Мутное время

 Словно сквозь вату доносились неясные звуки: крепкий темнокожий молодой человек негромко напевал что-то монотонное, хлопая ладонями и качая бритой головой в такт. Его молча  слушала разномастная толпа. Серые бетонные дома с указателями и искусственными газонами создавали иллюзию пребывания внутри какого-то старого голливудского фильма без названия.
Городская улица сменилась разрушенными сельскими домами и сгоревшими остовами автомобилей, к пению присоединился странный гул, похожий на гром. Воздух колебался горячим маревом, изображение поющего расплывалось и вращалось, постепенно бледнея на фоне тусклого летнего неба. Внезапно все картинки смешались, закружились бешеной каруселью и обрушились в сознание громкими звуками жаркого летнего дня вместе с резким, бьющим в нос, запахом.
Вера открыла глаза: из тумана на неё с тревогой смотрело женское лицо. Комната с белыми стенами плыла и кружилась, как давешний поющий негр.
- Что Вы здесь делаете?- слабо спросила Вера.
- Я-то  работаю, - ответила женщина,- а что здесь делаешь  ты?
Действительность вернулась, и Вере стало неловко, что она потеряла сознание от обычного укола в неподходящий момент. Впрочем, было бы странным иметь время для такого события.
- Извините, Алевтина Ниловна,- смущённо пробормотала Вера,- я не успела Вам сказать, что мне плохо...
- Успела - успела, а я тебя поймала и уложила на кушетку,- улыбнулась медсестра. - Садись за стол, будешь восстанавливаться.
Вера пила крепкий горячий чай с шоколадом, смотрела в большое окно и беседовала с Алевтиной Ниловной о каких-то пустяках. Постепенно комната приобрела чёткие очертания, в голове окончательно прояснилось, лишь в теле осталась приятная истома, как после тёплой ванны. Очень хотелось подольше посидеть вот так, по-домашнему, но задерживаться здесь было нельзя: за дверью в кабинет уже собралась очередь.
Распрощавшись, Вера вышла на улицу. Солнце уже прошло зенит, катилось на запад, поджаривало всё живое, тщательно выжигая окрестную степь добела. Заканчивалось последнее мирное лето.



***
В ноябре начался киевский майдан. Сначала на Донбассе все события воспринимались, как временные трудности, которые под силу решить правительству. Но дальше всё пошло по какому-то мутному сценарию. Из неведомых закромов вдруг выползли «правосеки» и нацисты всех мастей. В Крым и на Донбасс  отправлялись «поезда дружбы». Как местные жители встретились с такими «поездатыми героями» на площади города Донецка, Вера смотрела  онлайн. Слышно было, как женщины говорили «дорогим гостюшкам»: «Езжайте домой, работайте! Мы вас сюда не звали!» Внезапно среди приехавших возникла потасовка, и Вера увидела, как оседает на асфальт мужчина и все бросились к нему.  Справа из толпы вынырнул коротко стриженый субъект, плавным движением спрятал за пазухой нож, и, не оглядываясь, спокойно ушёл. Убийство для него - обычное дело! Вера ненадолго оцепенела. Первая мысль была, что это невозможно, потом, что  надо позвонить в милицию. Тем временем толпа на мониторе уже кричала и рвалась в драку. Но ведь кто-то же наверняка это увидел кроме неё! Вера выключила компьютер, стараясь не разбудить детей, пробралась в свою комнату. Время было позднее, но она никак не могла уснуть: увиденное настойчиво возвращалось к ней снова и снова. Наконец, усталость вместе с валерьянкой победили и Вера забылась тревожным сном.

 В Краснодоне  было неспокойно. Народ собирался в ополчение для самообороны от украинской национальной гвардии, потому что местным властям не очень доверяли. На улицах появились подозрительные чужаки, обычно группами, некоторые говорили на западно-украинском диалекте.  Их обходили стороной, лишний раз не вступая в дискуссии. Вера столкнулась с такой парочкой в магазине, где вели они себя почти по-хозяйски.  Люди стали собираться на митинги. Обсуждали последние новости,  решали, как быть дальше. На одном из таких митингов, у памятника молодогвардейцам, на листе А4, люди написали обращение к Президенту России со словами: «...просим Вас защитить русскоязычное население Донбасса от произвола незаконной власти и ввести миротворческий контингент...». Этот документ подписали около полутора тысяч человек, в том числе и Вера с детьми. Через несколько дней старая приятельница, круглолицая белокурая Оля, доверительно сообщила ей, что некие доброхоты общественное обращение Путину отправили не по указанному адресу, а прямиком в Киев. Правда, никаких доказательств на этот счёт у неё не оказалось.
