7. Бабьи сплетни

БАБЬИ СПЛЕТНИ

Old Wives' Tales

Перевод: Елена Горяинова



Казалось, они были изумлены, обижены и даже как-то пристыжены. А главное, они были очень стары. Вексфорд подумал, что это нормально, когда в семьдесят лет женщина сирота, причём уже лет двадцать. Но эта осиротела всего дней двадцать назад. Её муж сидел напротив, подёргивая жиденькие усы, бездумно качая головой, он казался много старше её, может немногим младше своей ныне покойной тёщи. На нём был коричневый кардиган с аккуратной заплаткой на рукаве, и шлёпанцы из овчины. Он посапывал при разговоре. Его жена без конца повторяла, что не верит своим ушам, как такое может быть, почему люди такие злые? Вексфорд ничего не отвечал. Что он мог сказать, если и сам часто задавал себе тот же самый вопрос.

– Моя мать умерла от удара, – с дрожью говорила миссис Беттс. – Так написано в свидетельстве о смерти, это написал доктор Мосс.

Беттс всё хрипел и сопел. Он напоминал Вексфорду престарелого кролика, может больного миксоматозом. Наверное это из-за тёплого коричневого кардигана и меховых шлёпанцев, а ещё усов и небритого колючего подбородка.

– Ей было девяносто два, сказал Беттс своим сиплым голосом. – Девяносто два. Это всё твои тараканы в голове.

– То есть, – парировала миссис Беттс, – ты хочешь сказать, доктор Мосс наврал? Доктор?

– Почему бы не спросить у него самого? Мы с женой простые неучёные люди. Доктор сказал, это кровоизлияние в мозг, – тут Беттс слегка запнулся, – попросту говоря, случился удар. Так он сказал. Вы утверждаете, что я или жена нанесли маме этот удар? Вы так думаете?

– Я ничего не утверждаю, мистер Беттс. – Вексфорд был бы рад уйти, ему было неуютно в этом доме с новой отделкой и свежей краской. – Я провожу расследование согласно недавно полученной информации.

– Сплетни, – горько сказала миссис Беттс, – эта улица настоящий рассадник сплетен. Жаль, что им больше нечего делать. Да знаю я, что они говорят. Половина встречных воротят нос, когда я иду мимо. Кроме Элси Парриш, разумеется.

– Она молодчина, – вставил её муж, – Элси просто молодчина. – Он почти отважился взглянуть на Вексфорда, – Вам правда делать нечего, кроме как слушать этих глупых куриц? Как насчёт настоящих проблем? Грабежей, разбоев?

Вексфорд вздохнул. Но продолжил задавать вопросы, держа в памяти слова сиделки и доктора Мосса, а главное, ещё одну причину, помимо вульгарного желания избавиться от престарелой родительницы. Не будь он полицейским, привыкшим глубоко уважать закон и человеческие жизни, он бы сказал, что этих двоих, или по крайней мере одного из них, могли довести до убийства.

Так один, или оба? Смерть Айви Рэнгтон либо не была естественной, либо это был почти невероятный случай целой серии совпадений и непредвиденных обстоятельств.





Началось это три дня назад с появления в участке медсестры. Сержант Мартин спровадил её к нему, сочтя её заявление очень серьёзным. Вексфорд знал её внешне, встречал во время её посещений, и часто дивился тому, как участковые медсёстры терпят эти ежедневные обязательные малоприятные процедуры – и при такой низкой зарплате. Возможно, о его работе она думала то же самое. Красивая, полная светловолосая женщина примерно тридцати пяти лет, с красными руками, она всегда выглядела уставшей, и сейчас тоже, хотя только что вернулась из двухнедельного отдыха. На ней была летняя униформа, бело-синее платье с белым фартуком, тёмный кардиган, маленькая круглая шапочка и крепкие туфли, неизменные летом и зимой. Медсестра Радклиф, Джудит Радклиф.

– Мистер Вексфорд? – спросила она. – Главный инспектор Вексфорд? Да, кажется, я ухаживала за вашей дочерью, когда она родила ребёнка. Тогда я была акушеркой. Не помню её имя, а ребёнка назвали Бенджамином.

Вексфорд улыбнулся, сказал, как звали его дочь, и вспомнил, глядя в её светло-голубые глаза, до какой степени умна, проницательна и честна оказалась эта женщина, с такой крепкой шеей и прямой осанкой. Он подвинул для неё одно из жёлтых кресел. Его кабинет не был похож на полицейский участок, он казался солнечным и ничуть не мрачным даже в пасмурную погоду.

– Садитесь пожалуйста, сестра Радклиф, – сказал он. – Сержант Мартин меня ознакомил с целью вашего визита.

– Ужасное себя чувствую. Вы наверняка думаете, что гора родила мышь.

– Не беспокойтесь, если я решу, что это так, я скажу об этом прямо, и мы обо всём забудем. Никто ничего не узнает, всё останется между нами, в этих четырёх стенах.

– Ах, если бы, – она коротко рассмеялась, – боюсь, всё уже разошлось намного дальше. У меня три пациента на Кастл-Роуд и уже каждый мне сказал об этом. Вся улица только и говорит о смерти бедной миссис Рэнгтон. И я подумала – ведь дыма без огня не бывает, так ведь?

Горы да мыши, подумал Вексфорд, дым да пламя. Почти что готовый вулкан. И он решительно произнёс:

– Лучше расскажите мне обо всём.

– И лучше, что вы услышите обо всём от специалиста. – Она наклонилась вперёд, опираясь руками на колени и пожалуй широковато расставив ноги. – Миссис Рэнгтон была старой женщиной. Ей было девяносто два. Но для своего возраста она была ещё как огурчик. Худая, сильная, нервы и сердце в полном порядке. В день её смерти я уехала в отпуск, но днём раньше я там была, в её банный день, раз в неделю я помогаю ей входить и выходить из ванны – сама она не может – и помню, я подумала, что давненько не видела кого-то её здоровее. Я едва устояла на ногах, когда вернулась из отпуска и узнала, что на другой у неё день случился инсульт.

– Когда вы вернулись, сестра Радклиф?

– В прошлую пятницу, шестнадцатого. Ну, сейчас четверг, я вернулась на свой участок в понедельник, и первым делом я узнала о смерти миссис Рэнгтон, и что идут разговоры о том, что ей... словом, помогли. – Она что-то подсчитала на пальцах. – Я уехала второго июня, в день её смерти, а похороны были седьмого июня.

– Похороны?

– Ну, кремация, – сказала сестра Радклиф, бросив взгляд на испустившего вздох Вексфорда. – К ней приходил доктор Мосс, хотя она была пациенткой доктора Крокера, но тот был в отпуске, как и я. Послушайте, мистер Вексфорд, я в точности не знаю, что случилось в тот день, я там не была, знаю лишь, о чём говорят на Кастл-Роуд. Вам рассказать об этом?

– Вы пока не сказала, от чего она умерла.

– От кровоизлияния в мозг, как говорит доктор Мосс.

– Тогда не очень представляю, – сухо сказал Вексфорд, – как кто-то может быть в этом виноват. Разве что сильно напугает, введёт воздух пустым шприцем, или может доведёт человека до бешенства?

