно неожиданные длинные выпады боковыми ударами) и свой внешний вид он по аналогии с героем рассказа Джека Лондона получил прозвище Мексиканец. Своим третьим местом на первенстве Союза в полутяже Титов гордился открыто. Но это было ещё до войны.


Комнатёнка, в которой ютился капитан, имела внушительные размеры лишь по местным масштабам: четыре метра в длину и три в ширину. Сразу напротив двери располагалось окно, под которым разместился массивный стол эпохи Александра III: и письменный, и кухонный, и обеденный одновременно.

В правом от двери углу стояла железная кровать, а в левом напротив друг друга выстроились, будто для спора о собственный значимости, два шкафа: книжный и платяной. Кроме старого табурета, ничего другого в комнате не было. И не столько из-за бедности хозяина, сколько из-за его приверженности к спартанскому  образу жизни.


Однако, на столе, в левом углу, там, где мужчины обычно держат пепельницу, поблескивая гранями кристаллов, расположилась друза кварца. Минерал был вывезен Николаем Гумилевым из Абиссинии во время его африканской экспедиции и в числе немногих вещей достался Лёвочке после расстрела отца. В январе тридцать восьмого, чувствуя приближение ареста, Лев подарил друзу Титову, понимая, что любая их встреча может стать последней.


Для Дениса друза всегда являлась предметом сакральным. «Камень Спасения» в шутку величал он порой  минерал.


Денис, будто казанская сирота, стоял между столом и платяным шкафом по левую руку лейтенанта, который, как прилежный студент, корпел над бумагами. Не зная истинного положения вещей, можно было бы легко обмануться, полагая, что товарищ, по крайней мере, занят конспектированием гениального труда великого Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».

 Но не всё золото, что блестит!
Решение пришло мгновенно. Собственно говоря, Денис принял его ещё в сорок первом. То есть, никакого морального барьера преодолевать ему не пришлось. С волками жить, как говорится…


Успел ли хоть о чём-то пожалеть лейтенант НКВД, после того как два килограмма кварца размозжили ему череп, мы уже не узнаем никогда. Достоверно лишь одно: ни в рай, ни   в ад душа его не направилась, ведь большевики не верят в Бога! Титов тоже думал только о теле. Одно из четырех уже не представляло никакой опасности. Оставались ещё три.


Не выпуская друзу из правой руки, он сделал длинный выпад левой ногой вперёд и  вправо и нанёс мощнейший боковой удар левой рукой в позвоночник приподнявшегося на цыпочках сержанта. Тут же, не меняя позиции ног, закручиваясь в противоположную сторону, он обрушил «Камень Спасения» на голову «товарища», примостившегося возле шкафа на корточках. И ещё одним взмахом добил сержанта с переломанным позвоночником.


Бой длился от силы три секунды. И этого времени находящемуся в  полудрёме (три часа ночи!) вохровцу хватило только на то, чтобы снять автомат с предохранителя и ринуться к месту событий.
 

Выдернув наган из кобуры лейтенанта, Денис движением ноги распахнул дверь и ударом кулака в челюсть сбил ошарашенного толчком  двери солдата с ног. Добив вохровца штыком, он проверил, что все четверо мертвы и направил ствол пистолета на Митрича и Никодимовну.


«Быстро в чулан», — прокричал Титов, заталкивая понятых в комнатёнку без окон, в которой хранился всяческий хлам. Закрыв дверь кладовой на засов, он быстро обыскал трупы. Побросав все бумаги в пододеяльник,  Денис забрал наганы, документы, деньги, вскинул на плечо ППШ.


Многочисленные жильцы коммуналки, будто крысы по  норам, затаились в своих комнатах, норовя ринуться к стоящему на углу телефону. Тут-то уж важно не опоздать!

 Метнувшись за угол, Денис замер за кустом сирени в пяти шагах от «эмки». Взяв небольшой камушек, он осторожно бросил его в окно машины. «Да, крепко спит», — подумал Титов, запустив следом камень поувесистей.

Шофер, чертыхаясь, вывалился наружу, спросонья недовольный всем на свете. Низенький, плечистый в бедрах, брюхатый, он был большим знатоком и ценителем здорового сна и, в отличие  от всякого рода истеричных и неуравновешенных натур, предавался этому занятию практически всё свободное время.


Выпрыгнув из засады, Денис нанёс удар подъёмом левой ноги в основание челюсти. Разбросав руки, водитель повис на двери. Добив врага ребром правой руки под левое ухо, Титов подхватил обмякшее тело и, сняв кирзовую револьверную кобуру, поволок к кустам.

 «Ну, отожрал пузо, умудриться надо. Чем же он, курва, питается? Ведь полстраны от голода пухнет? И ничего ведь, падлы, не боятся, совсем нюх потеряли. Органы!» — возмущался Денис, осматривая «эмку».


Вырвав «с мясом» трубку в телефонной будке, он сел в машину. Мотор завёлся с первых же оборотов стартера. Взяв с места в карьер (не до конспирации!) Титов быстро выбрался из Москвы,  направившись в сторону Тулы.

«До чего же народ вышколенный, — удивлялся он поведению жильцов коммуналки, — ведь никто даже не завизжал! Наш народ — советский. Годы селекционной работы даром не прошли!»

 
Генерал Быстров должен был ждать Титова в Ефремове. Километрах в двух от железной дороги  Денис выбрал безлюдное место, где берег протекавшей  мимо речушки  оказался  особенно крут, подъехал вплотную и, направил машину в сторону обрыва, положив груз на педаль акселератора. «Эмка» вначале нырнула носом, а потом медленно полностью погрузилась в воду. Метрах в двухстах ниже по течению   беглец  утопил и бумаги.