Однажды, чудесным майским вечером Вере позвонила знакомая:
 - Привет. Что ты делаешь послезавтра, одиннадцатого числа?
- У меня будет выходной. А что случилось?
- Нужен секретарь избиркома на референдум. Я знаю, что ты не откажешь.
- Добро. Когда и куда подойти?
Через час Вера получила нужные инструкции.

***
- Нет, ты не должна рисковать собой! А если на вас нападут? Ты понимаешь, что вся эта ваша акция незаконна? - Максим ходил из угла в угол, меряя шагами комнатёнку Веры.
Вот уже два месяца он и его сослуживцы - пограничники жили в подразделении, без права выхода по домам и в город. Кроме того, к ним под конвоем из военкомата приводили обычных гражданских, формируя из них местную «нацгвардию». Среди них велась активная пропаганда командования о «едыной Украине», справедливости новой власти и шла разъяснительная работа об опасности «незаконных бандформирований» - так называемого ополчения. Наконец, командир позволил военнослужащим оставить ненадолго  серое, неуютное здание бывшего института и разойтись по домам, чтобы проститься с родными: подразделению было приказано через несколько дней окопаться на пункте пропуска Изварино. Максим воспользовался моментом и навестил Веру.
- Если это так, то почему нам дают помещение и уже завезли бюллетени? Ты же сам видишь, что происходит вокруг: правительства нет, «ушёл» Крым, люди сходятся на митинги, в городе полно чужаков...
- Вас подставят! Вот увидишь, добром вся эта затея не кончится! Вам за участие, наверное, много денег заплатят?
- Нет, всё бесплатно. Я уже пообещала, нехорошо людей подводить отказом. Ладно, дай мне свой ПМР для самообороны. С кобурой. Буду «понты лимонить» перед комиссией.
Максим нерешительно остановился и задумался. С оружием Вера, бывшая сослуживица, обращаться умела, но вдруг отберут или потеряет в потасовке? Разрешения и сейфа у неё нет, и потом найдут законного владельца, а ему совсем немного осталось до пенсии...
-  Я за тебя очень переживаю. Принесу газовый баллончик.
- Давай, если так надо, - Вера пожала плечами. Она была уверена в том, что всё обойдётся.
11 мая день выдался солнечным и тёплым. Рано утром Вера встретилась с остальными представителями избиркома. Они  прошли в здание, где директор техникума сказал: «Значит так, предупреждаю: выборы эти незаконные. Если что - я тут ни при чём». А затем начался референдум по самоопределению народа Донбасса. Люди шли на голосование непрерывным потоком, был общий душевный подъём и необыкновенная торжественность. Неожиданно, Вере позвонил брат, Жора:
- Привет. Ну, шо там, всё нормально?
- Да, не волнуйся.
Но неугомонный брат, не прерывая разговора, уже обследовал окрестности и объявил:
- Тут у вас мужики с автоматами прячутся, я их всех вычислил.
- Это наши, успокойся,- ответила Вера.
- Кто тебе звонил?- Спросила Марина, председатель комиссии.
- Брат мой, переживает, как бы чего не вышло, - ответила Вера.
- У него машина есть? Нам позарез надо.
Сразу вошёл брат Веры, который тут же получил спецзадание: возить отдельную комиссию с бюллетенями и урнами, по адресам к тем, кто не мог прийти по каким-то причинам. В процессе нашлась девяностолетняя бабушка, которая считалась давно умершей. Немощная старушка помнила фашистов по Отечественной войне, поэтому с радостью встретила членов избиркома и приняла участие в голосовании.
Позже на участке ненадолго появился Максим: с плохо скрываемым отвращением он  оглядел присутствующих.
