20. Мамина помощница

МАМИНА ПОМОЩНИЦА

Mother’s Help

Перевод: Елена Горяинова


1

Малышу в конце года должно было исполниться три, и он был довольно крупным для своего возраста. Нелл, его нянька, из скромности называя себя маминой помощницей, была озабочена его неумением, или нежеланием говорить. Нежеланием скорее всего, ведь Даниэл не был глух, это очевидно, и как сказал протестировавший его врач, довольно умён. Что его родители и Нелл знали и без тестов.

Он необыкновенно любил автомашины. Не понять, почему, ведь ни Айвэн, ни Шарлотта особого интереса к ним не проявляли. Конечно, у них была машина, оба умели водить, хотя, признавалась Шарлотта, ей никогда не понять, как работает двигатель внутреннего сгорания. Страстное увлечение сына забавляло их. Проснувшись утром и перебравшись к ним в постель, он катал по подушкам игрушечные грузовики и тракторы, приговаривая «бр-р-р-м... бр-р-м...»

– Дэниел, скажи «машина», – учила его Шарлотта, – скажи «грузовик».

– Бр-р-р-м, бр-р-м, – говорил Даниэл.

И он обожал, сидя на водительском сиденьи на коленях Айвэна или Шарлотты, нажимать под их строгим контролем кнопки, перемещать рычаги, управляющие дворниками или светом, переводить автоматическую коробку в положение «драйв», выключать лампочку предупреждения, пристегнув ремень безопасности, опускать ручной тормоз, ну и конечно же сигналить. Всё это сопровождалось неизменным «бр-р-р-м, бр-р-м...»

Летом перед своим трёхлетием он уже говорил «машина», «трактор», «мотор», кроме того же «бр-р-р-м, бр-р-м». Позже стал говорить мама, папа и Нелл. Слов становилось больше, и Нелл перестала волноваться на этот счёт, хотя он ещё не пытался составлять предложения.

– Может потому, что он единственный ребёнок, – однажды вечером сказала она Айвэну, уложив Даниэла в постель и спустившись вниз.

– И судя по всему, – ответил Айвэн, – единственным и останется.

Он понизил голос, потому что задержавшаяся на работе Шарлотта как раз вошла в дом и снимала в холле плащ. В её присутствии Нелл ничего на это не сказала, попытавшись укоризненно улыбнуться, но безуспешно. Шарлотта поднялась наверх, сказать сыну спокойной ночи, немного погодя Айвэн сделал то же самое. Оставшись одна, Нелл подумала, как красив Айвэн, и как по-мужски суров, если не сказать жёсток. Мысль о его суровости почему-то очень возбуждала её. Шарлотта была из тех женщин, которых называют привлекательными, имея в виду, что они конечно могут привлечь, но кого-то другого. Нелл подумала, что она намного старше его, по крайней мере ей так казалось.

– Жаль, что я не встретил тебя четыре года назад, – сказал Айвэн как-то днём, когда Шарлотта была на работе, а он взял отгул. Они были женаты почти четыре года, Нелл видела открытки с поздравлениями к третьему юбилею их свадьбы.

– Тогда мне было всего семнадцать, – сказала она, – я была ещё в школе.

– Какое это имеет значение?

Даниэл под аккомпанемент «бр-р-р-м, бр-р-м» катил свою уменьшенную копию лендкрузера по подоконнику, по плинтусу, потом вверх по косяку двери. Влез на стул и упал оттуда, подняв крик. Нелл тотчас подхватила его на руки.

– Какое зрелище, – сказал Айвэн, – вылитая мадонна с картины Мурилло.

Он был владельцем картинной галереи в Мейфейр, так что разбирался в таких вещах. Он спросил Нелл, на пора ли ребёнку спать, но она возразила, что он уже вышел из возраста, когда спят днём. В это время они обычно идут гулять.

– Тогда я пойду с вами, – сказал Айвэн.

Был август, когда дела почти на нуле – правда, не у Шарлотты – так что Айвэн стал чаще брать отгулы. Шарлотте он объяснял это тем, что хочет больше времени проводить с сыном. Ведь если детей не укладывают спать недопустимо поздно, они фактически не видят своих отцов.

– Или матерей, – сказала Шарлотта.

– Тебя никто не заставляет работать.

– Это правда. Я думаю уйти с работы, и тогда нам незачем будет держать Нелл.

Нелл не водила машину. Когда она отправлялась за покупками, её возил Айвэн. Он вернулся домой специально ради этого. В их доме, смежном с другими викторианском особняке, был переделанный из каретного сарая гараж, ворота которого закрывались опусканием ставен вниз. Утомительное дело, выгонять машину, затем выходить и опускать рольставни, но открытые ворота – говорила Шарлотта – приманка для грабителей. Нелл сидела на пассажирском сиденьи, Даниэл сзади. В то время ещё не было ни детских кресел, ни ремней на задних сиденьях.

Это случилось неожиданно. Айвэн поставил машину на «паркинг» и ручник, когда пошёл закрывать гараж. На беду, он заметил что-то вроде лужицы масла на бетонном полу в задней части гаража, и сделал несколько шагов внутрь, чтобы посмотреть, что это. Крикнув «бр-р-р-м, бр-р-м», Даниэл перегнулся через отцовское кресло и схватился за рычажки-рукоятки. Он перевёл коробку на «драйв», включил дальний свет, побрызгал на стекло и опустил ручник.