– Но я правда не знаю.

Сестра Радклиф казалась растерянной, может, ей хотелось сказать, что выяснить это – работа Вексфорда, отнюдь не её. Она уклонилась от обсуждения смерти.

– Миссис Рэнгтон и её дочь – то есть миссис Беттс, миссис Дорин Беттс – они не выносили друг друга, жили как кошка с собакой. А мистер Беттс похоже уже больше года не разговаривал с миссис Рэнгтон. А поскольку и дом, и абсолютно вся обстановка принадлежали миссис Рэнгтон, я считала, с их стороны это было чёрной неблагодарностью. Меня всегда огорчало, как миссис Беттс отзывалась о матери, особенно, как она говорила с ней, но я не вмешивалась. Сейчас мистер Беттс на пенсии, раньше он был всего лишь скромным служащим на почте, а ведь жили они, ни за что не платя, в доме миссис Рэнгтон. Хороший дом, знаете ли, поздний викторианский, такие и сейчас ещё крепки. Хорошо бы его ещё подновить, но мистер Беттс не снизошёл заняться покраской, поэтому, как сказала мне миссис Рэнгтон, ей пришлось нанять мастеров, когда она решила сменить всю отделку внутри...

– Почему Беттсы были на ножах с миссис Рэнгтон? – Вексфорд прервал поток слов, казалось бы не относящихся к делу.

Выразительный взгляд сестры Радклиф показал Вексфорду, что она в жизни не встречала подобной наивности.

– Печально, мистер Вексфорд, когда человек становится лишним в этом мире. Проще говоря, Беттсы с нетерпением ждали, когда что-то случится с миссис Рэнгтон. – Она голосом подчеркнула свой эвфемизм «что-то», и вдруг добавила, – Они не так давно женаты, знаете. Пять-шесть лет. Миссис Беттс была до этого старой девой, жила с матерью, а мистер Беттс – вдовцом. Они встретились в клубе для тех, кому за шестьдесят. Миссис Рэнгтон считала, она могла бы найти кого-нибудь получше – забавное суждение о женщине её возраста, правда же? И ещё, что мистеру Беттсу нужны только её деньги и дом.

– То есть она вам говорила об этом?

– Ну, не только мне, она это всем говорила, – сказала сестра Радклиф, неосознанно черня женщину, к которой явно испытывала симпатию. – При таком отношении, она была решительно против его присутствия в доме.

Вексфорд нетерпеливо поёрзал в своём кресле.

– Если мы станем расследовать каждый случай смерти лишь потому, что жертва была в плохих отношениях со своими родными...

– Ох нет, совсем нет, дело не только в этом. Миссис Беттс вызвала доктора Мосса 23 мая, спустя всего четыре дня после отъезда доктора Крокера. С какой это стати? Миссис Рэнгтон была в полном порядке. Когда я одевала её после купания, то с изумлением увидела, что входит доктор Мосс. Миссис Рэнгтон сказала, что не поймёт, зачем он здесь, она не просила дочь звать ей врача. Она лишь поспала чуть дольше этим утром, вот и всё. Бедняжка так гордилась своим железным здоровьем, ведь в жизни ничем таким не болела, разве что однажды было что-то вроде аллергии. А я вам скажу, зачем им понадобилось посылать за ним, мистер Вексфорд. Затем, чтобы он имел право подписать свидетельство о смерти, когда миссис Рэнгтон умрёт. Понимаете, он не был её врачом, но если он наблюдал её последние две недели, закон это позволяет. Говорят, миссис Беттс ждала отъезда доктора Крокера, ведь он-то никогда бы так просто не отнёсся к смерти её матери. Он бы потребовал вскрытия, и тогда плохи были бы их дела.

Сестра Радклиф не стала уточнять суть дела, но Вексфорд не решился прерывать её опять.

– В последний раз я видела миссис Радклиф первого июня, – продолжила она, – и когда я уходила, у меня был разговор с маляром. Их двое, этот был младшим, лет двадцати. Я спросила его, скоро ли они думают закончить, и он ответил, что через неделю, скорее, чем собирались, потому что миссис Беттс велела заканчивать кухню, дом снаружи, и на этом всё. Я подумала тогда, странно, но миссис Рэнгтон мне об этом ничего не сказала. Напротив, она рассуждала о том, что хорошо бы стены ванной выложить кафелем, тогда мне не придётся стараться поменьше брызгать на стены, когда я её купаю.

– Мистер Вексфорд, а если она хотела остановить работы потому, что знала, на другой день её мать умрёт? Тогда конечно, зачем ремонтировать весь дом, тратить деньги, которые ей оставит мать.

– И много денег? – спросил Вексфорд.

– Думаю, несколько тысяч в банке, три или четыре, да ещё дом, верно? Я знаю, она составила завещание, я была свидетелем. Я и доктор Крокер. В присутствии, – процитировала она, – наследодателя, нас обоих и заинтересованных лиц, как того требует закон. Естественно, я не видела его содержания. Миссис Рэнгтон однако же говорила мне, что дом она оставит миссис Беттс, и кое-что своей подруге Элси Пэрриш. Что ещё, я не могу знать. Но если миссис Пэрриш ничего не получит, то дело нечисто. Я встретила её на Кастл-Роуд, она сказала: как могут люди говорить такие вещи?

– Кто такая Элси Пэрриш?

– Старая добрая подруга миссис Рэнгтон. Почти восемьдесят, но всё ещё настоящий живчик. Расскажу самое худшее. Второго июня, в ту пятницу после обеда, Беттсы собирались сыграть партию в вист. Миссис Пэрриш знала б этом. Миссис Беттс обещала заглянуть к ней перед уходом, чтобы та могла посидеть с миссис Рэнгтон. Так иногда бывало. В её возрасте не годится оставаться одной. Миссис Пэрриш сидела дома, но никто так и не пришёл, поэтому она решила, что Беттсы передумали и никуда не пошли. Но они ушли. Они нарочно не зашли к миссис Пэрриш. И миссис Рэнгтон осталась одна, если не считать того молодого парня – маляра. Раньше такого никогда не случалось, ни разу.

Вексфорд молчал, пытаясь переварить всё это, и что-то тут ему не совсем нравилось, но он не находил никакого криминала. А сестра Радклиф на том похоже выдохлась. Переведя дух, она расслабилась и обмякла в кресле.

– Вы упомянули аллергию...

– Господи, конечно, но это было полвека назад! Что-то вроде сенной лихорадки, как кажется. У них в семье астма. Брат миссис Беттс страдал от астмы всю жизнь, а у миссис Беттс была urticaria, крапивная лихорадка. Эти вещи связаны, как вы знаете.

Он кивнул. Было ощущение, что нечто ошеломительное ещё впереди, и вулкан вот-вот взорвётся.

– Если никого из них дома не было, как они смогли ускорить смерть миссис Рэнгтон?

– Они вернулись за два часа до её смерти. Она была в коме, а они выжидали целый час и двадцать минут, прежде чем позвонить доктору Моссу.





– Ты бы подписал такое заключение о смерти, Лен? – спросил Вексфорд доктора Крокера.

