Райисполкомовский луг

Бывают иногда моменты, когда ты вспоминаешь случаи в жизни очень приятные, хотя и давно бывшие, когда ты был маленький и тебя интересовало всё, что вокруг тебя.   

Стенка. В самом начале - источник с холодной водой. Дальше узкая дорожка, которая выводит на конец Стенки. Слегка наклонная большая поляна, на которой стоит большой шалаш, а точнее - курень с двумя отсеками с наклонными стенками из камыша, связанного в снопы.  Снопами выложены не только стенки и крыша куреня, но и козырёк прямоугольной формы, - видимо на случай дождя. В дальнем отсеке - спальня. Ночью там удобно спать на сухом сене, скошенном на лугу и высушенном на подставках из ивовых прутьев, согнутых в полудугу и концами вставленных в землю.
 Особенно приятно спать на сене, скошенном на опушке Вязового  леса с медоносными травами, -  и не только приятно но и с великим наслаждением. Вот в таких условиях мне пришлось несколько дней выполнять роль сторожа Райисполкомовского луга перед тем, как приехали зав. Общим отделом Райисполкома  Мирошниченко Тихон  Прокофьевич,  Животков Фёдор Михайлович - конюх Райисполкома с работниками Райисполкома. 
  Тихон  Прокофьевич прошёл к куреню, поздоровался со мной и поинтересовался, как тут мне жилось. Я сказал, что мне это время очень понравилось, а сегодня будет ещё интересней, - начнут косить. “Ну, что - ж, - посмотрим”, - сказал Тихон  Прокофьевич и пошёл через луг к речке.
  Фёдор Михайлович обошёл край луга по верху, поблагодарил меня за “работу” и пошёл советоваться, когда лучше начинать косить.
  Решили подготовиться к началу работы как следует и начать работу рано утром завтра по росе.
  Ближе к вечеру женщины сварили суп-кандёр с зажаркой цебулей на постном масле. Ели все с удовольствием. Затем в оставшуюся кашу добавили кусок сливочного масла, хорошо размешали кописткой. Получилась каша - сливянка.
 Покушали алюминиевыми ложками из алюминиевых мисок и каждый пошёл помыть свою посуду в речке, - выше по течению.
  Потом посидели. Женщины поспивалэ писни наши. Был очень приятный вечер.
 Фёдор Михайлович посоветовал лечь спать пораньше.       Женщины начали устраиваться.
 Мы с Фёдором Михайловичем пошли к куреню. Там уже сидел Тихон Прокофьевич. Я сразу залез в самый дальний отсек, - лёг на сено, подложив под голову свою старую шапку и сразу заснул.
 Спал без снов, пока рано утром Фёдор Михайлович не разбудил нас и не дал команду идти на речку умываться. Пошли, умылись. Я вытер лицо вафельным полотенцем, которое дала мне бабушка.
 Затем последовала команда начинать работу, пока роса на траве и косить легче.
 Фёдор Михайлович решил косить снизу в верх, - от того места, где мы купались с ребятами, - моими друзьями, - до Стенки. Он взял косу и брусок для заточки жала косы, засунул его за голенище сапог и пошёл к началу своей  работы. Голенища сапог были из плотной парусины, а   головки - кожаные. Вообщем эта обувка уже была не новая и вид у неё был тот ещё, но Слава Богу!, хоть такая была, а уж если в ней косить, да по росе, так лучше и не придумаешь. Фёдор Михайлович дошёл до места. Остановился. Вынул брусок из за голенища, провёл несколько раз наклонно по жалу, задвинул брусок за голенище, перекрестился три раза и начал косить. Было очень интересно не только наблюдать, как он косит, но и слушать приятные звуки, которые происходили от соприкосновения жала косы со стеблями травы влажной от утренней росы.
  Десять минут работы и полоса подошла к концу.
  За секунду до того, как Фёдор Михайлович сделал последний прогон, из под косы вылетели две чёрные птички и полетели в сторону Стенки.  “Чортови дэркачи, мабудь з того боку прэлэтилэ, там вчёра закончелы косыть сино, так оны до нас перэлэтилэ. Гарно, хоть жеви осталэсь”- произнёс Фёдор Михайлович слегка уставшим голосом.
   Я вспомнил, как мне рассказывали ребята с того боку, о случаях, когда деркачи попадали под косы и гибли.
