10. Блестящее будущее

БЛЕСТЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ

A Glowing Future

Перевод: Елена Горяинова



– Шести будет достаточно, – сказал он. – Допустим, шесть ящиков и чемодан. Если привезёте их завтра, я упакую вещи, а в среду ваши парни всё заберут. – Он черкнул что-то на листе бумаги. – Отлично. Завтра примерно в обед.

Она не шелохнулась. Так и сидела в конце комнаты в большом кресле с дубовыми подлокотниками. Он заставил себя взглянуть на неё, изобразив улыбку и делая вид, что всё прекрасно.

– Не волнуйся, – сказал он, – это мастера своего дела.

– Я не верила, – сказала она, – что ты это всерьёз. Пока не услышала, что ты сказал по телефону. Не могла представить, что такое возможно. Упаковать все вещи и отправить ей.

Ну вот, опять всё сначала. Этого следовало ожидать. И ничего не кончится, пока он со своим имуществом не окажется далеко и от Лондона, и от неё – причём навсегда. Он не собирался спорить, держать долгих речей в свою защиту. Просто закурил сигарету и ждал, что она ещё скажет, думая при этом, что через час откроются пабы и наконец можно будет чего-нибудь выпить.

– Я не понимаю, зачем ты вообще сюда вернулся, – сказала она.

Он не ответил. Подержал ящик для сигарет, потом опустил крышку, чувствуя под пальцами каменную прохладу оникса.

– Чтобы забрать вещи? – Она побледнела. – Морис, ты лишь за этим пришёл?

– Это мои вещи, – произнёс он ровным тоном.

– Мог бы кого-нибудь прислать. Или написать мне, попросить сделать это...

– Я никогда не пишу писем, – ответил он.

Она словно очнулась, взмахнув рукой перед лицом.

– Будто я не знаю! – Задыхаясь, постаралась справиться с голосом. – Ты год был в Австралии, целый год, и ни разу мне не написал.

– Я звонил.

– Ну да, дважды. В первый раз говорил, что любишь и скучаешь, что не дождёшься, когда сможешь вернуться – буду ли я тебя ждать? Нет ли у меня другого? И второй раз, неделю назад, сказал, что приедешь в субботу, можно ли тебе здесь остаться? Боже, я жила с тобой два года, почти как в браке, и ты задаёшь мне такие вопросы?

– Говорил... а что я мог сказать?

– По крайней мере мог сказать о Патриции. Да, я бы рассказала. Из приличия, просто по-человечески. Знаешь, что я думала, когда ты сказал, что приедешь? Я знаю, что он странный человек, он сам по себе, не звонит, не пишет, но это Морис, человек, которого я люблю, я счастлива, он вернётся ко мне, и мы поженимся!

– Я же сказал тебе о Патриции.

– После того, как мы занимались любовью.

Он сморгнул. Да, это было ошибкой. Конечно, он не собирался прикасаться к ней, разве что один поцелуй при встрече? Но она так хороша и привлекательна, он привык к ней, а она казалось ждала этого – э-э, да какого чёрта. Женщинам никогда не понять, что значит для мужчины секс. И тут всего одна кровать, разве нет? Был бы адский скандал, если бы в ту ночь ему вздумалось лечь спать на софе.

– Мы занимались сексом, – сказала она. – С такой страстью, словно в прежнее время, а утром ты сказал, что получил постоянное разрешение в Австралии и уладил всё с работой, что ты встретил девушку, на которой хочешь жениться. Всё как бы между прочим, за завтраком. Может тебе стоило дать по морде, Морис? Ты можешь себе представить крушение всех надежд?

– Ты предпочла бы узнать попозже? А насчёт по морде – он потёр свою скулу, – я уже схлопотал.

Ей стало не по себе, она медленно заходила по комнате.

– Я всего лишь слегка шлёпнула тебя. А стоило бы убить! – Она остановилась у небольшого столика. Тут была фарфоровая статуэтка, бронзовый нож для бумаги, стакан для карандашей из оникса, в пару к нему пепельница. – Я заботилась об этих вещах ради тебя, я дорожила ими. А ты хочешь всё отправить ей. Вещи, которые были с нами. Я на них смотрела и вспоминала – Морис купил это, когда мы были... О Господи, не могу поверить. Отослать ей!