Машина пошла под уклон, ослепив свою жертву светом. Нелл закричала. Не в силах остановить автомобиль, не представляя, зачем ручник, и где тормоза, она лишь схватила в охапку торжествующе хохочущего мальчишку. Скатившись к воротам на несколько футов, машина потеряла скорость на ровном полу гаража и встала фактически у прижавшегося к стене, стоящего на цыпочках Айвэна.

Нелл разрыдалась. Она очень испугалась. Увидев Айвэна в такой опасности, она поняла то, над чем не задумывалась раньше – как много он для неё значит. Подойдя к машине, он заглушил мотор и отнёс Даниэла в дом. Нелл в слезах шла за ними. Айвэн обнял и поцеловал её. Колени у неё подогнулись, она почти лишилась чувств, может от шока, может нет. Айвэн раздвинул языком её губы, и спустя несколько мгновений сказал, что надо пойти наверх. Нет, сказала Нелл, ведь Даниэл дома.

– Даниэл всегда дома, чёрт его возьми, – сказал Айвэн.

Когда Шарлотта вернулась, ей рассказали, что натворил Даниэл. Им не хотелось кому-либо об этом рассказывать, особенно Шарлотте, но промолчать было бы ненормально. Шарлотта сказала, что Айвэн обязан поговорить с Даниэлом, осторожно, но с твёрдостью объяснив ему, что так делать нельзя. Это очень опасно, он мог сделать папе очень больно. Так что Айвэн посадил сына себе на колени, и с самым серьёзным видом постарался ему втолковать, чтобы он больше никогда не повторял того, что сделал сегодня утром.

– Даниэл водил машину, сказал Даниэл.

Это было его первое предложение, поэтому Шарлотта, несмотря на серьёзность ситуации, была в восторге. Они согласились, что лучше никому не говорить о происшествии, но мудрое это решение долго не продержалось. Шарлотта рассказала матери и свекрови, а потом Нелл призналась Шарлотте, что сказала об этом своему парню. Которого вообще-то не существовало, но она хотела, чтобы Шарлотта думала, что он есть. Когда к ним пришёл врач с женой, Айвэн рассказал им тоже (а значит и четырём другим гостям за столом), потому что это казалось ему хорошим примером сообразительности ребёнка, которого некоторые уже считали отсталым. При случае он рассказал эту историю двум коллегам, работавшим у него в галерее, а Шарлотта своему начальнику и машинистке.

В сентябре Шарлотта взяла двухнедельный отпуск. Дела в галерее шли пока так себе, и можно было бы куда-нибудь съездить, но это означало, что придётся взять с собой Нелл, а Шарлотте не хотелось тратиться на оплату номера в отеле для неё тоже. Она решила остаться дома и отпускать Нелл после полудня. Мать Шарлотты сказала, что по её мнению Нелл крадёт у неё внимание Даниэла. Айвэн повёз Нелл в загородный мотель на шоссе А12, где они представились супружеской парой, едущей на выходные в Амстердам через Харидж.

Первое время Нелл очень беспокоила такая ситуация, но теперь она была влюблена настолько, что была готова заниматься любовью с Айвэном без остановки. Хоть все те четыре часа, что она бывала теперь у них в доме.

– Надо что-нибудь придумать, – сказал Айвэн в их номере, – мы не можем всё время уезжать вдвоём.

– Ох, нет, конечно же. Ты потеряешь своего ребёнка.

– Я потеряю свой дом и половину денег, – сказал Айвэн.

Они вернулись домой поздно, сначала Айвэн, и как договаривались, полчаса спустя Нелл. Айвэн сказал Шарлотте, что проработал до одиннадцати, готовился к частной выставке. Она сомневалась, что это правда, но что Нелл была в кино со своим парнем, она разумеется поверила. Нелл всюду ходила с ним, так что, если у них всё серьёзно, Шарлотту это устраивало. Они поженятся, а замужние не работают няньками с проживанием. Если Нелл уйдёт, не придётся её увольнять. У неё были какие-то странные чувства к Нелл, трудно сказать в чём дело, может это лишь страхи оттого, что Даниэл явно предпочитал мамину помощницу, а не мать.

– Сперва он идёт к ней, а потом к тебе, – говорила Шарлотте мать. – Ты подумай над этим.

Он всегда был в обнимку с Нелл, у неё на коленях. Любил, когда она купала его, читала ему перед сном, эта милая светловолосая Нелл с добрыми голубыми глазами. Он любил прикосновение её изящных пальцев, а больше всего ему нравилось прижиматься к ней. Однажды в субботу Нелл резала овощи к ужину и не слышала, как сзади подбежал Даниэл и обхватил руками её ноги. От неожиданности она выронила нож и глубоко порезала ладонь и большой палец.



2

Порез шёл по диагонали от указательного пальца до запястья, вдоль так называемой линии жизни. Вид крови, своей тем более, поразил Нелл. Громко вскрикнув от страха, потом она лишь потихоньку всхлипывала. Словно нефть из скважины, как однажды показывали по телевизору, кровь била фонтанчиками, стекая с края стола. Даниэл, совершенно не чувствуя страха, ловил капли указательным пальцем и рисовал ею каракули на дверце шкафа.

Появившаяся на кухне Шарлотта сразу догадалась, что случилось, и очень рассердилась. Если бы Нелл не поощряла эти его нежности, он бы не стал хватать её за ноги, и она бы не порезалась. Ему следовало бы гулять в саду и обнимать свою мать, у неё всего лишь совок в руках. Шарлотта собиралась высадить двенадцать роз по кругу на клумбе.

– Рану надо зашить, – сказала она, – и сделать укол против столбняка.

Заметив наконец, чем развлекается сын, она оттолкнула его.

