18 01. Боевой порыв

      Летом в Рухе снег можно было увидеть лишь с большого расстояния. Он лежал на вершинах дальних гор. На них он образовался ещё при царе-Горохе. То есть, при пророке Магомете.
       В первых числах ноября 1984-го снег начал появляться по ночам на ближних к Рухе отметках: Санги-Даулатхан, на горе Фурубаль, на высоте 3070. Ночью снег появлялся, к полудню таял, почти сходил на нет. Потом перестал таять, закрепился на макушках гор. Потом принялся расширять свои владения. С каждым новым днём он продвигался вниз, ближе к руслу реки Панджшер. Всё ближе и ближе.
       Однажды, в декабре, снег дошел до бурлящих, перекатывающихся по камням потокам реки Панджшер, коснулся их и остался лежать, как будто не замечал наступления дня. Как будто пришло его время.
       С появлением в горах устойчивого снежного покрова ходить там стало невозможно. Интенсивность боевых операций снизилась, в наш Третий горнострелковый батальон пришло некоторое спокойствие. В самом деле, снег в горах – это не шутки. Снегом забивается прогрессивный современный протектор наших сапог. Со снеговой платформой вместо протектора, на крутом горном склоне, ты превращаешься из горного стрелка в сорвавшегося в штопор лётчика-камикадзе. Как ходить по горам в такой обстановке? Как воевать? Никак.
       Мы все были рады, что война в горах закончилась. Радовались мы радовались, а в одно весёленькое зимнее утро весь батальон увидел широкую, жирную, наглую тропу, которую за ночь протоптали душманы. Тропа шла по хребту, параллельному склону горы Зуб Дракона. На Зубе был расположен наш стационарный пост поэтому душманы там не ходили. А на соседнем хребте ходили, падлы, и протектор у них снегом не забивался. Как-так? Как такое возможно?
       Мы все знаем, что в Афганистане тех лет самая распространённая обувь была - советские резиновые галоши. Несколько вагонов этих галош завезли из Термеза по единственной железнодорожной ветке, проложенной вглубь Афганистана на целых «аж шесть» километров. Раздали галоши афганцам бесплатно. Пол страны носило эти галоши на босу-ногу. Мне доводилось видеть это своими глазами, это был трындец полный! Как можно ходить в галошах на босу-ногу по снегу? А как по горам? Вы же убьётесь на таком протекторе по снежному склону ходивши! Известно, что некоторые советские скалолазы использовали галоши в летнее время года для своих экстремальных восхождений по скальнику. Но дык то летом, да по разогретому камню. Зимой по холодному снегу такой протектор держать не будет.
       Получается, что либо Афганистан - страна чудес. Либо душманов Ахмад Шаха Масуда снабжали обувью с шипами. Делайте выводы.
       После подъёма, утренних процедур и завтрака солдаты Второго Горнострелкового взвода собрались кучкой в расположении нашего ослятника, закурили сигареты. Толстая, жирная душманская тропа нас всех очень раздражала. Терпели мы терпели, но вытерпеть не смогли. Сделали нахмуренные брови, принялись придумывать как бы это устроить душманам вдоль тропы засаду. Чтобы закидать их гранатами, застрочить автоматами.
       Не помню кто первым предложил мою кандидатуру в переговорщики к офицерам. Для меня такой оборот событий был настолько привычен и неудивителен, что я даже не обратил внимание на того, кто это сделал. Всё, было как всегда, на переговоры к Комбату толкателем народной мудрости выбрали меня. Или назначили – какая разница.
       Потопал я к штабу Батальона. Вышел из нашего внутреннего дворика, повернул к двери Штаба. О! На ловца, как «говорицца»! Прямо возле заветной двери стоял собственной персоной наш Комбат капитан Есипенко Владимир Леонидович. Он стоял, обозревал вверенную ему территорию.
