24. Честная сделка

 
ЧЕСТНАЯ СДЕЛКА

Fair Exchange

Перевод: Елена Горяинова



– Вероятно, вы ищете Тома Дорчестера, – сказала Пенелопа.

Я кивнул.

– Как вы догадались?

– Я знала, что вы будете его искать. Прежде он всегда появлялся на этих конференциях. Непременный персонаж. Получается, впервые его нет за последние – сколько? Пятнадцать лет? Двадцать?

– Так он не здесь?

– Он умер.

Я чуть не сказал – не может быть! Что конечно нелепо. Любой может умереть. Как говорится, сегодня здесь, а завтра там. И всё же, привычнее думать, что такие жизнелюбцы держатся за жизнь крепче, чем многие из нас. И что лишь насилие или ужасное несчастье способно вырвать их из этого мира. А Том и был таким, жил, я бы сказал, полнее и энергичнее, в отличие от многих интересуясь всем на свете. Он и любил, и ненавидел глубже; особенно любил. Помнится, однажды он сказал, что ему достаточно пяти часов сна, ведь так много надо сделать, так много всего узнать и изучить, так что некогда тратить время на сон. А потом его жена заболела, серьёзно заболела. И всю свою неуёмную энергию он направил на поиски средства против её специфичного типа рака. По крайней мере пытался такое средство найти.

Наверное прозвучало глупо, но я сказал:

– Но ведь это Фрэнсис должна была умереть.

Пенелопа бросила в мою сторону странный, не поддающийся расшифровке взгляд.

– Если хотите, я могу рассказать вам всё. Странная это история. Хотя не представляю, насколько вы в курсе дела.

– Рассказать о чем? Не скажу, что я был таким уж близким другом Тома, но мы знакомы много лет. Я знаю, он обожал Фрэнсис, свою мадонну – ну, вы понимаете, что я имею в виду. Прямо как пылкий юный любовник. Сказать, что он боготворил землю, по которой ступала её нога, не будет большим преувеличением.

Пенелопа достала сигарету из своей сумочки и протянула мне.

– Я бросил.

– Хотелось бы мне тоже; но я хотя бы соблюдаю норму. Вы правда хотите знать все? – Я кивнул. – Вам может не понравиться. Ужасная история, как ни посмотри. Он убил себя, понимаете?

– Что, он? Том Дорчестер?

– Покончил с собой, совершил самоубийство, называйте, как хотите.

– А, вы имеете в виду, Фрэнсис всё же умерла?

Только это могло сделать такой исход правдоподобным. Пенелопа покачала головой, отпив глоток из своего бокала.

– Это было в июне или июле прошлого года, месяц спустя после конференции. Помните, Том приехал всего на пару дней, потому что не мог уехать от Фрэнсис надолго в тогдашнем её состоянии, хотя с ней оставалась младшая дочь. Обе их дочери замужем, у первой трое детей, старшему в то время было двенадцать.

– Я ужинал в тот раз с Томом, и хотя там была ещё пара гостей, говорил он в основном со мной. Рассказывал о каком-то чудодейственном способе излечения, испробованном на Фрэнсис, которое однако не помогло.

– Это было в швейцарской клинике. Они лишают тебя воды и кормят только орехами, что-то в этом роде. Когда она вернулась в гораздо худшем состоянии, чем когда-либо, Том нашёл целительницу. Собственно, я видела её. Однажды вечером мы с Крисом зашли к Тому, и она была там. Очень странная особа, более чем странная.

– Что значит, странная?

– Ну, скорее всего, вы подумали об исцелении наложением рук, да? Или лечении травяными отварами под чтение мантр, что-то в этом духе. Эта женщина такими вещами не занималась. Она лечила беседой и силой мысли. Так она это называла – силой мысли. Её звали Давина Тарсис, вполне ещё молодая особа. Под сорок, или сорок с небольшим, очень необычно одета. Я не имею в виду свободные хламиды а-ля хиппи, восточные мотивы, или нитки бус на шее. Совсем нет. Худая настолько, что могла позволить себе являться миру в белых леггинсах в обтяжку и белой тунике с изображением большого оранжевого солнца на груди. И длинными, выкрашенными в пурпурно-красный цвет волосами. Не знаю, почему я говорю «могла», она вероятно и сейчас так ходит, с пурпурными волосами. И никакой косметики конечно, чистое лицо и в носу кольцо, не пуссета.

