Солдаты империи Глава 37

Попытка советских военнопленных освободиться из плена не удалась. В результате двухдневного штурма лагеря Бадабер большинство советских военнопленных погибли. Остался один Рязанцев. Предпоследним погиб Сергей Коршенко. Его привезли в лагерь одним из последних, захватив в плен прямо с боевого поста.
- Зашли со спины, когда я собирал абрикосы, - неохотно объяснил он при знакомстве, - ударили по голове и оттащили к поджидавшей машине…
Когда Сергей осознал, что остался в одиночестве, то внезапно принял решение. Он подполз к мёртвому Шевченко и развязал какую-то белую тряпку, которой была перетянута перебитая правая нога Николая.
- Мы и так продержались больше суток! - подумал Рязанцев.
Он высунул руку с ней наружу и помахал. Окровавленная тряпка мало походила на символ капитуляции, но стрельба стихла.
- Вы сдаётесь?! - крикнул кто-то со стороны моджахедов.
Бой шёл так долго, что успели откуда-то привезти переводчика с русского языка.
- Да! - как можно громче ответил Сергей. - Только нам нужен час, чтобы перевязать раненых и привести себя в достойный вид для сдачи в плен.
Пока переводчик доносил смысл этих слов до командира душманов, он молил Бога, чтобы они поверили ему:
- Ведь «духи» не знают, что я один и уже не могу стрелять!.. Если полезут снова, то возьмут меня без сопротивления.
Очевидно, яростное сопротивление восставших ввело атакующих в заблуждение относительно численности оставшихся в живых защитников склада.
- Не могут несколько бойцов биться столько времени! - посчитали их командиры.
Чтобы не было новых потерь, они после краткого совещания решили пойти на условия сдачи Рязанцева.
- Мы согласны! - крикнул ему переводчик, после соответствующей команды. - Только если ровно в двенадцать часов дня вы не выйдите, подняв руки, мы возобновим штурм!
Сергей даже не нашёл сил для ответа, просто привалился спиной к уцелевшему куску стены и закрыл глаза. Добытый хитростью целый час жизни он потратил, вспоминая историю последнего погибшего товарища и заключительные главы жизненного пути своего отца и деда.
 
Хоккеист
Больше всего на свете Сергей Коршенко любил хоккей и абрикосы. Он родился в городке Белая Церковь под Киевом, поэтому с детства болел за киевский хоккейный клуб «Сокол».
- Когда вырасту, - мечтал он, - буду играть в этой команде!
Серёжа занимался в детской секции по хоккею, и их команда в 1978 году выиграла районные соревнования всесоюзного турнира «Золотая шайба». Лето этого года тринадцатилетний подросток провёл в деревне у бабушки и ждал, когда снова вернётся в город и продолжит играть в любимую игру.
- Одно радует в жизни, - успокаивал он себя. - Скоро поспеют абрикосы!
Он каждый года ждал момент, когда можно будет поедать, сколько влезет, спелые плоды. Наступил жаркий июль и Коршенко стал самым счастливым человеком, целыми днями уничтожая килограммы абрикос.
- Лучше не бывает! - наслаждался он.
Судьба вскоре показала ему, что нет предела человеческому счастью. Однажды Сергей с утра побежал с соседскими мальчишками на реку, а когда вернулся в дом, то застыл на пороге.
- Не может быть… - не поверил он своим глазам.
Посредине залитой ярким солнечным светом стоял праздничный стол, во главе которого сидел олимпийский чемпион 1976 года в Инсбруке Александр Гусев. 
- Знаменитый защитник московского ЦСКА и сборной СССР по хоккею приехал к нам?! - Коршенко закрыл глаза, потом снова открыл.
Он знал всех кумиров советских мальчишек по телетрансляциям и фотографиям в газете «Советский спорт». Рядом с Гусевым сидел родственник Коршенко, давно обитавший в Москве.
- Ваня непутёвый… - коллективно решили все в их роду.
Тот нигде не работал, играл в карты и пьянствовал. Напротив него сидел отец Николай Сергеевич, и вёл с гостем интересный разговор о хоккеи, которым тоже увлекался. В момент, когда вошёл парнишка, говорил Гусев:
- Отец играл в ансамбле Александрова. Всю войну отмотал с концертными бригадами. В 1952 году привёз из Чехословакии коньки. К ботинку ключиком привинчивались, спереди и сзади зажимались. Поставил меня на укатанный снег. Я и поехал. С тех пор не оторвать было.
- Обитали в коммуналке? - спросил Николай Сергеевич.
- На семь семей. У нас была 14-метровая комнатка в полуподвале. В окне одни ноги… Верстачок стоял, там я прожил до 1972 года. Когда женился и сын родился, получил от ЦСКА квартиру.
