19. День отца

ДЕНЬ ОТЦА

Father’s Day

Перевод: Елена Горяинова



Однажды Тедди прочёл в романе викторианского писателя, что его персонаж любил «видеть вокруг только приятное». Эта фраза засела у него в мозгу. Здорово, когда вокруг тебя только приятное.

Хотелось надеяться, что отпуск будет исключительно приятным. Вполне может статься, они начнут действовать друг другу на нервы. В любом случае, в последний раз перед большим перерывом в несколько лет они поедут в октябре все вчетвером, поскольку весной Эмма и Эндрю идут в школу.

– Очень жаль, – сказала Энн, – май и октябрь самое лучшее время на греческих островах.

Они с Тедди купили дом на деньги, которые им дала мать Тедди. В прошлом году они побывали там дважды, а потом ещё раз в мае. Правда, вечером они никуда не ходили, потому что не с кем было оставить детей. Если приедут Майкл с Линдой, можно будет ходить куда-нибудь парами, по очереди.

– Если конечно Майкл доверит нам детей, – сказал Тедди.

– Ну не до такой же степени он плох.

– Я не говорю, что он плохой, он муж твоей сестры, и приходится с ним ладить. Всё нормально, пока дело не касается его детей. Я даже удивляюсь, как он доверяет их собственной матери, когда уходит на работу.

Он вспомнил совершенно испорченную поездку в Чичестер, когда Майклу требовалось без конца звонить няньке – до начала пьесы, во время перерывов, и перед отъездом домой. А когда он не звонил, без остановки говорил об Элисон и Эндрю, о своём беспокойстве о них.

– Ему сейчас нелегко, – шепнула Линда сестре, – большие неприятности на работе.

Тедди не считал безмерную заботу о детях нормальной для мужчины. Конечно, он любил своих детей, и переживал за них, когда к тому были причины, но надо признать, что возиться с малышнёй утомительно и скучно. Он надеялся, что с годами, когда они станут старше, наступит время для истинного товарищества. Майкл же был для них больше матерью, чем отцом – наседкой. Тедди конечно мог иногда сменить подгузники, или что-то сварить, но Майкл делал и обсуждал это с удовольствием и с полной отдачей. Тедди надеялся, что на Стамносе он не станет терзать их философией доктора Джолли.

Перед самым отъездом, неделю назад, развелась Валери Уилтон. Она ходила с Энн в школу, впрочем, дружила с Линдой не меньше, писала им обеим длинные письма, объясняя всё случившееся, просила её понять. Она теперь встречалась с мужчиной, с которым познакомилась на вечерних коммерческих курсах французского. Очевидно, что связь эта длилась уже давно, о чём её муж был в полном неведении, так что её отъезд стал для него полнейшим шоком. Он пришёл к Энн изливать душу, выпив слишком много скотча, не выдержал и разрыдался. То же самое, как понял Тэдди, повторилось у Линды. Тэдди держался в стороне, он не желал в этом участвовать. Избегая лишних неприятностей, он отказался даже обсуждать это с Энн.

– Линда говорит, Майкл очень расстроился, – сказала Энн. – Он на стороне Джорджа. Всё примеряет на себя.

– Я сказал, что не хочу говорить об этом, дорогая, и хватит!

В полёте Майкл посадил Элисон себе на колени, Эндрю сидел в кресле рядом с ним. Энн мечтательно заметила, что Линде это во благо. Тедди видел, что она проспала почти всю дорогу. Она была красива, лучше Энн, считали многие, кроме Тедди, а с тех пор как Майкл стал зарабатывать больше, накупила себе одежды, сделала стильную причёску. Тедди, которому не откажешь в наблюдательности, оценил, что она перестала носить брюки. Он одобрительно поглядел на её длинные стройные ноги.

В Афинах они сделали пересадку. Был прекрасный ясный день, и когда самолёт шёл на посадку, они увидели, что остров имеет форму кувшина для вина – отсюда собственно его название. В длину Стамнос не более двадцати миль, но дорога была настолько плоха, что они петляли между оливковыми рощами по горам не менее часа, прежде чем добрались до Вотани, к самому горлышку островного кувшина. Водитель, родом с этого острова, был из тех греков, кто провёл свою молодость в Австралии, а потом вернулся домой, где занялся бизнесом на заработанные там деньги. И всю дорогу под радио, развлекавшее их треньканьем бузуки, он болтал на смеси греческого с австралийским диалектом, а Элисон хныкала у Майкла на коленях. Было жарковато для этого времени года.