Он кивнул, взглянув на неё.

– Крупные вещи можешь оставить себе. Софу уж в любом случае. Я пытался спать на ней две последние ночи, так что видеть её больше не хочу.

Она схватила фарфоровую статуэтку и запустила в него. Не попала, он наклонился, и удар пришёлся в стену, рядом с картиной в раме.

– Осторожней с Лаури, – коротко сказал он. – Я заплатил за эту вещь кучу денег.

Она бросилась на софу, и разрыдалась. Металась, колотя кулаками по подушкам. Его это не тронуло – он вовсе не собирался её жалеть. Упакует вещи, и вперёд: его ждёт турне по Европе. Свобода, развлечения, новые места и девочки – последняя дань грехам молодости. Затем уж Патриция, дом, работа, обязанности. Блестящее будущее, которое не удастся испортить этой истеричке.

– Бога ради заткнись, Бетси, – сказал он, и, грубо встряхнув её за плечи, ушёл. Уже одиннадцать, наконец-то он может выпить.

Бетси сварила себе кофе, промыла опухшие глаза. Она ходила по комнате, осматривая украшения, книги, стекло, вазы и лампы, которые завтра он отберёт у неё. Ей не так было жаль самих вещей, сколько ужасала пустота из-за их отсутствия, а также то, что всё это получит Патриция.

Ночью она встала, нашла его бумажник, в нём фотографию Патриции, и порвала её. Но не могла забыть её лицо, красивое, жёсткое, жадное. Представила, как вспыхнут эти глаза при виде чайных сервизов, когда она погрузит свои загребущие руки в чемодан. Пожалуй, она получит их ещё до того, как приедет Морис, расставит по дому эти лампы, безделушки и стекло, чтобы порадовать его по прибытии.

Конечно он на ней женится, наверняка она считает, что он ей не изменяет, рассуждала Бетси, точно так же некогда не сомневалась и она сама в том, что он верен ей. Но теперь она поумнела. Эта дурочка не знает, чем они занялись, едва оставшись одни, и то же самое будет в Италии, и во Франции. Отличный свадебный подарок можно ей послать заодно с этими безделушками, верно?

Ну а почему нет? Почему бы не разбить ещё не начавшийся брак? Письмо! Спрятать его в этот, например, белый с синим кувшин. Она уселась писать. Дорогая Патриция... Как глупо таким образом начинать письмо даже своему врагу.

Дорогая Патриция: Не знаю, что вам сказал Морис обо мне, но мы жили здесь как любовники со дня его приезда. Говоря напрямик, мы спали вместе – занимались сексом. Морис не способен хранить верность. Если вы мне не верите, спросите у него, почему он не остановился в отеле, если не собирался спать со мной. Вот и всё. Ваша... Поставив подпись, она почувствовала себя намного лучше. Приняла душ, приготовила себе ужин.

Шесть ящиков и чемодан доставили на следующий день. Ящики хранили запах чая и чаинки на дне. Чемодан был из серебристого металла с золотистого цвета защёлками. Весьма впечатляющая вещь, пять футов в длину, два фута в ширину, с плотной, по-видимому герметичной крышкой.

Морис начал паковать вещи в два часа, используя папиросную бумагу и газеты. Чайный сервиз с кухонными мелочами, чашки, тарелки, ложки, вилки и прочее заворачивал в свою одежду, оставленную здесь ещё год назад. С подчёркнуто садистским удовольствием игнорируя те вещи, которые Бетси могла считать своими – нержавеющие ложки-вилки, керамику из Вулворта, ужасно пёстрое постельное бельё – красно-оранжевое с оливковым, которое он всегда ненавидел. Они с Патрицией будут спать на белом.

Бетси ему не помогала. Наблюдая, курила без остановки. Он прибивал крышки к ящикам, на каждом писал белой краской свой адрес в Австралии. Но добавляя не своё имя, а Патриции. Не для того, чтобы досадить Бетси конечно, но был явно доволен, что её это злит.