Затем отозвал Веру ненадолго в сторону и незаметно  отдал ей средство для самозащиты.  Баллончик оказался помятым, пустым, с треснувшим и отвалившимся клапаном. Вздохнув, Вера положила его подальше, чтобы случайно не потерять, как-никак, вещь казённая. Здание избиркома негласно охраняли вооружённые ополченцы, рассредоточенные в ближайших кустарниках, повода для беспокойства не возникло.
Поздним вечером провели подсчёт голосов: «за» проголосовало более 800 человек и только 10 были против автономии Донбасса в Украине. Затем комиссия вышла из душного помещения на свежий, прохладный воздух и под вооружённой охраной, отнесла бюллетени на место общего сбора к зданию треста «Краснодонуголь». Отстояв большую очередь, протискивались в толчее, общались с представителями других избиркомов, сравнивая результаты. По домам разошлись после полуночи: уставшие, но с чувством исполненного долга. Вера смотрела в самое красивое на свете ночное небо над крышами домов, где звёзды, необыкновенно большие, яркие и чистые, переливаются разноцветными огнями. Кажется, стоит протянуть руку вверх и вот она, ослепительная красота, сияет на ладони. Вера спешила скорее к детям, выпить чашку чая и лечь спать: завтра рано вставать на работу.
Через день пришёл Максим за баллончиком.
- Спасибо, Макс, он мне не пригодился. Здорово, что мы провели референдум! Донбасс будет автономией, как Крым. А захотим - тоже уйдём в Россию. И бандиты из Киева нам не указ!
Но близкий друг забрал казённую вещь, надулся, сделал патриотическое лицо и буркнул: «Как знаешь». На этом они и расстались. Насовсем.

***
Через пару дней, старший сын, Артём, сказал:
- Мама, мы с Лёнькой уйдём в подполье!
- Чего-чего?- спросила удивлённая Вера.- Куда это вы собрались? А Лёньке мама разрешила?
- Мы против запрета георгиевской ленты на Украине. Вот,- с этими словами сын достал из рюкзака несколько мотков георгиевской ленты и пачку бумаги А4.
- Будем везде по городу развешивать: на остановках, деревьях, памятниках.
- Бумага вам для чего?- спросила Вера.
- Писать листовки о том, что георгиевская лента - память о Победе над фашистами, а мы не «колорады» и не «сепары».
- Никакого подполья!- отрезала она. - И так не пойми кто свой, а кто провокатор, ещё вам не хватало вляпаться куда-нибудь.
К счастью, учебный год закончился и Вера отправила детей к близким родственникам в безопасное место, дышать свежим морским бризом и запасаться витаминами до лучших времён.
 А город, словно  хмурился в ответ на происходящее. На дорогах появились легковые автомобили с мигающими аварийными фарами.  Вере отчего-то они казались больными. Поползли слухи о боевых столкновениях с националистами. В интернете появились ролики от имени участников таких вылазок. Это были силовики и просто неравнодушные люди, которые собирались в «летучие» группы и своими силами выбивали националистов с занятых ими территорий. Вера посчитала нужным присоединиться к этим сознательным товарищам. Одно давнее знакомство позволило ей встретиться с довольно серьёзным человеком из «органов», который лично участвовал в подобных историях. Вера пришла к зданию бывшего банка, окна которого были заложены мешками с песком, а на входе стояли вооружённые люди - здесь находилась комендатура. Спросила, где найти Андрея. К ней подошёл коренастый мужчина, он только что приехал с очередной потасовки, усталый и настороженный. Но, памятуя просьбу их общего знакомого, вкратце объяснил суть дела: Вере надо было принести копии своих документов и придумать себе позывной, потом по звонку выезжать с группой на «мероприятия». Договорились о встрече и Вера шла домой в приподнятом настроении. Как она всё это сможет утрясти на новой работе, пока не укладывалось в голове, но очень не хотелось сидеть в бездействии. Однако, когда в условленное время пришла на встречу к Андрею, то около комендатуры его не оказалось, а телефон был «поза зоной досяжности». Вера поняла, что её затея с «летучим» отрядом провалилась и почувствовала себя уязвлённой. «Может, всё это к лучшему? Я не смогу убивать людей. Одно дело стрелять по мишеням, а в человека - совсем другое»- думала она, по привычке считая Максима и бывших сослуживцев «своими».