– Это отвратительно, непослушный мальчишка!

Даниэл завопил, молотя Шарлотту кулаками.

– Мне надо в больницу? – спросила Нелл.

– Конечно надо, там зашьют рану и остановят кровь.

Айвэн был дома наверху, в комнате, которую он называл своим кабинетом. Разумнее было бы ему отвезти Нелл в больницу, но чем-то ей эта мысль не нравилась. С некоторых пор ей вообще расхотелось оставлять Айвэна и Нелл наедине, чего прежде никогда не было.

– Я отвезу тебя, – решила она. – Даниэла возьмём с собой.

– Может, оставить его с Айвэном? – предложила Нелл, обернув куском ткани ладонь и глядя, как на повязке расплывается похожее на Шотландию кровавое пятно. – Можно попросить Айвэна присмотреть за Даниэлом, мы же ненадолго.

– Советую тебе не оспаривать мои решения, – резко оборвала её Шарлотта.

Нелл заплакала. А Даниэл, всё так же рыдавший у матери на плече, протянул к ней руки. В раздражении, с нетерпеливым восклицанием Шарлотта передала его Нелл. И стала отмывать в кухонной раковине от земли руки, пока Нелл успокоительно ворковала над Даниэлом. Схватив с вешалки в холле, как ей показалось, пальто, Шарлотта умудрилась спутать его с оливкового цвета жакетом, забытым здесь её свекровью, и вышла через парадную дверь. Двенадцать роз с завёрнутыми в пластик корнями по-прежнему лежали у края круглого цветника. Нелл нянчилась с Даниэлом, стоя у гаража, её повязка плохо справлялась с задачей. Кровь уже поглотила соседние с Шотландией области. При виде такого бедствия, Нелл почти было лишилась чувств, и это были совсем не те ощущения, что при первом поцелуе Айвэна.

Шарлотта подняла гаражную дверь, села в машину и выехала из гаража задним ходом. Забрав у Нелл Даниэла, усадила его на заднее сиденье, где его ждал целый автопарк игрушечных легковых и грузовых машин. Раскаиваясь в своей излишней грубости, она открыла переднюю дверь, усадив Нелл, такую хрупкую, бледную от пережитого, на переднее сиденье.

– Положи голову назад и посиди, ты бледна, как полотно.

Бормоча своё «бр-р-р-м, бр-р-м», Даниэл стал катать Триумф-Доломит по спинке водительского сиденья.

Айвэн был дома, так что гараж незачем закрывать. Но даже в нынешнем враждебном к нему отношении, она считала, что следует сообщить мужу, куда и зачем они едут. Но не успела она подойти к дому, в дверях показался Айвэн.

– Что случилось? Что за крик?

Она сказала, что случилось.

– Я отвезу Нелл в больницу, – сказал он. – Конечно, я не против, я должен, это же ясно. И почему ты сразу не сказала мне, когда это случилось, непонятно.

Шарлотта ничего не сказала. Она задумалась, уловив в его голосе необычно участливые нотки, выдававшие чисто мужскую заботу о том, кто ему близок и дорог. И тот совершенно неуместный сейчас взгляд, который когда-то покорил её. Он делал его вылитым пиратом, для полной убедительности не хватало лишь золотой серьги, или зажатого в зубах ножа.

– Тебе совершенно незачем ехать, – сказал он тем грубым тоном, каким взял за моду говорить с ней в последнее время. – Какой смысл являться туда целой толпой.

Без труда умножив два на два, прибавив в уме все одинокие вечера последних дней и странные этому оправдания, Шарлотта получила вполне ожидаемый результат.

– Я поеду в больницу, даже если это будет моей последней поездкой.

– Делай, как хочешь.

Айвэн сел на водительское сиденье. И сказал Нелл:

– Потерпи, милая, мало ли что ещё случится.

Нелл открыла глаза, улыбнувшись ему слабой улыбкой, здоровой рукой откинула прядь светлых волос, упавших на её бледное заплаканное лицо. Даниэл охватил сзади шею отца, продолжая катать свою машинку теперь по лацканам папиного пиджака.

– Мог бы хотя бы закрыть ворота, – крикнула Шарлотта. – Не хватало ещё чтобы кто-то влез в гараж и стащил стереосистему.

Айвэн не шелохнулся. Он глядел на Нелл. Шарлотта направилась в воротам. Стоя спиной к капоту машины, она потянула рукоятку, чтобы опустить ставни вниз. Она выглядела до нелепости толстой в зеленоватом пиджаке на тёплой подкладке, который совсем не сочетался с синими брюками. Положив руки на руль, Айвэн взглянул на жену. Даниэл уже висел у него на шее, со своей машинкой прямо под подбородком. «Б-р-р, бр-р-р-м, бр-р-м!»

– Хватит, Даниэл, пожалуйста прекрати!

– Машину на «драйв», – приказал Даниэл.

– Ладно, – согласился Айвэн, – как скажешь.

Он перевёл селектор на «драйв», включил фары, брызнул жидкость на стекло, включил дворники, и опустив ручник, изо всех сил нажал на газ. Машина рванула вперёд, опустившая ставни Шарлотта в ярком свете фар резко обернулась, вскрикнув, выставила вперёд руки, словно пытаясь остановить машину. В этот же миг Нелл, широко раскрыв глаза, подалась вперёд почти к лобовому стеклу, казалось, их лица могли соприкоснуться. Искажённое гримасой лицо Шарлотты, казалось, заполнило весь обзор, словно призрак из туннеля. Это лицо Нелл не забудет никогда. Животный ужас и понимание, что и почему с ней сейчас будет.

