Лавровы. Роман. Часть 18

Глава 18. Всё меньше.

Время – оно не всегда течёт размеренно и равномерно. Скажем в детстве оно самое медленное, в юности чуть быстрее, в закоренело - зрелом возрасте уже как быстроходный автомобиль, а ближе к старости падает как Ниагарский водопад. Только брызги дней летят по – сторонам. За всеми этими перипетиями судеб и событий совсем забыл, прошёл мимо свадьбы Таисии и Аркадия. А было это так:
на наших служебных местах часто случались многие общественные нагрузки. Вот и его, как говорилось в известнейшем фильме – продвигали по профсоюзной линии. Маленькая контора, которою он посещал по будним дням, для того что бы работать, тоже иногда предоставляла своим сотрудникам бесплатные квартиры. А их надо же было в последствии оформлять в разных инстанциях. Вот человек и занимался этим на общественных началах прямо в рабочее время. Был он, как выяснилось позже разведён, имел взрослого сына, бывшая супруга жила теперь под жарким солнцем Израиля. Зимой Аркадий ходил в белом полушубке, позаимствованном когда – то на складах пограничных частей, вислоухой шапке и скрипучих ботинках.
Вот этот полушубок и покорил Таисию. Ей – то по роду службы приходилось бывать в тех же учреждениях где и Аркадию. Мужчина средних лет был ею замечен и очарован.

- Здравствуйте – подошёл он к ней однажды в прохладных коридорах бюрократического учреждения занимавшегося жильём. – Меня зовут Аркадий и я хотел бы с Вами познакомиться.

- И Вам здравствуйте – после некоторой паузы ответила она. – Зовите меня Таисия.

- Приглашаю Вас в ближайшие выходные посетить кинотеатр и просмотреть там новый художественный фильм – строгим тоном, не допускающим возражений продолжил мужчина. – За Вами выбор достойного кинотеатра и номер домашнего телефона.

- Хорошо – согласилась Таисия.

Через три недели он жил у неё, оставив в своей квартире старенького отца и оптимиста – сына. А там и расписались по всем правилам Советского ЗАГСа, однако фамилию она оставила свою – Лаврова. У национальности которую он представлял, фамилии бывали разные, не всегда удобопроизносимые языком Русского человека. Хотя его была очень похожа на славянскую, но ей было так удобнее. Документы не менять, всякие – разные пропуска и тому подобное.
Аркадий Мевин был удобен для семейной жизни. Не устраивал разборок по пустякам, впрочем и по крупным делам не устраивал. Ел всё, что подадут на стол, даже с перманентным аппетитом. Носки сам не стирал и брюки не гладил. В общем среднестатистический супруг. На свадьбу приезжали все Потаповские. Но не надолго. Ночь переночевали и обратно. Варвара уже тогда всё прибаливала, всё чаще чувствовала усталость и недомогание. Сама медсестра, повидавшая на своём веку множество болезней, а диагноз поставить не могла.
В тот год картошка уродилась на зависть всем остальным капустам, помидорам и огурцам. Пора копать, а тут пошли осенние дожди. С утра самого сентябрьское солнышко светит, к обеду же горизонт нахмуряется и насылает на Потапово скользкую тучу. Та сначала бездействует, выглядывает, ждёт когда народ накопает грядок и работа закипит, а уж только потом начинает покрапывать влагой. Вроде не сильно, но горячая спина под телогрейкой намокает, ветерок прихватывает.

- Варька – кричит с соседнего участка Матрёна Лузина. – Давай заканчивать, намокнем насквозь, ещё воспаления лёгких не хватает подхватить. Лечись опосля. Себе дороже. На таблетках да пенициллине разоришься в ноль.

- Да ты что соседка! Такую ли картошку на грядке оставлять, половина ведра на каждом кусте, видано ли? – отвечает Варя. – Это у тебя дети понаехали, а мы с Матвеем вдвоём. Подмоги ожидать неоткуда.

- Костя со своими не обещался?

- Да ты что? У него Маринка институт заканчивает, а опосля вроде как замуж засобиралась.

- Прааавда? Надо же – всплёскивает руками соседка. – Время – то как летит. Дед с бабкой порадовались бы. Совсем недавно вся с ног до головы в цыпках по двору за утятами гонялась, а индюк завидя её мигом в коровий двор прятался, за кормушку.