Они были в бунгало, где он снимал две комнаты, кабинет врача и приёмную. Вечерний приём был окончен, последний пациент ушёл, получив утешения с предписаниями. Ответ был скорее вызывающим.

– Конечно, подписал бы. Почему нет? Миссис Рэнгтон было девяносто два. Смешно слышать от Радклиф, что трудно было ожидать её смерти. Любой в девяносто два может умереть в один миг. Надеюсь, никто не станет клеветать на моего весьма компетентного партнёра.

– Я-то нет, – сказал Вексфорд, – больше всех я хочу, чтобы это обернулось пустым трёпом. Но я должен задать тебе вопросы, так? И Джиму Моссу тоже.

Доктор Крокер вроде немного смягчился. Они с инспектором дружили всю жизнь, вместе ходили в школу, большую часть жизни прожили в Кингмаркэме, где Крокер был практикующим врачом, а Вексфорд возглавлял Управление уголовных расследований. Но если дело касалось медицины, он не терпел намёков на упущения в его самого, или любого из его коллег практике. И он снова ощетинился, когда Вексфорд сказал:

– Как он мог знать, что это инсульт, если не было вскрытия?

– Господи, дай мне терпения! Он же видел её, когда она была ещё жива, разве нет? Он приехал за полчаса до её смерти. Существуют неоспоримые признаки, Редж. Опытный врач не может не заметить их. Пациент без сознания, покраснение лица, замедленный пульс, затруднённое дыхание, с сопением и хрипами при выдохе. Можно было бы спутать только с алкогольным отравлением, но в последнем случае зрачки расширены, а при инсульте сужены. Ты доволен?

– Ладно, согласен, это был инсульт, но ведь удар может быть из-за чего-то другого, например операции, или у молодой женщины следствием родов, а у старой пролежней?

– Старушка Айви Рэнгтон не имела пролежней, а рожала семьдесят лет назад. Причина в том, что её сосуды были изношены. – И он с большой серьёзность процитировал Библию – «Дней лет наших – трижды по двадцать и ещё десять лет, а при большей крепости – четыре по двадцать лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь». Она прожила четыре по двадцать и ещё двенадцать лет, и это её предел.

Разгоряченный, он расхаживал взад и вперёд, потом присел на излюбленное место на краешке стола.

– Чертовски кстати, что её кремировали, – сказал он. – Это исключает всё судебные безобразия вроде эксгумации и кромсания её тела. Знаешь, Редж, она была замечательной женщиной, крепкой, как старые башмаки. Она как-то рассказывала о своих первых родах, ей было тогда восемнадцать. Она отмывала крыльцо, когда начались схватки. Вошла в дом, велела матери звать повитуху, и легла на свою постель. Ребёнок родился после всего пары схваток, а её дочь и того быстрее.

– Да, я слышал, что был ещё ребёнок. У миссис Беттс есть брат? – добавил Вексфорд, почувствовав, как нелепо звать ребёнком того, кому точно уже за семьдесят.

– Был. Умер прошлой зимой. Старик болел бронхитом всю свою жизнь, Редж. Семьдесят четыре – это старость, пока не вспомнишь, сколько было миссис Рэнгтон. Она так гордилась своим крепким здоровьем, хвалилась, что никогда не болела. Я заглядывал к ней примерно раз в квартал, потому что так положено, и когда спрашивал, как она себя чувствует, она отвечала: прекрасно, доктор, лучше не бывает.

– Но как я понял, у неё было что-то вроде аллергии? – Вексфорд хватался за соломинку. – Сестра Радклиф говорила мне. Интересно, могло это как-то повлиять на...

– Конечно нет, – оборвал его доктор. Каким образом? Это было у неё где-то в среднем возрасте, астматический приступ с отёком глаз и желудочными проблемами. Думаю, она склонна преувеличивать тот случай, как многие крепкие здоровьем люди, рассказывая о своей единственной болезни... А вот и Джим. Кажется я слышал, как его последний пациент ушёл.

Доктор Мосс, невысокий, темноволосый и опрятный, появился в коридоре между приёмными. Он широко улыбнулся Вексфорду во все свои – или не свои, может коронки, этого инспектор так и не мог понять – крупные, белые, как снег тридцать два зуба. Они были великоваты для небольшого, слегка загорелого лица доктора Мосса. А его маленькие чёрные глаза не улыбались вовсе.

– Входит злодей лекарь, – сказал он, – как известно состоящий в сговоре с жадными наследниками и параноиками из почтовой службы. Каких улик от меня ждут? Нужен номер моего счёта в швейцарском банке? Или пора уже извлечь молоток, служащий затычкой против субарахноидного кровотечения?

Трудновато противостоять такому шутнику. Вексфорд знал, что ещё последует целая серия иронически шутливых замечаний и дичайших признаний, если только он решится возражать или убеждать Мосса, что ничего подобного он не имел в виду. Он сдержанно улыбался, постукивая ногой по ножке стола, пока доктор Мосс изображал из себя ужасным современным серийным отравителем Уильямом Палмером с бутылкой яда и шприцем в руке, всегда к услугам нетерпеливым родственникам. Наконец, не в силах переждать поток его разглагольствований, Вексфорд прервал его.

– Как я понял, вы засвидетельствовали её завещание?

– Я и эта неугомонная Радклиф, совершенно верно. Если хотите знать его содержание, дом и три тысячи фунтов завещаны Дорин Беттс, остальное другой моей пациентке, миссис Пэрриш. В то время порядка пятнадцати тысяч фунтов, как сказала миссис Рэнгтон, а поскольку её деньги были вложены в строительную компанию, плюс она откладывала что-то из своей пенсии и ежегодной ренты, сейчас сумма должна быть гораздо больше.

Вексфорд кивнул. Красноречие и интерес к теме доктора на этом пожалуй иссякли, и поскольку на его лице уже не сияли впечатляющие зубы, он казался недовольным и злым. Извинившись, Вексфорд решил идти напрямик.

– Я не обвиняю вас в халатности, доктор Мосс, но поставьте себя на моё место...

– Это невозможно!

– Хорошо. Могу выразиться иначе. Постарайтесь понять, что в данной ситуации я обязан провести расследование.

– Миссис Беттс может подать иск в клевете, рассчитывая на мою поддержку. Беттсы не могли, да и не имели мотивов для насилия над миссис Рэнгтон, что однако никоим образом не остановило шайку старых сплетниц.

– Мотивы, – мягко сказал Вексфорд, – боюсь, у них всё же были, самый прямой избавиться от ставшей обузой миссис Рэнгтон, и получить её дом.

– Чепуха. – На мгновения блеснули его зубы. – Они всё равно бы избавились от неё. И всё равно получили бы дом. Миссис Рэнгтон собиралась уйти в дом для престарелых.

Он сделал паузу, наслаждаясь произведённым эффектом.

– До конца своих дней, – закончил он драматическим финалом.

– Я этого не знал, – доктор Крокер сместился на самый край стола.

– Разве? Но именно ты сказал ей о новом заведении в Стоуэртоне, как она мне рассказывала в день твоего отъезда. Где-то в конце мая. Она делала ремонт для дочери и зятя перед отъездом.

