31. Астрономический шарф
The Astronomical Scarf
Перевод: Елена Горяинова
Это был большое полотнище шёлка цвета ночи, то есть темнее небесного, но светлее морского, с узором из созвездий. Здесь были и Млечный путь, и Большая медведица, Орион, Кассиопея и Плеяды. Молодая женщина, секретарша Джеймса Маллена, увидела шарф в витрине магазина на Бонд-Стрит. Он был наброшен на кресло Людовика Пятнадцатого (то есть его копию), серебряная цепь и причудливая чёрная шляпа с синей лентой лежали на одном из его углов.
Крессида Чилтон проработала у Джеймса Маллена всего три месяца, когда он отправил её за подарком жене на день рождения. Только не драгоценности, сказал он. Что-то на ваш вкус, вижу, он у вас хороший, но не драгоценности.
Не драгоценности – роковые слова. Элейн Маллен уже пять лет как была его второй женой. В офисе болтали, что он встречается с практиканткой с рынка иностранных ценных бумаг. Жаль, что это не мне, подумала Крессида, входя в магазин, и купила шарф по астрономической – какое уместное слово – цене, а затем, поскольку нынче подарочной упаковки не дождёшься, в канцелярском за углом лист розовой с серебром бумаги и моток серебристой нити.
Элейн понимала, что значит такой подарок. Кто упаковал его, и это тоже конечно не Джеймс. Она ожидала золотой браслет, но теперь всё стало ясно, словно Джеймс углём на стене начертал ей приговор, и её время прошло. Что касается шарфа, разве он не знает, что она никогда не носила синего? Что у неё светло-карие глаза и каштановые волосы? Видимо, его со зла купила одна из вечно влюблённых в него секретарш. Элейн отдала шарф своей голубоглазой сестре, когда та была в гостях и увидела его на туалетном столике. В тот самый день, согласно Парламентскому акту от 1973 года, она получила документы на развод.
Её сестра накинула шарф, отправляясь на собрание Общества любителей чешуекрылых, членом которого она являлась. Нормальных гардеробных в зданиях для учёного люда чаще не бывает, вот и здесь, в георгианском особняке на Блумсбери-Сквер сотрудники, члены общества и их гости просто вешали одежду на крючки в дальнем углу вестибюля. Если свободные места кончались, вешали своё пальто поверх других, или просто клали на пол. Сестра Элейн запоздала, так что пришлось, сняв пальто и продев шарф насквозь через один рукав в другой, повесить его поверх чьей-то поношенной шубки из оцелота.
Сейди Уильямсон была мирового уровня знатоком рода перламутровок и среды их обитания. И она была воровкой. Почти каждый день она умудрялась что-нибудь украсть. Пальто, в котором она пришла, она украла в «Харродсе», а туфли вытащила из шкафа подруги после вечеринки. Мысленно она гордилась тем, что никому ещё не сделала подарка, за который ей пришлось бы заплатить. Сейчас, в этом сумрачном пустом вестибюле, на стенах которого едва видны были несколько гравюр с британскими бабочками, Сейди рылась в одежде в поисках каких-нибудь заслуживающих внимания вещиц.
От грязной одежды шёл малоприятный запах, симбиоз застарелого пота, средств от моли, средств химчистки, плюс специфического запаха сырой овечьей шерсти. Сейди от отвращения сморщила нос. Она хотела было вымыть руки, но на дверях уборной висела надпись «Не работает». Не стоило тратить время, уже решила она, когда заметила свисающий из рукава пальто угол синего шарфа с мережкой по краю. Вытянув его, она подумала, что да, пожалуй сгодится, и, заслышав шаги выходящих с лекции, быстро свернула шарф и сунула его в карман пальто.
На другой день она отнесла его в чистку. Большинство из украденных вещей она отдавала в чистку, даже если они были прямо с магазинной вешалки. Никогда не знаешь, кто мог их примерять.
– Созвездия Зодиака, сказала женщина за стойкой. – Какой знак ваш?
– Я в это не верю, но я Рак.
– Ах, милочка, – сказала женщина, – как нехорошо это звучит, верно?
Сейди положила шарф в коробку к паре леггинсов, украденных в «Селфриджис», и завернув это в бумагу, которой однажды был обёрнут сувенир для неё, отправила всё это рождественским подарком своей крестнице. Но посылка так и не дошла куда следует, оказавшись в числе украденных в почтовом поезде на пути из Норвича в Лондон.
Старший из двух парней, стащивших посылки, взял шарф себе. Ему он показался совсем новым на вид. Он отдал его своей подружке. Та взглянула на шарф и спросила, за кого он её принимает, может, за её собственную мать? Что ей с ним делать, повязать на голову, отправляясь на скачки?
