Переезд в Германию. С нар в тюрьму

Когда началась вторая мировая война, он и она были подростками и оба были принудительно вывезены фашистами из своих немецких деревенек на Поволжье. Она батрачила в захваченной фашистами польской деревне. Он сбрасывал в Гамбурге с крыш фугаски- маленькие зажигательные бомбы.
Делая это, они не предпринимали никаких партизанских действий. Что с точки зрения тогдашних властей победившего фашистов СССР само по себе было преступлением. За это они были наказаны и сосланы в северные лагеря. Чудом выжив, уже расконвоированные, они встретились, полюбили друг друга и поженились в Магадане. Там у них родилась дочка Неля. Неля выросла, почти с отличием закончила магаданскую школу, поступила и окончила НГУ. По окончанию Университета её поселили в аспирантское общежитие, в котором жил я. И стала моей женой.

Спустя много лет её немецкое происхождение позволило нам воспользоваться программой германского правительства по переселению немцев в Германию. Программа предусматривала не только помощь при оформлении документов, физическом переезде, но и оплату в течении нескольких месяцев после переезда жилья и языковых курсов.

Чартерный самолёт из Новосибирска с переселенцами в Германию, в том числе и нашей семьей, в составе меня, моей жены Нели, её матери-пенсионерки и нашего шестилетнего сына, приземлился в аэропорту Кельн-Бонн. Это был сентябрь 1993 года. В России царил полный хаос. Тем не менее фирма, организовывавшая переезд, хоть и взяла за то немалые деньги, дело своё сделала.

И вот мы, пассажиры рейса, действительно стоим на немецкой земле.
Мужчина с нарукавной повязкой Красного Креста объявляет в мегафон с большим акцентом, но по-русски: «Граждане! Загружайтесь вон в те автобусы, они отвезут вас в лагерь Фринлянд».
Слово «лагерь» неприятно резануло слух. Однако это был прямой перевод названия того места, куда нас везли - в лагерь для переселенцев.

Весь процесс адаптации переселенца в Германию предполагал по умолчанию последовательное пребывание в трёх лагерях.
Сначала переселенцев перевозили в один из центральных, общегерманских лагерей. Там проверяли их документы, здоровье и оформляли первичные немецкие документы, позволявшие им временно жить в Германии. Процесс заканчивался распределением в одну из земель недавно объединённой Германии.
В каждой земле существовал один или несколько земельных лагерей, где переселенцы жили, пока им не находили жильё на время прохождения языковых курсов.
Это жилье, в свою очередь, могло быть квартирой, а могло быть, как окажется в нашем случае, тоже лагерем.

Лагерь Фриндланд представлял собой огороженную территорию, но без каких-либо постовых на воротах, с многочисленными одноэтажными бараками внутри. Большинство комнат в бараках было рассчитано на восемь человек. Комнаты были небольшие. Поэтому, для экономии места, вместо коек в комнатах были установлены двухэтажные нары.
Зайдя в указанную нам комнату и увидев нары, я про себя подумал: «Ну вот и нары, так и до тюрьмы недалеко». И… как в воду глядел.

В комнате вместе с нами проживала ещё одна семья, состоявшая из молодых родителей и их детей - брата и сестры. Брат был чуть-чуть постарше нашего сыны, а дочка - чуть-чуть помладше.

Женщин нашей семьи, мою жену и её маму мы определили на нижние этажи нар, а мы с сыном заняли две верхних плоскости.

Немецкая бюрократия работала медленно, но планомерно. За одну - две недели процесс оформления семьи заканчивался, семья уезжала и на её место приезжала новая.

Фактически бытовыми процессами в лагере управляли… монашки. Эту категорию женщин я знал до этого только из литературы и имел о них смутное представление. Этакие божьи одуванчики, не от мира сего, молятся богу и несут свет в мир.

Фридлянские монахини в эту картину не вписывались. Это были злые, с постоянно недовольными лицами старухи.
Когда мы были в Фридлянде, Ельцин обстреливал Белый Дом из танков. В лагере, рассчитанном примерно на тысячу  человек, была только одна комнатка с телевизором. Естественно, она была сразу забита людьми. Кто-то решил поставить телевизор на стол у окна, чтобы стоящие на улице могли видеть и слышать репортажи из Москвы. Но подоспевшие монашки эту инициативу задушили на корню, переставив телевизор на место и поставив у дверей в комнату монашеский «пост», который запускал в комнату нового человека только когда в ней освобождался стул.

