Буран Иванович

В одной деревеньке, под Оренбургом, жили по соседству две подруги Алёна и Анфиса. Обе рано осиротели, замуж по молодости лет ещё не вышли, а жили тем, что вязали тёплые пуховые платки да тонкие ажурные паутинки и ходили продавать их в город.
Придут, бывало, на ярмарку, встанут рядышком – каждая со своим товаром. Анфиса зазывает-зазывает покупателей, а Алёна всё больше молчит.
– Ты что молчишь, точно воды в рот набрала? – спрашивает её Анфиса. 
– Да не могу я на всю ярмарку кричать, не по душе мне это! – виновато отвечает Алёна.
«Ишь гордячка какая!» - подумает Анфиса и давай пуще прежнего горланить.
Подойдёт покупатель, поглядит на Анфисино рукоделие, пощупает, нос сморщит, чуть не уйдёт, а потом глядит, рядом Алёна стоит, а у неё не товар, а произведение искусства – тут тебе и узоры, что по ночам мороз украдкой на окнах рисует, и листики, и кошачьи лапки, и мышиные следочки.
– Надо же, какой узор выдумала! – качает головой покупатель.
– Да тут и выдумывать ничего не надо, довольно по сторонам глядеть да всё подмечать! – отвечает Алёна.
– Это ты верно сказала! – улыбнётся покупатель, накинет ей ещё рубль и уйдёт, довольный покупкой.
Алёна этот рубль подруге суёт.
– Не нужны мне твои подачки! – отмахивается от неё Анфиса.
– Что ты такое говоришь? Мы же подруги и должны помогать друг другу. Не будут у меня покупать, ты мне поможешь! Возьми!
– Как же не будут у тебя покупать! – нехотя берёт рубль Анфиса. – Ты же вон как вяжешь – настоящая мастерица!
– А хочешь, я тебя также вязать научу? – спрашивает Алёна.
– Хочу! – отвечает Анфиса.
Начнёт она у Алёны мастерство перенимать, да усердия её ненадолго хватает – то на посиделки вместо урока по вязанию пойдёт, то на игрища.
– Несерьёзно ты к делу относишься! – вздыхает Алёна.
– А ты хочешь, чтобы я, как ты, затворницей стала? – возмущается Анфиса.
– Причём тут это? Просто чтобы результат был, надо усилия прилагать!
– А я и приложу, вот увидишь!
Пошли они в следующий раз на ярмарку, а у Анфисы платок просто загляденье, не хуже, чем у Алёны.
– Вот видишь, - порадовалась за подругу Алёна, - а всего-то надо было – чуть-чуть старания!
– Ну да, - согласилась с ней Анфиса, а у самой глаза хитрющие-хитрющие.
В этот раз Анфисин платок сразу купили, а Алёна свой так и не продала – подходящую цену никто не дал.
Целую неделю Анфиса ходила по деревне и хвасталась, что она Алёну в мастерстве превзошла, всем про это уши прожужжала, особенно Гришке-кузнецу – сохла она по нему, а он втайне Алёну любил. С гордым видом ходила Анфиска по деревне. Так продолжалось до следующей ярмарки.
Тут-то и выяснилось, что Анфиса колдовством не брезгует. Поколдовала она над платком, вот он и стал красивым да пушистым, а как покупательница домой пришла – платок весь облез и узоры пропали.
Покупательница, увидев такое, пришла в ярость, целую неделю ждала, чтобы с обманщицей поквитаться, а как увидела её, чуть не прибила, даже Алёна ничего с ней сделать не смогла.
На Анфискино счастье мимо Гришка проходил – он в город за новыми клещами приехал, услыхал крики, оттащил обманутую покупательницу. А как страсти улеглись, пригласил Алёну в Тополевый сад на коньках покататься.
Заглянула Алёна в чёрные, как угли в кузне, глаза Григория, и не смогла ему отказать – давно он ей нравился, только признаться себе в этом боялась.
– Пойдём с нами, Анфиса! – позвала она подругу, не догадываясь об её чувствах к кузнецу.
– Некогда мне, дела у меня! – резко ответила Анфиса и повернула обратно в деревню.
