3. Цепкая женщина

ЦЕПКАЯ ЖЕНЩИНА

The Clinging Woman

Перевод: Елена Горяинова



Девушка висела на руках, держась за балконные перила. Балкон был на двенадцатом этаже соседнего высотного дома. Он жил на девятом, и со своего балкона надо было посмотреть вверх, чтобы увидеть её. Было утро, половина шестого. Его разбудил рёв самолёта, пролетевшего опасно низко, он встал и вышел взглянуть. Он опустил заспанный взгляд с безоблачного неба, где не на что смотреть, кроме тающего следа самолёта, сперва не веря своим глазам, на её висящую фигуру.

Он было решил, что это сон, утренний час как раз для сновидений.

Когда понял, что это не сон, подумал, наверное трюки. Съёмки для фильма. Внизу наверное камеры, и съёмочная бригада, и все предосторожности соблюдены. Может и девушка не настоящая, а кукла. Он открыл окно и поглядел вниз. Парковка, площадки, газоны – везде пусто. На перилах одна рука куклы переместилась, отчаянно ища более надёжную опору. Пришлось поверить в реальность происходящего – несмотря на театральность этой сцены, в жизни такие вещи не редкость. Девушка пыталась себя убить, но не хватило духу, и теперь ей хочется жить. Эти мысли промелькнули в его мозгу секунд за тридцать. Потом он стал действовать. Нашёл телефон и позвонил в полицию.

Прибытие полицейских машин и благополучное спасение девушки стало главной темой для обитателей двух этих домов. Кто-то пронюхал, что это он вызвал полицию, так что против воли его сделали местным героем. Чему скромный тихий парень был совсем не рад, и испытал большое облегчение, когда дело утратило свою новизну и разговоры понемногу стали стихать. На него перестали показывать пальцем, словно он Святой Георгий, а ещё поздравлять, когда он проходил у дома.

Спустя пару недель после того памятного драматичного утра, собираясь в театр, он уже надевал пальто, когда раздался звонок в дверь. Он не узнал девушку за дверью, он никогда не видел её лицо.

Я Лидия Симпсон, – сказала она. – Вы спасли мне жизнь. Я пришла поблагодарить вас.

Он ужасно смутился.

– Не стоило беспокоиться, – сказал он с нервной улыбкой, – правда, это ни к чему. Я сделал то, что что мог бы сделать любой другой.

Она была спокойной и уравновешенной, совсем не похожей на неудачницу-самоубийцу.

– Так ведь никто ничего не сделал, – сказала она.

– Вы не хотите зайти? Можно выпить чего-нибудь.

– О нет, нет, не стану вам мешать, вижу, вы куда-то собрались. Я просто хотела сказать вам большое, пребольшое спасибо.

– Что вы, не стоит.

– Не стоит спасать человеку жизнь? Я всегда вам буду благодарна.

 Лучше было ей войти – или уйти. Их услышат жильцы двух других квартир, они выйдут, и начнётся очередное собрание на тему храбрейшего-в-году деяния.

– Это всё ерунда, правда, – с отчаянием сказал он, – я уже почти забыл.

– Я никогда не забуду.

Ему было неловко от её спокойной настойчивости, так что её исчезновение в лифте с задумчивой улыбкой на губах стало большим для него облегчением. Если повезёт, они больше не увидятся. Удивительно, но встретились они уже на другое утро на автобусной остановке. Она ни слова не сказала о спасении своей жизни, но заговорила о новой работе, почему собственно она и была в такую рань на остановке. Как оказалось, офис её работодателей был на соседней улице с его собственным, они были клиентами их фирмы. На работу они ехали вместе. Он расстался с ней с иными совсем чувствами, чем предыдущим вечером. Трудно было поверить, что ей тридцать – как соседи донесли – она казалась куда моложе, маленькая худая блондинка со светлой кожей.

Обычно по утрам они ехали на работу в одном автобусе, иногда она махала ему рукой с балкона. Как-то вечером они случайно встретились у её офиса.

