12. Стечение обстоятельств

СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

A Case of Coincidence

Перевод: Елена Горяинова



Ни в одном из некрологов на смерть Майкла Лестрейнджа не упоминалась его связь с убийствами в Рекслейде. Люди забывчивы, а журналисты, с восторгом и печалью писавшие о нём, возможно, в те давние времена были ещё младенцами, или даже не родились.

Потому что убийства эти имели место быть ещё в пятидесятые годы, до отмены смертных приговоров.

Убийства в последнюю очередь приходят в голову в связи с покойным сэром Майклом, выдающимся кардиологом, лечащим врачом Её Королевского Высочества герцогини Олбани, автора классического, выдающегося труда в своей области, так ёмко названного им «Сердце». Сэр Майкл не губил жизнь, он её спасал. Он был так же далёк от Кеннета Эдварда Браннела, Рекслейдского душителя, как и от плотоядного паука на окне в его консультации. Знавшие его говорили, что он испытывал нервический ужас при одной мысли об отнятой у кого-либо жизни. Он отказывался даже обсуждать эвтаназию, и решительно противился легализации абортов.

До объявления в прошлом марте одной из двух сотен жертв авиакатастрофы над Северной Атлантикой, он считался безусловным гарантом спасения, во множестве случаев избегая смерти наряду с остальными. Вместе с тем казалось, у него не было частной жизни, семьи, своего круга общения, даже не было приличествующего ему дома. Он жил только работой. Не женат, и мало кто знал, что жена была, и ещё меньше было тех, кто знал, что она стала последней жертвой Рекслейдского душителя.

Жертв было ещё четыре, и все пять умерли, будучи задушенными огромными костлявыми ручищами Кеннета Эдварда Браннела. Руки Майкла Лестрейнджа, между прочим, были изящными, ловкими и аккуратными. А у Браннела, как говорили, они походили на связку бананов. Изучавшая Рекслейдское дело криминолог мисс Джорджина Хеллэм Соул описывала, как Браннел, сидя в камере для приговорённых, рассказывал тюремщику о совершённых им убийствах. Он не понимал, почему убивал этих женщин, он не боялся, и не ненавидел женщин.

– Это как в детстве в магазине, – передавали его слова, – если там никого не было, мне нужно было что-то украсть, я не мог сдержаться. Это было как-то против моей воли. Только что оно лежало здесь, и вот уже в моём кармане. То же самое с этими девицами. Я должен был хватать их за горло. Словно наступал мрак, а когда прояснялось, мои руки уже сжимают горло, а они мёртвые...

Ему было двадцать восемь, неграмотный сельский работник, определён как неспособный к обучению. Он жил со своим вдовым отцом, тоже работником фермы, в коттедже на окраине Рекслейда в Эссексе. В 1953-м году он задушил Венди Катфорт, Морин Хантер, Энн Дейли и Мэри Трентайд, не вызвав у полиции ни малейших подозрений. Месячный интервал между убийствами отнюдь не указывал на связь деяний Браннела с полнолуниями, или с чем-то в этом роде. Через четыре недели после гибели Мэри Трентайд он был арестован и обвинён в убийстве, когда тело задушенной Норы Лестрейндж было найдено в канаве не более чем в ста ярдах от его жилища. В ноябре он был признан виновным, а спустя двадцать пять дней казнён.

– Ужасный пример несправедливости, – говорил Майкл Лестрейндж. – Если Правило Макнотена разумно вообще, то конечно оно применимо и к несчастному Браннелу. Он не только не знал, что поступает плохо, он вообще не осознавал, что делает, пока не наступал конец. Мы повесили бедного идиота с пониманием содеянного им зла на уровне животного, в панике затоптавшего ребёнка.

Что Майкл мог говорить такие слова, люди считали поразительным великодушием, ведь речь шла об убийстве его жены. Ей было всего двадцать пять, и они поженились три года назад.