Вообще-то не было у неё никаких дел, просто не могла она видеть Алёну с Гришкой. «Ну почему так, - рассуждала она, - и мастерица эта Алёнка, и красавица, а теперь ещё и Григорий при ней! Ну чем я хуже?».
Обозлилась Анфиска на подругу, а со временем так просто возненавидела. Думала, думала, чтобы такое сделать, чтобы убрать её со своего пути, и надумала ослепить её. «Не сможет она, слепая, узоры свои искусные вывязывать, да и Гришка её сразу разлюбит!» - решила она, поколдовала над травами и пошла к Алёне, якобы чайку на травках попить.
Попила этого чайку Алёна (Анфиса – та только блюдце в руках подержала да почмокала для виду), а вскоре стала зрение терять. С каждым днём всё больше и больше, пока совсем не ослепла. Да только что за напасть – как вязала Алёна произведения искусства, так и вяжет.
– Как же ты вяжешь, коли не видишь ничего? – спрашивает Анфиса.
– Сама удивляюсь, - улыбается Алёна, - только стоит мне взять в руки спицы, как свет появляется, да не обычный, а какой-то неземной, и вижу я в этом свете каждую петельку!
Вскоре по губернии слух прошёл, дескать, живёт в деревеньке, недалече от Оренбурга, слепая мастерица, да такой красоты платки и паутинки вяжет – лучше любой зрячей.
Повалил к Алёне народ, заказы рекой потекли, теперь ей и в город ходить не надобно, покупатели сами к ней приходят. И Григорий её не бросил, ещё сильнее любить стал, по хозяйству помогает, на руках носит.
Разозлилась Анфиска пуще прежнего – того и гляди лопнет от злости, решила Алёну со свету сжить. Выбрала момент, когда Григорий в кузне был, и к ней – знаю, мол, рецепт одного снадобья чудесного, да только для него травка нужна, что в лесу растёт, пойдём, дескать, под снегом поищем.
– Давай Гришу дождёмся – он вечерком обещался зайти, может, он и в лес сходит! – говорит Алёна.
– Так нельзя, - качает головой Анфиса, - травку эту должен добыть тот, кто хочет исцелиться, а не то не будет от неё толку! И потом, разве ты не хочешь ему сюрприз сделать? Представляешь, приходит он с кузни, а ты здоровёхонька – то-то он обрадуется!
Что делать – пошли они за целебной травкой. Да только Анфиса завела Алёну подальше в лес и бросила. Стоит Алёна, с ноги на ногу переминается, чтобы согреться.
Долго ли, коротко ли простояла она так, совсем окоченела, а тут ещё и буран начался. Решила Алёна идти вслепую – авось куда-нибудь выйдет. Только пошла, как на что-то наткнулась.
– Куда ж ты идёшь? – вдруг пробасил кто-то.
– Ой! – вскрикнула от страха Алёна и закрыла руками глаза, которые и так ничего не видели. – Вы кто, разбойник или медведь?
– Вот чудная! – засмеялся обладатель густого баса. – Я разве похож на медведя? И на разбойника, как мне кажется, тоже не похож! Или я не прав?
– Правы, батюшка! – отвечает Алёна, а сама покрепче в полушубок кутается, потому как усилившийся ветер так и норовит вовнутрь забраться.
– Ты что замёрзла? – заметил Алёнин собеседник. – Эй, ветры буйные, а ну угомонитесь!
Ветер тотчас же стих. Подивилась этому Алёна.
– Вы что же ветрами повелеваете?
– И ветрами, и снегами, и морозами! Буран Иванович я! А тебя как зовут, красавица?
– Алёна.
– Так пойдём ко мне, Алёнушка! Я здесь недалеко живу. У меня в доме, конечно, тоже не шибко тепло, сама понимаешь, зато у меня шуба лисья есть – в момент согреешься!
Согласилась Алёна. Взял Буран Иванович её под руку и повёл меж сосен высоких. Вскоре вышли они на опушку, а там терем красоты невиданной возвышается, огнями разноцветными переливается.
– Ну как тебе? Нравится? – спрашивает Буран Иванович.
Тут только Алёна призналась ему, что совсем ничего не видит.
– Эхма! – всплеснул руками Буран Иванович, чем поднял ветер, который сам тут же и утихомирил. – А что же ты мне сразу не сказала? Вот чудная! И давно это с тобой приключилось?