Руки слишком слабое средство против мощного мотора огромного автомобиля. Шарлотта опрокинулась назад, закричала, капот скрыл от глаз её падение, колеса раздавили её, когда машина рванула в гараж, разметав рольставни, словно оконные шторки. Обломки посыпались на капот, на крышу машины, углом острого куска пробило ветровое стекло, превратившееся мозаику из множества льдинок. Нелл, истерически крича, заметалась в своём кресле, но Даниэл позади них тихо замер в углу за спиной отца, зажав в кулачок и сунув в рот край своего пальтишка.

Ослеплённый непрозрачной паутиной стекла, Айвэн отшатнулся от него, нажав на тормоз, рванул вверх ручник. Внезапно замерший автомобиль издал низкий мелодичный звук, словно вдруг запел церковный орган. Айвэн бросил руль, резко откинул голову назад, словно убирая прядь со лба, и замер, упираясь в спинку кресла и закрыв глаза. Он дышал размеренно и глубоко, словно собираясь заснуть.

– Айвэн, – вскричала Нелл, – Айвэн, Айвэн!

Он поворачивал голову невыносимо медленно, подняв веки не раньше, чем мог взглянуть ей прямо в глаза. Встретив его взгляд, она тотчас замолчала, продолжая всхлипывать. Он поднял руку, и коснулся её щеки, но не кончиками пальцев, а костяшками, проведя ими вниз по краю челюсти, по изгибу шеи.

– Твоя рана уже не кровоточит, – прошептал он.

Она глянула на кучку красных тряпок на коленях. Она не знала, зачем он сказал это, и что имел в виду. – Ох, Айвэн, она умерла? Наверное она мертва, да?

– Я отведу тебя домой.

– Я не пойду домой, я не хочу жить, просто не хочу жить!

– Ладно, может и лучше пока вам оставаться здесь, Даниэлу тоже. Я пойду звонить в полицию.

Она обхватила его, когда он попытался выйти. Плача, вцепилась в его пиджак, пытаясь остановить.

– Ох, Айвэн, Айвэн, что же ты наделал?

– Ты имеешь в виду, что Даниэл наделал?




3

Когда, наклонившись и заглянув под машину, Айвэн вернулся к ней, упираясь коленями в сиденье, он приблизил своё лицо к ней и сказал:

– Сейчас я вернусь в дом. Когда это случилось, я был дома. Услышав удар и треск, я прибежал сюда. Когда увидел, что произошло, я вошёл в дом, вызвал полицию и скорую помощь.

– Я не понимаю, о чём ты.

– Отлично понимаешь. Подумай хорошенько. Я был наверху в кабинете. Ты была с Даниэлом в машине, и закрыв глаза, отдыхала, откинувшись назад.

– О нет, Айвэн, нет. Я не могу, я не смогу сказать это людям.

– И не надо ничего говорить. Может у тебя шок, ты в состоянии шока. Говорить об этом надо будет позже, к тому времени ты успокоишься.

Нелл закрыла лицо обеими руками, здоровой и забинтованной. Она выглядывала оттуда в щель между двумя пальцами, словно испуганный ребёнок.

– Она, что – она мертва?

– Ну да, она мертва, – ответил Айвэн.

– О Господи, о Боже, и она сказала, что поедет в больницу, даже если это будет последним, что она сделает в жизни!

– Последнее, что она сделала, это закрыла гараж.

Он ушёл в дом. Нелл снова заплакала. Всхлипывая, она со стоном опускала голову, потом откидывала её назад. Она совсем забыла о Даниэле. Он сидел сзади, жуя край своего пальто, не замечая любимые машинки. Соседи, ужинавшие, когда раздался удар и треск ломающихся гаражных ворот, спешили к гаражу узнать, что случилось. Подошёл шофёр грузовика газовой службы и девушка, разносившая рекламные листовки двойного остекленения. Был серенький скучный день, дома закрывали высокие деревья и изгороди, густо покрытые листвой. Деревья росли на тротуаре. Никто не мог видеть, как машина переехала Шарлотту, влетев в гараж, никто не видел, кто был за рулём.

Люди помогали Нелл выйти из машины, когда из дома появился Айвэн. Увидав ногу Шарлотты, её кровь на бетоне под машиной и обломки дверей, она снова стала кричать. Соседка влепила её пощёчину. Её муж был так любезен, что исполнил вместо Айвэна его часть работы, сказав:

– Какой кошмар, какая трагедия. Кто мог подумать, что бедный малыш сделает это снова, и с таким жутким результатом?

– Не смотри туда, милая, – сказала девушка с рекламой, как экраном заслоняя листовками от Нелл тело, лежащее наполовину под, наполовину вне машины. Давай отведу тебя в дом.

Нелл ещё раз взвыла при виде двенадцати саженцев роз, ожидавших, когда их посадят. Соседка прошла на кухню, чтобы приготовить чаю. Её муж нёс Даниэла, который, увидев Нелл, сказал своё второе предложение.

– Даниэл голодный.

– Я займусь им, найду ему что-нибудь, – сказала соседка, разливая чай. – Принеси сюда бедняжку. Малыш не виноват, как он мог знать?

– Вот видишь, – сказал Айвэн, когда они остались одни.

– Нельзя говорить людям, что это сделал Даниэл. Ты не можешь, Айвэн.

– Я не могу, согласен, но ты можешь. Меня там не было, я был наверху, в кабинете.

– Айвэн, приедет полиция и будет меня расспрашивать.