Он вернулся домой в час ночи в тот день, и конечно без ключей. Бетси не открыла ему, оставив на улице, и ему пришлось сидеть в арендованной в машине до семи. Похоже, она не спала тоже. Мисс Патриция Гордон, быстро и чётко выписывал он буквы.

– Не забудь свой кувшин, – сказала Бетси. – Мне он не нужен.

– Эти вещи в чемодан. – Мисс Патриция Гордон, 23 Бёрвуд Парк Авеню, Кью, Виктория, Австралия 3101. – Всё ценное в чемодан. Как особый дар для Патриции.

Картина Л.С. Лаури осторожно снята со стены, обёрнута в мягкое и упакована. Как и пепельница из оникса, стакан для карандашей, алебастровая чаша, бронзовый нож для бумаги, маленькие фарфоровые чашки и высокие рюмки для вина. Но фарфоровая статуэтка, увы... он откинул крышку чемодана.

– Надеюсь, таможня его вскроет! – вскричала Бетси. – Надеюсь, это конфискуют, или всё разобьётся! Я буду каждую ночь мечтать о том, что чемодан окажется на дне, а не в Австралии!

– Море, конечно, риск, но что поделаешь. А что касается таможни... – он улыбнулся. – Патриция там свой человек, она работает на таможне – разве я тебе не сказал? Сомневаюсь, что они вообще заглянут внутрь.

Он написал этикетку и прилепил её сбоку на чемодан. Мисс Патриция Гордон, 23 Бёрвуд Парк Авеню, Кью...

– Ну, я пошёл покупать замок. Ключи, пожалуйста. Попробуешь не впустить меня и в этот раз, я вызову полицию. Я пока ещё законный обитатель этой квартиры, если ты помнишь.

Она дала ему ключи. Когда он ушёл, положила свою записку в кувшин. Она надеялась, что он сразу закроет чемодан. Но нет, крышка откинута, новый замок болтается на золотистой защёлке.

– Найдётся что-нибудь поесть? – спросил он.

– Поищи еду в другом месте! И другую дуру кормить тебя!

Ему нравилось, когда она злилась; любовью она напугала его больше. Вернувшись в тёмную квартиру посреди ночи, он лёг за баррикадой из окруживших софу ящиков со смутно белеющими во тьме надписями. Мисс Патриция Гордон...

Не включая свет, вошла Бетси. Со свечой на блюдце пробралась между ящиками, поставила блюдце на чемодан. При свете свечи в ночной рубашке её можно было принять за привидение, за чокнутую миссис Рочестер, или за женщину в белом.

– Морис...

– Уйди, Бетси, я устал.

– Морис, пожалуйста, мне жаль, что я наговорила тебе гадостей. Что не впустила тебя.

– Ладно, мне тоже жаль. Неприятно, да, может и мне стоило вести себя иначе. Но по-моему, тебе будет лучше без меня и моих вещей. Надо расставаться по-хорошему, верно? Ну вот, будь умницей, и дай мне немного поспать.

Того, что случилось дальше, он не ожидал. Не пришло в голову. Мужчины не понимают, что для женщины значит секс. Она с жадностью, неуклюже, неловко накинулась на него, распахнув на нем рубашку, стала целовать его грудь, шею, сжимая руками его голову, прижалась ртом к его рту, стиснув коленями его ноги.

В бешенстве он толкнул её, отшвырнул прочь, она упала и ударилась головой об угол чемодана. Свеча упала, вспыхнув, погасла в лужице воска. В кромешной тьме он от души цветисто выругался. Потом включил свет, она встала, прижав руку к тому месту, где текла кровь.

– Уйди ты отсюда, ради Бога, – сказал он, выпроваживая её прочь, и захлопнул за ней дверь.

Когда, с синяком на лбу, она утром вошла в комнату, он спал одетым, распластавшись на спине. Увидев его, она содрогнулась. Собралась позавтракать, но ничего не смогла проглотить. Давясь кофе, еле сдержала подступившую тошноту. Когда вернулась к нему, он сидел на софе, билет на самолёт до Парижа в руке.

– В десять придут рабочие за вещами, – заговорил он так, словно ничего не случилось. – Хоть бы не опоздали, мне надо к двенадцати в аэропорт.