– Недавно, батюшка!
– Ох, беда, беда! – запричитал Буран Иванович. – Да ты не горюй, дочка, мы что-нибудь придумаем! А пока проходи, гостем будешь!
Поднялись они по высокому крыльцу и вошли в терем.
Внутри было тихо и прохладно, однако теплее, чем на улице. Буран Иванович накинул Алёне на плечи лисью шубу, и она стала отогреваться.
– А вот угостить мне тебя, пожалуй, нечем! – вздохнул хозяин терема. – Снежки, правда, есть в сахарной пудре, будешь?
Алёна посчитала, что будет невежливо отказываться от угощения. Вскоре они уже сидели за большим дубовым столом и хрустели снежками, которые Буран Иванович достал из кадушки и посыпал сахарной пудрой.
– Ну как, вкусно? – поинтересовался хозяин, уплетая один снежок за другим.
– Очень! – с сахарной пудрой снег и вправду был вкуснее.
– А как же ты в лесу одна очутилась? – полюбопытствовал Буран Иванович.
Алёна поведала ему всё, как было.
– Сдаётся мне, что эта Анфиска тебя нарочно в лес заманила! – нахмурил густые брови хозяин терема. – И слепота твоя её рук дело!
– Признаться, теперь я и сама так думаю, хоть и грех это! – виновато улыбнулась Алёна и, закончив трапезу, спросила, где можно помыть тарелки.
– А чего их мыть – снег он и есть снег, вода одним словом!
– Тогда, может, ещё что-нибудь сделать? Вы говорите, не стесняйтесь!
– Ну, раз уж ты так хочешь помочь, попробуй распутать мне бороду! Триста лет, как она у меня от ветра запуталась, проклятая! А распутать не могу – руки уже не те! Ой, - вдруг спохватился Буран Иванович, - что я говорю, ты же не видишь ничего! Прости, дочка, меня, старого дурня!
– Давайте я попробую! – предложила Алёна. – Присядьте, чтоб вам удобней было!
Буран Иванович сел на широкую деревянную лавку. Алёна присела рядом.
На ощупь борода была вся в мелких узелках, распутать которые не представлялось возможным. Но только не для Алёны – руки у неё были очень чуткие, пальцы тонкие, а терпения – хоть отбавляй.
Стала она распутывать бороду Бурана Ивановича. Постепенно, узелок за узелком, всю и распутала. Борода получилась длинная, до самого пола.
Алёна вытащила из своих волос гребень – подарок Григория – и расчесала им бороду Бурана Ивановича, так что она заблестела.
– Я и забыл, какая она у меня красивая! Вот только хлопот с ней много! – посетовал Буран Иванович.
– Так, может, её укоротить немножко? – предложила Алёна.
– Нельзя, в ней сила волшебная заключена!
– Какая?
Старик крепко задумался.
– Забыл, старый болван! Вот так – триста лет не пользуешься бородой и, в конце концов, забываешь, в чём её сила. Хотя постой, - он поднял вверх указательный палец, - вспомнил! Она желания исполняет, но не любые, а исключительно добрые, чтобы не причиняли никому зла. И ещё – чтобы желание исполнилось, борода должна быть без узелков, вот как сейчас! Ну, что, Алёнушка, - Буран Иванович взялся за бороду, - загадывай желание!
Алёна даже раздумывать не стала, вмиг загадала желание, зажмурилась от страха – исполнится ли, а когда открыла глаза, увидела светлую горницу. В ней стояла кровать с кучей перин и подушек – одеяла хозяину были ни к чему, дубовый стол, буфет, сундук, несколько кадушек и стоявших вдоль стен лавок.
На одной из них сидели Алёна и Буран Иванович – крупный благообразный старик с белой и длинной до самого пола бородой. Ко всему прочему борода была вьющейся – немудрено, что при ветрах, вечно сопровождавших Бурана Ивановича, она очень быстро запутывалась. Свою парчовую жемчужно-серебристую шубу Буран Иванович снял, войдя в терем, и теперь сидел в подпоясанной серебристым кушаком белой рубахе.
Алёна даже расплакалась – до того она была счастлива снова видеть.
– Спасибо вам, дедушка! – сказала она, целуя руки своему благодетелю.