Вспоминается такой эпизод. Уж не знаю по каким критериям, но нас и наших соседей отобрали в группу приветствия какого-то высокой начальника в католическом мире. Мы с нашим тогдашним уровнем немецкого сначала и не сообразили, что от нас хотят, только поняли, что нужно прийти к зданию номер такой-то во столько-то. Когда мы туда пришли, у дверей уже ожидало ещё несколько семей переселенцев. Монашки велели стоять у крыльца, а сами сновали туда-сюда. В приоткрываемую ими дверь мы могли наблюдать стол, уставленный яствами, произведёнными явно не в лагерной столовой.
Пришло время, и монашки велели нам встать по разные стороны дорожки к двери здания. Тут подкатил солидный чёрный Мерседес. Подскочившая с неожиданной для старушки прытью монахиня открыла заднюю дверь и из автомобиля вылез тучный и сановитый католический священник.

Выяснилось, что наша роль состояла в изображении счастливых переселенцев, благодарящих католическую церковь в целом и этого конкретного католического начальника за их участь. В этой связи надо было бы радоваться, улыбаться и приветливо махать ручкой. Но вместо этого две не обученные подобающим манерам женщины стали, насколько могли на их варварском немецком, рассказывать священнику о замеченных в бараках и столовой непорядках.
Но католическому начальнику слушать их не хотелось. С благодушной улыбкой посмотрев на оттёртых энергичными монашками от него жалобщиц, он произнёс по-немецки: «Терпение, сестры мои. И всё придёт». И ускорил шаги по направлению к двери и ожидавших его за ней яств.
Представители народа инстинктивно, как овцы за пастухом, двинулись за ним. Но не тут-то было. Вставшие стеной на их пути монашки показали своим грозным видом, что туда им ходу нет.

Наши с Нелей дни состояли в ожидании вызова в очередной кабинет и в попытках перевести и понять многочисленные документы и формуляры, требующие своего аккуратного заполнения.

Но вот формальности позади. Оказывается, что если у тебя есть родственники, которые сняли тебе квартиру, ты можешь ехать к ним. Всем остальным семьям предлагалось выбрать землю, где пройдёт следующий период адаптации и где они будут проходить проходить языковые курсы.
Но это в теории. На практике выбирать можно было только между т.н. новыми землями - в бывшей ГДР. Мы выбрали бывший Восточный Берлин, который был теперь частью объединённого Берлина.

Таким образом мы оказались в распределительном лагере Берлина по имени Мариенфельде. Снова в комнате с нарами, но в этот раз без соседей.

В отличие от Фринланда, основанного сразу после войны, лагерь Мариенфельде был построен позже, для обработки беженцев из ГДР в пятидесятые и шестидесятые годы. Позднее он специализировался на обработке выехавших из СССР в Израиль евреев, которые при плановой посадке авиарейса для дозаправки в Вене покидали его и далее рассредотачивались по Европе, в том числе по Германии. Ну а когда открылись ворота массовой иммиграции из СССР, он опять оказался при деле. 
Выглядел этот лагерь существенно солиднее Фриндлянда, как микрорайон малоэтажных многоквартирных домов.

Там мы тоже провели примерно неделю, заполняя следующий пласт документов и ожидая направления в то место восточного Берлина, где мы будем жить следующие месяцы и изучать немецкий язык.

И вот, нам сообщили адрес нашего жилья и что через два дня можно будет заселяться по указанному адресу. Адрес правда выглядел несколько странно - Фюрстенвалдер Алеея 470-472.
Сгорая от нетерпения мы с Нелей решили заранее съездить к нашей будущей обители и увидеть всё своими глазами.

Мариенфельде находился в западной части объединённого Берлина. А Фюрстенвальде Аллея в восточной. Но трамвайная остановка с таким названием на плане Берлина была.

И  вот, трамвай везёт нас, полных радужных надежд, к нашему новому жилищу. Ехать пришлось очень долго. Но день был славный. Мы глядели в окно трамвая на Берлин.

Тогда Берлин не был столицей. Западной части Берлина за исключением пары шикарных торговых улиц похвалиться было нечем. В отличие от восточного Берлина, в западной части после войны практически не занимались восстановлением разрушенных архитектурных памятников. А просто застроили его в основном малоэтажными жилыми домами.
Восточная часть города встретила несколькими впечатляющими восстановленными зданиями кайзеровской архитектуры, но вскоре всё это великолепие быстро перешло в довольно однообразную серо-унылую типовую застройку.