Серёжа забился в угол, откуда ловил каждое слово легенды:
- Канадцы были злые как черти. Кларк бил Харламова наотмашь, туда, где защиты нет. Любой ценой надо было вывести Валерку из строя. Мне после Суперсерии подбросили домой в почтовый ящик конверт с приглашением в НХЛ. Нулей в графе «зарплата» было много. Если б кому-то письмо попалось на глаза, я бы сразу стал не выездным. Поэтому батя сказал: «Саня, ты ничего не видел». Разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.
- В Инсбруке сборная СССР завоевала олимпийское золото, обыграв в эпохальном матче чехов 4:3... - сказал старший Коршенко. - О чём думал, когда при счёте 0:2 остались втроём против пятерых?
- Тяжело было. Милан Новы отобрал у меня шайбу и выскочил к воротам Третьяка. Следом Глинка вторую забил. Дальше Ляпкин, Цыганков и Шадрин почти две минуты отбивались от пятёрки чехов. Всё перевернулось. Пошли у нас голы. А победную шайбу под штангу забросил Харламов.
- Чехи ещё те западлисты! - вставил слово Ваня.
Пока разговаривали, он постоянно разливал по стаканам заграничный напиток. На столе стояло несколько бутылок явно импортного производства.
- Особенно братья Холики, - подтвердил Александр. - Младший, Иржи, ещё ничего. А Ярослав… Прозвище у него было «Сопливый». Рожа красная, под носом что-то хлюпает. Еле дотронешься до него, падает, будто зарезали. А сами били исподтишка, плевали. Мариан Штясны врезал мне на своём пятаке. Серёга Капустин дал пас, я промахнулся мимо ворот, а Штясны мне кулаком в лицо! Ах ты, гад, думаю. И в ответ!
- Удачно?
- Штясны унесли на носилках. Вспыхнул международный скандал! В Москве «заслуженного мастера» с меня сняли. Год никуда не выпускали. Спас меня Гречко, министр обороны и член Политбюро. Заинтересовался: «Что это Гусев за сборную не играет?» «Да чеха избил» «Правильно сделал!» Тут же мне всё отобранное вернули. Амнистировали.
Гусев был изрядно пьян, но паренёк видел перед собой великого хоккеиста и гору незнакомых вкусностей: апельсины, финики, бананы. Абрикосы, созревшие на дереве, росшем за окном, впервые в жизни показались ему невкусными. 
 - А ведь я завязал с хоккеем, - неожиданно признался Александр.
- Зачем? - воскликнул опьяневший отец.
- Летели из Свердловска. Тихонов заметил, что я выпивши. В Москву вернулись, он объявил: «Всё, заканчивай!» 
- Мы вообще-то приехали по делу, - Ваня решил, что хозяин дома дошёл до нужной кондиции. - Помнишь, зимой ты мне сказал, что из района на ваш совхоз пришла разнарядка на получение одной «Волги»?
- Помню.
- Машину ещё не купили?
- Да кто ж из колхозников такие деньжищи имеет, - удивился Коршенко, - десять тысяч рублей!
Он работал главным агроном большого совхоза, поставлявшего продукты питания в Киев.
- Вот и хорошо, - обрадовался Гусев. - Мне нужна машина. Я свою недавно разбил. Таксист подрезал на скользкой дороге, я влетел в светофор на улице Народного Ополчения. «Волгу» расколотил так, что сдал потом на запчасти. И за светофор сто пятьдесят рублей пришлось уплатить.
- А я причём?
- Ты выкупишь эту машину якобы для себя, а потом продашь мне…
- А как я объясню, где взял деньги?
- Да никто не спросит! - начал убеждать его Ваня. - А сверху Саша даст тебе две тысячи рублей.
Они долго убеждали Коршенко, что проблем с контролирующими органами у него не будет, но он не согласился.
- Гости уехали с пустыми руками! - Сергей рассказал эту историю, прислонившись спиной к задней части башни БТР.
Командир отделения сержант Никита Белоруков слышал её много раз, поэтому с прищуром наблюдал, как на свесившейся из-за дувала большой ветке абрикосового дерева, созревающие плоды начали покрываться жёлтым отливом. Сослуживцы Коршенко прозвали его «Хоккеист».
- Скоро созреют… - указал на абрикос Никита.
Они наблюдали за чудом природы, когда белые, ароматно пахнущие цветы, постепенно превращались в сладкие плоды. БТР сопровождения стоял под абрикосовым деревом четвёртый месяц. Укромное место в Дехходже для их бронемашины зимой подобрал комбат. С боков БТР обступали стены строений, а его зад упирался в высокую глинобитную стену.
- Находясь в импровизированном капонире, - заверил офицер, - бронемашина практически неуязвима для душманских гранатомётов.
«Духи» их особо не донимали, не то, что на Чёрной площади, где они чуть ли не ежедневно обстреливали из засад передвигавшиеся военные автоколонны. Пару раз залётные моджахеды обстреляли из стрелкового оружия их БТР, но от той стрельбы никто из экипажа не пострадал.
- Не служба, а курорт на тёплом юге! - улыбнулся Сергей. 