Она несла целую стопку папок поработать дома, и призналась, что не стала бы этого делать, если бы знала, какие они тяжёлые. Разумеется, он нёс их всю дорогу до её квартиры, потом задержался чего-нибудь выпить. Она сказала, что собирается приготовить ужин, может он останется поужинать с ней тоже? Он остался. Пока она была на кухне, он взял свой бокал и вышел на балкон. Он испытал странное чувство, воображая, как на рассвете в полном отчаянии на этом балконе она перегибается через перила, но затем пугается высоты и смерти там, внизу. Когда он вернулся в комнату, она показалась ему ещё более худенькой, хрупкой и беззащитной.

Квартирка была опрятной и безупречно чистой. Большинство знакомых девушек жили в вечном бардаке. Независимые вольные создания, способные выполнять мужскую работу, считали женские обязанности унизительными. Его растила любившая домашний уют мать, и ему нравилась чистота в доме. Мебель Лидии была идеально отполирована. Он подумал, если ещё раз пригласят, надо подарить ей цветы, чтобы заполнить эти блестящие стеклянные вазы.

После ужина, под слиянием отличных, даже изысканных блюд, он наверное расслабился и спросил её:

– Почему вы это сделали?

– Пыталась себя убить? – Она отвечала мягко и спокойно, так безмятежно, словно он спросил, почему она сменила работу. – Мы были помолвлены, а он бросил меня и ушёл к другой. Мне было незачем жить.

– Теперь это прошло?

– Да, конечно, я рада, что мне это не удалось. Или надо сказать, вы помешали мне это сделать?

– Вы же не станете этого больше делать?

– Нет, с какой стати? Странный вопрос.

Интересно, чем его так обрадовало её обещанию больше этого не делать?

– Вы должны пообедать со мной, – сказал он, когда она уходила. – Только не в понедельник. Как насчёт...

– Нам незачем договариваться сейчас, правда? Мы же увидимся утром.

У неё была очень милая улыбка. Он не любил агрессивных, самоуверенных женщин. Лидия не носила брюк и мини-юбок, всегда только длинные цветастые юбки. Когда он взял её под локоть, чтобы перевести через улицу, она крепко держалась за его руку.

– Выберите за меня, – сказала она в ресторане, когда им принесли меню.

Она не курила, и не пила ничего крепче лёгкого белого вина. Не водила машину. Удивительно, как ей удавалось не потерять свою непростую работу, платить за жилье, выживать одной. Она была такой женственной, беззащитной. И он был польщён, когда после его слов о том, что завтра вечером он занят на работе и они не встретятся, на её больших серых глазах показались слёзы. Они впервые за три недели не встретились, ему очень её не хватало. Вероятно, он влюблён.

Она приняла его официальное предложение и большой букет красных роз.

– Конечно, я выйду за тебя. Я твоя с той минуты, как ты спас меня. Я всегда знала, что моя жизнь принадлежит тебе.

Они поженились очень тихо, Лидию не привлекали пышные свадьбы. Они идеально подходили друг другу, имея столько общего: любовь к тишине и порядку, весьма старомодные вкусы, уравновешенность, устоявшиеся привычки. И полное согласие в планах: дом в северо-западном пригороде и двое детей. Но какое-то время ей придётся ещё поработать.

Его восхищало и удивляло то, как хорошо она управляется с новым домом, каждое утро у него чистое бельё и рубашка, каждый вечер отлично приготовленный ужин. Никогда он не выглядел таким ухоженным с того дня, как покинул материнский дом.

Такой и должна быть женщина, думал он, ненавязчиво деловитой, тихой и умелой, женственной и милой, но при этом образованной. Дом был так чист, словно в нём с утра до вечера трудились две невидимые служанки.

Чтобы всё успеть, каждое утро она вставала в шесть часов. Он предложил нанять уборщицу, она категорически отказалась, но при этом сумев ему польстить.