Тим плохо переносил езду на машине, его дважды стошнило по пути до Вотани. Машина не смогла одолеть узкую мощёную улицу, так что им пришлось идти пешком и тащить свой багаж. Шофёр нёс по чемодану в руке, и третий на голове. Майкл шёл без багажа, с Эндрю на плечах и Элисон в руках.

Дома в Вотани так плотно покрывали конической формы холм, что издали он казался кучкой пастельного цвета щебёнки. Вблизи однако оказалось, что увитые жасмином и бугенвильей жилища аккуратно пристроены друг к другу, а сам холм увенчан очень живописными руинами крепости времён крестоносцев. Коттедж Энн и Тедди состоял из трёх рыбацких хижин, соединённых в единое целое прежним владельцем. Здесь было несколько небольших лестниц, без них не обойтись в домах на крутом спуске с холма. Из спальни, где будут спать все четверо детей, видны восточные стены крепости, синее зеркало моря, а на горизонте туманный турецкий берег. С заходом солнца мгновенно опускалась тьма. Тедди всегда удручала эта заграничная особенность, если сравнивать с долгими английскими сумерками.

Спустя всего час после прибытия в Вотани он оказался на улице, шагая в аромате жасмина меж каменных стен, освещённых фонарями на кронштейнах, в сторону бара «Агамемнон». Он чувствовал себя виноватым, оставляя Энн укладывать детей спать, хотя именно она настояла на том, чтобы он сводил Майкла выпить по рюмочке перед ужином. Пошептавшись, жёны пришли к мнению, что он совершенно «измочален» (по мнению Энн), и «сыт по горло» (как выразился Тедди). А что тут странного, если он всю дорогу ублажал своих детей.

Но поскольку его пришлось ещё долго уламывать, так ему хотелось остаться и помогать Линде, Тедди крайне удивила его тирада против женского равноправия.

– Я часто удивляюсь, что они подразумевают под неравенством, – сказал он. – Они рожают детей, верно? Мы не можем. Я считаю, это ставит их выше, а не ниже нас.

– Я бы точно не хотел рожать детей, – брякнул Тедди невпопад.

– Но именно поэтому, – продолжил Майкл, словно Тедди не сказал ни слова, – мы должны их контролировать. Ради нас самих. Что было бы с нами, если бы они держали детей в одной руке, а хлыст в другой?

Тедди сказал, что он не в курсе про хлыст, но кто-то же сказал, что рука, качающая колыбель, правит миром.

К этой минуте они уже сидели в баре на увитой виноградом террасе. Остальные посетители были стамниотами, кое-кто узнал Тедди, ему кивали и улыбались. Почти все туристы уже разъехались, и лишь один отель пока не закрылся на зиму. Тедди, гедонист по натуре, собственного спокойствия ради, увёл разговор в другое русло. Он начал рассказ о том, как повеселились они с Энн, обнаружив, что хозяин бара, носящий имя античного героя Агамемнона, оказался коротышкой и толстяком. Тут он поспешил заткнуться, поскольку кругленький улыбчивый хозяин собственной персоной подошёл к ним принять заказ.

Майкл не дал ему шанса продолжить разговор о греческих именах, его узкое тёмное лицо напряглось, он заговорил быстро, раздражённым тоном:

– Мужчина может в один миг лишиться своих детей без малейшей своей вины. Ты когда-нибудь думал об этом?

Тедди взглянул на него. Ничего кроме похищения, смертельной болезни не пришло ему в голову.

– Что ты имеешь в виду?

– С тобой, со мной, с каждым это может случиться. Можно за одну ночь потерять детей, и ничего с этим не поделаешь. Верный муж, кормилец, заботливый отец – это не имеет никакого значения. Взгляни на Джорджа Уилтона. Что он сделал не так? Ровно ничего. Но она отняла у него детей. Сегодня они живут вместе в его доме, а завтра на Джеррардз-Кросс с Валери и этим, с французских курсов. В лучшем случае отец будет видеться с ними раз в две недели.

– Теперь понял, о чём ты, – сказал Тедди. – Но он же не может сидеть с ними дома, верно? Он должен ходить на работу. То есть, конечно, это несправедливо, но нельзя же отнимать детей у матери, правда?

– Конечно, нет. Но можно отнять их у отца.

– На твоём месте лучше не зацикливаться на одном частном случае, – сказал Тедди. – Хотя бы сейчас, в таком месте. Расслабься немного.

– Это совсем не частный случай. У нас работает парень, Джон Фрост, ты его не знаешь, недавно они с женой развелись – по её желанию конечно – и она забрала ребёнка с собой, словно так и положено. И Джон сказал мне, пару лет назад то же самое было с его с его братом. Трое детей, он только ради них и жил, а теперь он каждую вторую субботу водит их в зоопарк.