Пожалуй, в деле о Рекслейдском душителе лучше опираться на максимально точный и компетентный отчёт мисс Хеллэм Соул. Она присутствовала на всех заседаниях суда, в отличие от Майкла Лестрейнджа. Когда в начале речи обвинитель перешёл к рассмотрению причин, по которым Нора Лестрейндж той ночью оказалась в районе Рекслейда, а также заговорили о голландце и отеле в Челмсфорде, Майкл тихо встал и покинул суд. И мисс Хеллэм Соул, и многие другие проводили его сострадательными взглядами. Тем не менее она не щадила его чувств в своей книге. Ну а как иначе? Как все, кто писал об этом деле, она была возмущена Норой Лестрейндж. Не забывайте, это были пятидесятые, и публика ещё не привыкла к жёнам, бесстыдно заявлявшим мужу, что одного мужчины им недостаточно. Майклу пришлось рассказать суду, что он уже давно знал о том, что его жена и Ян Вандерпиер проводят ночи в этом отеле в Челмсфорде в те дни, когда бизнесмен едет из Хука в Лондон через Харидж.

– Дорогой... – держа мужа за руку, и поглаживая её, она усадила его рядом. – Дорогой, мне совершенно необходим Ян, я от него без ума. Мне нужны и другие мужчины, уж такая я есть. Нас с тобой это никак не касается, ты же это понимаешь, правда?

Конечно, пересказано не дословно, но суть сказанного была такова.

– Это будет не так уж часто, Майк, миленький, ну может раз в месяц. Ян не может ездить чаще. А Челмсфорд самое подходящее для нас место, и ты даже не заметишь, что меня нет, правда же, ты ведь так занят в своей старой больнице.

Но обо этом было сказано позже, и в суде, и в книге Хеллэм Соул. Первые дни (как и первые главы) были посвящены убийству других четырёх женщин. Венди Катфорт была молодой замужней учительницей школы в Лейдли. От своего дома до работы в Рекслейде она ехала четыре мили на автобусе. Когда в февральские сумерки, в четыре часа, она вышла из автобуса на Рекслейд-Кросс, до её бунгало оставалось четверть мили. Живой её больше никто не видел, разве что Браннел, её нашли задушенной в десять вечера в канаве близ автобусной остановки.

Конечно, недели три-четыре после смерти Венди женщины боялись ходить одни, но потом успокоились. Морин Хантер, всего шестнадцати лет, поссорившись со своим парнем после танцев в сельском клубе, одна ушла домой в Инглфорд. До дома она не дошла. Под утро её тело нашли в нескольких ярдах от места, где лежало тело Венди. Владелица парикмахерской в Челмсфорде миссис Энн Дейли, вдова средних лет и тоже из Инглфорда, ежедневно ездила на машине на работу через Рекслейд. Нашли её пустую машину, все четыре двери нараспашку, а её тело лежало в небольшом лесу между деревнями. Его без особого успеха пытались закопать в куче листьев.

Полиция с пристрастием проверила каждого мужчину в возрасте от шестнадцати до семидесяти в этой части Эссекса. Браннела допросили, как и его отца, но через десять минут отпустили; он не вызвал у них особого интереса. В мае, через двадцать семь дней после смерти Энн Дейли, Мэри Трентайд, тридцатилетняя мать двух маленьких дочерей, и дочь работодателя Браннела, Марка Строукса из Кросс-Фарм, утром исчезла из своего дома. Один ребёнок был у бабушки, другой в коляске прямо за воротами сада. Мэри бесследно исчезла, никому не сказав, что куда-то собирается пойти. Были организованы масштабные поиски, и в полночь её тело было найдено в заброшенном колодце в полумиле от дома.

Все эти смерти случились весной 1953-го года.

Лестрейнджи имели квартиру в Лондоне неподалёку от Королевской бесплатной больницы. Они не были состоятельными, но отец Норы был богат, и привык баловать дочь щедрыми подарками. На её двадцатипятилетие это был спорткар Triumph Alpine. И у Майкла была машина, как о таких говорят, старый драндулет.