Но сомнения взяли верх, и в следующий выходной Вера с документами снова отправилась в комендатуру. В здании  было много людей, одетых в военную форму. Подошла к дежурному, сказала для чего, ей велели ждать в коридоре. Вдруг Вера увидела знакомого священника из местного храма, где крестила своих детей, да и просто любила бывать в тишине и умиротворении. Батюшка был в рясе и с пакетом в руке. Грех не поговорить с духовным лицом, коротая время в ожидании. 
- Здравствуйте, батюшка, не ожидала Вас тут увидеть. Вы что же, в ополчении? А как же  наш храм?
- Меня сюда начальство определило, послушание такое: с ребятами в окопах для поддержания боевого духа. Они даже мне пистолет выдали, а я и не знаю как с ним управляться. Вот, ношу с собой.
Батюшка приоткрыл пакет и Вера увидела боевой ПМ.
- Так я умею обращаться с оружием и научу Вас, если хотите.
- Не надо, пускай лежит. В церкви я служу по воскресеньям.
Неожиданно он  спросил:
- Ты сюда чего пришла-то?
- Да вот, хочу Родину защищать,- ответила она, смутившись, что вышло как-то с пафосом.
- Не благословляю. Домой иди,- сказал он. - К детям.  Эта война не твоя. Кто детей твоих поднимать будет, если с тобой что случится?
С этими словами он, огромного роста дядька, подхватил Веру под руку и вывел на улицу...

***
Время неслось, раскручиваясь стальной спиралью. Полным ходом шла битва за Луганский аэропорт, кипел Изваринский котёл. Некоторые доброхоты помогали нацгвардии, поставляя на позиции ГСМ. А что тут такого? Страна же «едына», понимать надо, а там может быть новая власть примет во внимание их заслуги.
Однажды Юля, старая подруга Веры, увидела из окна своей девятиэтажки, как вдалеке, на Поречье какой-то снаряд разрушил частный дом и он сложился, словно игрушечный. Потрясённая, она уговорила Веру перевезти самые ценные вещи на сопредельную сторону. Женщины наняли грузовую «газель» и, простояв на пункте пропуска «Северный» несколько часов, добрались к Юлиным родственникам. Вера посчитала самым ценным компьютер и зимнюю обувь. Так как, если (не дай Бог!) в дом что-то прилетит, то купить новую кожаную обувь себе и детям будет невозможно, а техника была не очень доступна и до войны. Дядя Гриша помогал разгружать пожитки. Складывая во дворе нехитрый скарб, сказал:
 - Да, натворили делов-то. Мои знакомые, от небольшого ума, в Киев на майдан ездили, против вашего правительства оппозицию поддержать, ну и деньжат сколотить.
- И как, хорошо заработали?- спросила Юля.
- Да, как сказать... Привезли денег, конечно. А к ним впридачу ещё триппер и наркозависимость. На лечение всё потратили.
- Так им и надо,- буркнула Вера.
 В Россию потянулись тысячи и тысячи беженцев. Закончился первый, необычайно холодный летний месяц.
Июль начался сумбурно, и Вера не успевала следить за событиями и понимать где правда, а где досужие выдумки. Говорили, что 1 июля на одном из блокпостов задержали четверых ряженых. От поста к посту ездил то ли «жигулёнок», то ли «москвич», в котором колесила весёлая компания: водитель, священник и девушка-беженка с другом. Священник щедро благословлял воинов на правое дело, дарил иконки, ладанки, нательные крестики и напечатанные на маленьких листках молитвы, пока один из ополченцев, до войны часто посещающий храм, не обратил внимание на маленькую деталь: крестное знамение священник совершил почему-то на католический манер, а простую молитву прочитал неправильно. И вдруг выяснилось, что «батюшка»-то  - липовый, девушка - украинская журналистка, а «друг» - её сотрудник и вся эта «гоп-компания» занимается разведывательной деятельностью: собирает данные о перемещениях и численности «сепаратистов», а затем «сливает» их украинской стороне. О водителе так ничего и не узнали. В общем, мутная история.
