Седовая падь. Глава 24

ПО СЛЕДУ

Полина, будучи по жизни любопытной и прозорливой женщиной, со вчерашнего вечера пребывала в раздумье. По селу с невероятной скоростью расползлись слухи о гибели старухи Чиниковой. А случилось все на той же тропе, где еще Дарья в свое время страху натерпелась: «Излюбленное видно место. Кого только на этот раз своей жертвой избрали и за что? — Эти вопросы волновали Полину все больше, — Нет ли здесь связи с ключом, который Петр разыскивает, уж больно суров он был к ней. Может мстит кому из сельчан, а старух в помощницы определил? Те кого хочешь в болото загонят».

По ее тайному знанию; та самая «Белая собака смерти», что по селу в темную пору шастала, старая Чиничиха и есть. Искала чьей-то погибели, а нашла свою. А тех, кто ее жизни лишил, (по темным приворотам), та же смерть поджидала: кого сразу, а кого и время спустя. Не отпускают они их души, пока не отомстят. Заклятье на иродах черным занавесом висит до самой минуты гибельной. Не мог не знать таких вещей Петр. Выходит, не его рук это дело».

Полина задумалась, даже пряжу в сторону отложила. Внуку носки вязала, а мысли так и вывели на тропу воспоминаний да подозрений. Никак не могла представить себе женщина, чтобы родной сын Агриппины, ради неведомо чего, мог притянуть из тюрьмы за собой в село алчных и безжалостных душегубов: «Старушки-то, видать, сына обороняли…» — вновь принялась Полина за пряжу; мысли то ладились, то заводили в тупик.

А тут стук в двери — вежливый такой, с выдержкой и осторожностью. Отворила.

Мужчина в шляпе стоит, глаза щурит и улыбается. Одет аккуратно, серьезный из себя. Представился:

— Капитан Кичигин, из милиции. Здравствуйте! Я к вам по делу, побеседовать хочу.

Полина удивилась, пригласила пройти в дом. Предложила пирогов с чаем, без этого никак — гость ведь, а пирогов полон короб, внучек поедать не успевает. Завязалась беседа осторожная, но ладная.

Понравилась Кичигину старушка. Не в пору цепкая на память, она скоро доверилась порядочному человеку и стройным, лаконичным рассказом увела его мысли в далекое, тревожное время Гражданской войны; когда кружила молодость, когда был жив ее Пантелей, как сладко и преданно они любили друг друга тогда, и про то, как расстались на веки вечные тоже поведала. Остались в ее душе подозрения на Терентия, местного ирода и душегуба, однако, доказывать некому было. Да и сам Терентий, позже уж, в болоте сгинул, тогда и Петра за деда посадили.

Опытный и откровенный в доверительных беседах оперативник то и дело умело подбрасывал Полине нужные и своевременные вопросы, на которые она тут же проливала свет. В его голове ровно и последовательно, словно в сложном ребусе событий, по кирпичику выкладывалась стройная картина тех лет.

Он многое узнал о Терентии, что приходился дедом Петру, о его сложных взаимоотношениях с ее мужем Пантелеем. Да и о самом Петре многое рассказала Полина гостю. Поведала и о ночном визите Петра, о его угрозах, о поиске некоего странного ключа, что мальчишки случайно нашли в человеческом черепе. Даже за старух обмолвилась Полина, однако в тайные и темные их дела не стала посвящать — лишнее это для милиции; не поймет ее мыслей гость, не поверит, да и разговор не туда уведет. Все, рассказанное интересной собеседницей, настолько заинтересовало Кичигина, что он попросил хозяйку о непременной встрече с внуком Сергеем на завтра, в конторе поселка. Заодно и формальности по делу уладить.

Откланявшись и поблагодарив хозяйку за изумительно вкусные пирожки и полезную, обстоятельную беседу, майор ушел.

Следующим утром, отворив двери кабинета участкового, Кичигин с порога услышал:

— Товарищ капитан, тут такое дело, — выпалил скорый на слова Конищев.

— Мальчишка один пропал, вон, отец уже приходил. Я заявление принял. Надо искать, думаю, здесь что-то разыгрывается. Даже, по моим догадкам, возможна и связь с нашим делом.

— Вот оно, проявилось… — только и ответил Кичигин, будто знал, что затевается.



Развязать руки Вовке так и не удалось. Намокший от слюны, сыромятный, кожаный узел затянуло еще крепче и после тщетных стараний он превратился в неодолимый комок ремней, без конца и начала. Истертые в кровь руки ныли и болели. В безуспешных попытках освободиться и попытаться выбраться наружу незаметно, и быстро, промелькнуло томительное время. День близился к концу, потому как радостный, солнечный лучик исчез — уполз под крышу, а затем и вовсе погас. Это очень беспокоило и волновало, ведь совсем не хотелось коротать страшную и жуткую ночь в окружении наползавшей тьмы. С унылой тоской Вовка обреченно смотрел в дальний угол, уже не различая его видимых очертаний. Затекла шея и беспрестанно ныло разбитое колено.