Фронтиспис книги мисс Хеллэм Соул знакомит нас с Норой Лестрейндж, какой она была за несколько месяцев до смерти. Овальное лицо, почти идеально симметричные черты, прекрасная матовая кожа. Гладкие короткие локоны тёмных волос по последней моде тех времён. Броский макияж, тёмная помада на приоткрытых чувственных губах. Самодовольный взгляд без тени улыбки.

Майкл безумно, болезненно ревновал её. Когда, спустя полгода после свадьбы, её заигрывание с его лучшим другом завершилось их любовной связью, он грозился развестись, запереть её под замок, убить Тони. Она была уверена, что ничего такого не будет. Со всей серьёзностью, мягко и нежно объяснила ему, что любит только его, а Тони ей нужен лишь для развлечения.

– Но я люблю тебя, дорогой, разве не ясно? С Тони я просто развлекаюсь. Когда мы прощаемся, я иду к тебе, туда, где моё настоящее счастье.

– Ты обещала мне верность, – сказал он, – Оставить всех и быть только со мной.

– Но ведь так и есть, мой дорогой. Вся моя вера и мысли только о тебе. Тони получает лишь самую незначительную часть меня.

После Тони был Филип. После Филипа какое-то время никого. Майкл даже надеялся, что Нора устала от «развлечений», что наступит настоящее счастье. Он работал как вол, чтобы стать Членом Королевского Хирургического колледжа. Он конечно им стал, в 1952-м году. Как и ординатором большой лондонской больницы, знаменитостью в области кардиохирургии к моменту первого убийства в Рекслейде, Венди Катфорт. Приблизительно в разгар газетных статей об этом убийстве и поисках душителя Нора встретила Яна Вандепиера.

Майкл бульварную прессу не читал, телевизора у них не было. Тогда телевидение ещё не было тем, чем стало сейчас – неотъемлемой частью семейной жизни. Майкл иногда слушал радио, читал «Таймс». Он знал о первом убийстве в Рекслейде, но его это не интересовало. Он был занят работой, и проблемой с Яном Вандепиером.

Чем именно занимался голландец в Лондоне, Майкл никогда в точности не мог сказать, может потому, что не более его знала об этом Нора. Вроде бы оптовыми продажами, но Майкл не сомневался, что делами тёмными, вряд ли совсем легальными. Нора говорила, что он контрабандист, и её восхищала мысль, что может контрабандой бриллиантов. Она встретила его во время рейса из Хука в Харидж, возвращаясь из недельной поездки в Гаагу с родителями, где её отец занимал какой-то дипломатический пост.

– Дорогой, мне совершенно необходим Ян, я от него без ума. Нас с тобой это никак не касается, ты же это понимаешь, правда? Никто не заставит меня расстаться с тобой.
 
Он приезжал примерно раз в месяц, брал с собой машину, на пути в Лондон через Колчестер и Челмсфорд где-то ночевал, следующий день проводил в делах и вечером так же морем возвращался обратно. Он предпочитал Челмсфорд из-за дешевизны, или остатков провинциального очарования, неясно, да и неважно. А Нора была совсем не против и поездки в сорок миль в спорткаре до Челмсфорда, и ожидания в отеле «Мюррей-Грифон» своего лихого блондинистого контрабандиста. Провинциальный городок Эссекса Челмсфорд расположен на берегах речки Челмер, в окружении милого, но вполне заурядного пахотного края. Местность плоская, поля, деревья и небольшие рощицы в изобилии. До Рекслейда порядка четырёх миль на север, до Инглфорда немногим более того на запад. Никто из читателей газет не думал о Рекслейде близ Челмсфорда, это было лишь местом, точкой на карте, пока там не задушили Венди Катфорт, потом Морин Хантер, ну и так далее. Тогда это стало синонимом возбуждающего ужаса. Бисмарк-Роуд, Хиллдроп-Кресент, Риллинтон-Плейс – кто теперь скажет, кто из убийц жил на этих улицах Лондона? А ведь некогда они были у всех на устах. Таково уж чувство юмора у англичан, что шуточки об убийствах всегда в ходу. Были шутки и о Рекслейде, говорила мисс Хеллэм Соул, и за одну из этих мерзостей в прямом эфире известный комик даже был отлучён от БиБиСи. Что-то вроде того, что пожалуй неплохая мысль, съездить с тёщей в Рекслейд...