Накануне майских праздников 1984 года среди местных подростков объявился пацанёнок. На вид ему было лет десять. Облачён худой бача был в весьма скудную одежонку, состоящую из дырявых штанов, из которых он давно вырос, и не менее драной рубахи на выпуск.
- Загорелое, чумазое лицо, стриженая под «ноль» голова с торчащими ушами и огромные, карие глаза… - отметил Коршенко.
Глаза не выражали никаких эмоций, в них не было ни страха, ни боли, ни жалости. Это был холодный взгляд взрослого человека. Такие глаза он видел у их снайпера, когда тот целился в снайперский прицел  винтовки.
- Только у пацанёнка целятся сразу оба глаза... - подумал «Хоккеист».
На следующий день появился у БТРа, словно из-под земли. Сидел в сторонке на корточках, наблюдая за военными. Сергей нашёл старую панаму. Вытащив из неё облезлую звёздочку, и подошёл к пацанёнку.
- Держи бакшиш! - звёздочка перекочевала в маленькие ладони ребёнка.
Бача с минуту разглядывал подарок, а потом, сняв с головы старенькую тюбетейку, закрепил в ней звёздочку. Закончив дело, он нахлобучил головной убор на прежнее место. С этого дня пацан стал улыбаться при встрече с военнослужащими, изучил несколько обиходных русских фраз.
- Не отказывается теперь ни от хлеба, ни от говяжьей тушёнки, ни от сгущённого молока, - «Хоккеист» иногда потчевал афганца.
Как только стали созревать абрикосы, он стал основным сборщиком. Фрукты, росшие на свесившейся из-за дувала ветке, они обобрали, только те пожелтели. Сначала они ели спелые абрикосы экипажем, но похвастались о халявном фруктовом деликатесе сослуживцам и сразу же получили задание:
- Обеспечить ими и остальных бойцов.
В два ведра, что выделил им старшина роты, уместился остаток урожая, собранный со свисающей ветки. Прослышав об абрикосах, комбат приказал:
- Привезти их не меньше снарядного ящика.
Одно ведро он собрался отвезти в госпиталь, где его ждала военно-полевая подруга Светка, а из остального можно было сделать настойку.
- Всё лучше, чем самогон или вонючая кишмишовка, - мечтал капитан.
Командир отделения попытался возразить, что дерево растёт за дувалом, а через него без лестницы не перелезть, но комбат быстро пресёк отговорки:
- Сержант, ты чего, не понял что это приказ? Если у тебя нет мозгов, чтобы справиться с простым заданием, даю вводную. За дувалом засели «духи» и их необходимо уничтожить. Тебе БТР не для того дали, чтобы ты на нём штаны протирал, да свою задницу катал. Вот и докажи, на что способна советская бронированная техника.
Сержант отлично понял комбата. При очередном выезде на пост, он дал команду механику-водителю слегка наехать на дувал передком БТРа, отчего в глинобитной стене образовалась брешь внушительных размеров. Потом сообразил, что заваливать саманные блоки дувала, нужно было где-нибудь рядом, поскольку задок БТРа теперь был практически не защищённым.
- Как только закончится эпопея со сбором урожая, - буркнул Никита, - мы общими усилиями сложим назад часть порушенных блоков, чтоб хотя бы корпус бронемашины прикрыть.
- Кто знает, что там, на уме у «духов», - согласился Коршенко, - а ну как шмальнут через дыру из гранатомёта.
Он мог через пролом переходить на другую сторону и собирать урожай. Через неделю их БТР снова приехал к месту несения боевого дежурства.
- Можно заезжать! - сапёры проверили щупами грунт.
Бача уже дожидался в сторонке. Вид у него, был каким-то измученным, словно он не спал всю ночь. «Хоккеист» спросил:
- Что случилось?
Он ответил, что съел что-то вчера и поэтому сильно разболелся живот.
- Что-то парнишка темнит, - подумал Сергей. - Вон ссадина появилась на щеке, на запястье левой руки синяк виднеется. Подрался с кем-то из сверстников. А может те избили его за дружеские отношения с «шурави»?
Абрикосовое дерево было практически пустым. Только на макушке продолжали желтеть крупные плоды. Бача по привычке полез на дерево.
- С ведёрко плодов должно набраться, - надеялся Коршенко.
Наблюдая за проходящей автоколонной, Никита так увлёкся, что совсем упустил из вида, сидящего на дереве пацанёнка, и своего подчинённого. В какой-то момент, оглянувшись назад, пацана он не обнаружил.
- «Хоккеист»! - громко позвал встревоженный сержант.
Когда тот не отозвался, у Белорукова неприятно засвербело под ложечкой. Соскочив с БТРа, он передёрнул затворную раму автомата, и стал осторожно подходить к пролому в стене.
- Серёга?! - заглянув внутрь двора, он не увидел там Сергея.
Подходя к дереву, он обратил внимание, что среди высокой травы что-то желтеет. Это были спелые абрикосы. Вывалившись из упавшего на бок резинового ведёрка, они сиротливой кучкой лежали на утрамбованной земле.