– Я не допущу, дорогой, чтобы другая женщина заботилась о твоих вещах.

Она была само совершенство.

Они вместе ходили на работу, вместе обедали и возвращались домой, ужинали, смотрели телевизор или слушали музыку, вместе читали в тишине, вместе спали. В выходные они не расставались. Оба решили, что в доме будет всевозможное оборудование; и всё для уборки, стирки, сушки, полировки, холодильное, кухонное; мебель новую полированную и настоящий антиквариат по субботам они покупали вместе.

Он блаженствовал. Таким и должен быть брак, как говорит церковь – одна плоть, остальных забудьте. И он почти позабыл всех знакомых. Лидия была не слишком общительна, у неё не было подруг. Он спросил, почему.

– Женщине, – сказала она, – нужны подруги лишь для того, чтобы сплетничать о своих мужчинах. А у меня нет причин на тебя жаловаться, дорогой.

Его же друзья, похоже, были в шоке от помпезности её приёмов, с чашками для омовения пальцев и ножами для фруктов. А может их отпугнули её долгие паузы и поглядывание на часы. Хотя скорее естественно, что она была против развлечений до рассвета. Она предпочитала оставаться с ним. Похоже, они это понимали и относились к ней со снисхождением. Но его клиенты и их жёны напротив, были скорее благодарны им. Где ещё в гостях их бы накормили шикарно сервированным превосходным обедом из пяти блюд? Конечно, весь день перед тем Лидия проводила на кухне, а в конце обеда, уже уставшая, могла и не сдержаться, если кто-то пролил кофе на новый ковёр, если биржевой маклер бестактно приглашал его на мальчишник, на игру в гольф на выходные.

– Зачем было жениться, – спросила она, вполне резонно, – если им потом не терпится сбежать от своих жён?

К тому времени, как ему исполнилось тридцать четыре, он уже давно ждал повышения. Проработав на фирме пять лет, он конечно заслужил руководящую должность. Они с Лидией не понимали, почему ожидание затягивается.

– Интересно, – сказал он, – может следовало бы выпивать с ними после работы?

– Неужели не ясно, что женатый мужчина хочет побыть со своей женой?

– Кто их знает. Может, мне не следовало отказываться от той поездки с ними по реке, но как помнишь, жены не приглашались. Тебя точно не порадовала мысль, что я поеду один.

Впрочем, может он и ошибался в своих предположениях на этот счёт, потому что к моменту, когда он стал уже переживать всерьёз, он получил таки назначение. Большую зарплату, свой офис и секретаршу. Его несколько тревожила перспектива появления новых обязанностей, например заграничных командировок. Но пока лучше об этом Лидии не говорить. Так что он рассказал только про секретаршу, которую ему предстояло ещё найти.

– Как чудесно, дорогой, – они вдвоём отмечали событие, Лидия не захотела устраивать вечеринку. – Мне придётся отработать две недели, но ты же можешь подождать, правда? Это здорово, мы целый день будем вместе.

– Я что-то не понимаю, – сказал он, хотя всё прекрасно понял.

– Ты плоховато соображаешь сегодня. Где ты найдёшь лучше секретаршу, чем я?

Они были женаты уже четыре года.

– Ты собиралась уволиться и родить ребёнка.

– Это не к спеху, – она улыбнулась, взяла его за руку. – Нам не нужны дети, чтобы скрепить наш брак. Ты мой муж, моё дитя и друг одновременно, мне этого достаточно.

Пришлось объяснять ей, почему она не может быть его секретаршей. Он говорил разумные вещи о служебных интригах, фаворитизме, неловкости своего положения, если с ним будет работать жена; но как-то не совсем убедительно.

– Не пора ли уйти? – Спросила она тихим голосом. – Можешь попросить счёт? Я хотела бы уйти прямо сейчас.

Когда они вернулись, она заплакала. Он снова перечислил все причины.