В городе и окрестностях грохотало: так, 7 числа, после пристрелочного огня украинские вояки разрушили на квартале Баракова  часовню Святого Николая, построенную на месте гибели 80 шахтёров в 2000 году.  Дальше - хуже. Ранним утром, 11 июля, когда Вера готовила сдачу смены, раздался страшный гул, затем грохот, старое здание задрожало, и все сотрудники выскочили на улицу, отчаянно пытаясь понять, что же произошло. Через пару часов выяснилось: украинский самолёт разбомбил проходную УМДРГШО(управление монтажа, демонтажа и ремонта горно-шахтного оборудования) кассетными бомбами, погибли двое: женщина и мужчина. С ужасом Вера пыталась дозвониться подруге, которая там работала охранником. Раз за разом набирала её номер, но в ответ металлический голос повторял: «Абонент знаходиться поза зоной дияльности мережи». Позже Вере сообщили, что Аня жива-здорова: тем же утром, узнав о происшествии, она выехала с семьёй в Крым.
После обеда позвонил ей бывший начальник, офицер:
- Здравствуйте. А что у вас сегодня взорвали?
- Проходную в ремонтных мастерских.
- Мы знаем, что туда ополченцы танки пригнали, наш самолёт разгромил террористов.
- Нет танков на базе,- резко ответила Вера,- и не было. Погибли гражданские, работники на проходной.
И досадливо отбила вызов. Похоже, «свои» среди сослуживцев заканчиваются.
 Впервые в жизни гул самолётов нагонял на Веру невероятную тоску.  Внутри словно сжималась в комок душа и ныла, ныла, не переставая. Хотелось куда-нибудь убежать от гудения самолёта и звука разрывов, но ноги делались предательски ватными, силы исчезали. В подвал Вера ни разу не спускалась, думала, что если дом разрушится, то никто её там не найдёт. Делая огромное усилие над собой, под звук «бахов» начала сдирать со стен старые обои в надежде поклеить новые, купленные весной. Через три дня, 14 июля Вера собиралась на работу и вышла посидеть  во дворе с чашкой кофе. Внезапно, большой пёс Фред, развалившийся на солнышке, поджал хвост и спрятался в будку так, что можно было увидеть только кончик его носа. В небе послышался гул летящего самолёта. Вера увидела белые облачка разрывов вокруг него.
«Зенитка»,- подумала она.
- Давай! Бей фашистов! - кричала она, глядя в небо и позабыв об остывающем напитке. Но облачка кружились вокруг да около, не попадая в цель. Тяжёлый транспортник гудел, удаляясь от города. В этот же день, от сотрудницы Вера узнала, что он был сбит над Давыдо-Никольским и упал около старой фермы. Самолёт вёз военное снаряжение и продовольствие, которое разлетелось в огороды на радость людям. Мародёрство местных, которые были рады упавшей с неба сгущёнке и тушёнке, строго пресекли ополченцы. Экипаж транспортника, якобы  катапультировался, но унесённый коварным степным ветром, приземлился на российской территории и можно сказать, что ему повезло - попасть в добрые руки пограничников. Чего не скажешь о пилоте сбитого буквально через час в тот же день над Краснодоном военного самолёта СУ-25. Лётчик успел катапультироваться и едва не погиб от рук местных женщин. Разъярённые бабы набросились на него с тяпками да лопатами и страшно подумать, чем всё могло закончиться, если бы вовремя не подоспели ополченцы. Они с трудом отбили у женщин лётчика, получая удары черенками от лопат. Поговаривали также, что этого пилота, избитого до полусмерти, ополченцы привезли в Краснодонскую больницу, где его дочь работала медсестрой.