- Эээ вспомнила – посмеивалась Варвара нагружая на спину полную корзину картошки. – Когда это было!

- Может сразу в дальний подпол сыпать будем, чего её тутошкать с места на место – предложил Матвей. – Зимой вся переберётся. Одна к одной.

- Спятил совсем, она же мокрая. Нет, сначала вали в сарай, там переберём, просушим, а уж опосля в подпол – несогласно замахала руками жена. – На семена в закуток сначала насыпать. Мелочь курям варить налажусь.

- Всю зиму перебирать будем.

Четыре долгих дня копали. Приходили вечером мокрые, усталые и голодные. Умывались под умывальником, Варвара покашливая шла на кухню, разогревать ужин, а Матвей закуривал «Приму», ложился на диван, включал телевизор где следствие  вели  знатоки и  слушая  как попискивает в  желудке, задрёмывал. Варя минут через двадцать будила его и сонного заставляла ужинать.

- Что за мужики теперь дохлые пошли? Две картохи выкопал и уже весь сдулся, сил жевательных нет – посмеивалась себе в за пазуху та. – А если война, вы нас баб и не защитите. А если вместо картошки на мамонта идти?

- А что, те мужики хорошо жили, завалят мамонта, еды на месяц, знай себе в картишки играй да пузо набивай жареной отбивной – сладко потянулся на диване Матвей.

- Да – да, ещё телевизор им.

На следующий день наступило бабье лето. О дождях и не вспоминали. Подняли головы солнечные подсолнухи, поникшие было под каплями падавшими с неба. Огромные бурты отборного картофеля засыпались прямо в бескрайнем поле, подтыкались пшеничной соломой и сверху вновь укутывались Рязанской землёй. Земля та много повидала на своём веку, но всегда чувствовала людскую поддержку, отдавая им долги сполна.
Соседки всё так же собирались по вечерам, прихватив огромный блин подсолнуха, на Лавровской скамейке. Пока не выклёвывали весь, по домам не расходились. На селе было тихо, оттого и обсуждать особо было нечего. Всё больше молчали.

- А вот бабка Сенягина совсем почти не встаёт – прервала длинную паузу Аршинина. – Видать старая нынче стала, как моя коза. Эта скотина теперь даже траву щиплет лёжа. Шурка Никишин говорят у неё ведро эмалированное скрал и в магазине пропил за сто грамм.

- У кого скрал, у козы? – засмеялась Сыкина.

- Сама ты коза – обиделась Аршинина. – Ей зачем ведро – то? А Сенягиной надо. Бельё в нём замачивала, теперь без ведра, как без рук. Хоть не стирай совсем и ходи в грязной кофте.

- Шурка, гляди, в бандита превращается, жалко даже – вклинилась в разговор Лузина. – Хороший был парень.

- О чём спор, бабы? – вышла из калитки сильно похудевшая Варвара. – Всё семечки загрызаете? В кино вон шагайте, на вечерний сеанс, там кинокомедия какая – то про баню – «С лёгким паром» называется.

- А ты почём знаешь?

- Так я в магазин давеча ходила за сигаретами Матвею, там афиша висит, такая вся же расписная, с закавыками, но внизу приписка, что с семечками нельзя,выдворять вон будут – грустно улыбнулась Варвара.

- Что й – та ты соседка с лица опала в последнее время – спросила в лоб Аршинина. – Болит чего?

Варвара промолчала и медленно развернувшись, похлопала задниками резиновых штиблет назад. Соседки переглянулись, но тоже ничего не сказали вслух. Надо думать внутри себя о чём – то подумали, но как узнаешь?
В ту осень Варвара всё кашляла и таскала за собой правую ногу. Болело там. Рябили гладь речки нудные дожди и просыпались под замшелыми валунами усатые налимы. Дождь стучал по крыше, бурлил в водосток и довольный образовывал лужу прямо возле фундамента. Флегматичные утки запускали туда плоские носы и шебаршили по дну, неизвестно что там выискивая. На Покров, подчиняясь расписанию выпал первый снег. Кое где ещё зелёные листья от негодования затрепетали, сбрасывая с себя невиданную ещё ими обузу. По белой глади образовались первые тропинки. Но к вечеру всё мигом растаяло, будто не было, а ночью первый раз подморозило. Утром на радость детворы с крыш сараев повисли острые сосульки. У деревенских пацанят они вкуснее ГУМовского мороженого по двадцать копеек, в вафельных стаканчиках. Но где Москва, а где Потапово.
К ноябрьским на речке стал лёд. Ходить по нему ещё было нельзя, но сам факт напоминал о скорой зиме. Варвара уже редко выходила на улицу. Всё лежала наблюдая за трещиной в потолке. Матвей теперь даже не курил в доме. Кашлял на улице.

