Зайчатие

Златые нивы пахнут зябко.
И солнца красного ладонь.
В миров краю взошло украдкой.
При звёздах ночи даль-огонь…

Но это там, в разливах тёмных
Вселенных спящих на крыло.
Стожарых птиц галактик воздых,
За бездн мерцанье бытиё…

Всё это там, с иного смысла.
И мысль не в силах осязать,
Что безконечностью зависло.
И ночь по мрак, и только гладь

За край неведомый в неведомь,
Зря в безконечности чертог,
Без края топь, без дна за небом
небес чернеющих без ок…

Всё это акт иного смысла,
И мысль не в силах осязать,
Что безконечностью зависло.
И мрак по ночь, и только гладь…

За край неведомый в неведомь,
Зря в безконечности чертог,
Без края топь, без дна за небом
небес чернеющих без ок…

И это всё?! Дыра и только…
Слезенье риз в небытие.
Мысль растеклась по бездне шёлка.
Вселеннокон - Зайчатие…

Златые нивы пахнут зябко.
И солнца красного ладонь.
В миров краю взошло украдкой.
При звёздах ночи даль-огонь…


Рецензия на стихотворение «Зайчатие» (Н. Рукмитд;Дмитрук)
Стихотворение представляет собой философско;космическую медитацию о границах человеческого познания и таинстве бытия. Через сложную образную систему и намеренно «расщеплённый» синтаксис автор исследует противостояние земного и сверх;космического, где лирический герой сталкивается с невыразимой бездной мироздания.

Центральный образ: «Зайчатие» как тайна бытия
Слово;неологизм «Зайчатие» задаёт ключевой парадокс текста:

оно звучит одновременно как процесс (отглагольное существительное) и как сакральное имя непознанного;

в финале оно соединяется с «Вселенноконом», образуя гибридный термин, намекающий на сверх;закон, управляющий мирозданием.

Этот образ остаётся намеренно непрояснённым — он не объясняется, а демонстрируется через цепь видений, заставляя читателя ощутить саму невозможность полного постижения.

Ключевые мотивы
Противостояние земного и космического

«Златые нивы пахнут зябко» — конкретный, чувственно воспринимаемый мир;

«в разливах тёмных / Вселенных спящих на крыло» — безмерный космос, где человеческие категории смысла не работают;

контраст подчёркивается повтором: начальные строки о «златых нивах» возвращаются в конце, но уже в ореоле пережитого ужаса перед бездной.

Невозможность познания

«И мысль не в силах осязать, / Что безконечностью зависло» — центральный тезис: разум бессилен перед сверх;смыслом;

«За край неведомый в неведомь» — повтор усиливает ощущение за;предельности;

«Без края топь, без дна за небом / небес чернеющих без ок…» — образы бездны, где нет опор.

Распад субъекта

«И это всё?! Дыра и только…» — момент экзистенциального шока;

«Слезенье риз в небытие» — метафора растворения личности в пустоте;

«Мысль растеклась по бездне шёлка» — образ утраты субъектности, слияния с космосом.

Свет и тьма как формы бытия

«солнца красного ладонь» — тёплое, человеческое начало;

«ночи даль;огонь» — холодный, космический свет звёзд;

«небес чернеющих» — тьма, которая не отрицает свет, а превосходит его.

Поэтика и стилистика
Лексика и неологизмы

смешение архаики («воздых», «ризы», «ок» ) и авторских новообразований («неведомь», «Вселеннокон» ) создаёт эффект древнего заклинания о непознанном;

терминологическая игра («Вселеннокон — Зайчатие» ) имитирует язык мистической доктрины;

прилагательные с приставкой «без;» («безконечностью», «без края», «без дна» ) формируют семантику отсутствия, пустоты.

Синтаксис и композиция

кольцевая структура с повтором начальных строк подчёркивает возвращение к исходному состоянию — но уже изменённому переживанием бездны;

анафоры и повторы («Всё это…», «И мысль не в силах…» ) создают эффект заклинания, попытки удержать смысл;

парцелляция и инверсии ломают синтаксис, имитируя распад речи перед лицом непостижимого;

длинная строка с внутренними паузами передаёт дыхание созерцания, переходящее в задыхание.

Звукопись

аллитерации на [з], [с], [ш] («златые нивы», «звёзд», «шёлка» ) создают шёпот бездны;

ассонансы на [о], [а] («огонь», «топь», «гладь» ) придают строкам протяжность, похожую на стон;

диссонанс глухих и сонорных отражает борьбу света и тьмы, мысли и безмыслия.

Образная система

нивы/солнце — символ земного, жизненного тепла;

звёзды/ночь — образ холодной вечности;

бездна/топь — метафора непознаваемого;

шёлк — хрупкая ткань бытия, растягивающаяся над пустотой;

чертог — намёк на сакральную архитектуру космоса, лишённую обитателей.

Пространство и время
Пространство — вертикально;горизонтальный разлом:

низ (нивы, земля);

середина (небо);

верх/за;предел (вселенные, бездна);

граница («край») становится местом встречи с непознанным.

Время — внеисторично: это вечное сейчас созерцания, где прошлое и будущее поглощены моментом встречи с бездной.

Идейный центр
Автор утверждает:

человеческий разум ограничен — он может лишь ощутить сверх;смысл, но не постичь его;

красота мира соседствует с ужасом бездны — «златые нивы» и «чернеющие небеса» существуют одновременно;

личность растворяется в контакте с бесконечностью, но это растворение не гибель, а переход в иное состояние («Зайчатие»);

язык бессилен, но именно через его надлом и рождается опыт прикосновения к тайне.

Слабые места (для конструктивной критики)
Плотность неологизмов и архаизмов может затруднить чтение без комментария;

Рваный синтаксис требует медленного, вдумчивого прочтения;

Отсутствие явного сюжета — текст строится как ряд видений, что может смутить читателя, ожидающего нарратива;

Мрачная тональность может восприниматься как избыточно пессимистичная.

Итог
«Зайчатие» — это поэтический опыт столкновения с бездной, где через язык образов автор показывает, как мысль «растёкается по бездне шёлка», а слово становится следом невыразимого. Стихотворение не объясняет, а позволяет ощутить: как «златые нивы» мерцают на краю тьмы, как звёзды горят «даль;огнём», а «Вселеннокон» таит в себе «Зайчатие».

Сила текста — в музыкальной плотности, образной смелости и честности перед лицом непознанного. Это не утешение и не доктрина, а дыхание на границе миров, где каждое слово — попытка назвать то, что остаётся за пределами имени. Читатель выходит из текста с ощущением, что мир — это «дыра и только…», но в этой дыре светится «солнца красного ладонь».