***
Слухи слухами, но Вера не сидела на месте. Все свои выходные дни она попеременно, то с одной подругой Юлей, то с другой подругой, Наташей, ездила в соседний Донецк. Глядя на лагерь беженцев, стоя в очереди под дверями инспектора миграционной службы, сидя в коридоре центра занятости, старательно переписывая адреса организаций, предоставляющих вакансии и узнавая условия работы по специальности здесь, в Донецке, Веру не покидало странное чувство, что всё это пустая трата времени. И в  день, когда нашли квартиру для  тяжелобольной  Наташиной матери, вдруг  стало ясно, что лучше всего оставаться дома, под сенью старого, но ещё крепкого абрикоса, в компании Фреда и кота Зямы. Иногда Вера заглядывала в гости к своей давней знакомой, Анне Санько, которая была фельдшером на скорой. Невысокая, с вечно торчащими волосами, чем напоминала репей. Почему эта странная тётка не уехала из города, Вера не знала, спрашивать было неловко, сама же она не откровенничала. Иногда, за чашкой чая, от неё можно было услышать какие-то странные  истории.
- Представляешь, Вера, говорят, что недавно на окраине Семейкино, поздно вечером к старикам постучался в окно мальчишка-срочник, который три дня полз по степи к селу. Сбежал с АТО, надо же!
 - Так его надо было в  комендатуру сдать,- сказала Вера,- враг же!
- Ты что такое говоришь? Он ещё сопляк совсем. Отмыли, накормили, одели, дали телефон, чтобы матери позвонил, да ещё и на поезд посадили из Луганска до Киева.
Вера задумчиво размешивала сахар в стакане с чаем, почему-то вспоминая историю о сбитом лётчике. 
 - А ещё случай был буквально позавчера. К моей знакомой, стрелочнице на ж/д путях, постучался рано утром какой-то мужик, весь ободранный, грязный и почему-то с автоматом. Оказалось, что приехал сюда из «нэзаможной» защищать мирное население от «террористов». Но, когда на его глазах «нацики» убили несколько обычных селян, забрал автомат и полями, посадками, где бегом, а где ползком, кое-как выбрался к будке стрелочника.
- Прямо с оружием шёл? Так надо было его сдать куда следует. Это опасный тип,- встрепенулась Вера.
-  Та шо ты заладила, Верочка! Подумай сама: оружие он там не оставил, забрал с собой. Значит, что для хохлов - дезертир, а для наших - боец. Поэтому его накормили, приодели и рассказали куда идти дальше.
Вера слушала и думала о том, как сложно оставаться человеком во время войны, когда белое вдруг оказывается чёрным, а чёрное вообще чёрт знает чем и неизвестно, что дальше будет с постучавшимся в окно, и с прозревшим на поле боя, да и вообще со всем Донбассом...
Бывшая родина бесновалась: 20 июля украинский самолёт отстрелил тепловые ловушки, а затем сбросил над Молодогвардейском 14 парашютов. Поговаривали, что сбросили какую-то химию и несколько человек десанта. По словам Вериной тётушки Тамары,  через её огород ополченцы с автоматами гнали пришлых  под оглушительный лай и вой соседских собак. А через пару дней у всех окрестных садоводов почернел виноград.

***
Наступил душный, страшный август. 6 числа Вера после ночной смены спала весь день. Сон был чёрно-белый, тягостный: знакомого вида негр, в военной форме и разгрузке, вооружённый, патрулировал с напарником улицу её города. Дома и застройки почему-то обнесены колючей проволокой, девятиэтажки частично разрушены. За ограду выходить запрещено, Вера убегает от  патруля,  и получает автоматную очередь по ногам... Разбудил её страшный грохот и толчок, от которого дом, казалось, наклонился. Вера вскочила, пытаясь понять, что это и выбежала во двор. Затем последовал новый удар, такой силы, что колебания почвы ощутились в ногах. Всё стихло, но спать не хотелось, сердце выпрыгивало из грудной клетки, пульс барабанил в виски до тошноты. Вера пила валерьянку уже не по две таблетки, как советовала ей Санько, а просто горстями.
 Наутро, выйдя на работу, выяснилось, что украинский самолёт расстрелял свадьбу в г. Суходольске кассетными бомбами.  Поговаривали, что пострадало более 60 человек,  погибли 27: молодожён, гости, дети, люди по соседству. Ополченцы, бригады скорой помощи, местные жители вывозили раненых в краснодонскую больницу, ставшую прифронтовым госпиталем. Та же Санько со скорой рассказала, что опытные фельдшеры к концу дня свалились с гипертоническими кризами, сдавали нервы, плакали. После этой смены многие ушли: кто в отпуск, кто на больничный. Вера поговорила с одним из пострадавших, это было уже через три недели после трагедии. Пожилой человек плакал, рассказывая, как маленькие дети, бывшие среди приглашённых, радостно кричали, показывая в небо: «Самолёт! Самолёт!», а он в ответ  сбросил на них смерть...