– Пустяки, дочка! – Буран Иванович вытер Алёне слёзы, дунул себе на пальцы – слезинки превратились в снежинки и закружились в вальсе.
Алёна засмеялась.
– Может, останешься, Алёнушка? – предложил вдруг Буран Иванович. – Места здесь много, чудеса опять же разные, - он с улыбкой взглянул на танцующие снежинки, - тебе у меня хорошо будет, вот увидишь!
– Благодарю, дедушка! – потупила глаза Алёна. – Только не могу я остаться, меня жених ждёт!
– Что ж, - кашлянул Буран Иванович, - жених это хорошо, на свадьбу не забудь пригласить! А подарок свадебный я тебе прямо сейчас вручу!
Он достал из сундука белую шубку, расшитую серебром и жемчугом, и накинул её Алёне на плечи.
– Пойди, дочка, посмотрись в ледяное зеркало!
Алёна подошла к зеркалу – оно висело на стене между кроватью и сундуком.
– Ну как, нравится?
– Очень нравится, дедушка! Только куда же я в таком наряде пойду? По деревне нельзя, скажут – барыня, а больше мне и пойти некуда!
– Был бы наряд, а куда его надеть найдётся! – махнул рукой старик. – А ежели кто расспрашивать тебя станет, где такую шубку взяла, ничего не утаивай, всю правду расскажи, так, мол, и так, Буран Иванович подарил. Ну, что, дочка, давай прощаться! Ты уж меня не забывай, проведывай!
– Как же я вас забуду, дедушка? – погладила его по плечу Алёна. – Вы  уж мне теперь почитай заместо обоих родителей!
Буран Иванович улыбнулся, взял Алёну под руку, и они вышли на крыльцо. Алёна только теперь увидела, в каком красивом тереме она гостила.
У крыльца стояла белая тройка с расписными санями. Буран Иванович посадил Алёну в сани, и лошади, звеня бубенцами, повезли её домой.
Тем временем Григорий, как и обещал, пришёл вечером после кузницы к Алёне. Стучал, стучал – никто не открывает. Решил зайти без спросу, а в избе нет никого, только сверчок за печкой песенки поёт.
Пошёл Гриша к Анфисе – подруга она Алёне всё-таки, кому ж знать, где Алёна, как не ей. А Анфиска ему – знать не знаю, ведать не ведаю, где твоя Алёнка. А после этого на чай с пирогом позвала, дескать, ты, Гришенька, голодный-то с кузни. Отмахнулся от неё кузнец – какой ещё чай, когда Алёну надо искать, и в это самое время бубенцы зазвенели.
Выбежал за ворота Григорий (а следом за ним и Анфиска), видит, у дома Алёны белая тройка с расписными санями стоит, а из саней барыня выходит. Пригляделся кузнец и узнал в этой барыне свою Алёну.
Подбежал к ней, за руки взял, смотрит на неё – не насмотрится.
– Где же ты была? – спрашивает.
– Я, Гришенька, у Бурана Ивановича гостила! Он мне глаза вылечил и шубку подарил!
Как услыхал кузнец про глаза – подхватил Алёну и давай кружить.
Анфисе бы уйти подобру-поздорову, а её любопытство разбирает, откуда на Алёне такой наряд. Подошла она, как ни в чём не бывало, и говорит:
– Какая у тебя, Алёна, шубка красивая! Где взяла такую?
– Это мне Буран Иванович подарил! – отвечает Алёна. – Я его в лесу встретила, когда ты меня там одну оставила!
– Одну оставила? – нахмурился Григорий. – Да как ты посмела? Ну, всё, Анфиска, больше мне на глаза не попадайся, а не то несдобровать тебе!
Испугалась Анфиска – в первый раз она кузнеца таким сердитым видела – и бегом домой. Закрылась на все замки и щеколды и давай думать, как бы ей Алёну перещеголять. Думала-думала, решила к Бурану Ивановичу пойти и ещё лучше себе шубу попросить.
– У Алёнки шубка с серебром и жемчугом, а у меня будет с золотом и драгоценными камнями! – размечталась она.
Утром, едва рассвело, собрала Анфиска узелок с пирожками, оделась потеплее и пошла в лес. Пришла она на то место, где Алёну в прошлый раз оставила, и стала ждать. Час ждёт, другой, третий, а Бурана Ивановича нет.