– Разумеется, а потом будет расследование. Коронер будет спрашивать, и полицейские вероятно тоже, и может адвокаты, ну, не знаю, много кто ещё, но все будут тебя жалеть, сочувствовать тебе.

– Я не смогу вот так врать людям.

– Конечно сможешь, ты здорово умеешь врать. Вспомни, как ты врала Шарлотте. Она тебе верила. Помнишь своего выдуманного дружка, с которым ты якобы ходила в кино, когда была со мной? Кроме того, тебе не надо врать. Просто надо рассказать, что было в этот раз, когда Шарлотта появилась перед машиной.

– Ох, не могу остановиться, я не могу не плакать, – снова разрыдалась она. – Что мне делать?

– Не переставать плакать. Это тебе на пользу, поплакать побольше. Можешь продолжать в том же духе, просто слушай меня. Даниэл ничего не скажет, потому что он не может говорить, как известно. Но в любом случае это неважно, потому что его никто не думает обвинять. Ты слышала, что сказала эта соседка, как-её-там – малыш не виноват, как он мог знать? До семи лет – до разумного возраста – дети не осознают своих действий. Все знают, что Даниэл любит садиться за руль, все знают, что он уже это проделывал.

– Но не в этот раз.

– Больше никогда не говори этого. Даже в мыслях. Все уверены, что это сделал Даниэл, тебе остаётся только подтвердить.

– Я не уверена, что смогу, Айвэн. Не думаю, что я выдержу.

– Знаешь, что со мной будет, если ты не выдержишь, верно?

Полиция появилась прежде, чем Нелл успела что-нибудь ответить.

Они были в затруднении, потому что Даниэл был ещё слишком мал, но в этом он помог им сам, войдя в комнату, где допрашивали его отца, и так сказать, сделал признание, подтвердив слова отца:

– Даниэл водил.

Они переглянулись, с Нелл и Айвэном тоже, и кто-то из них записал «показания» Даниэла. Может, подумала Нелл, показания для суда, хотя понятно, что суда не будет. Сидя на её коленях, он держал свою машинку, но молча. Позже Нелл говорила Айвэну, что с того дня он ни разу не сказал «бр-р-р, бр-р-р-м», хотя они не очень были уверены в этом. Когда полиция уезжала, они взяли с собой Нелл и отвезли её в больницу, где наконец-то её рану обработали и зашили. Медсестра в приёмной, не зная всех обстоятельств, сказала, зря она не приехала сразу, теперь наверняка у неё останется шрам на всю жизнь.

– Думаю, что останется, – отозвалась Нелл.

– Правда, существуют пластические операции, – ободряюще сказала сестра.

К моменту начала расследования автомобиль получил новое ветровое стекло, был записан на перекраску, гаражный проём измерен для новой двери, а Даниэл выучил ещё несколько фраз. Но все ответственные лица, доктора, коронер и его начальство согласились, что лучше никогда не упоминать в его присутствии события того субботнего утра. По крайней мере, пока он не станет намного старше. И бессмысленно задавать вопросы, или в чём-то упрекать его. А лучше всего, сказал коронер, когда расследование почти завершилось, больше никогда не оставлять его сзади одного, только пристёгнутым, или под жёстким контролем.

Нелл дала показания очень тихим голосом. Несколько раз её просили говорить громче. Она описала, как сидела в машине, закрыв глаза от слабости. За рулём никого не было, Шарлотта пошла закрывать ворота, когда вдруг Даниэл с криками «бр-р-рм» перебрался вперёд, стал хватать рычажки, включил фары, перевёл селектор на «драйв» и побрызгал жидкость на стекло и опустил ручник. Нет, он делал это не в первый раз, такое уже было, просто матери перед гаражной дверью тогда не было.

Коронер спросил, пыталась ли она остановить ребёнка, в ответ Нелл разрыдалась и подняла ладонью вверх всё ещё забинтованную руку – жест весьма драматический, но на самом деле чисто импульсивный. Она часто смотрела на эту руку, неделю за неделей, месяц за месяцем, долгие годы она глядела на белый шрам от указательного пальца, поперёк через ладонь до запястья. Она глядела на него, когда Айвэн надевал ей на безымянный палец обручальное кольцо.

 «Смерть от несчастного случая», гласил вердикт, то есть «случайная», как пояснил ей Айвэн. Она случайно порезала руку, и часто думала, могло ли быть остальное, если бы не это. То есть, если бы Даниэл не обхватил её тогда за ноги. Выходит, как ни странно, виноват во всем именно он. Она сказала об этом Айвэну, и он согласился, хотя больше никогда не упоминал об этом. Нелл тоже. Случившееся Даниэл конечно видел, но это никак на нем не отразилось. Ему было четыре, когда они поженились, он уже разговаривал как обычный четырёхлетний ребёнок. И непохоже, чтобы он скучал по матери, но ведь, как сказал Айвэн, он всегда предпочитал Нелл.

Когда Нелл родила дочь спустя пять лет после свадьбы, уже почти оставив надежды на рождение ребёнка, Даниэл, глядя на малышку Эмму, к её удивлению спросил о своей матери. Он хотел знать, как умерла Шарлотта.

– В автокатастрофе, – ответила Нелл словами, которые они с Айвэном сочли самыми подходящими.

– Однажды ему придётся узнать больше, – сказала Нелл. – Что ты собираешься ему сказать?



4

Айвэн ничего не ответил. Лишь поглядел сдержанно и задумчиво.

С возрастом жёсткость его черт, придававшая ему сходство с лихим пиратом, делала его больше похожим на волка. Нелл повторила свой вопрос.