Она пожала плечами. Ей было так скверно, что хуже он сделать не мог.

– Лучше закрой чемодан, – рассеянно сказала она.

– Всему своё время. – В его глазах мелькнула искра. – Мне ещё предстоит положить туда письмо.

С опущенной головой, с набухшей раной на лбу, она мрачно глядела на него.

– Ты же не пишешь писем.

– Всего лишь записку. Не годится посылать подарок совсем без записки, верно?

Он достал кувшин из чемодана, не глядя, извлёк оттуда её записку, кинул на пол. Демонстративно, чтобы она видела, написал на листе бумаги: Это тебе, дорогая Патриция, навеки, навсегда.

– Как же я тебя ненавижу, – выговорила она.

– Я бы тебе поверил, – он вынул большую лампу из чемодана и поставил её на пол. Сунул записку в кувшин, снова его упаковал и уложил между полотенцами и подушкой, рядом с другими хрупкими предметами. – Однако ненависть не то слово, которым можно описать твоё отношение ко мне прошлой ночью.

Она не ответила. Разумней положить лампу в ящик, но тогда один из них придётся открыть. Он повернулся взять лампу. На прежнем месте её не было. Бетси держала лампу обеими руками.

– Эта вещь мне нужна, дай пожалуйста.

– А по башке ты когда-нибудь получал, Морис? – задыхаясь, сказала она, и, замахнувшись лампой, со всей силой ударила его по лбу. Он пошатнулся, она ударила ещё раз, била его снова и снова по лицу, по голове. Он закричал, согнулся, закрывая окровавленное лицо руками. Собрав все силы, она обрушила на него последний удар, он упал на колени, перевернувшись, наконец замолчал и затих.

Натекло много крови, впрочем, это продолжалось недолго. Она стояла, всхлипывая, глядела на него. Может, рыдала всё это время? Она была вся в крови. Сорвала с себя одежду, бросив её кучкой у ног. На минуту опустилась рядом с ним на колени, голая, плачущая, качаясь назад и вперёд, кусая липкие от крови пальцы.

Но древнейший инстинкт самосохранения сильнее, чем любовь и печаль, чем ненависть или сожаление. Было девять часов, через час придут рабочие. Она налила ведро воды с моющим средством, взяла тряпку, губку. Уборка, физический труд, иссушив слёзы, успокоил сердце и притупил способность мыслить. Она ни о чём не думала, яростно работая с пустотой в голове.

Когда множество вёдер с красной водой было вылито в канализацию, и ковер стал мокрым, но чистым, лампа отмыта и вытерта насухо до блеска, она отнесла свою одежду в корзину в ванной и приняла душ. Тщательно оделась и причесалась. Без десяти десять. Окно настежь, все сияло чистотой, только мертвец по-прежнему лежал на стопках красных от крови газет.

– Я любила его, – сказала она, сжимая кулаки. – Я ненавидела его.

Рабочие отличались пунктуальностью, они пришли ровно в десять. Спустили вниз шесть ящиков и чемодан с золотистыми застёжками.

Когда они ушли, когда их фургон уехал, Бетси села на софу, глядя на шарнирную лампу, стакан и пепельницу из оникса, кувшин, алебастровую чашу, рюмки для вина, бронзовый нож для бумаги, маленькие фарфоровые чашки и картину Лаури, вновь висевшую на стене. Теперь она была совершенно спокойна, необязательно даже наливать себе порцию бренди.

Прошлое осталось в прошлом, настоящее окружало её почти осязаемой пустотой и тишиной. Она думала о том, что будет три месяца спустя, и тишину нарушил её монотонный, совсем не жизнерадостный смех. Мисс Патриция Гордон, 23 Бёрвуд Парк Авеню, Кью, Виктория, Австралия 3101. Красотка с жадным жёстким лицом нетерпеливыми руками спешит открыть замок и золотистые защёлки, чтобы откинуть крышку, увидеть своё сокровище...

Во что бы ни превратилось это сокровище спустя три месяца, наверняка ничего подобного мисс Патриция Гордон в жизни не видела. А для опознания очень кстати будет записка, лежащая сверху, написанная знакомым почерком:
 
Это тебе, дорогая Патриция, навеки, навсегда.