- Может тебе чего хочется? Я схожу в магазин куплю – грустно спрашивал муж. – Давай чай вскипячу.

- Не очень крепкий.

- По телевизору фильм многосерийный, могу включить.

- Не надо – отворачивалась к стене Варвара. – Какое мне теперь кино, скоро одна темнота кругом останется. Непроглядная и вечная. Сёстры – то меня в райцентре хотят упокоить, как ты думаешь, правильно? Я же там родилась и жила, небо коптила.

- Ну, раз так, я согласен, только зачем мы такой разговор ведём – возмутился муж. – В столицу поедешь лечиться, там профессора и академики на каждом шагу, консилиум на консилиуме и консилиумом погоняет. Третье тысячелетие на дворе, а ты говоришь вечность. Излечимся наверняка, ничего не пожалею. Главное верить. Вон бабке Сенягиной уже за девяносто, а она всё самогонку гонит. Не даёт мужикам Потаповским грустить.

- Нет Матвей, видимо к финишу подхожу – враз заплакала Варвара. – Совсем
сил нет. И желания. Боязно тебя неприкаянного оставлять, разве ты сможешь один? С голоду загнёшься.

- Повторяю, прекрати мне эти разговоры, что ты обо мне думаешь, я человек взрослый и самостоятельный – сопротивлялся Матвей. – Прекращай болеть и острый  вопрос моего одиночества рассматриваться в обозримом будущем всерьёз не будет. Пока нужны друг другу.

- Я уж хорошую женщину присмотрела, она за тобой походит, пока без меня привыкать будешь - настырничала Варвара.

- И кто же она?

- Да есть такая, после узнаешь.

Матвей остался один уже ближе к новому году, в морозный декабрьский вечер. Как раз в тот день произошло на селе небольшое происшествие. Ведь как происходила доставка нового фильма в Потаповский клуб для сеанса? Приезжала передвижка, вываливала прямо в снег у крыльца культурного заведения два круглых металлических ящика с бобинами фильма. Затем с чувством выполненного долга лихо разворачивалась на пятачке возле клуба и подняв снежный вихрь исчезала в мареве вечера. Никто не принимал доставки, не расписывался в сопроводительных документах и печати на обороте не ставил. Через час приходил киномеханик (если был в состоянии прийти от принятого на грудь излишества), доставлял ленты фильма в кинобудку и шёл писать афишу. Народ уже знал, что кино привезли и к девяти часам заполнял небольшой зал клуба. В этот раз киномеханик прибыл через сорок минут в полном здравии и готовый выполнять порученную ему работу от и до. Но выполнять было нечего, одного ящика с пятью частями фильма не было. То есть была отметка в снегу, где она лежала, были следы от валенок, сначала сюда, а после обратно, был второй ящик с оставшимися пятью частями. Пришедший, оглянулся по сторонам и пошёл звонить в милицию.
Сержант милиции Павел Сидорович Онучин заявился ровно через час и сорок минут после обнаружения пропажи. Стемнело. Был он от природы розовощёк, носил пышные усы а ля Чапаев, свою работу любил. Высокого роста, широк плечами и крив ногами. Носил полушубок при погонах, перепоясанный в талии кожаным ремнём с пряжкою и кирзовые, не гнущиеся на морозе сапоги. Исключительно любил слабый пол. Прямо хлебушком не корми, а дай за какую ни будь подержаться. У места происшествия начали собираться неудачливые сегодня любители кино. Через минуту следов грабителя на снегу видно не стало. Русскому народу затоптать улики раз плюнуть.

- А ну расходись – свистнул в свисток Онучин. – Кто свидетели?

- Нету таких – кто потрусливее исчезли сразу. – Ищи дураков, мы что похожи на них?