Она собиралась отдать его матери, но случайно забыла в такси, по пути из Килберна в Актон. В помятом пакете из Харродса, наряду с блоком в две сотни сигарет, двумя банками диетической колы и номером «Плейбоя», его нашла следующая пассажирка этого такси. Ею оказалась Крессида Чилтон, всё ещё секретарша Джеймса Маллена, но она не могла узнать шарф, завёрнутый в бумагу руками Сейди Уильямсон. К тому же она пребывала в шоке, утром узнав из газеты о скорой свадьбе Джеймса – уже третьей по счёту.
– Это лежало на полу, – сказала она, передав шофёру пакет вместе с чаевыми.
– Ходят, словно во сне, – сказал он, – вы не поверите, что они иногда забывают. На той неделе был полный набор масонских регалий, а неделей раньше резиновые сапожки и детский горшок – кроме шуток. И как знать, чьё это? Они бы и себя родимого забыли, но слава Богу, чтобы заплатить, надо выйти из машины. То есть, что на этот раз? Блок сигарет и грязная книжка...
– Надеюсь, вы найдёте хозяев, – сказала Крессида, поспешив сквозь вращающиеся двери к лифту, чтобы оказаться на месте раньше Джеймса и встретить его улыбкой и поздравлениями.
– Найду их хозяев, поцелуй меня в зад, – сказал таксист про себя.
Он остановился на красный свет рядом со знакомым таксистом, и через открытое окно передал ему уже прочитанный им номер Плейбоя. Ну а сигареты он выкурит сам. Диетическую колу и шарф он отдал жене. Она сказала, что никогда не видела ничего красивее, и носила его всякий раз, когда для выхода в люди следовало принарядиться.
Одиннадцать лет спустя шарф взяла её дочь Морин. Много раз жена таксиста просила его вернуть, и Морин уже не раз собиралась это сделать, но всё время забывала. Но однажды она отправилась к матери, и под впечатлением от фотографии ночного сентябрьского неба в журнале «Радио Таймс» вспомнила про шарф. В квартире у неё всегда был кавардак, одежда, журналы, видеокассеты вперемешку с полными окурков пепельницами. Она в самом деле хотела его найти, перерыла всё шкафы, все ящики, побросав их содержимое на пол, ощупывая наполовину опустошённые чемоданы. В результате она слишком поздно приехала к матери, но астрономический шарф так и не нашла.
А дело было в том, что на предыдущей неделе его взял – позаимствовал, сказала бы она – безответно влюблённый в неё парень, то есть не так сильно любимый ею в ответ, как бы ему хотелось. Шарф должен был послужить не только сентиментальным памятным знаком, но ещё инструментом ворожбы одной ясновидящей из Шепердс-Буш, обещавшей ему полный успех в том случае, если он принесёт принадлежащую его любимой вещь. Но как оказалось, чары не сработали, может оттого, что шарф принадлежал не Морин, а её матери. Хотя ей ли? К тому времени трудновато было указать на его законного владельца.
Ясновидящая собиралась вернуть шарф тому парню Морин, но до встречи с ним было ещё две недели, и пока суть да дело, она носила его сама. Она была второй обладательницей шарфа, которая смотрела на него с восхищением. Сестра Элейн Маллен носила его лишь потому, что вещь была качественная, и он у неё был. Сейди Уильямсон привлекла его явно немалая стоимость. Морин повязала его лишь потому, что к ночи похолодало, а у неё болело горло. И только её мать, а теперь и ясновидящая оценили шарф по достоинству.
Настоящее имя этой женщины стало известно только после её смерти. Она называла себя Талия Эссини. Шарф восхищал её не качеством шёлка, не каймой ручной работы по краю, не своим цветом, но созвездиями, рассыпанными по глубокой синеве. Он для неё словно карта Атлантики для первых мореплавателей – атрибут важнейший, восхитительный, загадочный, необходимый и спасительный. Его звёзды – энциклопедия её ремесла, непостижимые пространства между ними – источник её предсказаний. Часами словно в трансе сидела она, глядя на шарф, расстеленный у неё на коленях, нежно поглаживая его, время от времени нашёптывая заклинания. Уходя, она набрасывала его поверх своих летящих одеяний, поверх чёрного пальто с шариками душистой травы асафетиды.
Родерик Томас никогда не был её клиентом. Это был сосед, только что поселившийся на Аксбридж-Роуд в комнатах этажом ниже. Годами он жил в праздности, не вызывая ни в ком интереса или желания общаться с ним и слушать его речи, уж не говоря о том, чтобы заботиться о нём. Талия Эссини была одной из немногих, кто говорил с ним, хотя бы что-то вроде «привет», или «опять дождь пошёл».
Но однажды она сделала ошибку, добавив ещё кое-что. Солнце сияло на безоблачном небе.