Она плакала. Он предложил ей спросить у других. Все ей скажут то же самое. Управляющему в такой небольшой фирме нельзя работать с женой. Можно позвонить руководителю фирмы, если она не верит ему.

Она не повышала голоса, она никогда не устраивала истерик.

– Я тебе не нужна, – сказала она, как отвергнутый ребёнок.

– Конечно ты мне нужна, я люблю тебя. Но как ты не понимаешь, это же работа, там всё иначе. – Ещё не продолжая, он знал, что всё зря. – Тебе не нравились мои друзья, и я их растерял. Как и своих клиентов. Мы не видимся всего шесть часов в день. Разве это так уж много?

Она не спорила. Лишь повторяла, что не нужна ему. Проплакав всю ночь, наутро она была не в состоянии идти на работу. В течении дня он дважды звонил ей, она может и плакала, но казалась спокойной, очевидно уже смирившись. Первое, что он почувствовал, открыв входную дверь, это запах газа.

Она лежала на полу кухни, изящная её головка на подушке на краю открытой духовки. Покрасневшее лицо.

Он распахнул окно, поднёс её к нему, держа головой к чистому воздуху. Она была жива, всё будет хорошо. Когда пульс успокоился и она задышала ровнее, он стал её целовать, в голос умоляя не покидать его, она должна жить ради него. Когда показалось, что уже не страшно на минуту оставить её, он подошёл к телефону и вызвал скорую помощь.

Её продержали в больнице несколько дней, потом зашла речь о лечении у психиатра. Она отказалась.

– Это бывало, но только если я знала, что меня не любят, – сказала она.

– Что значит «бывало», дорогая?

– В семнадцать я наглоталась таблеток, когда один парень бросил меня.

– Ты мне раньше об этом не говорила, – сказал он.

– Не хотелось тебя расстраивать. Я скорее умру, чем соглашусь огорчить тебя. Моя жизнь нужна лишь затем, чтобы сделать нас счастливыми.

А если бы тогда он не пришёл вовремя? Он содрогнулся при такой мысли.

Дома без неё было невыносимо. Ужасно страдая в её отсутствие, он обещал себе впредь уделять ей больше внимания.

Она не любила уезжать на выходные; не имея детей, не тратясь на отпуск и развлечения, они смогли накопить достаточно денег. Продав дом, они купили другой, гораздо больше и новее. Фирма собиралась послать его в командировку в Канаду. Он сразу же отказался.

В Канаду вместо него поехал подающий надежды юнец. А он был крайне раздражён, когда по отделу пошли слухи, что его жена на инвалидности, что она ушла с работы после покупки нового дома. Лидия – инвалид?

Но она никогда не казалась счастливее, заполняя дом новыми вещами, меняя убранство комнат, обустраивая ландшафтный сад. Если кто и был болен, так это он. В последнее время он плохо спал, временами накатывала депрессия. Врач прописал ему снотворное и посоветовал сменить обстановку. Возможно, он переработал. Может он брать часть работы на дом?

– Это моя идея, – сказала Лидия, я решила позвонить врачу, чтобы предложить ему это. Ты можешь два-три дня работать дома, а я быть твоей секретаршей.

Руководство согласилось с этим. Было всё же смутное неодобрение в их улыбках. Но ему позволили работать дома, так что порой по четыре-пять дней подряд, общаясь при этом с сотрудниками по телефону, он не видел никого, кроме жены. Секретаршей она оказалась такой же идеальной, как и женой. Ему почти нечего было делать. Она составляла для него пресс-релизы, писала за него письма даже без диктовки, компетентно и обходительно отвечала на звонки, назначала ему встречи. И неустанно хлопотала вокруг него, когда работа была сделана. Никаких перекусов на подносе. Всякий раз к обеду и ужину стол был безупречно сервирован, но если ему и приходило в голову, что за последние пару лет от силы человек шесть посторонних поднимали этот бокал, брали эти вилки и ложки, пользовались этими роскошными приборами, он ничего не сказал.