– Она вам так сказала?

– Нет, но это же очевидно. Могу в точности пересказать наш разговор во время того моего визита, если угодно. Эта всюду сующая свой нос гарпия, Радклиф, одела её после ванны и ушла. К счастью. Я не встречался с миссис Рэнгтон раньше. Она была в порядке, просто весьма преклонный возраст и немного повышенное давление, так что я немного досадовал на то, что миссис Беттс меня вызвала. Миссис Рэнгтон сказала, её дочь беспокоит, что последние три дня она поздно просыпалась по утрам. А что тут странного, если она сидела допоздна в кровати, глядя трансляцию чемпионата мира по футболу? Правда, миссис Беттс и её муж ничего об этом не знали, и мне не велели им говорить. Ну, мы заговорщицки посмеялись на их счёт, мне понравилась забавная эта старушка, а потом она заговорила о том доме – как он называется? «Спрингфилд»? «Саннисайд»?

– «Саммерлэнд», – сказал доктор Крокер.

– Я сказал, это стоит больших денег, она возразила, что у неё есть деньги, которые в любом случае уйдут вместе с ней. Думаю, она имела в виду ежегодную ренту. Мы поговорили минут пять, и мне показалось, что она мусолит эту идею уйти в богадельню уже много месяцев. Я спросил, что об этом думает её дочь, и она сказала...

– Что?

– Господи, люди вроде вас найдут что-нибудь зловещее даже в самых невинных фразах. Всего лишь сказала: думаете, Дорин будет рада моему отъезду? То есть скорее всего она не будет рада. Что за этим кроется, я не знаю, не спрашивал. Но можете мне поверить, миссис Беттс незачем было убивать свою мать. Жива она или нет, если оставить в стороне чувства, ей было всё равно. Они так и жили бы в доме, и получили бы дом и деньги миссис Рэнгтон после её смерти. Ну а в следующий раз, когда я увидел миссис Рэнгтон, она была при смерти, без сознания. И умерла в половине восьмого второго июня.





Когда родители Вексфорда умерли, ему не было и сорока. Мать его жены уже двадцать лет, как умерла, а её отец пятнадцать. Никто из них не дожил до семидесяти, так что Вексфорд был слабо знаком с гериатрическими проблемами. И ему казалось, что такой женщине, как миссис Рэнгтон, окончить свои дни в пансионате с хорошим уходом, в подходящей компании и приятной обстановке не так уж плохо. И станет воистину благом для дочери и зятя, чьи чувства к родительнице лишь усилятся, если они будут встречаться с ней раз в неделю – эдак на часок. Зачем было Дорин Беттс и её мужу приближать смерть миссис Рэнгтон, если из «Саммерлэнда» она больше не смогла бы покушаться на кубышку размером в три-четыре тысячи фунтов. Ну а пенсия и рента покрывали бы её содержание. Вексфорд попытался вообразить размер этого содержания, и ему казалось, что несколько лет назад в подобных обстоятельствах – то ли чьей-то тёти, то ли подруги его жены – называлась сумма в двадцать фунтов в неделю. Конечно, надо учесть инфляцию, но всё равно сейчас вряд ли получится более тридцати фунтов в неделю. При пенсии по старости в восемнадцать и ренте, скажем, в двадцать фунтов миссис Рэнгтон вполне в состоянии оплачивать пребывание в «Саммерлэнде».

Но ещё до этого она умерла – и по естественным причинам. Поэтому неважно, что Гарри Беттс с ней не разговаривал, что не позвали Элси Пэрриш, а доктора Мосса вызывали к вполне здоровой женщине, и что миссис Беттс дала указания прекратить покраску дома. Не было мотива. Со временем трепать языками перестанут, завещание миссис Рэнгтон вступит в силу, и Беттсы счастливо проведут остаток дней в своём заново отделанном доме.

И Вексфорд выбросил это дело из головы, разве что подумывал, стоит ли ему сходить на Кастл-Роуд, сделать пару предупреждений сплетникам. Но сразу понял, что это невозможно. Клеветники будут всё отрицать, да и потом, вряд ли его полномочия простираются так далеко. Нет уж, пусть дело умрёт естественной смертью – следом за миссис Рэнгтон.

В понедельник утром он завтракал, а его жена читала только что полученное письмо своей сестры из Уэльса.

– Фрэнсис говорит, мать Билла наконец-то отправят в дом престарелых. Или там, или на шее у Фрэн, что просто никуда не годится.

Билл был мужем сестры жены. Прикрывшись газетой, Вексфорд изобразил соответствующие случаю симпатию с сочувствием Фрэнсис, продолжая изучать стенографический отчёт суда над грабителями банка.

– Девяносто фунтов в неделю, – проговорила Дора.

– Что ты сказала?

– Я сама с собой, дружок, читай свою газету.

– Ты сказала девяносто фунтов в неделю?

– Ну да. За дом престарелых. Не думаю, что Билл и Фрэн смогут долго платить. Это почти пять тысяч фунтов в год.

– Но... – запнувшись, выговорил Вексфорд, – мне кажется, пару лет назад ты говорила о двадцати фунтах в неделю для этой, как там её, тётки Розмари – не знаю, куда они её отправили.

– Во-первых, дорогуша, – поправила его Дора, – не два, а двенадцать лет назад, а во-вторых, ты что-нибудь слышал о росте стоимости жизни?

Часом позже Вексфорд сидел в кабинете экономки «Саммерлэнда», и, не пытаясь скрывать, кто он такой, тем не менее делал вид, что пришёл узнать насчёт места для престарелой родственницы своей жены. Тёти Лилиан. Которая действительно существовала, может быть жива и поныне в далёкой деревушке Вестморланда, и о которой он в последний раз читал в письме от 1959 года.

Экономка была ирландкой, миссис Корриган, и могла быть сверстницей сестры Радклиф. Рядом с ней стоял мальчик лет шести, у её ног ещё один, примерно трёх лет, катал игрушечный трактор. За окном три девочки пытались выманить чёрного котика из его убежища под машиной. Можно было подумать, это детский дом, если бы не полдюжины старушек полукольцом в креслах на лужайке, дремавших, шептавших что-то, или глядевших куда-то. Вокруг белорозовая сирень, расцветающие розы. Из-за изгороди доносился шум газонокосилки, управляемой по-видимому весьма плодовитым мистером Корриганом.

– Плата у нас девяносто пять фунтов в неделю, мистер Вексфорд, – сказала экономка, – а с учётом услуг стирки и химчистки за год выходит пять тысяч.

– Понятно.

– Дамы живут всего по двое в комнате. Раз в неделю мы их купаем и меняем одежду. И лучше обзаведитесь синтетической, потому что в стирку идёт всё вместе. Платить предпочтительно за месяц вперёд, причём через банк, если вас это устраивает.

 – Боюсь, что не очень, – сказал Вексфорд, – плата у вас куда выше, чем я ожидал. Придётся поискать что-то ещё.

– Что ж, тогда на этом всё, – улыбнулась миссис Корриган ничуть не менее ослепительно, чем доктор Мосс.

