Нина-золотая-рыбка

                Нина вздохнула и распаковала очередную пачку сладких пирожных в форме мишек. Шоколадная глазурь, шоколадным, правда там было только название, обволакивала сладкое тесто, в котором спрятался малиновый джем. Ничего более вредного придумать было нельзя, Нина это знала, но всё равно отправила пирожное в свой рот золотой рыбки и запила сладким горячим чаем. Посмотрела на худую подругу, сидящую напротив, и скромно попивающую кофе,  весомо произнесла:

                — Надо всё-таки есть сладкое. Для настроения. При нашей-то работе…

                Работали подруги в правоохранительных органах. Нинок трудилась дознавателем на сыром первом этаже  и уже достигла высот замначальника отдела, а подружка  в духоте на четыре этажа выше перекладывала письма от коллег из зарубежных стран с полки на полку, так сказать отвечала за международное направление. Преступность, с которой обе по долгу службы боролись, была экономической, стало быть капиталы прятала во всех доступных местах, в том числе и за границей.

                Отхлебнув ещё обжигающего сладкого чая, дознаватель продолжила начатый разговор:

                — Санёк, ты только подумай, это же какие у нас пофигисты работают! Представляешь, ведь я должна была быть начальником отдела, а поставили этого Юрца! Он же пьёт каждый день. Я вот как-то захожу утром к нему в кабинет, а он спит на столе. Ну, я знаешь, сразу позвонила нашим сотрудникам по борьбе с коррупцией, и что ты думаешь? Пришли, посмотрели, пожали плечами и ушли. Вот это как называется? Я каждый день приезжаю с самого утра и пашу до поздней ночи, а он не просыхает!

                — Так они уже себя в этой службе противодействия коррупции сами в состоянии нирваны пребывают, — отозвался подружка таким же ничего не выражающим голосом.

                — Вот я про то и говорю. Пофигисты. Я бы по-другому их назвала, пусть знают, за кого мы их держим! — последняя фраза была сказана не так, чтобы очень громко, но в адрес прослушивающего устройства, которое было вмонтировано в потолок и сочувственно мигало красным глазом.

                Санёк согласно кивнула. Она вообще не очень много говорила, в основном слушала излияния дознавательницы, чьи холёные пальчики в этот момент скользили по экрану смартфона — Нинок писала сообщение благоверному.

                — Вот опять не знает, что ему поесть. Я же ему сказала, чтобы разогрел блины, которые я купила. Ну, некогда мне ещё и готовить. Я вон, где работаю! А он у меня совсем как дитё малое. Вообще без меня ничего делать не может, — перешла возмущённая Нина к новой теме, — кстати, как там у тебя с тем адвокатом?

                — В кино пригласил, — неохотно ответила подруга.

                — Вот-вот. Скорее ты за адвоката выйдешь, чем я за «своего». Очень тебе советую, адвокаты против нас отлично зарабатывают.

                Нина не была замужем, хотя друга своего и называла мужем, и даже носила на пальце помолвочное кольцо, уже второе или третье по счёту. Каждый год этот её муж-не муж дарил ей по колечку в надежде, наконец, услышать «да», но Нина только меняла подаренные им кольца, как трусы-«недельку»,  неустанно при этом поучая бедолагу:

                — Ты, пойми, Сашок, надо нам сначала добиться своего от государства. А нам с тобой жильё по социальной программе получить можно только пока мы не женаты. Мне полагается, тебе тоже. А как поженимся, всех своих льгот лишимся. Ты же пойми, мы с тобой из неблагополучных регионов с плохой экологией. Надо получить своё, за то, что в таких местах оба выросли, — увещевала незадачливого жениха Нина, гордясь своими юридическими познаниями.

                Сашок вздыхал и продолжал надеяться не то на государство, не то на то, что Нина, наконец, передумает и решится выйти за него в следующем году.