Депрессия не отступала, хотя к снотворным добавились транквилизаторы. Они никогда не говорили о её попытках самоубийства, но он порой задумывался, не могла ли эта склонность как-то передаться ему. Бывало перед сном, положив одну таблетку из пузырька на ладонь, он боролся с искушением проглотить их сразу все, запив стаканом чистой воды. Он не мог сказать, почему, у него было всё, что нужно мужчине: идеальный брак, прекрасный дом, отличная работа и здоровье, и никакой обузы на шее.

Потому что, как говорила Лидия, «дети станут обузой на шее, дорогой», а если он предлагал завести собаку, «питомцы ужасно связывают руки, и они разгромят весь дом». И он соглашался, что о таком доме, и о таком комфорте он всегда и мечтал. Но к сорока его стали одолевать ночные кошмары, в которых он был узником в тюрьме.

И однажды он ей сказал:

– Теперь я понимаю, почему ты пыталась себя убить. То есть, могу понять, почему кто-то может этого хотеть.

– Я думаю, мы во всём прекрасно понимаем друг друга, – ответила она. – Но не будем говорить об этом. Я никогда больше не стану этого делать.

– А я склонен к самоубийству, как ты думаешь?

– Кто, ты?

Она не испугалась, не восприняла этого всерьёз, она вообще не думала о нём как об отдельной личности, только по отношении к себе. Но он сразу же стал корить себя за это. Лидия? Которая малейшее его желание ставит на первое место, забывая о себе?

– У тебя нет на то причин, – весело отвечала она. – Ты знаешь, что любим. Кроме того, будь уверен, я вовремя приду и спасу тебя, как ты спасал меня.

Его компания расширялась, они собирались открыть офис в Мельбурне.

Поскольку он с жаром отрицал, что его жена инвалид, просто у неё «небольшие проблемы», руководство предложило ему поездку на три месяца в Австралию, поставить новое отделение на ноги. И опять он ни секунды не сомневался. Он согласился. Конечно, ему фирма оплатит поездку. Входя в дом, он прикидывал, во что обойдутся билеты, отель и прочие расходы на Лидию. Мысли о самоубийстве испарились. Он может, он должен сделать это. Три месяца в новой стране, с новыми людьми, а в итоге его ждут похвалы его трудам и может повышение в зарплате.

Она вышла в холл обнять его. Эти объятия при встречах и расставаниях (теперь таких редких) были столь же жаркими, как во времена помолвки. Он подозревал, что не так просто будет убедить её уехать из дома, но он должен справиться. Она часто говорила, что последует за ним куда угодно.

Он вошёл в их просторную гостиную, безупречную, как всегда, тем не менее здесь что-то изменилось. Вместо красного ковра лежал рулон бархатистого кремового цвета.

– Тебе нравится? – с улыбкой спросила она. – Я тайком купила новый, чтобы устроить тебе сюрприз. Правда, хорош, дорогой?

– Мне нравится. – ответил он, – но сколько он стоит?

Он редко задавал такие вопросы, но сейчас на то были причины. Она назвала сумму, близкую к стоимости её поездки в Австралию.

– Мы говорили, что копим на вещи в дом, – объясняла она, обнимая его рукой. – Это совсем не излишество. Он прослужит вечность. А на что ещё тратить деньги, как ни на свой собственный дом?

Поцеловав её, он сказал, что это не страшно. Это не роскошь, это навсегда, навечно... На обеденном столе у них копенгагенский фарфор, георгианское серебро и хрусталь из Уотерфорда. И цветы, которыми некого радовать. Вокруг пустота. Он должен ехать в Австралию, но ей придётся остаться. Холодея от страха, он не решался сказать об этом.

И откладывал разговор не одну неделю, пестуя в душе предательскую мысль – стоит ли говорить ей вообще? Он мечтал уехать, ему это необходимо. Может просто сбежать, позвонив ей по пути из какого-нибудь магазина в Европе, сказать, что его отправили внезапно, без предупреждения? Что он пытался дозвониться ей раньше, но не получалось. Она не станет пытаться убить себя, он был уверен, если будет знать, что он далеко и не сможет её спасти. И она простит, она же любит его.