– Что ты скажешь, когда Даниэл спросит, как умерла Шарлотта?

– Я скажу, умерла в автокатастрофе.

– Но это его вряд ли удовлетворит, так ведь? Он захочет узнать подробности. Кто был за рулём, кто ещё как-то участвовал, всё такое.

– Я скажу ему правду, – сказал Айвэн.

– Скажешь правду! Как такое возможно? Что он о тебе подумает? Он тебя возненавидит. Он даже может пойти и рассказать всем, что его отец... ну, ты знаешь. Если честно, я не смогу выразить это словами.

– Я рад, что кое-что ты не способна выразить словами. Приятный сюрприз.

В последнее время в моменты раздражения у Айвэна появлялся почти волчий оскал, обнажавший верхние зубы и красные дёсны.

– Но что именно ты намерен ему сказать, Айвэн?

– Если такой момент настанет, я скажу ему правду о смерти Шарлотты. Пусть технически он виновник её смерти, в силу возраста его нельзя обвинить. Я скажу ему со всей прямотой, что он привёл в движение машину и задавил Шарлотту.

– И это называется правдой?

– Ты не можешь не знать, – сказал Айвэн, обнажая зубы, – что именно это ты рассказала следствию.

Как поняла Нелл, Даниэл спросил о матери исключительно из ревности. Он ревновал к Эмме. До этого все внимание Нелл принадлежало ему, кроме той части, которую она уделяла Айвэну. Видя с ней новенькую малышку, он наверное понимал, что полностью в его распоряжении она теперь не будет. И тогда он вспомнил, что некогда у него была настоящая мать, его собственная.

Здесь многое напоминало Нелл о ней. Всякий раз – то есть каждый день – проходя мимо хоровода растущих на клумбе роз, она думала о Шарлотте. Айвэн сам посадил их на другой день после похорон Шарлотты. Они никогда не ездили на той машине, её взяли в счёт частичной оплаты при покупке новой. Когда Емме исполнился год, они переехали в дом побольше, и более старый. Нелл была рада избавиться от тех роз, но ей никуда не деться от собственной руки с белой зловещей полосой шрама, которая тянется вдоль её линии жизни. И ничего не поделать с тем, что иногда ей попадается на глаза карта Шотландии. В новом доме они остались без сиделки для ребёнка. Раньше им помогала соседка, но она не была готова уехать за десять миль. Айвэн не раз предлагал нанять помощницу, но Нелл была против. Она слишком хорошо помнила, что Даниэл всегда предпочитал её собственной матери. Кроме того, с момента замужества она никогда не работала ради заработка. Работы ей и так хватало, утомительной и всепоглощающей заботы о Даниэле, а потом и об Эмме. Кроме того, она содержала дом в чистоте и порядке, а ещё училась водить машину.

Девушка, которую принял на работу в галерее Айвэн, жила всего через пару улиц от них. Она сказала, что очень любит детей и может раз в неделю посидеть с ними. Айвэн сказал лишь, что её зовут Дениз и ей двадцать три, так что её красота и длинные каштановые волосы стали стали неожиданным сюрпризом. Они нуждались в ней даже реже, чем раз в неделю, потому что Айвэн часто работал вечерами допоздна, а приходя домой к ужину, не выказывал желания идти куда-то ещё.

– Эмма растёт, не зная своего отца, – говорила Нелл.

– Можешь пойти работать помощницей к другим мамочкам, – сказал Айвэн. – Если сможешь зарабатывать не меньше меня, я с радостью брошу работу и буду заниматься детьми.

Дениз сидела с детьми на шестой юбилей их свадьбы, и на день рождения Нелл. Эмма, которую Нелл подозревала в гиперактивности, большую часть вечера под опекой Дениз не спала, а сидела у неё на коленях, играла с содержимым её сумочки и поднимала крик при попытках уложить её в постель. Дениз говорила, что она не против, она любит детей. Когда Нелл попыталась забрать прижавшуюся к ней Эмму, она набросилась на мать с кулаками.

– Я отвезу вас домой, – сказала Нелл.

– Это ни к чему, – вмешался Айвэн. – Я отвезу. Оставайся с Эммой.

У Дениз был бойфренд, о котором она постоянно говорила. Если она не могла посидеть с детьми, так это потому, что она куда-то пойдёт с ним. Айвэн сказал, он видел его, когда он заходил в галерею к Дениз, но на вопрос, как он выглядит, сказал, что обыкновенно, ничего особенного. Хотя трудно было бы найти другую няньку, порой Нелл хотелось, чтобы отношения их оказались серьёзными, ведь тогда они поженятся и Дениз уйдёт.

Со стороны Айвэна было абсурдно предполагать, что она может пойти работать. Неуёмная энергия Эммы, для ребёнка полутора лет не оставляла ей ни одной свободной минуты. Эмма, которая пошла в десять месяцев, спала ночью не более шести часов, правда днём иногда просто падала и засыпала от усталости. Неудивительно, что она пока не произнесла ни слова, ведь при такой активности, как сказала Нелл Даниэлу, ей просто некогда говорить.

– Ты не говорил почти до трёх лет, – сказала ему Нелл, мгновенно поняв свою оплошность. – По-видимому это наследственное у детей твоего отца...

– По-видимому. Не твоя же, и не моей матери. Хотелось бы знать, что случилось с моей матерью.

– Это была автокатастрофа.

– Я знаю. Но я бы хотел знать детали. Узнать в точности, что случилось.

– Когда ты будешь постарше, отец тебе расскажет.