Вдруг в сарае что-то с шумом стукнуло, загремело и повалилось на пол. Послышался отдаленный говор.

«Похоже явился!» — мелькнуло в усталой голове. Вовка отпрянул к стене и затих, прислушиваясь: не показалось ли?

Скоро дверь отворилась и в полумрак комнаты, служившей скорее клетью, ввалилось два человека.

Вовка испуганно глядел на обоих, привалившись к обшарпанной стене брошенного сарая. Один из них, держа в руке ружье, застыл на месте. Другой, в котором он сразу же узнал ненавистного мужика, запершего его в этой темнице, немного суетился, словно вину какую умилить старался. Вовке захотелось кричать и бежать подальше от жуткого и постылого заточения. Сердце вновь заколотило ощутимыми, тугими ударами, словно вместе с ним хотело вырваться и убежать из плена, — туда, где гуляет ветер и дышится, как дома.

— Ну что, щенок, надумал говорить или дальше будешь запираться? — знакомый мужик явно негодовал, но трогать его более не решался.

— Развяжи ему руки, удумал тоже! Все одно не убежит, — велел Сивому Петр.

Вовка, однако, был не в силах понять: кто есть кто? Кто старший и кто Петр, хотя знал, что один из них, точно сын Чиничихи.

— А деру даст, лови потом? Бегать то он мастак.

— Пуля догонит, — коротко и грозно оборвал Петр.

Вовке стало действительно страшно.

— Давай, малец, говори, где ключ, не то, сам знаешь… Нам шутить некогда, не за тем тебя взяли.

Безвыходность положения и безысходность были так очевидны, что запираться или хитрить становилось себе дороже, глупо и опасно. В обмен на свободу, Вовка был не против указать место тайника. Мужик, стоявший в стороне с оружием, согласился: «По-видимому он и был главный, а значит Петр», — заметил себе Вовка.

Сивый без промедления развязал парню руки, затекшие и натертые жгутом до кровоточащих синяков.

— Сколько идти до места? — спросил старший.

— Да не близко; за озером на вершинах, часа два ходу.

— Чего, ближе не могли упрятать? — репликой вставил Сивый.

«Знакомые тропы… Тем лучше… В сторону тайги путь, там и уйдем сразу. В поселке долее оставаться нельзя. Вот только мы с другой стороны села, пока обойдем, еще пару часов потеряем», — смекал в уме Петр. Он первым вышел из темного сарая, огляделся, потирая усталые после бессонной ночи глаза. За ним — Сивый, держа за шиворот мальчишку.

— Отпусти его! — скомандовал Петр. — Никуда не убежит. Я предупредил, второй раз повторять не стану.

Петр впервые взглянул в сторону мальчишки. Вовка хромал и его ушибленное колено сильно раздулось.

— Ну и зачем ты его так? — Петр зло посмотрел на Сивого, — Давай, малец, показывай дорогу, он тебя больше не тронет.

— Да ладно, чего с ним станет; за дело приложил, — оправдывался напарник.

Петр посуровел.

— Ты, Сивый, утихни и попридержи немного, если уж невмоготу тебе. Здесь я решаю, понял?.. Ты же видишь, теперь нас двое хромых, а топать в обход села по лесам да ночью. Там, сразу же в тайгу, а это еще день пути. Ну а легавые на след упадут, ты об этом подумал? Тут крепкие ноги нужны, зачем пацана покалечил?

Сивый молчал, виновато переминаясь с ноги на ногу.

— Ну что рядить, пошли; путь неблизкий — велел Вовке Петр.

— С такой ногой мы только к утру и доберемся, да я и не ел целый день… И так, вон, с ног валюсь. Идти в такую даль…

Петр подозвал Сивого.

— Рюкзак волоки, дам чего-нибудь парнишке из запасов, а то не дойдет, совсем кислый.

Сивый недовольно подтянул рюкзак.

— Продуктов до тайги хватит, пусть дорогой поест, а там, если с ключом, то под вечер в лесу дичь стрельнем. Пир закатим, а Сивый? Все наше… — воодушевил Петр угрюмого, немного стушевавшегося подельника.

Сивый довольно расплылся в улыбке, отлегло… До цели то — всего ничего… Дорога оказалась изнурительной и долгой. К заветному тайнику стремился не один Петр. Однако ему на этот раз повезло…

Пончик не успел, хотя и спешил очень. Хотел уж было с ходу сунуться в заросший провал, но остановил себя, прислушался.