О соседнем с Рекслейдом Челмсфорде заговорили после убийства миссис Дейли. В последний раз её видели, когда она закрывала свой магазин в центре города и садилась в машину. Тогда Нора сказала Майклу:

– Когда я буду в Челмсфорде, дорогой, обещаю никуда не ходить одной после темноты.

По-видимому, ему оставалось утешаться тем, что с наступлением сумерек её будет сопровождать Ян Вандепиер.

Получается, он молчаливо примирился с её неверностью? Он её не бросил, встречал дома после возвращения, бывал с ней в обществе, значит, в какой-то степени смирился. Продолжал любить вопреки всему. Но был совершенно несчастен. Болен от ревности. Когда не на работе, когда не погружался в сон на несколько часов, он думал лишь о том, что ему делать. Так больше не могло продолжаться. Ведь однажды он с ней что-нибудь сделает, но расстаться с ней навсегда казалось немыслимым. При таких мыслях земля уходила у него из-под ног, в голове стучали слова Отелло: и быть опять хаосу, когда любить тебя я перестану.

В пятницу 19 июня Нора уехала в Челмсфорд, чтобы провести ночь в отеле «Мюррей Грифон» с Яном Вандепиером.

Майкл, проработав две недели без перерыва в больнице, получил два выходных дня, пятницу и субботу. Он был буквально болен от усталости, держась лишь предвкушением двух счастливых дней в конце недели. Внушил себе, что если они с Норой проведут эти дни где-нибудь в глуши, на природе, гуляя рука в руке по сельским аллеям (такой слащавый романтизм доказывает его крайне истощение), если это случится, все будет хорошо. Они объяснятся, внимательно выслушают друг друга, и тогда, простите за клише, смогут всё начать сначала. Что всё так и будет, Майкл не сомневался. Просто он был слегка не в себе от усталости.

Когда она погибла, и ему сказали об этом, он некоторое время не работал. Мисс Хеллэм Соул говорит, что три недели, и это вполне возможно. Без этого перерыва Майкл Лестрейндж скорее всего сошёл бы с ума, или – что хуже в его понимании – убил бы пациента на операционном столе. Так что в каком-то смысле смерть Норы, как это ни ужасно, спасла от безумия его мозг – и карьеру. Вернувшись к работе, он полностью посвятил себя своему делу. Просто ничего иного у него не было, как вы понимаете. Кроме работы до последнего вздоха. Это с ним случилось в Атлантике в прошедшем марте.

Ничего не было и у Браннела. Образованному человеку среднего класса, рядовому жителю по сути, крайне трудно понять, чем живут люди вроде Кеннета Эдварда Браннела и его отца. Никаких хобби, интересов, мастерства и познаний, и фактически никаких друзей. Старик Браннел всё ж таки был способен прочесть, водя пальцем по строчкам, сообщения в газете. Кеннет Браннел не умел читать вовсе. Сейчас он смотрел бы телевизор, тогда увы. Романтически настроенные горожане могут вообразить, что подобные люди возятся в своём саду, растят овощи, столярничают понемногу или мастерят обувь, стряпают деревенское жаркое и пекут хлеб. Ишача целый день на чужих полях, Браннелы и подумать не могли ещё и по вечерам копаться в земле. Они вряд ли смогли бы прибить полку к стене, а подошву к сапогу. Для стола им годились лишь консервы, да фиш-энд-чипсы. А как стемнеет, ложились спать. Ведь ни электричества, ни водопровода с канализацией в их коттедже не было; а хозяину фермы Кросс-Фарм, мистеру Стоуксу, и в голову бы не пришло устраивать там такие удобства – впрочем, как и Браннелам требовать этого.