– Но чисто из любопытства, миссис Корриган, скажите, как же ваши... э-м-м, гостьи справляются с такой оплатой? Пять тысяч в год немногие осилят.

– Но ведь они в большинстве вдовы, мистер Вексфорд, значит, мужья оставили им свои дома, не так ли? Как правило, они продают дома, при нынешних ценах этого хватает лет на пять жизни в «Саммерлэнде».





Миссис Рэнгтон собиралась продать свой дом, и подороже, для чего и затеяла ремонт внутри и снаружи. Собиралась лишить Беттсов крыши над головой – так что нечего удивляться, если она намекала доктору Моссу, что Дорин Беттс не обрадуются её уходу. Что за женщина! Какая враждебность в девяносто два года! И кто скажет, что нет у неё моральных и юридических прав? Это её дом. Дорин Рэнгтон могла бы, и ей даже следовало бы, найти себе дом давным-давно, или обеспечить домом Дорин Беттс мог бы её муж. Верно говорят, что не дело рассчитывать на место покойного. И всё же какая чудовищная месть неугодному зятю и не слишком уступчивой дочери! Её изощрённое коварство восхитило Вексфорда почти в той же степени, в какой жестокость матери вызвала его отвращение. Итак, мотив нашёлся, и самый серьёзный.

Но вот он сидел в гостиной Беттсов, напротив пожилой сиротки и её мужа. Комната оклеена серебристыми, серовато-белыми обоями, окна и двери окрашены в цвет слоновой кости. Он мог ручаться, что раньше эти двери знать не знали оттенка светлее шоколада – а стены в холле до нынешней перекраски в тона цветов магнолии, никогда не бывали светлее пробковых.

Оба бурно возмущались разгулом сплетен и неспособностью полиции как-то исправить положение, однако Дорин Беттс без возражений согласилась ответить на вопросы Вексфорда. Первый она сочла возмутительным.

– Я уверена, мама никогда бы так не поступила. Это всё обман. Даже для неё это было бы слишком жестоко.

Её муж дёргал себя за усы, тихонько шаркая туда-сюда по полу шлёпанцами. Его возмущение выражалось в подрагивании повисшей у него на носу капли.

– Как я поняла, – сказала Дорин, – продолжать ремонт она не хотела. И когда я предложила, может не станем трогать верхний этаж – она сказала, пожалуй. То есть, как хотите, мне всё равно. Конечно, она бы всё равно передумала. Даже без собственной комнаты, за девяносто пять фунтов в неделю! А в восемь часов в постель, и никто не даст смотреть допоздна телевизор.

– Вот именно, – заключил Гарри Беттс.

– Ну нет, если бы мы знали, что мать учудит такое, мы бы остались жить в квартире Гарри после женитьбы. У него вполне милая квартирка над магазином холодильников на Хай-Стрит, а вовсе не одна комната, верно, Гарри? Что мы ей сделали, за что с нами так? Куда бы мы тогда пошли?

Муж с дёрганьем головой и ногами, с его каплей, стал действовать ей на нервы.

– Я поговорю с инспектором наедине, дорогой, – с раздражением сказала она.

Вексфорд проследовал за ней в комнату в задней части первого этажа, где миссис Рэнгтон спала в последние годы жизни. Видимо, изначально здесь была столовая, пара окон смотрели на узкую длинную цементную террасу и узковатый длинный сад. Здесь не было изменений, стены в обоях с рисунком из бледных настурций, красно-коричневое дерево окон и дверей. Так же стояла двойная кровать миссис Рэнгтон, сверху стопка одеял на не застеленном матрасе. Был и телевизор, напротив кровати, чтобы смотреть передачи лёжа.

– Мама перебралась сюда спать несколько лет назад, здесь в конце коридора есть туалет, – пояснила миссис Беттс. – Она уже не ходила по лестницам без помощи сиделки. Надо позвонить в социальную службу, вернуть им ходунки. – Она сидела на краю матраса, нервно постукивая пальцами по их металлическим прутьям. Потом сказала, – Мама ненавидела Гарри. Всегда считала, что он не достоин меня. Сделала всё, чтобы помешать ему жениться на мне. – И добавила с по-девичьи непокорными нотками, – Ужасно, что в шестьдесят пять лет приходится испрашивать разрешения на брак, правда?

Тем не менее, подумал он, она сделала по-своему, не получив согласия. Он с удивлением поглядел на щуплую бесцветную старушку семидесяти лет, рассуждавшую, как принцесса из сказки.

– Знаете, она долгие годы угрожала, что изменит завещание, оставит дом моему брату. А после его смерти заговорила о доме престарелых. Она в открытую поносила Гарри. В присутствии Элси Пэрриш обвиняла его в том, что он женился на мне ради дома. Понятно, если с тех пор Гарри не сказал маме ни слова. Я ей заявила, ты злая женщина, ты всегда обещала оставить мне дом, а теперь берёшь свои слова обратно. Обман добром никогда не кончится.

Дочка унаследовала мамочкин язык тоже. Легко вообразить их перебранки в интерпретации соседей, так обогатившие здешние сплетни. Он взглянул на фотографию в рамке на высоком комоде красного дерева. Свадебное фото, примерно 1903. Невеста сидит, лилии на коленях, кружева и жемчуг на груди. Жених с чёрными лихо закрученными усами, стоит в сюртуке рядом. Айви Рэнгтон вероятно около семнадцати, думал Вексфорд, простое юное пухленькое лицо, силуэт бутылкой по тогдашней моде, и похожая на деревенский каравай причёска, способная изуродовать любую. Тогда скорее толстушка, к старости стала худой, если верить сестре Радклиф. Вексфорд спросил нарочито безразличным тоном:

– Миссис Беттс, зачем вы позвали доктора Мосса двадцать третьего мая? Ваша мать не была больна. Она ни на что не жаловалась.

Опираясь на ходунки, она покачивалась взад-вперёд.

– Как зачем? Доктор Крокер в отъезде, Элси пришла в девять, а мама всё ещё спала, Элси сказала, это ненормально, столько спать. Мы трясли её, но не могли разбудить, и мы забеспокоились. Кто же знал, что через десять минут после звонка доктору она вскочит, как ни в чём не бывало?

– Расскажите обо всём, что случилось в день её смерти, второго июня, – сказал он, вдруг осознав, что толком ещё ничего об этом не слышал.

– Хорошо... – губы её дрожали, и она поспешно сказала, – Вы же не думаете, что Гарри что-то сделал с матерью, правда? Он не мог, я клянусь вам, он бы не смог.

– Я хочу знать всё, что было в ту пятницу.

Она постаралась взять себя в руки, сжав руками стальную перекладину.

– Мы собирались на партию в вист. Утром пришла Элси, и я спросила, если мы уйдём, сможет она посидеть с матерью, и она сказала, ладно, конечно, позвоните мне в дверь, когда пойдёте. – Миссис Беттс вздохнула, голос её больше не дрожал. – Элси живёт через дом от нас. Это давняя подруга матери, она всегда остаётся с ней, когда мы уходим. Враньё, что нас вечно нет дома. Мы редко куда-то ходим.