За трусливыми исчезли более смелые и собственно скоро остались только киномеханик и как стёклышко пьяный, престарелый Семён Шарин. Но ему было не до кино, у него внутри свербело от недопитого, что тихо мирно выдыхалось с заначке.

- Будем составлять протокол – почесал под шапкой с кокардой страж порядка и стрельнув пальцем в Шарина, громко крикнул. – Вот ты, иди сюда, Да побыстрее иначе пятнадцать суток не за горами.

- Кто, я? – оглянулся по сторонам Семён и не найдя вокруг себя никого, икнул и двинулся в сторону дома.

- А ну стоять! – потянулся к пустой кобуре Павел Сидорович. – Стоять, кому говорю?

- А у меня – то кинобудка открыта – мигом сообразил киномеханик. – Кабы чего не вынесли.

Короче через минуту на месте преступления остался один сержант Советской милиции – Онучин Павел Сидорович и горемычный ящик с киноплёнкой, который пока ещё благополучно не скрали. Так ничего и не нашли. Только по самой весне доходили до Потапово слухи, что в соседней области тайно крутят половину фильма, причём вторую половину. Правда по справедливости нужно отметить и цена билета уполовинена.

Варвара я тебе чаю согрею – пришёл с улицы Матвей Матвеевич. – Морозно на дворе. Даже провода звенят.

Никто ему не ответил. В доме было тихо и неприкаянно. Длинноногий паук пробежал по подоконнику, зацепился за недотканную паутинку и принялся за работу, время от времени пуская клейкую слюну.

- Варя, ты спишь что ли?

А её уже не было в этом изначально грешном и подлунном мире. Ушла тихо и спокойно. Потрескивал на улице декабрь, собаки попрятались по своим будкам и не показывали оттуда холодных носов. Кто – то прошёл по улице в сторону водонапорной башни, потягивая за собой санки с наколотой охапкой дров. Луна, благополучно выбралась из – за снегового облака и облегчённо вздохнув, осмотрелась. Словно о чём – то догадавшись явилась в дом соседка – Матрёна Лузина:

- А я смотрю – смотрю, никто в окошке – то не движется, думаю пойду схожу разузнаю, что к чему. Что же теперь Матвей, делать – то будешь?

- Откуда я знаю – тихо ответил тот – сгрёб с вешалки теплую куртку, малахай и хлопнув дверью вышел на улицу, закурил там сигарету и размазывая слёзы по щекам заплакал.

Дня через три после похорон, в ясное, солнечное утро явилась в дом ещё не старая баба со Школьной улицы, Лена Архипова. Была она характером крута и мужиков запросто ломала через колено.

- Ну так вот, Матвей, развязывая полушалок приступила к делу она. – Варька ищо кады живая была заключила со мной устный договор, что бы я, после неё значит за тобой приглядывала. Шши варила из кислой капусты, рубахи, труселя и носки стирала. Убиралась раз в неделе на дому, к праздникам мыла полы во всех комнатах. И заплатила за полгода вперёд. Я тебя и молиться по – нашему научу и псалмы петь. Сразу предупреждаю ни пьяный, ни трезвый к сожительству не принуждай. Не то и поленом могу приласкать. А как же? Мы же бабы тоже народ живой, борьбу самбу не изучали. Жить буду у себя в дому, на Поповке.

- Да помогай, коли Варвара так хотела – бесконечно вздохнул мужик. – Чай пить будешь?

- А чего не попить – согласилась Архипова. – Посидим и пойду, у меня овцы в стойле не кормленные стоят.

На улице морозно, а в доме горячий чай, по телевизору волк никак не поймает в свои лапы доверчивого зайца. Где – то за дальним оврагом жутко воет на луну отощавший зверь и уже чувствуется как собирается с силами ночная метель. Снова мужики поутру выйдут на раскопки входов во дворы с поредевшей живностью. Ругнутся, поплюют на ладони под тёплыми рукавицами и приступят благословясь.
Когда на следующий день Елена явилась в помощь Лаврову, там уже всё было чуть не под веник расчищено. Варвара любила, когда Матвей раньше всех исправлял последствия пурги и теперь он, отдавая ей свою добрую память старался работать по – прежнему. Зло и сжав зубы.