Но вот и наша остановка. Мы вышли и оказались в районе из весьма шикарных домов. Было ясно, что здесь при ГДР жила элита. Настроение поднялось.
Правда, выяснилось, что высадились мы из трамвая в самом начале нашей аллеи. Значит, нам надо пройти 470 домов, прежде мы попадём к цели.
Но не беда. Мы молоды. Время есть. День прекрасный. А главное, что мы уже знали - в Германии нумеруют не здания, а подъезды. Т.е., если в здании три подъезда, с точки зрения нумерации - это три уличных номера.
Сначала всё шло хорошо. Мы бодренько шагали вдоль весёленьких малоэтажных домов, обсуждая, в каком бы из них мы хотели жить.
Но потом весёленькие малоэтажные домики кончились и начались одноэтажные виллы. Замечательно! В каждой из них мы тоже согласны жить!
Но потом виллы быстро как-то иссякли и начались дачи, причём чем дальше, тем задрипаннее. Настроение упало. Неужели нашей семье придется жить в одной из таких холуп?
Однако, надежда не оставляла. Да и номера, хоть уже и перевалили на третью сотню, но до 470 их ещё оставалось много.
И тут… дачи кончились и начался лес. Мы шли, шли, а он не кончался. Но мы шли.
Прошли мимо заброшенного советского гарнизона с танковыми ангарами с выбитыми стёклами. Настроение упало совсем.
И вот, наконец-то мы пришли. Видимо, нумеровавшие строения на улице зарезервировали на лес с сотню номеров. Так что здание под номером 470-472 возникло неожиданно.

Стало понятно, почему оно носит сразу два номера.
Это было не здание. Это была обгороженная высоким бетонным забором территория. В заборе был вход. Мы вошли и оказались на вахте. Сидевший там вахтер долго пытался нас понять повторяя, что без документов он нас не пустит.
Но тут появился Паша. Паша прислушался к нашим объяснениям вахтёру на нашем минимальном немецком и спросил нас по-русски, в чём дело. Выслушав  нас, он на приличном немецком пересказал наше пожелание вахтёру. Тот, удивлённо пожав руками, махнул рукой - идите, мол.

Вслед за Пашей мы вышли во двор. Там стояло несколько двухэтажных добротных зданий, очевидным образом наспех переоборудованных под общежития. У ближайшего здания на скамейках в тенёчке расположился, как мне показалось, целый цыганский табор.
«Это югославы. Боснийцы. Их скоро домой отправят. А вас наверняка с нами поселят. Вот в это здание» - объяснил на ходу Паша.

Мы вошли внутрь. За наружней дверью, в своего рода предбаннике, располагалась еще одна,  массивная железная дверь, которые можно видеть в фильмах про банки или подлодки. Из двери выступало колесо, которое надо было покрутить, чтобы дверь открылась.
Паша покрутил колесо и потом, приложив силу, открыл дверь и впустил нас в коридор.

«Очень хорошее общежитие!» - пояснил он. «Только что отремонтировали. Всё новое. Тут правда вчера цыганята забегали и краны в душе спёрли. Но их нашли, завтра назад прикрутят».
Видя наш потерянный вид, он с энтузиазмом продолжал:
- Главное - здесь тихо, как в могиле. Стены толстые. Соседи слева храпят, соседи справа сексом занимаются. А мы - ничего не слышим! А на двери вы обратили внимание? Тоже толстые. Здесь раньше тюрьма Штази была. А двери толстые, чтобы не слышно было, если заключённых пытают - объяснил он.
- Значит, мы в тюрьме теперь жить будем? - удручённо спросила Неля.
- Зато спать не на нарах. Смотри - настоящие койки, - попытался я её успокоить, увидев в открытую дверь скромное убранство одной из комнат.
- Да, кровати хорошие! - подтвердил радостно Паша. - Да, кстати, меня Паша зовут - представился он. Представились и мы.
- Паша, а где воды попить можно?
- А это на кухне. Пойдёмте, кухню посмотрите. Она одна на этаж, но целых четыре электроплиты!

А через два дня мы заселились в две двухместных комнаты в этом общежитии и прожили в нём после этого ещё несколько месяцев, пока я не нашел свою первую работу в Германии.
Пашина теория с тюрьмой Штази не подтвердилось. Кстати, кто не знает:  Штази - это сокращение от Штадсзихерхайтс, восточногерманский аналог КГБ. Так вот, местные жители рассказали, что на этой территории раньше располагался столичный гарнизон Штази. Стоящие там здания - бывшие казармы, в которых жили солдаты, которые занимались охраной специальных объектов. Никакой тюрьмы там никогда не было. Необычные двери предназначены не для глушения криков пытаемых, а были предписаны новыми (западногерманскими) правилами пожарной безопасности.

Оказалось, что мы поселились буквально в последнем доме Берлина. Дома через дорогу принадлежали уже городу Экнер, который относился к земле Брандербург.
Те месяцы были не самые простые в жизни нашей маленькой семьи. Но время отсеяло зерна от плевел и в памяти остались преимущественно забавные воспоминания.
Но о них - в моём следующем повествовании.

На фотографии: Президент Германии Кёлер в одной из комнат лагеря Фридлянд. Снимок сделан в 2000 году.