   Немного отдохнув, Фёдор Михайлович подправил косу бруском и начал обкашивать территорию луга вдоль Стенки. Когда он дошёл до возвышения у куреня, то повернулся на девяносто градусов и начал косить вплоть до речки, а точнее, - её поворота в сторону села Берёзовка, до которого было летом километра два, а зимой, после нескольких оттаиваний, всё это пространство опять замерзало и мы с ребятами на коньках катались чуть ли не до самой Берёзовки.
  Это были счастливые минуты наслаждения - быстрая езда на коньках на такое большое расстояние. О том, как мы однажды, с Ваней Кадацким,  провалились на тонком льду по самую шею в холодную воду и с большим трудом выбрались на лёд и мокрые добирались до села, где в доме у Вани сушили всю свою одежду и валенки с верёвками, которыми привязывали коньки к валенкам, я расскажу  позже.
  Так вот, Фёдор Михайлович обкосил почти всю территорию Райисполкомовского луга. Остановился, воткнул косу косовьём в землю, подошёл к берегу речки, стал на корточки и напился воды прямо из речки; вытер губы рукавом своей холщёвой сорочки и сел на траву, а затем несколько раз обнял себя руками, развёл руки в стороны и лёг спиной на траву. Так он лежал и спал даже тогда, когда женщины приходили за водой, для приготовления обеда. Женщины не стали будить Фёдора Михайловича, а просто молча набрали воды и ушли заниматься приготовлением обеда.  До этого они успели всё, что скосил Фёдор Михайлович, граблями  сгрести в валок. Женщины начали готовить обед.
  Обед должен был быть что надо, - Ольга Николаевна привезла большой кусок свежего мяса, которое она купила в Райпотребсоюзе у Ивана Андреевича Маринкина и на пятнадцати литровую кастрюлю, - должен получиться наваристый бульон. У женщин всё было для хорошего домашнего борща.
  Быстро набрали воды из речки, поставили кастрюлю на таганок, подложили сухого хвороста, чиркнули спичкой и “процесс пошёл”. Когда вода немного подогрелась, опустили кусок мяса, которое принесла Ольга Николаевна, затем женщины начали готовить всё остальное для борща. Во всём чувствовалось желание, приготовить вкусный борщ. В кипящую кастрюлю добавляли нашинкованную морковку, положили две большие луковицы, а ещё две оставили для зажарки. Подправляли горение хвороста, чтобы варка шла не быстро. Через минут сорок, главная повариха начала пробовать деревянной ложкой, когда добавлять остальные инградиенты. Спустя ещё десять минут, - повариха добавила нашинкованную капусту. Через пять минут посолила чайной ложкой, ещё раз помешала, положила два лавровых листика и попросила помочь снять с таганка кастрюлю. Сняли и поставили рядом. На таганок повариха поставила  сковородку, полила посным маслом и насыпала нашинкованные две головки репчатого лука. Всё начало шкварчать. Повариха помешивала деревянной ложкой шквачащий лук и через три минуты лук приобрёл золотистый вид. Короткой чаплийкой повариха сняла сковородку с таганка и поддерживая вафельным полотенцем, сгребла готовую зажарку в борщ. Мешать не стала, а громко объявила - “борщ готовэй, сидайтэ истэ”. Ели все и благодарили Анну Михайловну за очень вкусный борщ. Пригодился и чесночёк. У каждого было по два, - три зубка. Сожалели, что не было чёрного хлеба с горбушкой. После первых половников борща, просили добавки. Добавок всем хватало. Кто хотел, покушал по кусочку мяса из борща. Второго не было. В другой кастрюле сварили узвар из крэшанок. Остудили его и пили кружками, -  кто сколько хотел.
  После прекрасной трапезы, решили сначала отдохнуть, а потом помыть всю посуду.
  После отдыха, - каждый помыл свою посуду, ложки и вилки. Всё убрали.
  Решили всё, что скосил Фёдор Михайлович,  граблями собрать в валки, а потом сложить вилами в копыци на случай дождя.
  А потом сложили три копыци в одну, - так было ещё лучше, так как потом, когда перевозить на Райисполкомовский двор, то в арбу укладуется по три копыци сена, сверху кладётся длинное очищенное от коры бревно и перевязывается спереди и сзади толстой верёвкой.
   Получилось всего три раза по три копыци сухого  сена, которое уже можно было перевозить арбой на Райисполкомовский двор.
  Фёдор Михайлович посмотрел на небо и решил, что до конца дня можно одну арбу сена отвезти на Райисполкомовский двор и сложить как можно ближе к дверям конюшни, на случай дождя.