                Нина и друг её  и правда родились недалеко от Чернобыльской АЭС, и все свои проблемы с лишним весом дознавательница связывала с местом рождения. Впрочем, полнота её если не украшала, то скрывала многое из того, о чём никто бы и не догадался при первом взгляде на эту почти что русскую красавицу. Распущенные, длинные и светлые волосы,   которые Нина никогда не причёсывала, а просто забирала за уши, чёлка, которая ей всегда мешала, и которую девушка сдувала с лица, чуть вытянутыми надутыми губками, как у золотой рыбки. Водянистые глаза её украшали всегда подкрученные ресницы, а бледная мучнистая кожа не казалось такой уж нездоровой за счёт даже приятной полноты. Во всём её облике присутствовал тот обманчивый уют, на который и купился в своё время Сашок, мечтая о том дне, когда Ниночка наденет белое платье, фату и вместе они войдут под церковные своды.  Он был старше своей подруги ровно на год, и Нина ласково звала его старичком, но при этом неустанно наставляла своего друга на путь истинный.

                — Ты помни, как пришёл домой, сразу помой руки! — это Нина заботится о здоровье своего мужа-не мужа.

                — Руки надо обязательно мыть. А то, что я не готовлю, так на это ты не смотри. Вот как заработаем, так сразу решим вопрос со здоровой едой. А пока пойди и поешь пирожных. Еда всё же. Я же не виновата, что ты не поужинал на работе. Говорила тебе ещё с утра. Поздно буду, — ворчала она.

                — Лежу с давлением,— неслось в уши подруги, — а он мне звонит из поликлиники, представляешь, мол, один не могу к врачу идти, не знаю, что ему сказать, вот если бы ты была рядом. Ну, совсем он у меня не самостоятельный. Я же ему сказала, у меня давление, я не могу с тобой сходить к врачу. А ему надо диспансеризацию пройти….

                — Такой непутёвый, — всё жаловалась Нина Сане, мимоходом делая записи в книге учёта сообщений о преступлениях.

                — Может научится, — сонно включилась засыпающая подруга в беседу.

                — Нет, Саня, так невозможно, — это взгляд Нины упал на папку с надписью «Дело», —  вот опять эти опера мне материалы дела в таком виде передали, что как говорил мой бывший начальник, дело до суда не дойдёт, развалится по дороге. А отвечать-то мне! С оперов, как с гуся вода… Слушай, а что там твой адвокат, он на себя работает или на кого-то?

                Нина по сей день не могла забыть бывшего своего шефа. Тот откровенно благоволил к своей подчинённой, и стоило той зайти к нему в кабинет, как забывал обо всех присутствующих, кроме пухленькой девушки. Он мечтательно подпирал подбородок кулаком и любовался её красными губками золотой рыбки, не забывая при этом обещать ей блестящие карьерные перспективы. А Нина слушала его, как кот Васька, и благодарно улыбалась, представляя, как ей предоставят машину с водителем, из которой будет высовываться её ножка в красной туфельке на шпильке.

                Она знала, что такие носила заместитель начальника их конторы, к которой особенно нежно относился  руководитель их заведения собственной персоной, а потому кабинет у той была не чета Ниненому. И кресло у этой дамы было настоящее, кожаное, которое для неё справил шеф. А туфли… Туфли она купила на свою премию, размер которой никогда не смущал борцов с коррупцией. Красные, на шпильке, как в иностранных эротических фильмах, и, конечно же, от известного модельера! В таких туфлях не стыдно заходить в дорогой кабинет и усаживаться в кожаное кресло! А у Нины кресло было дерматиновое, местами с дырами и туфли казённые на грубом каблуке. Но и такой она нравилась бывшему своему начальнику, успевшему к счастью познакомить её с нужными людьми в прокуратуре, куда теперь пробивала себе дорогу Нина. Благодетеля её ведь убрали, а на место его поставили совсем не её, а пропойцу Юрца, который по утрам приходил на службу не работать, а опохмеляться.