Внизу в коттедже была гостиная с камином и кухня с плитой, наверх вела лестница в комнату, откуда виднелась дверь в спальню старика Браннела и единственно пригодную конуру, где мог уединиться Кеннет Эдвард Браннел. Здесь в ящике старого комода с деревянными ручками, никем не полированного со времён смерти Эллен Браннел, лежали его сувениры; браслет Венди Катфорт, прядка рыжих волос Морин Хантер, зелёный шёлковый шарфик Энн Дейли, испачканный помадой носовой платок Мэри Трентайд с вышитой буквой М. Небольшое квадратное зеркальце, как считалось, хранилось в память о Норе Лестрейндж и принадлежало ей, однако это так и не было доказано. Но никакого зеркала не было в её сумочке, когда нашли тело. В книге мисс Хеллэм Соул «Рекслейдский монстр» есть несколько фотографий Браннела: в возрасте десяти, снимок сделан его тётей, групповая фотография его класса в средней школе Инглфорда (куда его не следовало бы отдавать, учитывая его уровень развития), фотопортрет работы челмсфордского фотографа, сделан для его матери за год до её смерти. Очень высокий и нескладный костлявый парень с шишковатым лбом и густыми светлыми кудрями. Его взгляд, казалось, умолял тебя: беда в том, что я растерян, загнан в угол, ваши или мои слова впустую, я живу как во тьме. Но когда мрак чуть расступается, вы знаете, что я делаю...

Эти руки, безжизненно висевшие по бокам, их чуть вывернутые ладони словно в отчаянии взывают к помощи.

Мисс Хеллэм Соул не предоставила читателям портрета сэра Майкла Лестрейнджа, доктора медицины и Члена Королевского колледжа хирургов, выдающегося кардиолога и автора ниги «Сердце», лечащего врача Её Королевского высочества герцогини Олбани, профессора кардиологии в больнице Св. Иахима. В те времена это был худой темноволосый человек, стройный, хотя обычно как-то неряшливо одетый. Вряд ли захочется взглянуть на такого ещё раз. И ничего общего с тем сэром Майклом, по которому скорбели медицинские элиты двух континентов, и чьё строгое спокойное лицо в обрамлении гладких седых волос, со светлыми безмятежными глазами и орлиным носом красовалось на первых страницах мировых газет. Мужчины редко так меняются за двадцать семь лет. В его случае это полная метаморфоза, а не просто возрастные изменения.

В момент убийства его жены Норы ему было двадцать шесть. Амбициозен, но не чересчур. Истинное призвание, преданность делу захватили его после её смерти. Он слишком много работал тогда, 19 июня 1953 года, и мечтал отдохнуть в провинции с женой.

– Но дорогой, я же тебе говорила. Я собираюсь на встречу с Яном в «Мюррей Грифон». Разумеется сказала, у меня нет от тебя секретов, ты же знаешь. Это ты не сказал, что берёшь два выходных. Откуда мне было знать? Ты теперь так редко отдыхаешь, а мне иногда нужно немного развлечься.

– Не уезжай, – сказал он.

– Но миленький, я хочу видеть Яна.

– Я больше не могу так жить, – сказал он. – Если ты не прекратишь с ним встречаться, я положу этому конец.

Майкл закрыл лицо руками, она подошла и положила ему руку на плечо. Он вскочил и наотмашь ударил её по лицу. Она уехала в Челмсфорд на встречу с Яном Вандепиером, тщательно загримировав проступающий на щеке синяк.

В отеле её ждало сообщение от «мужа» из Голландии о том, что он задержится в Хуке. В те дни отели предпочитали, чтобы пары, ночующие вместе, по крайней мере делали вид, что они супруги. В ходе процесса были намёки, что Ян Вандепиер не приехал, поскольку уже порядочно устал от Норы, но это ничем не подтвердилось. Его действительно задержали дела, и он не смог приехать.