 - ДЫЩ! ДЫЩ! ДЫЩ!!! – Прошмякал я прогрессивными протекторами в сторону Комбата. По желтой вязкой мешанине снега и глины. В разные стороны разлетелись желтые мерзкие ошмётки. Это позорище, а не строевой шаг! Это цирк-шапито!
 - Товарищ капитан, разрешите обратиться! – Я пришлёпал пред очи комбата, «приклал копыто к черепу». Потому что был без пулемёта.
 - Слушаю. – Владимир Леонидович сморщился, чтобы не заржать в голос надо мной.
 - Душманы совсем оборзели. Вон, видите, какую тропу протоптали по склону в Мариштан? Разрешите мы ночью вдоль тропы устроим засаду? У нас есть десять добровольцев.
 - Так, сержант. Кру-Гом!
       Я развернулся к Комбату спиной, к склону горы с душманской тропой лицом.
 - Если ты мне понадобишься, то я тебя вызову. А пока не вызвал, в расположение своей роты ШАГОМ-МАРШ!!!
 - ДЫЩ! ДЫЩ! ДЫЩ!!! – Снова зашмякали мои прогрессивные протекторы по отвратительной жиже. Снова полетели в разные стороны противные вязкие брызги. Заляпали мне штаны и сапоги чуть ли не по самые я…, яй… ягодицы, в общем.
       Наверняка Комбат перестал морщиться и захохотал надо мной. По понятным причинам я не стал оглядываться. На его месте я точно заржал бы. Картина была невероятно нелепая. Я шмякал подошвами по месиву снега и глины, удалялся от Комбата. Мне было обидно. Мы все хотели сделать полезный героический поступок, а в результате я выставился клоуном. Мне было известно, что инициатива в армии наказуема, что обращаться с предложениями следует по инстанции. То есть я должен был обратиться не к командиру батальона, а к командиру своего взвода. Командира моего взвода Рогачева куда-то перевели, мне не сказали. Не было у меня командира взвода. Значит мне следовало обращаться к Рязанову. К командиру моей роты. Зачем я попёрся к ЦЕЛОМУ Комбату? Дружбаны-засранцы так придумали. Я не мог им сказать, что посцыкиваю обращаться к Комбату. Горный стрелок никого не должен бояться. Мы уже знаем, как должен вести себя и выглядеть горный стрелок. У горного стрелка репа должна быть такой, что если вдруг из-за угла выскочит душман, то он сразу должен всё понять по одному только выражению лица горного стрелка. Душман должен немедленно проникнуться и сдаться в плен. Понятно, что солдат с такой рожей не боится никого. Даже Капитана Есипенко и Майора Зимина. Он их уважает, но не боится.
        Из-за этой моей небоязни Комбат Есипенко теперь потешался надо мной изо всех сил. А я топал по грязище гамашами, раскидывал навоз в стороны. Тфу, паскудство какое! А пацанам я что скажу?
 - Ну, чё Комбат? Разрешил? – во внутреннем дворике меня встретило двадцать пар вопрошающих глаз. Девять пар принадлежали героям, собравшимся в засаду. Остальные – помощникам героев.
- Сказал, чтобы каждый, кто собрался в засаду, пусть возьмёт с полки пирожок…
 После театрально затянутой паузы я сделал «выпад» в сторону столпившихся пацанов, выкрикнул:
 - И с размаху засунет этот пирожок себе в жопу!
Выкрикнул, развернулся, потопал к двери в расположение нашего взвода. После такого окончания переговоров с Комбатом никто больше ни о чем меня не спрашивал. Все догадались, что я немного расстроился.
       Весь оставшийся день до самого вечера мы слонялись по расположению роты, курили, носили на подошвах сапог раскисшую глину с улицы в расположение. Потом сапёрной лопатой сдирали эту глину с дощатого пола, выбрасывали обратно на улицу. Всё это было интересно и увлекательно. Гораздо интересней, чем лазить по горам с вещмешком патронов на горбу. Может быть это к лучшему, что с засадой получился облом.