– Может, – сказал Тедди, а он мог иногда подпустить некую долю яда, – если бы он жил ради жены тоже, этого бы не случилось?

Он был рад наконец вернуться домой. В постели он передал этот разговор Энн. Майкл просто одержимый, сказала Энн. Когда он познакомился с Линдой, он был одержим ею, а теперь на этом месте Эндрю и Элисон. Как она заметила, он не особенно добр к Линде в последнее время, и как-то нехорошо следит за ней. Когда Линда предложила сводить утром детей на крепость, если уж он собрался посмотреть возвращение рыбаков в порт, он сказал:

– Ни в коем случае, я не позволю тебе водить туда моих детей без меня.

Позже на той неделе они все пошли туда. Пришлось не спускать с детей глаз, чтобы не провалились куда-нибудь, столько там было обвалившихся углов, трещин в стенах и провалов, за которыми пустота. Но вид с восточных стен, сквозь множественные проломы, где целые глыбы срывались почти вертикально вниз на кремовый песок и бурые скалы, был наилучшим на Стамносе. Видна вся бухта за краем горлышка винного кувшина, море со множеством островков, и низкие турецкие горы на горизонте, за которыми, мечтательно подумал Тедди, должна быть Долина Трои. Почва здесь сухая, напоминая волосяной ком. Ни единого дождя на Стамносе уже пять месяцев, над ним чистое безоблачное голубовато-сиреневое небо.Старшие Эмма и Эндрю радостно гонялись друг за дружкой, скользя и падая, скатывались вниз по скользким склонам.

Тедди удавалось не оставаться с Майклом наедине с того разговора в баре, но позже в тот день он таки попался. Так он это себе объяснял, но на деле он невольно поймал его сам. Он пошёл за покупками, купил красных яблок, сыр фету и оливки, как просила Энн. Потом прошёл в заднюю комнату, оказавшуюся магазином подержанных книг, забитую книжками в мягких переплётах на всех европейских языках, которые за лето оставили в Вотани тысячи туристов. Было пусто, не считая Майкла, стоявшего в углу с книжкой с именем героини романа на обложке.

– Это шведский перевод, – осторожно сказал Тедди.

– Правда? Ну да, понятно.

– Английские издания вон там.

Лицо Майкла казалось измождённым в полутьме магазина. Несмотря на смуглую кожу, он плохо загорал. Они вышли на солнце. Тедди с покупками в авоське то и дело останавливался взглянуть вниз со стены, или сквозь проём ворот. А внизу расстилались луга до самого моря, оливы с чёрными сетями для сбора плодов под ними, узкие шпили кипарисов. Пастуший пёс гнал стадо овец домой, и перезвон их колокольчиков сливался в далёкую музыку. Тень Майкла упала на стену.

– Я замечтался, – сказал Тедди. – Красота, правда? Обожаю. Грустно думать, что не приедешь сюда в октябре может – сколько? Двенадцать-четырнадцать лет?

– Мне совсем не трудно жертвовать чем-то ради детей.

Тедди нашёл этот упрёк совершенно неуместным, хотелось бы ему ответить какой-нибудь остротой. Но намёки не его конёк, к тому же, пока он что-то придумывал, Майкл резко сменил тему.

– За последние годы Греция основательно поменяла законы в пользу женщин: права на имущество, развод и всё такое.

– Неплохо, да? – тут Тедди не упустил случая подколоть его.

– Это первые шаги к расколу и неизбежному разрушению общества.

– Наше почему-то не раскололось.

Майкл ответил язвительным смешком, дескать, святая ты простота.

– В девятнадцатом веке, – продолжил он суровым лекторским тоном, – а отчасти и в двадцатом, если женщина бросала мужа, дети однозначно оставались с ним. Их никогда не отдавали виновнице. А ещё не так давно был закон, позволявший мужу вернуть свою жену.

– Ты же не хотел бы всё это вернуть обратно, правда?

– Я скажу тебе кое-что, Тедди. Наступит время, когда дети и знать не будут, кто их отец – то есть это не будет иметь значения. Ты знаешь свою мать, вот и ладно. Не сомневаюсь, что к этому всё идёт. В Средние века думали, что женщина лишь сосуд, именно из мужского семени вырастает дитя. Мы прошли полный круг, теперь все права у женщин, а мужчины вроде нас с тобой всего лишь на подхвате.

Вечером Тедди сказал Энн:

– Тебе не кажется, что он слегка тронулся умом? Может, от перенапряжения?