– Этим утром богиня нас радует.
– Что-что? – глядел на неё Родерик Томас, отрыв рот.
– Я сказала, этим утром богиня нас радует. Она заливает сияющим светом нашу землю.
Талия улыбнулась ему, и пошла дальше. Она собралась в магазины на Хай-Стрит. Родерик Томас ковылял за ней следом. Уже много лет он поджидал Антихриста, который, как он был уверен, придёт в образе женщины. Следом за Талией он зашёл в «Маркс и Спенсер», потом в видеомагазин, где она обычно покупала музыку для своих сеансов предсказания будущего. С тревогой и нарастающим недовольством замечая своего преследователя, она решила поехать домой на такси.
На другой день он стал стучать ей в дверь. Она велела ему идти домой.
– Скажи опять про солнечный свет.
– Сегодня нет солнца.
– Представь, что есть. Скажи про богиню.
– Ты сумасшедший, – сказала Талия.
Посетитель, чьи линии руки она изучала, всё это слышал и с иронией поглядел на неё. Она сказала ему, что длиннее линии жизни она ещё не видела, видимо он доживёт до ста лет. Когда она спускалась по лестнице, Родерик Томас поджидал её в вестибюле. Он глядел на её шарф.
– Жена, облечённая в солнце, – произнёс он, – и на главе её венец из двенадцати звёзд.
Талия сказала нечто столь противное её жизненной философии, что сама не верила своим ушам.
– Если ты не оставишь меня в покое, я позову полицию.
Но он всё равно пошёл за ней. Она дошла до Шепердс-Буш-Грин. Её угроза призвала тёмные силы, и он видел кружение звёзд вокруг неё. Она манила его, даже излучая опасность. В Ньюкасле, где он жил два года назад, он убил женщину, пославшую его к чёрту, когда он заговорил с ней. Он видимо зря принял её за Антихриста. Он ещё долго боялся, что его утащит чёрт, и выходит, страх лишь на время утих, теперь снова вернулся при встрече с этой опасной женщиной.
На газоне на скамейке стоял человек, проповедуя толпам людей. Конечно не толпам, слушали всего четыре-пять человек. Родерик Томас преследовал Талию лишь до метро, дальше нужны были деньги на билет. Он бродил по газону. Человек на скамье взглянул на него и сказал:
– Нет для тебя другого Бога, кроме меня!
Родерик понял, что это знак, только глухой не поймёт послание, но он всё равно спросил:
– А как насчёт богини?
– Соломон последовал за Астартой, – сказал тот со скамьи, – богиней сидонской, и за Милькомом, мерзостью аммонской. И сказал Господь Соломону: «За то, что ты так поступаешь, Я вырву царство у тебя и отдам твоему слуге».
Этого было достаточно. Родерик пошёл домой и стал ждать, вновь и вновь повторяя слова проповедника в его голове, заглушавшие все, что там звучало раньше во время бодрствования. Это о той женщине из Библии, сидящей на громадном огненно-красном драконе с семью головами и десятью рогами. Он смотрел в окно до тех пор, пока не увидел Талию Эссини с большим бумажным пакетом бледно-розового цвета, на котором сбоку была надпись: Отличный второй сорт.
Талия не видела Родерика уже несколько часов, и с облегчением решила, что избавилась от него. Вечером она собиралась в театр «Лирик Хаммерсмит» со своим другом, известным прорицателем. Для такого случая она купила новое платье – скажем, почти новое – пурпурный индийский хлопок с зеркальными блёстками и вышивкой чёрным. Синий звёздный шарф, который она назвала астрологическим, был очень кстати. Она повязала его вокруг шеи, ведь ночью прохладно. А тёплую шаль пришлось бы прикрыть её старым чёрным пальто.
Она просмотрела записную книжку. Приятель Морин придёт завтра утром, значит. придётся вернуть ему шарф. Она повяжет его в последний раз. Но случилось так, что всё, что на ней, Талия надела в последний раз, сегодня она всё делала в последний раз, но ясновидящая не смогла предвидеть свою судьбу.
На ходу она выглядывала такси, но тщетно. У неё была масса времени, и она решила пройтись до театра пешком. Родерик Томас шёл позади, но она совсем забыла о нём и не оглядывалась. Она думала о друге-прорицателе, которого не видела восемнадцать месяцев, и который по слухам расстался со своей пассией.
Родерик Томас нагнал её в одном из самых тёмных мест Хаммерсмит-Гроув. Ему не мешала темнота, его вело сияние семижды-семи звёзд вокруг её шеи, мелькание ярких блёсток на подоле её платья. Не сказав ни слова, он взял в руки оба конца шарфа и задушил её.