Что было ошибкой делать из этого загадку, она понимала. И собиралась предупредить Айвэна, но несколько дней она почти не видела его. Они намеревались пойти в гости в пятницу, но Айвэн позвонил ей и сказал, что будет работать допоздна, а потом созвонится с Дениз и отвезёт её куда-то. Он вернулся в полночь, и в субботу примерно в то же время. Даниэл заловил его в воскресенье утром.

– В каком-то смысле чем раньше Даниэл уедет в школу, тем лучше, – сказал Айвэн Нелл.

– Это будет не раньше, чем через год.

– Может стоит отправить его в пансионат на это время.

– Я не хочу никуда его отправлять, ему лучше оставаться дома. И не говори, что это не моё дело, это не мой ребёнок, напротив, он больше мой, чем твой. Ты его никогда не любил.

Некогда чёрные, цвета воронова крыла волосы Айвэна рано начали седеть. Теперь они были цвета волчьей шкуры, как и усы, которые он отрастил. Возможно этот контраст делал его рот краснее, зубы белее, когда он раздвигал губы в привычном оскале. Как сказала мать Нелл, если бы он был диким зверем, он бы зарычал. Но люди не рычат.

– Ты считаешь, что я не люблю своего сына?

– Да, именно. Мы не любим тех, кому принесли зло, это известная истина.

– Полная чушь. Чем же по-твоему я навредил Даниэлу?

Нелл глянула на левую ладонь. Это стало неосознанной её реакцией, почти как нервный тик. Она повернула руку ладонью вниз и прикрыла указательным пальцем шрам.

– Я догадываюсь, он спрашивал тебя о Шарлотте?

– Я сказал ему, что ты единственный человек, который может сказать ему, как было. Ты там была, но не я. Конечно, может, ты не готова отвечать, может, ты так решила. Тебе надо что-то сделать со своей рукой. С возрастом это выглядит уже неприятно. Сейчас пластика не проблема, и я не против раскошелиться.

Уже полгода как Дениз не сидела с детьми. Просто потому, что они никуда не ходили. То есть нигде не бывали вместе. Айвэн уходил, Нелл сидела дома, занималась детьми и уборкой. У неё мания чистоты, говорила её мать, это ненормально.

Как-то днём Нелл убирала пылесос в чулан, когда Эмма, которая носилась туда и обратно, захлопнула за собой дверь. А ручка на тяжеленной прочной двери чулана в этом старом доме была только снаружи, но не внутри. Нелл, стараясь не паниковать, пыталась уговорить дочь открыть дверь. Пожалуйста, Эмма, будь хорошей девочкой, открой дверь, выпусти мамочку...



5

Некоторое время Эмма стояла за дверью, Нелл слышала её хихиканье.

– Выпусти мамочку, Эмма. Моя умная девочка сможет открыть дверь, а мамочка нет. Мамочка не такая умная, она не может открыть дверь.

Нелл думала, лесть и подхалимство должны сработать. Хихиканье прекратилось. Нелл ждала в темноте. Сюда не проникал свет даже по периметру, дверь прилегала к раме слишком плотно. Чулан находился посреди дома, между внутренней стеной и кирпичной облицовкой камина. Здесь было темно, спёртый воздух и пахло сажей. Снова послышалось хихиканье, но тише. Понятно почему. Эмма удалялась от двери.

– Эмма, вернись. Иди сюда, выпусти мамочку. Поверни ручку, дверь откроется, и мамочка выйдет.

Лёгкие шаги звучали всё тише, они явно замедлились, совсем непохоже на её обычные стремительные перемещения. Сердце у Нелл упало, она поняла, что происходит. Так бывало вслед за длительным периодом гиперактивности, когда был исчерпан её запас энергии. В таких случаях, пользуясь моментом, Нелл укладывала её в кроватку, но что будет делать Эмма в её отсутствие?

Она может пораниться? Выйдет из дома и захлопнет за собой дверь? Только этого не хватало. Нелл принялась колотить кулаками, биться о дверь. Мало того, что она заперта здесь, но ещё и её двухлетнее дитя, обессиленная Эмма бродит сейчас по огромному дому со множеством углов, лестниц и опасных для ребёнка ловушек. А если она откроет погреб и упадёт с лестницы? Найдёт спички или нож? Сунет пальчики в розетку? Нелл не могла видеть свою руку, но пальцами нашла наощупь свой шрам.

– Эмма, Эмма иди сюда, выпусти мамочку! – закричала она снова.

Здесь не было света, и уже не хватало воздуха. Или, внушала себе Нелл, скоро он кончится. Притока извне не было, и как только она израсходует весь кислород, она умрёт. Задохнётся. Даниэл не вернётся ещё несколько часов, а Айвэн, это у него уже вошло в привычку, не раньше полуночи. Чем сильнее кричишь и колотишь в дверь, тем быстрее израсходуешь кислород.

Спас её Даниэл, спустя примерно час сидения в чулане. Войдя в дом, он обнаружил, что дома никого нет, и это было очень странно. К тому времени Нелл уже не кричала, и не стучала в дверь. Она сидела на полу, обхватив колени руками, стараясь экономить кислород. Даниэл не должен был возвращаться из школы сейчас, скорее через час, после урока музыки, но он забыл дома ноты.