  Вилами с длинной ручкой, Фёдор Михайлович положил в арбу три копыци сена, положил сверху бревно и утянул его верёвкой. Лошадь была уже запряжена, Фёдор Михайлович только затянул хомут сыромятным ремнём, и перехватив закрутку хомута концом сыромятного ремня, заправил его конец в кольцо в верхней части дуги. Проверил подпругу и немножко подтянул её. Проверил крепление вожжей к нижней части уздечки, раскрыл пасть лошади и заправил железные удила. Дёрнул за вожжи, хлопнув ими по бокам лошади, крикнул: -“но!” и лошадь начала движение. Фёдор Михайлович шёл рядом.
  Судя по нормальному движению лошади, ей было не трудно везти арбу, гружоную сеном. Выехав на ровную дорогу, Фёдор Михайлович, став на край оглобли, подпрыгнул и оказался на бревне, которым было утянуто сено. Уселся поудобнее, взял вожжи в руки,  дёрнул их на себя, сказав:”но!” и лошадь потихоньку пошла. Так она ровным ходом прошла всю дорогу с арбой, гружоной сеном. Фёдор Михайлович лишь сидел и смотрел по сторонам, о чём то думая. В начале села он взял вожжи в руки и начал ими управлять лошадью, так как она не знала, как протянуть арбу с сеном до места. А может быть и знала, но любой конюх, управляющий лошадью, которая тащит груз, в том числе и сено, управляет лошадью за вожжи.  Проехали Матню, узкую дорогу между домами в Кремле и Райбольницей, переехав через мостик через ручей, Фёдор Михайлович повернул движение лошади направо и через  сто метров, собрал вожжи в кольцо, взял лошадь под уздцы и завёл её в ворота Райисполкомовского двора.
  Судя по тому, что ворота были открыты, Фёдор Михайлович понял, - Председатель с Петром Ивановичем куда то уехали на машине. Фёдор Михайлович подвёл лошадь под уздцы ближе к воротам конюшни, распряг её и за уздечку привязал у ворот второй конюшни. Зашёл в конюшню, снял с крюка торбу с овсом и повесил торбу на уши лошади. Она начала громко хрумкать овёс.
  Теперь надо разгружать арбу. И не только разгружать, но и складывать сено наверх, на сеновал, что был под крышей конюшни. Работы было много, но надо было успеть всё сложить и вернуться на луг, чтобы до конца дня привезти ещё хотя бы одну арбу сена.
  Фёдор Михайлович справился с этой задачей.
  Немного передохнув, он снял с ушей лошади сумку с овсом и повесил её на крюк в конюшне. Закрыл ворота конюшни, запряг лошадь, сел на кухвайку на дне арбы и управляя лошадью за вожжи, выехал из ворот двора. По селу лошадь шла не быстро, а за Матнёй Фёдор Михайлович начал почаще покрикивать:”но!” и дёргать за вожжи и лошадь пошла быстрей, а за Сюсюркой, значительно ускорила ход. Доехали до луга очень быстро. Также быстро загрузили арбу сеном.
  Фёдор Михайлович наверху утаптывал сено ногами, а Тихон Прокопьевич подавал ему сено вилами с длинной ручкой. На этот раз уместилось четыре копыци. Когда всё сено уложили, сверху положили бревно и сильно утянули его верёвкой. Фёдор Михайлович проверил состояние упряжи и на этот раз подтянул только постромки. Проверил вожжи, дёрнув за них. Лошадь почувствовала это. Он прикрикнул:”но!” и арба, гружённая сеном, начала движение под нетрудным усилием лошади.
  Без всяких приключений добрались до села, таким же макаром заехали на Райисполкомовский двор,- Фёдор Михайлович распряг лошадь, дал ей мешок с овсом и приступил к  разгрузке сена.
   Многовато было в этот раз работы. Чувствовалась усталость от сегодяшней проделанной работы, но надо было торопиться, с тем, чтобы вернуться на луг опять. Фёдор Михайлович всё успел сделать. Теперь надо было успеть к ужину вернуться на луг. Успел.
  Но, но лошадь распрягал уже Тихон Прокофьевич. Он отвёл её ближе к Стенке, там спутал лошади передние ноги, - это умели делать все ребята с детского возраста и оставил на всю ночь пастись на отаве, что уже к вечеру успела подрасти на два - три сантиметра. Ну, а дальше была вечеря.
  Ужин был приготовлен очень  вкусный. Кто то сказал, что нехватало  только спелого кавуна.