Утро — никого. Тишину, как и саму балку, рассосало застывшим, прибитым к земле, туманом. Замерла озерная гладь, отражая макушки березового леса, подступавшего, подобно древним воинским редутам, с противоположного берега. Заросшую, едва заметную тропу отыскать было не просто, но он узнавал знакомые, скрытые от постороннего глаза места.

Осмотрелся. Вкруг туман. Там впереди, в его молочной пелене неожиданно послышался вполне различимый говор. Затем стих, сменяясь треском ломанных сучьев, словно крался кто-то сквозь плотную поросль тальника. Куда, зачем?

Пончик оторопело присел в кустах, затаился. В его расчеты не входила неожиданная встреча с кем-либо. Но некто явно копошился там, впереди, где тайник. Что-то искали, настойчиво и громко переговариваясь:

«Близко подходить опасно, его опередили, — это он сразу понял, — Выходило, что друга просто вынудили отдать ключ, и это мог сделать только Петр. Иначе зачем ему сюда, в такое время являться? Жаль, что не успел! — сидя в укрытии досадовал Пончик, — Друга жалко, досталось наверное, а место для наблюдения он выбрал правильно; тропа из укрытия хорошо просматривается. Мимо не пройдут. Скоро все узнаю!» — нетерпение одолевало, но приходилось ждать, иначе ничего не выведать.



Привлеченные участковым местные жители, из числа добровольцев, уже с утра принялись обследовать окрестности вокруг села. Все имеющиеся старые, ветхие амбары, базовые строения и близлежащие лесные массивы необходимо было осторожно осмотреть. Работа шла полным ходом. Конищев, умело распределив поисковые группы, руководил, мотаясь на мотоцикле по уже просохшим дорогам, от одной стороны села до другой. Одна из групп ушла к вершинам; далековато, но обстоятельства того требовали.

Капитан Кичигин остался в конторе Сельсовета, стараясь одновременно работать в непосредственном контакте со следователями и криминалистами из районной прокуратуры. По делу на его имя пришло сообщение из Иркутска, куда он сразу же, после идентификации утонувшего преступника, сутками ранее делал запрос. Сообщалось о том, что по месту жительства Митрофанова произошел пожар, предположительно поджог. В сгоревшем доме был обнаружен труп женщины. Проводятся оперативные мероприятия по факту поджога. Результаты будут сообщены дополнительно.



Глаза Петра сияли радостью, когда он взял в руки старинный ключ. Это были самые блаженные ощущения, сравнимые, наверно, лишь с минутами постижения человеком полного природного счастья, состояния эйфории. Вот он в его руках, и не страшен теперь ни Сивый, ни милиция, наверняка идущая по его, теперь уже проявленному, следу, ни пацаны, мешавшие делу. Вчерашние сомнения отошли в сторону, сейчас им не было места. Они стали лишним, не нужным проявлением слабости духа. В его руках был заветный ключ… Путь открыт и нет более причин помешать ему овладеть сейфом, так долго ждавшим своего покорителя:

«Вот он, Петр Чиников — Я!.. Стою и владею им, а значит и сокровищами. Четверть века я шел к этому часу, когда холодная сталь таинственного сейфа наконец-то покорится моей воле. Закончатся терзания и скитания по свету в поисках свободной и спокойной жизни. Теперь я один хозяин сейфа! Сивый так, не при деле, клацнет зубами и нет его. Не должно быть на моем пути этого паразита, клещом сосущего душу. Нет, это только моя добыча! — разбирало Петра. Его исстрадавшаяся душа страстно жаждала этого мгновения, — Теперь путь свободен, надо уходить, спешить. Не ровен час, пойдут по следу».

Выбравшись из распадка, предстояло преодолеть крутой подъем, а там и до Седовой пади дорога открыта…

Пончик озадачился, увидев с Вовкой двух чужих, не местных взрослых мужчин. Сквозь ветви кустарника и пелену едва рассосавшегося тумана, он тихо следил за группой, отчетливо слыша их голоса. Ранним утром и шепот различим бывает. Тишь да озерная гладь, даже стук дятла за версту слышен: «Кто они — эти люди?»

Пончик предпочитал следить за всей группой издали, стараясь ни в коем случае не обнаруживать себя. Он заметил, что один из них вооружен, а его друг сильно хромает на правую ногу: «Наверное издевались и били… Вот сволочи!» — выругался он шепотом.

Группа медленно поползла к вершинам холмов; там начиналась равнина, поля и открытые, хорошо просматриваемые луга: «Как же быть? — ломал себе голову Пончик, — До деревни далеко, сообщить не удастся, да и толку с того; за время, пока он доберется до людей, бандиты уйдут и найти их будет сложно. Вот если бы собаку пустить по следу…? А ведь собака есть! У милиции… Они повсюду ищут пропавшего друга, — вспомнил он неожиданно, — надо бежать и сообщить обо всем! Уж это он умеет, за полчаса управится, а там дело милиции. С собакой их везде найдут, куда бы не пошли».