Вексфорд перевёл взгляд с пухлого личика особы на фотографии, уже тогда с гордой самодовольной улыбкой на губах, на узкую полоску вскопанной земли в саду, а потом обратно, на испуганную женщину на краешке матраса – и почему ему казалось, что это сделали Беттсы, это они выкопали все цветы?

– Я накормила мать обедом, она сидела в передней комнате со своим вязанием. Я сходила к Элси и позвонила в дверь, но её не было, она не ответила. Я звонила раз за разом, но её не было. Наверное забыла, и ушла. А Гарри сказал, давай всё равно пойдём, ведь маляр будет в доме, и хотя он почти мальчишка, лет двадцати-двадцати двух, но представьте, он с ней ладит куда лучше, чем это когда-то удавалось мне. И в конце концов мы ушли, оставив её с этим маляром – как его – Рей, Рейф? Нет, Рой, точно Рой – который красил стены в холле. Она была в порядке, здоровей не бывает. День был чудесный, окна открыты из-за запаха краски. Никогда не забуду её слова перед нашим уходом. Последнее, что я слышала от неё. Дорин, сказала она, тебе наверняка везёт в картах. В любви же не свезло. И засмеялась, и я клянусь, этот Рой смеялся тоже.

– И что дальше? – спросил он. Вы явно ищете себе оправдания, миссис Беттс, подумал Вексфорд.

Она перескочила к тому, о чём сплетничали, но он не стал её прерывать.

– Рой закрыл за собой дверь, чтобы меньше пахло краской, но он несколько раз заглядывал убедиться, что мама в порядке. Они немного поболтали, как он говорил, потом предложил заварить ей чаю, но она не захотела. Потом в половине третьего у неё разболелась голова – первый симптом при инсульте, но она этого не поняла, решила, это из-за краски. Попросила пару таблеток парацетамола принести из ванной, что он и сделал. Налил ей стакан воды, она сказала, что может немного поспит в своём кресле. А потом он увидел, что она идёт через холл, опираясь на ходунки, она сказала, что хочет полежать в своей спальне.

– Ну а мы с Гарри вернулись в половине шестого, Рой как раз собирал свои вещи. Он сказал, что мама спит в своей кровати, и я заглянула туда, чтобы проверить. Она задёрнула шторы. – После паузы миссис Беттс воскликнула, – Сказать по правде, я не слишком присматривалась. Я подумала, слава Богу, у нас есть полчаса, чтобы спокойно выпить чаю без вечных атак на Гарри. Я зашла туда снова примерно без четверти, или без десяти семь. И поняла, с ней что-то не в порядке. По тому, как она дышала, надувая щёки, по её красному лицу. И ещё кровь на губах. – Она с опаской поглядела на Вексфорда, впервые их взгляды встретились – Я вытерла ей губы, не хотелось, чтобы доктор это видел.

– Он сразу же пришёл. Я думала, он вызовет скорую, но нет. Он сказал, что это инсульт, её ни в коем случае нельзя перемещать. Мы оставались с нею, то есть доктор и я были с ней, когда примерно полчаса спустя она умерла.

Вексфорд кивнул. Что-то в её рассказе было не так. Он это чувствовал. Не факт, что она солгала, хотя и это возможно, но его смутило какое-то неуместное слово в её вполне житейском изложении, не совсем обычное в доме... Он попытался мысленно вернуться назад, и почти успешно, но тут послышались шаги, открылась дверь, и появилось лицо.

– Вот ты где, Дорин! – услышал он, лицо было весьма красивым для своих преклонных лет. – Я только что собиралась... Ох, извиняюсь, я вам помешала.

– Ничего страшного. Входи, Элси. – Миссис Беттс глядела на Вексфорда ставшими опять пустыми и усталыми глазами. – Это миссис Пэрриш.





Элси Пэрриш, решил Вексфорд, выглядела идеально для пожилой дамы. От неё пахло сочным сладковатым запахом пудры, может кешью, что наводило на мысли о чистеньком младенце. Вполне стройные ноги в серых чулках, руки в белых, аккуратно заштопанных на кончиках пальцев перчатках, тёмно-синее гладкое пальто поверх цветастых синих складок, нарумяненное лицо цвета увядшей розы. Роскошная масса серебристых волос издали легко сошла бы за шёлковый тюрбан. Элси Пэрриш, помахивая розовой нейлоновой авоськой, шла рядом с Вексфордом по улице, направляясь к магазинам.

– Ужасно, что они сплетничают. Никогда не пойму, откуда в людях столько злобы. И заметьте, никто не может сказать, как могла Дорин довести мать до инсульта, если её даже не было дома. – Миссис Пэрриш едко рассмеялась. – Наверное говорят, она подкупила того беднягу маляра, чтобы он напугал Айви. Я помню, мама мне говорила, что от испуга может быть удар – апоплексический, как она выражалась – или от большой радости, или если много выпить, и даже слишком много съесть.

К его изумлению, эта весьма элегантная дама сделала то, чего пожалуй не следовало бы, она открыла сумочку, достала пачку сигарет, вынула одну и собралась закурить. Он отрицательно покачал головой, когда она протянула пачку ему, потом следил, как она прикуривает, взяв спичку из чёрной блестящей пачки в виде книжки. Аккуратно выдохнула дым. Он подумал, впервые вижу, как кто-то курит в белых перчатках.

– Миссис Пэрриш, – спросил он, – почему тогда после обеда вы не остались с миссис Рэнгтон?

– В тот день, когда она умерла?

– Да.

Вексфорду казалось, отвечала она неохотно, словно не желая свидетельствовать против Дорин Беттс. Она осторожно подбирала слова.

– Я действительно становлюсь глухой. – А он этого не заметил. Она слышала всё, что он говорил, не повышая голоса, даже при уличном шуме. – Я не всегда слышу, когда звонят в дверь. Дорин наверняка звонила, но я не слышала. Это единственное объяснение.

В самом деле?

– Я решила, они с Гарри передумали, и никуда не пошли. – Элси Пэрриш, держа сигарету между большим пальцем и указательным, поднесла её к губам. – Я бы многое дала, чтобы оказаться там вовремя. Теперь-то я не раздумывая пошла бы проверить, как там Айви, и неважно, просила меня об этом Дорин, или нет.

– Возможно, ваше присутствие ничего бы не изменило, – сказал он, и добавил, – миссис Беттс велела мастерам ничего не трогать на втором этаже...

– Может это и не нужно, – прервала она его. – Я никогда не была наверху в доме Айви, ничего не могу сказать. К тому же, когда дом продадут, новым жильцам их идеи могут и не понравиться, верно? Они захотят всё переделать.

Теперь они стояли на перекрёстке, он должен идти в одну сторону, она в другую. Она бросила окурок на землю, тщательно затушив его своим высоким каблуком. Достала из сумочки кружевной платочек, потрогала им ноздри. Казалось, слёзы близко, но не потекут.

– Милая Айви так добра и щедра, она оставила мне две тысячи фунтов. Я знала, что-нибудь я конечно получу, но и не мечтала, что так много. – Как-то жалко, по-детски слезливо улыбнувшись, Элси Пэрриш совершенно сразила Вексфорда словами, – Я пожалуй куплю машину.