Когда обнаружили её тело, установить убийцу было нетрудно. Казалось, не было смысла тащить Родерика в суд и в чём-либо обвинять, но его судили. Астрономический шарф был вещественным доказательством номер один. Родерик Томас был признан виновным в убийстве Норин Блейк – таким было её настоящее имя – и приговорён к заключению в тюрьму для умалишённых преступников.
Вещдоки обычно оказывались в «Чёрном музее» Скотленд-Ярда, но молодая женщина, офицер полиции по имени Карен Дункан, которая должна была их забрать, не смогла вынести мысли, что такое чудо никогда не получит свободу, так что пакет Талии и театральный билет она отправила в шредер, а шарф забрала домой. Он однажды побывал в химчистке, но ещё не был в стирке. Карен постирала его в холодной воде с гелем для деликатных тканей, потом погладила холодным утюгом. Никто бы не догадался, что его использовали для такой зловещей цели, не осталось никаких следов.
Но возникла непредвиденная проблема. Карен не могла заставить себя носить его. И не столько из-за его истории, сколько из опасения, что кто-нибудь его узнает. Расследование в Королевском суде освещалось в прессе, и звёздный шарф цвета ночи играл в этом видную роль. Крессида Чилтон, читая об этом случае, удивлялась, почему она вдруг вспомнила вторую жену Джеймса Маллена, после которой – и перед женой нынешней – была ещё одна бывшая жена. Крессида не собиралась пережить четвёртый развод и пятый брак, и потому решила, что пора менять работу. Сейди Уильямсон, читая о шарфе, видела перед собой бабочек и мрачный дом в Блумсбери.
После споров и упрёков в борьбе с самой собой, Карен Дункан отнесла шарф в благотворительный магазин, где ей позволили обменять его на чёрную бархатную шляпу. Спустя три недели купившая шарф женщина не узнала его, хотя владелец магазина догадался, что это за шарф с той минуты, когда Карен принесла его сюда, поставив его в двусмысленное положение. Новая владелица носила его около двух лет, пока не вышла замуж за астронома. Учёный муж был крайне шокирован, даже возмущён таким извращённым изображением звёздного неба. Он объяснил жене, что эти созвездия не могут располагаться подобным образом, их даже видеть одновременно невозможно, однако он не такой человек, чтобы запретить ей носить эту вещь.
Жена астронома отдала шарф уборщице, которая приходила к ним три раза в неделю. Миссис Вернон никогда не носила шарф, она их вообще не любила, вечно они куда-то сползали, но отказаться от подарка она не смогла. Когда три года спустя она умерла, её дочь нашла шарф среди остальных её вещей.
Бриджет Вернон была серебряных дел мастером и членом известного ремесленного сообщества. Её коллега по сообществу делала лоскутные одеяла, и всегда была в поисках подходящих для этого тканей. Мастерице Фенелле Карбери были нужны кусочки синего, кремового и цвета слоновой кости, ей заказали покрывало для одного бизнесмена, миллионера, покровителя искусств и ремёсел, известного своими пожертвованиями. Но тут и речи не могло быть о благотворительности, долгий упорный труд Фенеллы должен оправдать каждый пенни из двух тысяч фунтов, которые она за него потребует.
Во второй раз шарф постирали. Шёлк был как новый, его тёмно-синий цвет не потускнел, звёзды сияли так же, как и двадцать лет назад. Из него Фенелла сделала сорок шестиугольников, которые, с вкраплением сорока камчатных цвета слоновой кости и сорока голубых шёлковых фрагментов ромбовидной формы, купленных в магазине обрезков ткани, образовывали центральный мотив лоскутного покрывала. В готовом виде он должен был накрывать кровать «королевского» размера.
С позволения Джеймса Маллена ровно две недели квилт демонстрировался в Ченил-Галлери в Челси. Затем он забрал его, чтобы преподнести новой жене как свадебный подарок, наряду с бриллиантовым браслетом, коттеджем в Дербишире и, чтобы было что им накрывать, ложем времён королевы Анны на четырёх столбах .
Крессида Чилтон пережила четыре его брака за двадцать один год. Оскар Уайльд сказал, что мужчины женятся от усталости. А Крессида Маллен – что в итоге мужчины женятся на своих секретаршах. Терпенье и труд всё перетрут, она терпела, и она своего добилась.
Перед их брачной ночью, изучая двухтысячефунтовый квилт, она сказала, что это самая очаровательная вещь, какую она только видела.
– Середина напоминает мне тебя, когда ты только что пришла ко мне на работу, – сказал Джеймс. – Тогда у меня не хватило ума жениться на тебе. Но почему он напоминает тебя, ты как думаешь?
Крессида улыбнулась.
– Может, тогда мои глаза сияли, как звёзды.
Свидетельство о публикации №222081501715