Хотя Нелл практически всегда была дома, когда он возвращался, но именно сейчас его появления никто не ждал. Может она всегда куда-нибудь ходила, пока он был на занятиях по скрипке. Скорее всего он бы сразу поднялся к себе в спальню, поскольку спешил, но в гостиной он заметил розовое пятно там, где его не должно было быть. Это была его сестра, Эмма уснула на ковре в гостиной, засунув палец в рот, рядом с ней щётка от пылесоса. Эта щётка дала ему ключ к произошедшему, и, когда он направился к чулану, Нелл услышала его шаги и закричала:

– Даниэл, Даниэл, я здесь, я в чулане!

Он открыл дверь, и Нелл выбралась наружу, с паутиной на волосах, моргая отвыкшими от яркого света глазами. Даниэл с мстительным удовольствием подумал, что Эмме теперь достанется. Он не отошёл от ревности даже сейчас, спустя почти два года. Он сам отругал Эмму, и впервые Нелл него не остановила.

В тот вечер Айвэн впервые за многие недели пришёл домой в нормальное почти что время. Вместе с Дениз. Им надо было кое-что закончить по работе, и Айвэн решил сделать это дома. Нелл рассказала ему о случившемся днём, и Дениз похвалила Даниэла за ум и наблюдательность. Если бы не это, он бы почти сразу ушёл из дома, и что тогда было бы с бедняжкой Нелл?

– Однако, для него это типичная причина для награды. Словом, похвалить стоит его забывчивость. Если бы он не забыл ноты, он бы не зашёл домой. Так за что его хвалить?

От него досталось всем, кроме Дениз. С ней он собирался поработать над каталогом до восьми, а потом где-нибудь поужинать. Поэтому незачем Нелл хлопотать ради них, как-то слишком любезно сказал он, тем более после пережитых неприятностей. Дениз сказала, как хорошо, что всё благополучно для Нелл закончилось. Ей просто не терпится рассказать об этом своему парню.

Айвэн вернулся домой поздно. Волчий, полусонный остекленевший его взгляд некогда был очень хорошо знаком Нелл. На другой день она сказала, без какого-либо повода, что считает, пора ей рассказать Даниэлу, что случилось с его матерью. Это значит, ей предстоит признаться в даче ложных показаний, но тут уж ничего не поделаешь, ей придётся отвечать. Айвэн сказал, то есть это ему придётся отвечать? А потом сказал, что ей никто не поверит.

– Если мы разойдёмся, – сказала Нелл, – я возьму детей под опеку. Обоих, неважно, что Даниэл не мой сын. Но ты вряд ли будешь против, верно? Ты не любишь детей.

– Какая чушь. Конечно, я люблю детей.

– Но не любишь терять половину состояния.

– Две трети, – поправил её Айвэн.

– Думаю, ты будешь рад избавиться от Даниэла. Потому что однажды придётся тебе либо сказать ему правду, либо ложь, от которой он будет страдать всю жизнь.

– Как мелодраматично, и как нелепо. Но мы же не думаем разводиться, верно?

– Не знаю. Но я не могу так жить.

Он посадил Эмму на колени и стал ей объяснять, как нехорошо она поступила, нельзя запирать маму в чулане. Ведь там почти нет воздуха, а люди без него не могут жить. Эмма заверещала, вырываясь, пытаясь слезть на пол. Айвэн держал её крепко, сбежать ей не удавалось, и она стала раскачиваться взад-вперёд. А если бы сама Эмма поранилась, спрашивал Айвэн, судивший других по себе и ничуть не верящий в альтруизм. Если бы она пострадала, упав с лестницы?

Когда Эмма уснула, Айвэн предложил попробовать всё начать сначала. Он будет возвращаться домой в разумное время, уволить Дениз не так просто, но он надеется, что она уйдёт сама. И он больше не будет браться за проекты, над которыми придётся работать целыми днями.

– Как быть с Даниэлом?

– Я придумаю, что ему сказать, – Нелл показалось, он печально улыбнулся, глядя на её шрам. Она повернула ладонь вниз. – Скажу, что тогда он был сзади, играл своими машинками. А ты была на пассажирском сидении, и тебе было так плохо, что ты так и не поняла, что он сделал. А его не в чем обвинять.

– Не вздумай ему внушить, что я порезалась намеренно. Я буду рядом, я не стану молчать.

Айвэн промолчал. Потом сказал, что было бы неплохо отметить семилетний юбилей их свадьбы.

С прежними знакомыми они разошлись, когда переехали в этот дом. Но они пригласили мать, зятя и сестру Нелл, своего врача с женой, соседа и его жену, сотрудницу его галереи с мужем и ту девушку, которую взяли на место Дениз. Было полнолуние, прекрасный вечер для барбекю, и Эмма в десять всё ещё носилась по саду. Совершенно неуправляемая капризуля, сказал Айвэн доктору, неуёмное создание, с ней невозможно справиться.

– Это гиперактивность, я полагаю, – сказал доктор.

– Именно, – согласился Айвэн. – Не так давно она заперла Нелл в чулане, и убежала. Если бы мой сын не забыл кое-что, и не решил зайти домой, я просто не знаю, чем бы это кончилось. Там совсем нет воздуха.

Разговоры смолкли, теперь все слушали Айвэна. Нелл замерла, блюдо с сырным печеньем для гостей в руках.

– Я конечно отчитал её, сами понимаете, но ей всего два года. Она ещё ребёнок, хотя и не по годам развита. – Айвэн улыбнулся по-волчьи, казалось, он сейчас взглянет вверх на луну и завоет. – Не представляю, в чём дело, но кажется, мои дети меня совсем не слушают, они делают обратное тому, что я им внушаю.

Нелл уронила блюдо с печеньем и закричала. Она кричала, пока женщина из галереи не подошла, чтобы влепить ей пощёчину.