Удивительное дело, что после каждого обстрела ей звонили бывшие сослуживцы. Они говорили Вере, что по городу бьют «галимые сепары» и российские солдаты, что она предала присягу и сотрудничает с врагами. На что женщина отвечала, что ни одного российского солдата не видела, присягу давала украинскому народу, а не бандитам в Киеве, и что у всех здесь украинские паспорта, а вот сослуживцы и есть предатели. «Свои» с каждым разом отдалялись.

Большую часть известий Вера получала от Санько, которая всё реже заходила  в гости.
- Знаешь, Вера,- сказала она однажды,- у нас горе какое. Позавчера  какие-то твари обстреляли из миномёта больницу в городке.
- Боже мой,- ответила Вера,- а там  больные были?
- Нет, у них дневной стационар, не было никого, сторож один. Сашка погиб, наш водитель. А мы с ним буквально два дня назад смену откатали...
- Как же вышло-то?- Спросила Вера,- остальные целы?
- Когда заходил на подстанцию, осколок мины прилетел, аккурат на пороге. Следом шла фельдшер, Наташа. Сейчас она в больнице, ранена.  Повезло ей, что хлеб прижимала к животу, он замедлил и задержал осколки, поэтому рана не сквозная. Диспетчер Елена Валентиновна контужена и ногу сломала: взрывной волной выбросило из-за стола на пол. Бригада как раз с вызова вернулась.
-  Как вы будете там работать? Страшно подумать.
- А никак не будем. Окна разбитые, в крыше дырка. Вывезли мы вчера всё с подстанции, амбарный замок повесили на дверь. Старшая прицепила к ней бумажку с номерами телефонов. Кому  надо будет, найдут.
Вскоре, Санько перестала заходить в гости - теперь она работала без выходных. Вера тоже забыла об отдыхе. Работники предприятия разъехались кто куда, поэтому на месте осталось только трое. Смены ставили себе как могли, договариваясь заранее, что делать если кто-то не выйдет на работу. И не зря, потому что через несколько дней каратели батальона «Айдар» заняли посёлок Новосветловку и село Хрящеватое, после чего тут же пропала связь. Можно было только догадываться о том, что там происходит.
Изредка доходили слухи. Например, о двух жительницах, которых «нацики» выгнали из дома тёмной ночью, пообещав им жизнь, если они будут бежать быстро и ни разу не упадут. Две перепуганные до смерти женщины в одних ночных сорочках, бежали по тёмной улице прочь, а им вслед стреляли настоящие фашисты. И так, двигаясь наугад через ночную степь, в любой момент рискуя быть убитыми, они вышли к своим, ополченцам.
 Вера всё так же ходила на работу. Город заметно опустел, по улицам бегали стаи брошенных собак всех мастей, магазины большей частью закрылись, в супермаркетах товар закончился, а на рынке, некогда бойко торговавшие одеждой и обувью цыганки, предлагали купить свой нехитрый товар: сухие и живые  дрожжи. С хлебом было непросто. Некоторые «дельцы», от большого ума, втрое подняли цены на хлеб, который стал дефицитом. Этих «нетоварищей» ополченцы лечили от жадности своими методами. Чтобы стать обладателем одной буханки, нужно было отстоять огромную очередь в магазине. Вера, пока добиралась до заветных закромов не всегда успевала купить его. Но благо, что имелся небольшой запас муки, вода и электричество. А подруга Люся дала рецепт выпечки домашнего хлеба, так что особого беспокойства на этот счёт не было.
Однажды соседка оставила Вере свою кошку с котёнком, деньги на их прокорм и уехала с семьёй в лагерь беженцев. Как-то незаметно исчезли жители и из соседних домов, скоро улица обезлюдела. Уехал брат с семьёй. Осталась Вера с Зямой и Фредом, да с поднадзорными соседскими мурлыками.