Он в изумлении поднял брови.

– У меня действующие права. Я не водила машину двадцать два года, с тех пор как умер мой муж. Мне пришлось продать ту машину, но я всегда, всегда мечтала купить другую. – Выражение её лица и вспыхнувший румянец убедили его, что это чистая правда, казалось, она могла пуститься в пляс прямо на тротуаре. – У меня будет своя маленькая машинка! Благодаря щедрости дорогой Айви!

– Как думаете, я не слишком стара для этого? – Обеспокоенно спросила она.

Вексфорд именно так и думал, но ответил, что такие суждения не в его компетенции. Она кивнула, и улыбаясь, неожиданно быстро исчезла в угловом супермаркете. Вексфорд, напротив, медленно пошёл прочь, опустив взгляд, благодаря чему и заметил на земле книжечку из спичек. Он вспомнил, что-то упало из сумочки Элси, когда она доставала платочек.

Он не нашёл Элси в магазине, наверное прошла через другие двери на Хай-Стрит, и была за пределами видимости. Решив, что потеря спичек вряд ли кого-то сильно огорчит, Вексфорд опустил их в карман, и позабыл об этом.





– Вам нужен Рой?

– Совершенно верно.

Мастер, кладовщик, или хозяин – кем бы он не был, не спросил, зачем.

– Ищите его на Сьюинбери-Роуд, – сказал он, – мы там ремонтируем квартиру для Сноусемов.

Вексфорд поехал, куда сказано. Рой оказался высоким мускулистым парнем с копной светлых густых волос над широкими плечами. Он спустился вниз, заявив, что всё равно собрался делать перерыв, так что можно сходить выпить чаю в шофёрском кафе неподалёку. Где, поставив локти на столик, он закурил сигарету.

– Я ничего об этом не знал, пока не пришёл туда на другой день.

– Но миссис Беттс наверняка интересовалась, как там мать, когда к вечеру вернулась домой?

– Конечно, и я сказал правду, у старой дамы разболелась голова, она попросила дать ей лекарство, и я его принёс, тогда она пошла прилечь, потому что устала. Но ни намёка на то, что она умирает. Боже, мне такое даже в голову не пришло.

Головная боль, как помнил Вексфорд, частый симптом при кровоизлияниях. Словно читая его мысли, Рой сразу продолжил:

– У неё часто болела голова, пока мы там работали. Эти синтетические краски с добавками здорово пахнут, даже мне было хреново поначалу. Я скажу, ну что такого в желании выпить аспирину и полежать немного? При мне так бывало раза два или три. Глотала штуки по четыре, даже глазом не моргнув.

– Расскажите всё, что было после обеда, – попросил Вексфорд. – Кто-нибудь ещё заходил в дом после ухода Беттсов, и до их возвращения?

– Конечно нет, – покачал головой Рой, – я бы знал. Я же работал в холле, верно? Входная дверь настежь, из-за запаха краски. Кто б ни зашёл, я бы увидел, разве нет? Вторая старушка – то есть миссис Беттс – заперла заднюю дверь, а мне ни к чему было открывать её. Что-то ещё хотите знать, шеф?

– В точности всё, что было, и о чём вы говорили с миссис Рэнгтон.

Рой выпил свой чай, прикурил вторую сигарету от окурка первой.

– Знаете, мы с ней хорошо поладили. Думаю, она мою бабку напоминала. Чудно, но кажется все с ней ладили, кроме собственной дочки и её мужика. Мерзкий старикан, правда? При нём мне прям не по себе. Но знаете, мы с ней мало говорили. Я же красил, дверь в комнату была закрыта. Раз-другой я заглядывал, она вязала и смотрела крикет по телевизору. Вот, вспомнил, она сказала, мы молодцы, неплохо получается, жаль, что любоваться этой красотой ей не придётся. Ну, я решил, она думает, когда умрёт, они любят об этом, сами знаете, и я сказал: не говорите так, миссис Рэнгтон. А она засмеялась и говорит: Я не об этом, гадкий мальчишка. Я уйду в дом престарелых, а этот придётся продать, вы не знали? Нет, говорю, не знал, но это ж уйма денег, не меньше двадцати тысяч, такой большой старый домище, говорю, а она, что очень на то надеется.

Вексфорд кивнул. Значит, миссис Рэнгтон не оставила свои планы, так что Дорин Беттс или пыталась скрыть свои мотивы, или хотя бы посмертно обелить мамочкин характер. Ведь в самом деле это жестоко, думал он, выставить дочь с мужем из дома. Он посмотрел на Роя.

– Вы предлагали ей заварить чай?

– Да, точно, эта дочка, миссис Беттс, говорила, налейте себе и ей по чашке чаю, если она захочет. Но она не хотела. Велела выключить телевизор, потому что голова болит, может я принесу ей аспирин из шкафчика в ванной? Ну, я не раз видел, как она что-то глотает, хотя никогда на самом деле...

– Вы уверены, что она просила аспирин?

И тут Вексфорд вспомнил, какая именно необычность насторожила его в рассказе миссис Беттс о последнем дне жизни её матери. Дорин Беттс упомянула парацетамол вместо более привычного в каждой семье лекарства.

– Вы уверены, что она произнесла именно это слово?

– Ну, после того, как вы спросили, уже не так уверен, – сказал Рой, поджав губы. – Могла сказать мои таблетки, или таблетки от головы, что-то в этом роде. Мы по привычке говорим аспирин, верно? То, что все принимают. Словом, я ей принёс пузырёк, налил в стакан воды, а она сказала, что чуток вздремнёт в кресле. Но потом я вижу, она идёт, опираясь на ходунки, которые им дают соцслужбы. Она сказала, я выпила четыре, Рой, что-то мне очень плохо, хотя теперь почти всегда голова кругом. Ну, я не слишком вникал в это дело, они все такие в старости, да? Как моя бабка. Она сказала, что в ушах звенит, я сказал, что помогу, протянул ей руку, так мы с ней дошли и она легла на постель, не раздеваясь, и закрыла глаза. Я задёрнул шторы, чтобы солнце не мешало, и вернулся к работе. И ничего не слышал, пока в полшестого не вернулись миссис Беттс и её старик...





Захлопнув «Практику судебной медицины» Фрэнсиса И. Кэмпса и Дж. М. Кэмерона, Вексфорд вернулся на Кастл-Роуд. Он решил больше не обсуждать это дело с миссис Беттс. Почти беззвучное присутствие её мужа, его шаркающие меховые шлёпанцы, словно лапы того самого впадающего в спячку зверя, действовали ему на нервы. Она не возражала против изъятия из шкафчика в ванной её матери прописанного ей болеутоляющего, а именно пузырька с надписью, Миссис Рэнгтон: Парацетамол.

Вечерний приём только начинался. Отправив улики для снятия отпечатков пальцев, Вексфорд вернулся домой, поужинал, и в половине девятого был у кабинета врачей, и опять доктор Крокер закончил приём первым. Он заворчал, увидев входящего Вексфорда.

– Ну а теперь что, Редж?

– Почему ты прописал миссис Рэнгтон парацетамол?

– Он ей подходит лучше, именно поэтому. У неё аллергия на аспирин.

