Лс230 Пушкин Сон Данте. Сеанс 1 в Круге Первом

Открываем IV песнь «Ада» А. Дуранте (Данте) в его @la Comedia@, названной редактором Бокаччо при издании Божественной

Ворвался в глубь моей дремоты сонной
Тяжелый гул, и я очнулся вдруг (*),
Как человек, насильно пробужденный.

(*) И я очнулся вдруг. — В миг пробуждения Данте оказывается уже по ту сторону Ахерона… «Так был я во власти сна в то время».—1-я терцина говорит о том, что Данте всю свою предыдущую жизнь провел как в лесу, в лесу страстей и невежества, и внезапно понял, что жил дурно. Тогда он услышал голос Веры, голос Разума, увидел воочию символа греха, волчицу, льва и рысь, и это послужило толчком к его путешествию

Данте спал … И ему снилось, что он проснулся…
Ибо он уже  перебрался через Ахерон. Значит во сне.


БОРХЕС X. Л. в «Девять эссе о Данте»  пишет:

«Комедия» — это сон Данте, и она не более, чем сюжет сна. По его словам, он сам не знает, как попал в лес («tant' era pieno d'sonno a quel punto»): так был я во власти сна в то время».—1-я терцина говорит о том, что Данте всю свою предыдущую жизнь провел как в лесу, в лесу страстей и невежества, и внезапно понял, что жил дурно. Тогда он услышал голос Веры, голос Разума, увидел воочию символа греха, волчицу, льва и рысь, и это послужило толчком к его путешествию


Пушкин знает, что Комедия Данте = Сон гения. В 1829-ом он записал об этом знании:

Зорю бьют… из рук моих
Ветхий Данте выпадает,
На устах начатый стих
Недочитанный затих —
Дух далече улетает.
Звук привычный, звук живой,
Сколь ты часто раздавался
Там, где тихо развивался
Я давнишнею порой.

Ветхое как первый Завет  творение Данте comedia (шествие козлов в процессии с блеянием… а козлов два типа – отпущения (не жертвы, а мучаемого Сатаной в пустыне) и алтарного (сакрального, избранного) о путешествии  во сне вызывает у Пушкина сон….  Ветхий о сон о ветхозаветном времени, о судьбе и роке, о неотвратимом возмездии = житие в коммунальном Аде на одном из этажей 9-этажки  Inferno

Для в у Борхеса;
«
«Sonno»—метафора для обозначения смятенной души грешника, но намекает на неопределенное начало сновидения. Потом Данте говорит, что волчица, преградившая путь, «многих уже погубила». Гвидо Витали замечает, что с первого взгляда такая мысль не возникнет — Данте знал это, как мы знаем то, что происходит во сне.

В лесу появился незнакомец. Данте, едва увидев его, знает, что тот долго молчал — новая осведомленность того же типа.

Начинается фантастическое путешествие. /Я = во сне!/

Вергилий меняется в лице у входа в 1-й круг. /Я = Ад тех, кто умер до возвещения Веры. Но все равно приговорен быть в Аду…

Мы были возле пропасти, у края,
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.
Он был так темен, смутен и глубок,
Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог.
«Теперь мы к миру спустимся слепому, —
Так начал, смертно побледнев, поэт. —
Мне первому идти, тебе — второму».

Данте со страхом замечает его бледность. Вергилий говорит, что охвачен жалостью, и что он — один из осужденных. Данте, чтобы скрыть ужас от этой новости, или чтоб высказать сочувствие, употребляет титулы почтения: «dimmi, maestro mio, dimmi, signore».

Воздух дрожит от вздохов скорби, но не боли. Вергилий объясняет, что здесь Ад тех, кто умер до возвещения Веры; четверо высоких призраков приветствуют его; в лицах нет ни печали, ни радости;

это Гомер, Гораций, Овидий и Лукан;

в деснице Гомера меч, символ его первенства в эпосе. Прославленные тени принимают Данте как равного, ведут в свою вечную обитель — замок, семижды окруженный высокими стенами (семь свободных искусств, либо три добродетели интеллектуальных и четыре моральных) и ручьем (земные блага или красноречие), который переходят как посуху. Обитатели замка внушают благоговение; говорят медленно и скупо, взирают торжественно и неторопливо.

Гомер, Овидий, Гораций и Лукан — проекции или отражения самого Данте, который считал, что не уступает этим гигантам ни талантом, ни творчеством. Он видел себя человеком того же рода, знаменитым поэтом, и знал, что так же будут на него смотреть и другие. Великие досточтимые тени приняли Дайте в свой круг: «ch'e si mi fecer della loro schieza, si ch'io sesto tra cotanto Senno»»
>>>

Четыре пушкинских кумира – Гомер, Гораций, Овидий и Лукан = в аду!   Всё что им дозволил Судия = жить в благородном замке

«Почтите высочайшего поэта! —
Раздался в это время чей-то зов. —
Вот тень его подходит к месту света».

За что осуждены все же?

Вергилий (поэт-проводник поэта-путешественника = своему – своего!)   поясняет:

«Что ж ты не спросишь, — молвил мой вожатый,
Какие духи здесь нашли приют?
Знай, прежде чем продолжить путь начатый,
Что эти не грешили; не спасут
Одни заслуги, если нет крещенья,
Которым к вере истинной идут;
Кто жил до христианского ученья,
Тот бога чтил не так, как мы должны.
Таков и я. За эти упущенья,
Не за иное, мы осуждены,
И здесь, по приговору высшей воли,
Мы жаждем и надежды лишены».


Пушкин понял: его душе томиться в этой тюрьме на 1-ом этаже в семье певцов с  такими же как он  поэтами, коим он равный.
Он успокоился и уснул.
Ветхий Данте выпал из рук обретшего покой чтеца

Гомер, превысший из певцов всех стран;
Второй — Гораций, бичевавший нравы;
Овидий — третий, и за ним — Лукан.
Нас связывает титул величавый,
Здесь прозвучавший, чуть я подошел;
Почтив его, они, конечно, правы».
Так я узрел славнейшую из школ,
Чьи песнопенья вознеслись над светом
И реют над другими, как орел.
Мой вождь их встретил, и ко мне с приветом
Семья певцов приблизилась сама;
Учитель улыбнулся мне при этом.
И эта честь умножилась весьма,
Когда я приобщен был к их собору
И стал шестым средь столького ума.

Синклит шести распался, мы вдвоем;
Из тихой, сени в воздух потрясенный
Уже иным мы движемся путем,
И я — во тьме, ничем не озаренной.

***
О ветхости ….
Это не стaрая книга. Эи то иная ветхость 
Об это тут: Ветхий Данте - Donner, Feuer und Akkord — LiveJournal