– Здесь он совсем не напрягается.

– И ещё одно меня беспокоит. Линда ничего такого не затевает, а? То есть, не крутит шашни с кем-нибудь? Что-то в последнее время она слишком наряжается, похудела, помолодела. Если у неё кто-то другой, тогда понятно, что происходит с бедным Майклом.

Был их черёд погулять вечером, они возвращались из ресторана «Крини», последнего, пока ещё открытого в середине октября. Луна в три четверти сияла на звёздном небе.

– Должна же быть причина для таких страхов. Это ненормально. Я же не умираю от страха, что ты вдруг уйдёшь и отберёшь у меня детей.

– Так вот в чём дело? Он боится, что Линда от него уйдёт?

– Возможно. Вряд ли он стал бы переживать за Джорджа Уилтона и какого-то Фроста. Людям такое не свойственно, – заключил он. – Пойдём в крепость, дорогая. Мы ещё не бывали там при лунном свете.

Они карабкались на вершину холма, Тедди слегка пыхтел, перебрав с «озо» у «Крини». Летом на вершине полно фонарей, но когда отели закрылись, освещение погасло. Но луна светила не хуже, посеребрив траву между тенями от развалин. С окончанием туристического сезона стамниоты особенно надеялись на дожди, это их последний шанс на хороший урожай оливок. Тедди поднялся по единственному уцелевшему пролёту в последнюю уцелевшую башню. Остановился, поджидая Энн. Взглянул вниз, но её не было видно.

– Эгейское море не всегда тихое. Внизу водоворот, словно в стиральной машине.

Со своего места он никак не мог её рассмотреть. Наконец углядел её едва заметный силуэт на фоне пурпурного неба.

– Вернись! – Крикнул он, – ты на самом краю!

Вздрогнув от его крика и обернувшись, она поскользнулась на траве, упав на спину, ноги вверх. Тедди ринулся вниз по лестнице, едва не падая сам, схватил её, прижал к себе.

– А если бы ты упала в другую сторону?

Ладони в песке, кожа местами содрана в попытках зацепиться за стену.

– Я бы вообще не упала, если бы ты не закричал на меня.

Дома дети спали, Линда тоже в постели, только Майкл всё ещё на ногах. На столе две пустые бутылки и три стакана. Как сказал Майкл, к ним заходил выпить немец из Гейдельберга, он отдыхает здесь один. Они познакомились с ним вчера в «Агамемноне».

– Он рассказал о своём разводе. Жена нашла себе более молодого и перспективного мужа, который был способен обеспечить его детей бассейном и уроками верховой езды. Вернер пытался покончить с собой, но кто-то вовремя подоспел.

Боже, какой нас ждёт тоскливый вечер, подумал Тедди, стараясь придумать, чем исправить дело. Но тут раздался пронзительный детский крик. Тедди ни за что бы не догадался, чей именно, но Майкл сразу узнал голос Элисон, и пошёл её успокаивать. Тедди состроил гримасу, Энн закатила глаза. Из своей спальни, накинув халат, вышла Линда.

– Кошмарный человек! – сказала она. – Он уже ушёл? Есть тут кто-нибудь, кто ещё не развёлся?

– Мы, например, – сказал Тедди.

– Действительно, ну слава Богу.

Почти каждое утро Майкл шёл с детьми на пляж. Тедди в общем-то тоже, хотя предпочёл бы ходить в бухту на другой стороне мыса, но Эмма и Тим хотели играть с кузенами, так что Тим разорался, едва Тедди попытался настоять на своём. Пришлось делать вид, что он ах как рад обществу Майкла. Дети без устали носились по чистой зеленоватой воде, на берег и обратно. Днём до сих пор было жарко.

– Как в августе, – сказал Тедди. – Но нет, в августе просто пекло.

– Жара и холод для меня мало значат, – сказал Майкл.

Борясь с искушением сказать, ну и чёрт с тобой, или что-то в том же духе, Тедди заговорил о планах на следующий день. Собирались нанять машину, съездить на Ликитос, посмотреть византийские реликвии в монастыре и храм Аполлона. Майкл повернул к нему такое несчастное лицо, в его глазах была такая мука, что Тедди, с трудом сохраняя терпение, уже презирая его с каким-то юношеским жаром, в глубине души вдруг почувствовал к нему жалость. Бедняга, подумал он, несчастный парень. Что с ним происходит?