                Одним словом, не выходить за мужа-не-мужа было гораздо выгоднее, чем быть замужней, ведь к замужнем не так безопасно благоволить, чем к таким, как она. Этими своими домыслами она не делилась с подругой, ведь зачем кому-то быть такой же умной, как она,  золотая рыбка.

                — Саня, ты подумай, вот мой Сашок-то, хороший, конечно, а я всё сомневаюсь. Особенно после того, как приехал в наш дом жить один парень…— Нина помедлила, отложила в сторону бумаги и придвинула к себе тарелку с печеньем, что означало, что это надолго.

                — Но ты знаешь, он не то, что твой адвокат. Он совсем потерянный, брошенный, всё глупости совершает. В игры азартные играет. Знает, что нельзя, а играет, — при этих словах Нина отправила себе ещё кусочек сдобы в рот. Она вообще славилась какой-то страстью к несчастненьким, которых можно было опекать. Очевидно, и подругу свою тоже таковой считала из-за её худобы. Уж очень недокормленный вид она имела в отличие от сытого, Нининого.

                — И вот ты знаешь…— пустилась она в откровения, — Я ведь с ним в кино всё же пошла как-то днём, когда была сама на больничном, а Сашок мой на работе. Ну так он меня упрашивал... Знаю, что неправильно, да и что правильного может предложить игрок ? Но я не смогла отказаться, потому что сердце у меня за всех болит. И за него тоже. Я ему говорю: ты играть-то брось, на работу устройся…

                Саня уже не особо вникала в болтовню дознавательницы. Ей просто не хотелось возвращаться к своим пыльным стеллажам с перепиской с такими же, как она сотрудницами правоохранительной системы, мечтающими об успешной карьере в таких же кабинетах на других концах земного шара. Кресло, в котором она утонула, не столько из-за его размеров, сколько из-за того, что оно было сломано, как и всё, что находилось в этом кабинете, склоняло ко сну. И сквозь сон до неё донеслось:

                — И вот я ему и говорю. Ты только брось это всё, а я исполню твои три желания. Чего тебе надобно,  Митёк?

                В ужасе Саня резко подняла тяжёлые веки, которые стали неподъёмными от желания спать и увидела, что в кабинете стоит молодой сотрудник и что-то пытается донести до Нины, а та смотрит на него не предвещающим  ничего хорошего взглядом.
И в этот самый момент Сане вспомнилась фотография ещё худенькой молоденькой курсанточки, чьи намерения не утопали в полноте, а явно проступали наружу. Она стояла на фотографии около знамени их академии в укороченной форменной юбчонке, с расстёгнутой пуговкой на рубашке, и явно что-то выговаривала однокурснику, ответственному, как позже рассказывала  сама Нина, за их выпускной концерт. В глазах её не было ничего кроме понимания, что если концерт не пройдёт как надо, и Нина не будет стоять на сцене в первых рядах, то никто её и не заметит. А потому надобно отчихвостить этого юнца. Но могла ли она подумать тогда, что этот юнец сам будет отчитывать её в роли её начальника, и звать его Юрцом Нина могла теперь лишь  у него за спиной.

                Но ничего. Теперь, когда за полными щёчками и нежными округлостями уже не выпирала  столь явно стервозность карьеристки, Нина ещё поборется с неугодным юнцом, когда станет возбуждать прокурорские проверки в отношении его. Осталось только сменить одну форму на другую, но лучше сразу на красные туфли на шпильках, тогда и проверки она будет возбуждать чужими руками. Но, а пока:

                — Саня, ну этот Митёк вообще ничего не понимает, — всё сокрушалась будущая прокурор, —  Ну, вот что он опять в оперативной справке мне пишет? Я его отправила переписывать и его начальнику позвонила, чтобы знал, кто у него работает!  Так что там твой адвокат, а то ведь смотри, раньше меня замуж выскочишь. Ты уж своего не упусти.

13 июня 2022 года