Почему она не вернулась в Лондон? Возможно, боялась встречи с Майклом. А может надеялась, что Ян всё-таки приедет, сообщение от него было аж в половине пятого. Она пообедала в одиночестве, и пошла прогуляться. Подцепить мужика, как настаивал обвинитель, хотя судили не её, и «Олд-Бейли» не моральный, но Центральный Криминальный суд. Никто не видел как она вышла, и куда направилась. В итоге, как оказалось, в Рекслейд.

Браннел тоже пошёл гулять. Долгие светлые вечера мешали ему уснуть, делать ему было нечего, кроме как сидеть с отцом, уткнувшимся в газету. Сначала он поднялся в свою комнату, потрогать, полюбоваться своими тайными сокровищами: шарфом, локоном волос, браслетом и платком с буквой М, обозначавшей Мэри Трентайд, а потом он вышел на улицу. Бродил по аллеям, иногда останавливался, прислонившись к воротам, или гонял по прямой и длинной пустынной дороге кусок щебёнки.

Шла ли Нора пешком весь путь до Рекслейда, или кто-то подвёз её, чтобы потом высадить здесь? Могла дойти, от «Мюррей-Грифон» до места, где за полчаса до полуночи нашли её тело, было всего две мили. Мисс Хеллэм Соул полагает, у неё мог быть и другой мужчина в окрестностях Челмсфорда, с которым, в отсутствие Вандепиера, она решила встретиться тем вечером. Маловероятно, но подобные версии выдвигались в суде. Звучало так, что до такой степени безнравственная, развратная, бессердечная женщина способна на всё.

Её тело нашли два местных парня, возвращавшихся домой после вечера в пабе «Белый лебедь» по дороге из Лейдли в Рекслейд. Они позвонили в полицию из будки на другой стороне дороги, и первым делом полиция нагрянула домой к Браннелам, просто потому что их Лейд-Коттедж был ближайшим жилищем. Тело Норы лежало, полускрытое в траве, на берегу у моста через реку Лейд, а коттедж Браннелов был в сотне ярдов по другую сторону от моста. Сперва они только намеревались спросить у обитателей коттеджа, не слышали ли они чего-то необычного тем вечером.

Старик Браннел вышел к ним в ночной рубашке, накинув сверху пальто. Сказал, что уже не спал, когда появилась полиция, он проснулся, когда вернулся его сын. Инспектор полиции наткнулся на ошалелый взгляд Кеннета Эдварда Браннела. Тот стоял, прислонившись к стене, свесив огромные ручищи и приоткрыв рот. Нет, он не скажет, где был, бродил туда-сюда, сам не знает, где.

Они обыскали дом, не имея на то ордера. Защита не оставила этого без внимания во время суда. В спальне Кеннета, в ящике комода, они нашли браслет Венди Катфорт прядь волос Морин Хантер, зелёный шарф Энн Дейли, и платок Мэри Трентайд с буквой М. Рекслейдский монстр наконец-то попался. Сделав предупреждение о задержании, они предъявили Браннелу обвинение. Он поглядел озадаченно и сказал:

– Кажись, я эту не убивал, не помню. Но может убил, я всё забываю, какой-то прям туман...

Майклу Лестрейнджу сообщили о смерти жены рано утром. Для этого к нему и пришли, а также предложить съездить с ними в Челмсфорд на формальное опознание тела. Ему бы не стали задавать вопросов, и выразив сочувствие, оставили бы его в покое, если бы он не заявил, что это он убил Нору, и что намерен сделать об этом формальное признание.

Делать нечего, пришлось везти его в Челмсфорд и записать его заявление. Ему никто не поверил. Главный инспектор, который вёл это дело, говорил с ним внимательно и сочувственно, но твёрдо.

– Но если я признал, что убил её, вы должны мне верить. Я могу доказать.

– Каким образом, мистер Лестрейндж?

– Моя жена постоянно изменяла мне...

– Да, вы это говорили. Но вы терпели это, потому что любили её. Суть в том, доктор, что вы преданный муж, но ваша жена – увы, далеко не идеальная супруга.