– Когда Эндрю и и Элисон со мной, вот как сейчас, – заговорил Майкл тихим голосом, и совершенно серьёзно, – всё не так плохо. Понимаешь, я всегда знаю, что могу схватить их, убежать и куда-то спрятать. Я ещё молод и силён, я могу обоих унести очень далеко. Чтобы спасти. Но разве в нашем цивилизованном мире есть место, где можно долго скрываться? Хотя, пока они со мной, всё не так ужасно, когда мы втроём, только они и я. Но когда я ухожу и оставляю их с ней, не передать, что я чувствую, возвращаясь домой. Когда еду в поезде, иду со станции, я воображаю, что вхожу в дом, а там тишина, пустота, и записка на каминной полке. Признаюсь, Тедди, я стремлюсь домой, но боюсь этих возвращений. Конечно, я спешу узнать, что они всё ещё мои. Говорю себе, вот, ещё один день отсрочки. Иногда десяток раз в день звоню домой, чтобы убедиться, что она их не увезла.

Тедди был в ужасе. Он не знал, что сказать. Словно солнце скрылось, вокруг ледяная, враждебная безнадёжность. Застывшее море в блёстках как необъятный несокрушимый враг.

– Здесь конечно гораздо лучше, – продолжал Майкл. – Ох, я наверное тебя достал. Извини, Тедди, я знаю, какой я зануда. Не могу не думать, что дома всё начнётся снова.

– Так значит, Линда... – Тедди стал запинаться, – я хочу сказать, Линда не...

Майкл покачал головой.

 – Нет, пока нет. Но она ещё молода и привлекательна, правда же? У неё впереди ещё много лет – мучительных для меня лет, пока мои дети не вырастут.

Энн сказала, что поговорила об этом с Линдой.

– Она ни разу не взглянула на другого. У неё сердце разрывается, глядя на него. Она похудела, стала наряжаться, чувствуя, что запустила себя после рождения Элисон, старается стать привлекательней в его глазах. Его мания просто убивает её. Хотела, чтобы он показался психиатру, но он не пойдёт.

– Штука в том, что есть тут доля правды: есть логика в его безумии. Если Линда влюбится и уйдёт к другому – а Майкл доведёт её до этого, если будет продолжать в том же духе – то она заберёт детей, и значит Майкл их потеряет.

– Но не ты!

– Нет, но я не чокнутый Майкл, я другой человек. Надеюсь, более разумный. Если женщину брак не устраивает, муж теряет детей, дом и вероятно половину дохода. И знаешь, если бы мне было сейчас двадцать пять, а мы не встретились, я бы дважды подумал, стоит ли жениться. Честное слово, но это так.

В последний вечер присматривать за детьми была очередь Энн и Тедди. Они обедали с Вернером в ресторане отеля «Дафна». Линда была в зеленоватом шёлковом платье, цвета моря на мелководье.

– Видимо, состоится продолжение разговора о разводе, – сказал Тедди. – Любитель приятного расположился с бокалом «озо» под навесом из винограда. – Совершенно не жалею, что мы возвращаемся домой. И знаешь что. Мы приедем сюда на Пасху, в каникулы Эммы.

– Только без них, – сказала Энн.

Майкл вернулся около десяти. Он был один. Тедди видел, что его ладони ободраны, словно он цеплялся за камни. Энн вскочила.

– А где Линда?

Он не сразу ответил. На его лице странное, нездоровое выражение. Глаза бегали вдоль террасы направо-налево. Взглянув на ладонь правой руки, потёр её указательным пальцем.

– В отеле, – сказал он, – с Вернером.

Тедди видел, что Энн сразу поняла, о чём он. Она шагнула к Майклу.

– В каком это смысле с Вернером?

– Она бросила меня. Завтра возвращается с ним в Германию.

– Майкл, этого не может быть. Она его терпеть не может, она сказала, он похож на жабу.

– Да, точно, – подтвердил Тедди. – Я тоже слышал.

– Ладно, пусть не с Вернером. Думайте, что хотите. Дети просыпались?

– Причём тут дети, Майкл, они в порядке. Скажи, где, Линда, пожалуйста. Хватит играть в прятки.

Он не ответил. Вошёл в дом под перестук бусинок на занавеске. Энн и Тедди переглянулись.

– Мне страшно, – сказала Энн.

– Если честно, мне тоже.

Опять застучали бусинки на двери, появился Майкл с полусонными детьми, Эндрю на плече, Элисон на другой руке.

– Я там ободрал руки о камни, – сказал он. Трава скользкая, как стекло. – Он улыбнулся им широкой бессмысленной улыбкой. – Я просто убедился, что дети в порядке. Сейчас отнесу их обратно в кровать.

Он засмеялся и нескрываемым облегчением.

– Теперь я их не потеряю. Она не сможет их отобрать.