- Молодец какой – удивилась баба. – У нас па Поповке мужики как старые клячи ещё под одеялами нежатся, а ты гляди уже управился и сигарету вонючую куришь. Учти, я табачного дыма категорически не приветствую…ну а про полено ты уже всё знаешь.

- Только ты мне условия не ставь тут – не понравилось что – то в её тоне Матвею. – Где хочу там и курю, Варя мне никогда не запрещала.

Варвара она тебе кто была? Правильно – жена. Оттого мужу не должна была
перечить. А я птица вольная, хвостом вильну и поминай как звали.

- Полено не забудь.

Так и потекла жизнь, не шатко, не валко в некогда шумном и весёлом Лавровском доме. Теперь один Матвей, по половине дня сиднем сидевшим у окна на улицу. Таисия и Константин в Москве, у них свои дела и заботы. Наведывались в Потапово редко. Нападала без объявления глубокая апатия. Привыкнуть к тому, что ты один было невозможно. Выпил раз, выпил два – не понравилось, перестал ходить в магазин.
Ближе к весне приехал на несколько дней Константин, с Костей – младшим, перегнавшим в росте отца сантиметров на десять. Посетили все скорбные места, сидели вечером у сковороды жареной картошки с солёными (ещё Варварой) огурцами. Мужики. Нет, закуски всякой привезено из первопрестольной и коньяк «Ной» и лимон. Но без картошки никак. Разливал в круглые коньячные бокалы, на правах младшего Костя. Дедовщина.

- Давай брат помянем Варю, хорошая она была тебе жена, лучше не придумаешь – поднял бокал Константин. – Без времени как – то собралась от мирской суеты. Всё бросила на произвол судьбы.

- Да мы Лавровы долго не живём, что Виктор в сорок три, что папа в шестьдесят девять, что Варвара в шестьдесят. Одна мама чуть подольше пожила, до восьмидесяти трёх – загибал пальцы Матвей.

- Вот это да! – чуть – чуть опешил младший Константин. – Никогда об этом не задумывался.

- Молодо – зелено.

- У вас молодых головы другим заняты – заворчал отец. – Танцульки, да хвосты на сессии в институтах. Вот это для вас проблемы, а время – то не стоит на месте, близкие стареют и уходят. Всё никак жён подходящих не выберете, пора бы уже прибиться к берегу. Так и внуков не дождёшься.

- А сами – то, тоже не по одной имели – разлил ещё по глотку Костя. – Долго выбирали где причалить.

- У нас – то другое дело, мы вначале же жили хорошо с первыми жёнами, уже после всё пошло наперекосяк – глотнул из бокала отец. – Тоже молодые были, в одном месте ветер гулял.

- Тётю Варю жалко, она всех родных любила, старалась что бы мы не болели.

- А как тебе, Матвей, Елена? – переменил тему разговора Константин. – Разве может заменить супругу?

- Ну, она старается, как может – махнул рукой тот. – Кормит, обстирывает, убирает в доме, но без особого усердия и любви. Задаток отрабатывает, зачем ей чужой мужик?

- Это точно.

Весна наступила ранняя. Морозы как – то сразу уступили и огромные сугробы снега начали тихо – тихо опускаться вниз по покатой крыше. В день по сантиметру другому, а из - под них текли к обрыву ручейки талой воды, которая ночью превращалась в голубые, остроконечные сосульки. Днём с них текла музыкально – инструментальная капель. Капли долетали до земли и разбивались там с освобождающим вздохом. Мелкие осколки под весенним солнцем обнаруживали в себе очарование радуги.
Дни шли тягуче – медленно, не оглядываясь назад. Однако рассвет наступал всё раньше и раньше. В один из таких рассветов и сполз с крыши набухший влагой пласт. Никого не предупредив. В этот самый момент монументально покуривал под оползнем Матвей. Краем его опрокинуло навзничь, а самой сердцевиной сломало в двух местах правую руку. Он ещё услышал, как скрипуче охнула под напором кость и на несколько минут отключился от суеты, с зажатым в зубах дымящимся окурком.
Заполошно завыла соседская собака. Из – за дровяной кладки выглянул недоумённо ржавый кот и развернувшись юркнул обратно. Где – то на конце улицы чавкали под ногами идущего человека его не быстрые шаги.