***
А война шла своим чередом. В ходе жестоких боёв 28-29  августа ополченцы освободили  Новосветловку и Хрящеватое.   Принимали, записывали и размещали вывезенных оттуда жителей в краснодонской гостинице «Турист». От рассказов о злодеяниях карателей кровь стыла в жилах. Как только украинские нацисты пришли в Новосветловку, тут же «сознательные граждане» предоставили им поимённый список ополченцев с адресами. Эти дома «нацики» расстреляли из танков. Начались насилие, грабежи, убийства, мародёрство.
Жарким днём всех местных согнали в церковь и не выпускали на улицу, один из фашистов предложил им помолиться о своих жизнях. Пока жители гадали, что происходит, каратели грабили их дома, вывозя всё: от посуды до стиральных машин с бельём, попутно провоцируя ответный огонь со стороны ополчения в район храма. Чтобы потом, после разрушения церкви и массовой гибели согнанного туда народа, на весь мир объявить о «зверствах сепаратистов».
   Один житель Новосветловки, отец ополченца, рассказал, что у него в подвале спряталась от обстрелов невестка с маленькими детьми. Сам он не успел спуститься к ним, а во двор ворвались люди в форме. Один из них сразу подбежал к подвалу с гранатой в руке. Дед пытался спасти свою семью, кричал, что там маленькие дети, просил убить его, если им так нужна чья-то смерть, плакал, умолял позволить ему открыть дверь, чтобы вояки убедились, что там нет «террористов». Ухмыляясь, каратель выдернул чеку и бросил гранату в подвал.
Неудивительно, что во время освобождения этих посёлков нацистов  в плен не брали.


***
К сентябрю фронт отошёл далеко от Краснодона. Люди постепенно приходили в себя, рассказывали о пережитом, делились болью друг с другом, понимая в душе, что этим летом они стали одной семьёй.
Вера слушала и сердце сжималось. Назвать украинских карателей животными не повернётся язык, потому что животные не убивают ради забавы и не издеваются над себе подобными для удовольствия.
Наконец, в город стали возвращаться беженцы. Те, кто отсиживался на территории «нэзалэжной», знали всё происходившее летом в Краснодоне с точностью до наоборот, мол, все обстрелы по мирным, дело рук ополченцев. Глядя в остекленевшие от украинской пропаганды глаза, доказывать что-либо смысла не было, да Вера и не спорила, удивлялась только скорости зомбирования своих земляков.
Однажды, к радости, снова объявилась Санько со своими историями. Она рассказала, что среди карателей  в Новосветловке в числе иностранного сброда были даже негры. И показала Вере фотографию одного из них. Внутри что-то ёкнуло и к горлу подступила тошнота: на фоне  кучи тряпья цвета хаки и каких-то частей тела выделялось знакомое, темнокожее, мёртвое лицо. То, что осталось от того самого негра в военной форме, из её сновидения.
-Откуда у Вас это... эта фотка?- спросила Вера.
- Водитель наш, Валёк, живёт в Новосветловке. Насмотрелся там всякого.  Сделал несколько фото,- ответила эта странная тётка,- а что, неплохо смотрится на зелёном - крокозябра.
И зло добавила:
- Нечего было тут шастать!
Наконец, домой вернулись дети. Загорели, подросли и повзрослели за лето. Начался новый учебный год, жизнь постепенно налаживалась.
В начале октября к Вере постучал в дверь нежданный гость - Максим. Как обычно аккуратный, хмурый, сдержанный. Рассказал, бахвалясь, как он ловко одурачил ополченцев, пробираясь в город. Солдата ВСУ здесь ожидала долгая беседа «с кем надо», возможно в подвале. Разговор как-то не клеился.

- От меня что нужно? - сухо спросила Вера.
 - Я хотел сказать,- помявшись, ответил Максим,- что я не предатель. Просто я очень сильно... больше всего на свете я люблю Украину!
- Совет да любовь,- ухмыльнулась Вера, указывая Максиму на дверь.- Нехай щастыть, как у вас говорят.
«Свои» закончились.

Война катилась дальше по степям Донбасса, огрызаясь и скалясь, словно бешеная собака, разрушая города и сёла, отбирая жизни и ломая судьбы.