Майкл Лестрейндж настаивал, что он поехал следом за Норой в Челмсфорд с намерением убедить Яна Вандепиера оставить её в покое. Но он не был в отеле, недалеко от «Мюррей-Грифон» он встретил её бесцельно бредущей по улице Челмсфорда.

– В указанное вами время миссис Лестрейндж ещё ужинала, – сказал главный инспектор.

– Разве это так важно? Может, это было раньше, или позже, я могу ошибаться. Она села рядом со мной в машину. Я поехал, не зная куда, я не хотел устраивать сцену в отеле. Она хотела, чтобы я отвёз её обратно, Ян мог приехать в любую минуту.

– Вандепиер прислал сообщение, что не приедет. Она вам не сказала?

– Какая разница? – Ему не терпелось закончить своё признание. – Неважно, что она сказала, я этого не помню.

– Вы помните, куда поехали?

– Конечно, нет. Незнакомые места. Куда-то ехал, припарковался не зная где, мы вышли, и этот разговор на ходу довёл меня до безумия, я схватил её за горло, и... – Он опустил голову на руки. – Больше ничего не помню. Где это было, и когда. Я так устал, я наверное сошёл с ума. – Он поднял голову. – Но я убил её. Если меня арестуют, я готов.

Главный инспектор сказал с невозмутимым спокойствием,

– Это ни к чему, доктор Лестрейндж.

Майкл Лестрейндж прикрыл глаза, сжав кулаки, сказал:

– Вы мне не верите.

– Я вполне верю, что вы верите в это сами, доктор.

– Зачем же мне признаваться, если это неправда?

– Так бывает, это не редкость. Особенно с людьми в вашем состоянии, вследствие беспокойства, усталости и недосыпа. Как врач, вы знаете, что сказал бы в этом случае психиатр, у вас были причины для насилия, так что, когда она умерла, вы убедили себя, что это вы убили её, в том числе из-за чувства вины в том, чего вы не совершали.

– Поймите, доктор, и взгляните на это дело с нашей стороны. Может ли такой образованный человек, как вы, хирург, кого-то убить? Вряд ли. А если бы убили, то почему в Рекслейде? Причём в сотне метров от дома убийцы четырёх других женщин? Задушив её голыми руками, как это делал тот, другой? С интервалом в четыре недели, как это было с другими убийствами? Таких совпадений не бывает, вы согласны, доктор Лестрейндж? А вот стресс, усталость, могут заставить многих признаться в том, чего они не совершали.

– Я склоняюсь перед превосходством ваших суждений, – сказал Майкл Лестрейндж.

Вернувшийся после получасового обсуждения суд признал Браннела виновным в убийстве Норы, поскольку рассматривалось лишь это дело. Невзирая на медицинское заключение, он был приговорён к смертной казни, и за неделю до Рождества приговор привели в исполнение. В течение не очень продолжительного времени, пока ещё действовала высшая мера наказания, Майкл Лестрейндж был её яростным противником. Он доказывал, что Браннел был главным примером несправедливо повешенного, и что в Англии такого больше не должно повториться. Конечно, никто не сомневался в том, что Браннел задушил Венди Катфорт, Морин Хантер, Энн Дейли и Мэри Трентайд. Свидетельства тому налицо, да и он сам не раз признавался в этих убийствах. Но по мнению Майкла, дело было не в этом. Люди считали, что он против того, чтобы наказывать совершившего преступление, если он умственно неполноценен настолько, что не понимает серьёзности своих деяний. Закон есть закон, он не допускает исключений просто потому, что общество жаждет мести. Люди предпочитали думать, что именно это Майкл Лестрейндж имел в виду, говоря о несправедливости по отношению к данному серийному убийце.

И возможно, так оно и было.



Примечание:

Правила Макнотена (критерий невменяемости обвиняемого по уголовному делу. Принят в 1843; согласно ему для признания невменяемым нужно, чтобы обвиняемый не сознавал, что он делает, или не понимал преступности своего действия (по фамилии обвиняемого по делу об убийстве секретаря премьер-министра).