- Матвей – крикнул из – за забора неизвестно как сюда забредший Владимир Лытаев и не дождавшись ответа толкнул ногой калитку.

Через какое – то время он обратил внимание на лежавший около дома свежий сугроб и ноги торчащие из – под него. В первый момент мужик опешил, открыл в испуге рот, да так и остался, словно его свело судорогой.

- Вот чёрт чудной, твою же мать – через минуту – другую грубо заругался Лытаев. – В нужный час, в нужном месте, Матвей ты живой?

Из под оползня раздался негромкий стон.

- Ну, слава богу, жив – руками и ногами начал яростно разбрасывать серый снег гость. – Ничего – ничего, сейчас мигом спасём. Не в таких передрягах бывали.

Показалась голова с дымящейся в зубах сигаретой. За ней торс в телогрейке и сломанная, неестественно загнутая в сторону правая рука. Владимир подхватил пришедшего в себя Матвея и посадил его прямо в образовавшуюся под ним чуть заметную лужицу. Когда прибыла скорая помощь Матвей едва - едва пришёл в себя. Прежде чем загрузиться в автомобиль, деловито закрыл дверь на замок, затем вновь открыл и юркнул внутрь за паспортом. Вышел, снова замкнул и с чистой совестью погрузился.
Вернулся ближе к обеду, с белоснежным гипсом. Елена на кухне варила на одной конфорке щи, на другой подпрыгивала в масле, шкворчала и румянилась крупно изрезанная картошка. В оцинкованном ведре, посередине главной комнаты торчала длинной ручкой швабра.

- Эко тебя угораздило – не одобрила ситуации помощница, переворачивая огромной ложкой куски на сковороде. – Видел ведь сугроб навис и чего туда ходить? Я так думаю специально ты, но Господь этого не одобрит. Жить надо во всех обстоятельствах. Больным, здоровым, обожжённым горем, с похмелья и голодным. Чего распустил поводья? Теперь вот с одной рукой мыкайся и не жалуйся.

- Давай не воспитывай.

Прежде чем залечь в кровать и предаться пессимизму, Матвей одной рукой привёл в порядок некоторые дела. Нашёл пустую папку и неловко сложил туда, предварительно вдумчиво прочитав, документы. Сверху паспорт, свидетельство о рождении, свидетельство о браке. Разгладил смятый уголок аттестата зрелости, за ним диплом о высшем образовании. Свидетельство о смерти Варвары. Документы на дом, завещание на Таисию и Константина. Малюсенький образок. Завязал тесёмки. Положил на видном месте, около швейной машины в спальне.
Дрожащей левой рукой достал из гардероба костюм, остался доволен и водрузил его назад. Сложил стопкой чистую, почти новую рубашку, майку, носки, трусы. Отдельно бритву, мыло и носовой платок. Чуть подвинул документы и прислонил к ним вещи. Оглядел содеянное и остался доволен.

- Ты чего задумал – почувствовала неладное Архипова, внимательно посмотрела на него и всхлипнула. – Эх, Матвей, Матвей. Хороший ты мужик, а совсем слабый духом.

- Отстань – снял с кровати яркое покрывало, положил, не имея возможности сложить, на кресло и лёг, отстраняя правую руку.

- Ужинать иди сначала - позвала Елена. – Чего голодным спать?

- Сыт я.

Больше он до лета не встал. Нет, поднимался, ходил в туалет, закуривал сигарету. Даже через силу ел. Но его будто не было. Приходило утро, за ним день и снова ночь. Иногда заходил с улицы кот, промышлял на кухне, приходил мяукнуть в спальню и снова исчезал дня на два – три. Гипс сняли к июню и тогда же в июне его не стало.
Весна была поздняя и всё ещё доцветало. Константин, Таисия и Татьяна приехали ночью. Дом был черен, ни в одном окне не горело. Костя зашёл первым, щёлкнув выключателем зажёг свет. Одетый, причёсанный и гладко выбритый, Матвей благодаря соседям лежал в гробу. Около согбенно сидел кот.

- Ну здравствуй брат – подошёл ближе Константин.

Шелестел за открытой форточкой огромный тополь. Разговаривали около колонки о вечности бабы. Из – за оврага медленно наползал ритуальный туман, зажглись звёзды. Никто ему не ответил.