– Ты только теперь мне об этом говоришь. – Вексфорд смотрел на друга, как на безнадёжного. – Хорошо, что я сам разобрался. То есть, в этот раз обошлось, но лучше б ты мне сказал.

– Господи Боже мой! Ты же знал. Ты сам говорил, сестра Радклиф сказала мне. Передала твои слова. Ты сказал...

– Я думал, речь об астме.

Крокер присел на край своего стола.

– Слушай, Редж, нас обоих несёт не в ту степь. В семействе Рэнгтонов болеют астмой. У миссис Беттс крапивница, у её брата была хроническая астма. В таких семьях нередко бывает аллергия к ацетилсалициловой кислоте, то есть к аспирину. Вообще-то у десяти процентов может быть аллергия. И один из её симптомов, это приступ астмы. Был приступ и у миссис Рэнгтон, когда ей было лет сорок, плюс кровавая рвота. Что означает, – пояснил он дилетанту, – наличие внутреннего кровотечения.

– Ладно уж, я не полный тупица, – огрызнулся Вексфорд, – почитал кое-что о сверхчувствительности к ацетилсалициловой кислоте...

– Миссис Рэнгтон не могла отравиться аспирином, – прервал его доктор. – Его никогда не держали в доме. Миссис Беттс строго следила за этим.

Их прервало появление улыбающегося доктора Мосса. Вексфорд обернулся к нему.

– Как тебе кажется, что будет при сверхчувствительности к ацетилсалициловой кислоте после приёма... минутку... одного и двух десятых граммов этого вещества?

– Надеюсь, вопрос теоретический? – Мосс осторожно глянул на него. Вексфорд не ответил. – Ну, зависит от степени чувствительности. Может быть тошнота, понос, головокружение, звон в ушах, затруднение дыхания, желудочное кровотечение, отёк слизистой желудка, возможно прободение пищевода. А у столь пожилой особы я бы допустил, учитывая внутренние кровотечения, и кровоизлияние в мозг... – Он запнулся, сообразив, что сейчас наговорил.

– Благодарю покорно, – отозвался Вексфорд. – Похоже, ты вполне успешно описал то, что случилось с миссис Рэнгтон после того, как второго июня она приняла четыре трёхсотмиллиграммовых таблетки аспирина.





Доктор Мосс был потрясён. Похоже, он навсегда перестанет улыбаться. Вексфорд передал Крокеру конверт.

– Это аспирин?

Крокер посмотрел на него, потрогал одну таблетку языком.

– Видимо так, но...

– Остальное я отослал на анализ. Надо убедиться. В бутылке их было пятьдесят шесть.

– Редж, немыслимо, чтобы аптекарь мог ошибиться. Но пусть даже так, выпить сорок четыре штуки она бы не смогла. Даже за несколько месяцев.

– Что-то ты тупишь, – сказал Вексфорд, – ты прописал ей сто таблеток парацетамола, именно столько аптекарь Фрейзер и поместил в этот пузырёк. С момента получения рецепта и до своей смерти, то есть может за несколько дней, может за неделю, она выпила сорок таблеток парацетамола, здесь оставалось шестьдесят. Но второго июня она выпила четыре таблетки аспирина. Попросту говоря, где-то перед вторым числом кто-то заменил таблетки парацетамола на аспирин.

– Это же убийство, – обрёл наконец голос доктор Мосс.

– Ну... – поколебавшись, сказал Вексфорд. – Её реакция не факт что привела бы к инсульту. Могло быть поражение организма, в какой-то степени тяжести. Язва желудка, к примеру. Её бы госпитализировали по страховке. И никаких чрезмерных расходов на пансионат для престарелых, которые поглотили бы все её сбережения – и даже дом. А позже, если б она выжила, её бы перевели в гериатрическую палату той же больницы, ведь очевидно, что ни одно частное заведение не возьмёт хронического больного.

– Значит, ты считаешь, что миссис Беттс... – начал доктор Мосс.

– Нет, не считаю. Есть две серьёзные причины, почему этого не могла сделать миссис Беттс. Если бы она пожелала убить мать, или упечь её в больницу, к чему было возиться с заменой всех шестидесяти таблеток? Можно было просто дать ей аспирин из своих рук. А если всё-таки она их заменила, то почему, после смерти матери не вернула их обратно?

– Тогда кто же?

– Завтра я узнаю, – ответил Вексфорд.





Крокер вошёл в его кабинет в полицейском участке.

– Прости, что опоздал. Только что умер мой пациент.

Вексфорд постарался изобразить сочувствие. Походив по комнате, изучив глазами два свободных кресла, доктор присел на краешек стола Вексфорда.

– Вчера у меня был разговор с миссис Элси Пэрриш. – Вексфорд пресёк восклицание в изумлении подавшегося вперёд доктора. – Погоди минуту, Лен. Перед тем, как мы расстались, она уронила спичечную книжку. Такую, знаешь, с блестящей поверхностью, на ней очень хорошо получаются отпечатки. Я сравнил эти отпечатки с теми, что нашли на пузырьке парацетамола. На нём их оставили очевидно миссис Рэнгтон, тот молодой маляр – а ещё там точно такие же, как на той спичечной книжке.

– Таблетки подменила Элси Пэрриш, Лен. И сделала это потому, что знала, миссис Рэнгтон желает переселиться в «Саммерлэнд», куда, ещё до продажи дома, уйдёт и тот капитал в несколько тысяч, который предстояло поделить им с Дорин Беттс. Элси Пэрриш уже много лет ждала эти деньги, мечтая купить машину. Спустя несколько лет для её мечты будет уже поздно, даже если она доживёт до этого. А потом оказалось, что её наследство проглотят выплаты дому престарелых.

 – Эта милая старушка? – сказал Крокер. – Отпечатки ничего не доказывают. Она много раз приносила пузырёк бабушке Айви.

– Нет. Она сама говорила, что ни разу не бывала наверху в доме Айви Рэнгтон.

– Ох, Господи.

– Не думаю, что она замышляла убийство. Поменять таблетки – это же не убийство, и не тяжкие увечья. – Вексфорд присел, нахмурившись, с расстроенным видом произнёс, – Даже не знаю, что делать, Лен. Невозможно доказать, что миссис Рэнгтон умерла, отравившись аспирином, мы не можем её эксгумировать, а изучать «пару горсток пепла в медной урне» бесполезно. Даже если бы и был результат, гуманно ли тащить в суд женщину... сколько лет этой Элси Пэрриш?

– Семьдесят восемь.

– В семьдесят восемь обвинять в убийстве. Но с другой стороны, что, пусть себе пользуется плодами своего преступления? Пугает пешеходов за рулём крутого «Форда Фиесты»?

– Она не сможет, – сказал Крокер.

Что-то в его голосе заставило Вексфорда подняться со стула.

– Почему? О чём ты?

Доктор чуть сместился на край своего стола.

– Я говорил тебе, что потерял ещё одного пациента. Элси Пэрриш умерла прошлой ночью. Сосед нашёл её, и позвонил мне.

– Может оно и к лучшему. И что причиной?

– Инсульт, – сказал Крокер, и вышел.