Неприличный вопрос

Пряткину, потерявшему работу, пришлось-таки вернуться в свой родной город и заночевать у беременной тётки. У той была фамилия Рептилина, доставшаяся от недавно бросившего её мужа, маленького — в метр двадцать ростом — начальничка бани. Размолвка произошла у них из-за того, что Рептилина уже пять лет была беременна и всё никак не могла родить. Супруг, решив, что она тем самым скрывает измену, съехал, напоследок сказав: "Можете больше не тужиться, отпустите уже дитя, оно ни в чём не виновато".

Пряткин в ту ночь так и не спал, потому что слышал, как откуда-то из-за стены или из коробки, а не то шкафа, раздавалась насвистываемая мелодия, которая его очень раздражала, потому что он не любил "Ну, погоди!". Потом, около трёх ночи, послышались шлепки, похожие на игру в баскетбол. Пряткин подумал тогда, что тётка, должно быть, делает упражнения, чтобы вызвать схватки, и решил пойти на кухню, дабы подготовить тазик, полотенце, акушерские щипцы и прочие принадлежности для того, чтобы помыться (ванна всегда помогала ему уснуть). Мамаша вышла на кухню, где курил взъерошенный Пряткин, достала из чулана стетоскоп и начала прислонять его к животу в разных местах. Пряткин тогда подумал, что, должно быть, тётка собирается родить и очень обрадовался, что имел странность мыться, используя акушерские щипцы и тазик, но Рептилина перебила его мысль: "Тише там, вот сейчас ни о чём не думай, я пытаюсь слушать". Было сложно ни о чём не думать, поэтому он начал слушать, как она слушает. Самое странное, что Рептилина отвечала тому, что там внутри, и как раз уточняла что-то. Пряткину послышалось, что в животе у беременной тётки был голос, который просил отварить пельменей. Он снова предложил тазик, но его перебили: "Слушай, вот тут немного денег, пойди отвари пельменей". Пряткин ответил, что может и забесплатно, на что тётка, нахмурясь, сделала настойчивое выражение лица. Так молодой человек устроился работать экономкой у собственной тётки, сохранив в секрете говорящий и иногда свистящий всякие мелодии живот. Однажды он спросил, отчего бы ей не родить, но в ответ лишь получил по морде палкой, а больше спрашивать и не хотелось.