Том решил, что она великолепна. Говорил, она излечила женщину после радиотерапии, её облучали одновременно с Фрэнсис. Странно то, что она почти не говорила с самой Фрэнсис – та, мне кажется, выказывала мало доверия и интереса к этой целительнице. Она говорила с Томом. То есть, не при нас, а наедине. Совершенно очевидно, что это были длительные сеансы не совсем стандартной психотерапии. Крис полагает, она водила Тома за нос, спектакль перед ним разыгрывала, но я так не считаю. Думаю, она верила в то, что делает, и, о Господи, он верил этому тоже.

Она учила его верить в то, что, если чего-то желать достаточно сильно, это сбудется. Он мне рассказал об этом – не в тот момент, а позже, когда все случилось.

– Что вы имеете в виду – случилось?

– Случилось то, чего так хотел Том.

– Надо полагать, когда Фрэнсис выздоровела.

– Именно. Однажды он не выдержал, находясь у нас в гостях – Криса не было дома – и разрыдался. Знаю, сейчас плачущие мужчины совсем не редкость, но я ещё никого не видела в подобном состоянии. Безудержный поток слез. Долгое время он вообще был не в состоянии говорить, слова не мог выдавить от рыданий. В ужасе я не знала, что мне делать. Налила ему бренди, он отпил лишь глоток, ему ведь предстояло вести машину, надо было успеть к Фрэнсис, прежде чем их дочь и внучка уедут к себе домой. Эту девочку девяти лет звали Эммой. Но постепенно он успокоился немного, начал говорить, повторяя, что не сможет жить без Фрэнсис, не представляет себе жизнь без неё, что покончит с собой...

– А-а... – протянул я.

– А, нет, не то. Всё совсем не так. Вскоре Фрэнсис вернулась в госпиталь, ей должны были провести сеанс какой-то новой химиотерапии. Том уже вообще химии не верил. Он верил только Тарсис. С ней он беседовал ежедневно. Он ушёл с работы, и каждое его утро начиналось с разговора с Тарсис; думаю, большей частью о его чувствах к Фрэнсис, об отношениях в их семье, как он встретился с Фрэнсис, ну и так далее. Она вынуждала его повторять всё это раз за разом, и чем дальше, тем более она казалась довольной ходом вещей.

Потом исхудавшая Фрэнсис вернулась домой, без аппетита и без сил. У неё стали выпадать волосы, она едва могла ходить. Плюс все побочные следствия химии: тошнота, головокружения, звон в ушах и все такое. Тарсис зашла посмотреть на неё, сказал, что химия была ошибкой, но тем не менее заявила, что сможет полностью излечить Фрэнсис. А затем состоялся очень знаменательный разговор. Я о нём узнала много позже, спустя два-три месяца, в тот момент Том мне ничего не сказал об этом. И вот что Тарсис предложила Тому.

Они беседовали, когда Фрэнсис спала. Тарсис спросила, «Что бы вы отдали, чтобы Фрэнсис жила?» Том конечно уточнил, что она имеет в виду, и та сказала, «Чью жизнь вы бы отдали ради того, чтобы Фрэнсис жила?» Том счёл это чепухой, нельзя отдать жизнь одного человека другому. Тарсис возразила, что можно. Сила мысли сделает это возможным. Благодаря её тренингу он развил силу своей мысли, так что ему остаётся лишь захотеть, чтобы Фрэнсис жила. И предложить чью-то жизнь взамен.