Но к тому было слишком много проблем и препятствий, например, одежда, багаж. Он кажется сошёл с ума, задумывая такое. Как так можно, с Лидией? Так со злейшим врагом не поступают, уж не говоря о любимой жене.

Но как оказалось, у него ничего бы не вышло. Муж многое может скрыть от жены, но ничего от секретарши. Пришёл запрос из аэрокомпании, и она узнала.

– Как долго тебя не будет? – безжизненно спросила она.

– Три месяца.

Побледнев, она откинулась назад, словно лишившись чувств.

– Я буду писать каждый день. Я буду звонить.

– Три месяца, – повторила она.

– Я просто боялся тебе сказать, но я должен ехать. Дорогая, пойми, мне это необходимо. Твоя поездка будет стоить много сотен, а у нас нет денег.

– Нет, – произнесла она. – Конечно нет.

Она горько плакала ночью, но следующим утром ничего не сказала об отъезде. Они поработали так же дружно и успешно, как всегда, но её лицо оставалось белым, как бумага. Закончив работу, она заговорила об одежде, которая ему понадобится, о новых чемоданах. Печальным монотонным голосом сказала, что ему незачем волноваться о сборах, она конечно всё сделает.

– И ты не будешь переживать за меня в полёте?

Она сказала, что нет, не будет, улыбаясь, отрицательно покачав головой. И что-то в её ответе заставило его догадаться. Мёртвые не волнуются. Она собиралась умереть. Он понял, насколько нелепой была его надежда, что в его отсутствии она не станет совершать самоубийство.

Шли дни. Остался один день до отъезда. Но он не уедет. Он знал это. Знал уже неделю, но не решался сказать руководству – как раньше был не в силах сказать ей, что уезжает. Ему снова снилась тюрьма. Его жизнь металась между страхом и пленом, страхом и тюрьмой...

Был способ сбежать от того и от другого. В середине последнего дня он решился. Он не сказал ни жене, ни начальнику, что не едет в Австралию, но всё упаковано, багаж сложен в коридоре с тщательностью, на какую одна лишь Лидия способна. Она сказала ему, что уходит забрать его лучший летний костюм из химчистки, который он наденет завтра, и дверь за ней закрылась.

Это было полчаса назад. Пока её не будет, она мягким и трагическим тоном велела ему сходить наверх и проверить, не забыла ли она упаковать что-нибудь жизненно необходимое для него. И он поднялся наверх, но с другой целью. Сейчас необходимо смертельное, а не жизненное средство – его пузырёк со снотворным.

Дверь в спальню была закрыта. Открыв дверь, он увидел её лежащей на кровати. Она не ушла. Уже полчаса лежала здесь, с пустым пузырьком из-под таблеток в ослабевшей руке. Он проверил пульс – ощутимый, неровный ритм под его пальцами.

Она была жива. Ещё четверть часа, и скорая отвезёт её в больницу. Он потянулся к телефону, вставил палец в отверстие в наборном диске – звонок в скорую – и она будет спасена. Слава Господу, он не опоздал и на этот раз.

Он взглянул на её мирное, спокойное лицо. Она казалась не старше, чем в тот день, когда пришла поблагодарить его за спасение. Медленно, почти неосознанно он убрал палец из наборного диска. Задыхаясь от спазмов, рыдал и скулил, как щенок. Взяв её на руки, страстно целовал, снова и снова звал по имени.

Потом быстрым шагом покинул комнату и дом. Подошёл автобус. Он купил билет в самый дальний пригород. И там, в незнакомом парке, в котором никогда не был, он упал на траву и забылся тяжёлым глубоким сном.

Когда он проснулся, было почти темно. Взглянул на часы, времени прошло более чем достаточно. Вытерев глаза, он очевидно плакал во сне, поднялся и отправился домой.