Пончик, немедля, укрываясь сводом зеленого леса и стараясь не шуметь, бросился бежать напрямик, по короткому пути. Залив решил не огибать — проще переплыть, так быстрее.

Выйдя на плоскую равнину, Петр решил сделать небольшой привал, перевести дух после крутого подъема. За долгий ночной переход все подустали, а путь предстоял еще дальний.

— Послушай, — обратился он к усталому Сивому, разлегшемуся, на поляне, — До тайги часов пять, а то и шесть ходу. Там мы в безопасности, а пока за нами может быть хвост. Мальца они наверняка ищут. Малость передохнем и уходим.

— Я думаю сюда не сунуться, далеко, да и вокруг села есть где искать. Но ты, Петр, прав; надо уходить, скорее когти рвать.

— Подойди сюда, — подозвал Петр мальчишку. — Слушай и запоминай, пацан. Своего пса у моей матери заберешь, она за ним приглядела, скажешь, Петр велел.

Сивый всполошился, вскочил недоумевая.

— Ты чего, Петр творишь? Не по понятиям это! Там же легавые. Да он сдаст нас сразу же, влет. Мочить его надо, кто же свидетеля оставляет.

— Мусора и без того по следу идут, твое спасение сейчас — ноги, уяснил? Пока он до села хромой доберется, мы уже далеко будем… Таскать его за собой я не собираюсь, он дорогу не выдержит. Вот тогда нас точно повяжут. И на что он нам теперь? Ключ-то, вот он…

— Да мочим его и ходу! — не унимался Сивый, — громко клацнув затвором. После того как Петр положил в карман ключ, он счел опасным доверять ему оружие; осторожность в деле не помешает.

— Послушай, Сивый, — Петр поднялся.

Вовка испуганно отпрянул в сторону, вытаращив глаза. Его трясло как никогда.

— Я не пойду на мокрое дело, ты же знаешь. И не сделаю этого…

— Ну может его тогда к березе привязать, так надежнее будет.

— Лады, Сивый, сам управлю. Может ты и прав. Пойду сделаю, чего рядиться. Давай свой жгут.

Петру все же не хотелось вязать пацана к березе накрепко. Пусть часа два с узлом повозится, за это время можно далеко уйти. Поэтому решил прослабить веревку.

— Ты, малец, посиди здесь. А то Сивый уж больно лютует, стрельнуть может, тебе же лучше.

Оставив Вовку у дерева, бандиты стали торопливо собираться.

— Теперь уходим, ноги делаем. Тайга ждет!..

По началу Петра, все же, тревожила мысль; убрать Сивого с дороги. Сейчас самая прекрасная возможность сделать это. Убить последнего из ненавистной ему банды. Вот она, полная свобода действий, и ключ лежит в его кармане, ну, что еще? Он ведь столько мечтал об этом. А когда дошло до дела — не может, скорее не хочет; жалеет Сивого, да даже не его, этого отпетого зека, жаль ему. Просто он, Петр Чиников, не убийца; он никого в своей жизни не сгубил, даже деда пальцем не тронул, смалодушничал, словчил, но не тронул. И Сивого, при всей ненависти к нему, не может жизни лишить. Его убьет другое — жадность и тупость. Он сам свой конец найдет. Просто всему свое время. А он, Петр, другого хочет. Вот она, сбывшаяся мечта, уже в его руках, и он единственный, кто владеет всем. Сегодня он пирует, один на один с Седовой падью.

Усталый, грязный и мокрый Пончик, почти у самого села наткнулся на группу людей, которые, прочесывая окрестности пытались отыскать хоть какие-то следы пропавшего мальчишки. На мотоцикле верного друга довезли до сельской конторы, где он в подробностях, с мальчишеским запалом, взахлеб, рассказал Кичигину обо всем, что видел сегодня утром.

Тут же была организована группа захвата, состоящая из трех человек и розыскной собаки. Пончик должен был указать место, где служебный пес возьмет след. А куда пойдут бандиты, имея в заложниках друга, он не знал.

Кичигин торопился, в его распоряжении был мотоцикл и сержант с опытной собакой. Более трех человек с собой не возьмешь, поэтому участкового он оставил в поселке, для дальнейшей координации действий. Жаль, на месте не оказалось председателя, а то бы в распоряжении была машина.

— Ничего, управимся, — заверил он Конищева, заводя «Урал».

Пончик устало обнял собаку, удобно разместившись в люльке мотоцикла. Теперь этот милицейский пес, был для него надеждой, ведь они вместе едут спасать друга.