Тут он начал понимать, кто перед ним. Шарлатанка. Но мне он сказал, что решил подыграть ей. Хотел увидеть, что она станет делать. Раскрыть её карты, так он говорил, но он обманывал себя в этом. Он всё ещё верил ей. Так кого вы предложите, настаивала она. «Да берите, кого хотите», ответил он со смехом. Однако она оставалась убийственно серьёзной. Надо сказать, в тот день они встретились со старшей дочерью и внучкой Тома. Похоже, Том неохотно, но признался в том, что Эмма была не слишком любезна с Давиной Тарсис, хотя в тогдашнем его состоянии он мало переживал по поводу своих откровений. Вероятно девочка скептически оглядела белые одеяния с солнечным диском на груди Тарсис, фыркнула и заявила, что помогла бабушке химия, а не магия – и разумеется, так оно и было.

– Почему же Том не хотел признаваться в этом? – Перебил я её.

– Потерпите, скоро поймёте. У него были причины. Они обсуждали эту идею, когда внучка с матерью ушли, а Фрэнсис отдыхала. Когда Том сказал, она может взять любого, кого захочет, Тарсис возразила – нет, кого он, Том хочет... Но потом сказала, «Как насчёт той девочки, Эммы?» Том сказал, что это просто смешно, но она настаивала, и Том согласился, он мог бы пожертвовать Эммой – только всё это изначально полная нелепость. Но он правда отдал бы любого, чтобы спасти Фрэнсис, и если бы это было возможно, Эмму тоже.

– Тут ему захотелось бежать от Давины Тарсис, не так ли?

– Если вы так думаете, я не соглашусь. Это было восемь или девять месяцев назад, Фрэнсис шла на поправку. Нет, в самом деле, не смотрите на меня так. Это было удивительно. Доктора не могли поверить. Поразительное, небывалое чудо, как люди говорили – хотя конечно это не так. Скорее всего, химиотерапия сработала, и все пришло в норму, то есть и анализы крови, и её вес. Исчезли и боли, и сама опухоль. Просто день за днём ей становилось лучше. Не ремиссия, а излечение.

– Надо думать, Том был на седьмом небе от счастья.

Пенелопа посмотрела на меня.

– Был. Некоторое время. А потом Эмма умерла.

– Что!?

– В автокатастрофе. Она погибла.

– Но не из-за ведьмы же, той Давины Тарсис?

– Нет, конечно, нет. В момент катастрофы Тарсис была у них дома, у Тома и Фрэнсис. И никакой мистики в происшествии не было. Это в самом деле был несчастный случай. Эмма с классом возвращалась после экскурсии, они были в одном из старинных особняков. На обледеневшей дороге автобус занесло, и он перевернулся. Трое учеников погибло, Эмма в том числе. Наверняка вы читали об этом в новостях.

– Скорее всего, – сказал я, – но не могу вспомнить.

– Том был совершенно потрясен. Не так, как любой человек, вдруг потерявший внука или внучку. Он был раздавлен чувством вины. Уверовавший в Тарсис, он считал, что это действительно сделал он. Обменял жизнь Эммы на Фрэнсис. И ещё одна поразительная вещь: его любовь к Фрэнсис мигом исчезла, вся его великая любовь и небывалая преданность просто испарились. Он её более чем разлюбил. Сказал, что испытывает к ней не безразличие, но антипатию.

Так что в сущности, ему незачем стало жить. Он решил, что погубил и свою жизнь, и жизнь внучки, и великую любовь к Фрэнсис. И однажды ночью, когда Фрэнсис уснула, он выпил полный пузырёк морфия, прописанного Фрэнсис, но так ею и не использованного, вдобавок двадцать таблеток парацетамола, запив все это бренди. Надеюсь, его мучения длились недолго.

– Ужасная история, – сказал я, – совершенно дикая. Я ничего не знал. И бедная Фрэнсис. Всем наверное её очень жаль.

Пенелопа посмотрела на меня, и взяла ещё одну сигарету.

– Не стоит её жалеть, – сказала она. – Она как заново родилась, и начинает новую жизнь. Лечивший её врач овдовел примерно в то время, когда обнаружил у Фрэнсис рак. Так что через месяц они женятся. Одним словом, всё хорошо, что хорошо кончается.

– Я бы так не сказал, – пробормотал я.