– Этак все шубы разберут, ни одной не останется! – заворчала она.
Вдруг глядит, меж соснами старик идёт. Крепкий старик, высокий, в парчовой серебристо-жемчужной шубе и с белой и длинной до самой земли бородой. Увидал он Анфису, остолбенел.
– Вот так чудеса, - говорит, - сколько лет никого в лесу не встречал, а тут второй день подряд ко мне гости приходят! Ну, здравствуй, красавица! Рассказывай, как тебя величать и зачем ты ко мне в лес пожаловала?
– Анфисой меня зовут, - отвечает Анфиска, - а пришла я к тебе за шубой, расшитой золотом и драгоценными камнями!
– Вот оно значит как! – нахмурился Буран Иванович. – Ну что ж, послужишь мне верой и правдой – получишь заветную шубу!
– А что делать-то надо? – поинтересовалась Анфиска.
– Ну, вот для начала хотя бы распутай мне бороду! Опять она, проклятая, запуталась!
Борода у Бурана Ивановича и правда кое-где была в узелках.
– Что прям здесь что ли? Нет, давай мне место потеплей!
– Теплей, так теплей – пойдём ко мне домой, - пригласил Анфиску Буран Иванович. 
Подошли они к терему – Афиска даже рот разинула, глядя на такую красоту. «Вот, - думает, - остаться бы у этого деда насовсем, а там, глядишь, я его выживу, и стану полноправной хозяйкой!».
Зашли они в дом, Буран Иванович шубу снял, а Анфиска свой полушубок снимать не торопится.
– А что у тебя холодина такая? – спрашивает Анфиска.
– Ну, так я старик зимний, мне прохлада по душе! – отвечает Буран Иванович.
– Ну да ладно, - говорит Анфиска, - давай сюда свою бороду! – села на лавку и ждёт, когда к ней Буран Иванович подсядет.
Подсел он к Анфиске. Стала она ему бороду распутывать – торопится, дёргает, Буран Иванович аж от боли морщится. А у Анфиски в руках пучки волос остаются. Она их под лавку украдкой бросает – авось дед не увидит.
Подёргала-подёргала Анфиска Бурана Ивановича за бороду и говорит ему, дескать, я свою работу выполнила, давай мне шубу, как обещал.
Пощупал Буран Иванович бороду – как были на ней узелки, так и есть, ничего Анфиска не распутала, да ещё заметил под лавкой клочки волос.
– Ну что ж, - говорит, - какова работа, такова и награда! – достал из сундука шубу и отдал Анфиске.
Она обновку напялила, от радости чуть не скачет – такая у неё шуба красивая, вся в золоте да в драгоценных камнях, Алёне такая и не снилась.
– И лошадей подавай, - потребовала у Бурана Ивановича Анфиска, - чтоб в деревне все попадали!
Вышел Буран Иванович на крыльцо да как свистнет:
– Эй, кони мои снежные, буранные, спешите сюда!
Тремя снежными вихрями примчались кони, запряжённые в ледяные сани. Уселась в сани Анфиска, и кони, позвякивая ледяными бубенцами, повезли её домой.
Едет Анфиска и чувствует, что сани хлипкими становятся. И кони еле-еле ноги волочат. А как в деревню заехали, кони испарились, а сани растаяли.
Сидит Анфиска на снегу, а вокруг люди хохочут, за животы держатся, чуть не падают со смеху.
– Подумаешь! – кричит Анфиска. – Зато гляньте, какая у меня шуба! Вы такой отродясь не видывали!
А зеваки ещё больше хохочут и пальцами на Анфиску показывают.
«Чего это они?» - думает Анфиска. Стала она себя осматривать, видит, а украшения на её шубе, как и сани, растаяли. И оказалось, что не золото это было, а ржавчина, а вместо драгоценных камней – разноцветные краски.
После такого позора Анфиска неделю носа из дома не высовывала. За это время Алёна с Григорием поженились. Вся деревня гуляла на их свадьбе, а самым дорогим гостем на ней был Буран Иванович. Старик, аккуратно причёсанный, сидел на самом почётном месте и всякий раз, когда в адрес молодых звучали добрые пожелания, крепко держался за свою бороду.