Бежать с лагерей Колымы это безумие, а выжить

                И над искрящейся ширью снежной —
                До горизонта! — звезд ярких капли…
                Мой край суровый, любимый нежно:
                Есть ярче — может быть, лучше — вряд ли.
                Ирина Галашева. Мой Север
Конец августа, начало сентября — это тот период года, когда природа Колымы, как бы пытается, с целью опровержения все возможных страшилок о своей суровости, своими методами, красками и возможностями заявить о неповторимой и не подражаемой красоте этих уникальных мест. Еще не наступили ночные заморозки, а в тайге созрели все мыслимые и не мыслимые виды дикой ягоды, грибы, как бы напоминая о себе, огромными стайками «перебегают» по кем-то проложенным десятки лет тому назад тропинкам и дорожкам. Уже «ушел» гроза колымского лета – комар, и еще не достает приходящая на его смену мошкара. В студёных горных реках и речушках, которые изрезали всю Магаданскую область, буйствует хариус, готовый съесть любую муху, предложенную ему рыбаком.
Не объяснимое природное соседство завоженной, болотистой, изрезанной реками территории и вечная мерзлота, которая даже жарким летом не оттаивает глубже чем на пятнадцать-двадцать сантиметров, всегда свидетельствует о том, что это не просто отдаленная российская земля, — это Крайний Север. Здесь великое, большое – всё. И территория, и расстояния, и реки, и … зима. В этих краях, не зависимо от периода года, зима это или лето, создатель как бы всегда предупреждает (напоминает) о предстоящей суровой северной зиме ….
Все, кто бывал в этих краях, разнообразно описывает одно и тоже явление, одну и туже местность, одни и те же события и переживания. Это не фантазии, полеты мыслей авторов повествований, — это  результат уникального влияния природы, ее воздействие на сознание каждого, отдельно взятого человека. Иногда описание увиденного, услышанного, пережитого больше походит на сказку, зазеркалье, нереальность образов и событий описуемых участников. В разных описаниях существуют рассказы, сказки-притчи о колымских природных красотах, о ее уникальных, встречающихся только в этих местах особенностях, как пример о колымском феномене – пушице.

Это растение встречается на болотах практически по всему Крайнему Северу, оно морозоустойчивое и влаголюбивое. Относится к осоковым, то есть представляет собой высокую траву от 30 см (некоторые разновидности могут быть ниже). Многие знают пушицу благодаря небольшому белому соцветию, напоминающему пушистый шарик ваты. Листья ярко-зелёные, тёмные, достаточно плотные. Всего насчитывается около 30 видов этого растения, поговаривают, что лишь некоторые из них используются в ландшафтном дизайне.

В природе поля пушицы выглядят поистине фантастически.
Это растение многолетнее. Цвести каждый год начинает весной, с приходом тепла бледно-жёлтыми цветами, после этого образуется пуховка, которая и представляет описанную выше красоту. Долго произрастая на одном месте, образует объёмные кочки. Размножается в основном за счёт корневой системы.
Пушистые «шапки» могут оставаться на растении до глубокой осени, но обычно уже в конце лета начинают засыхать……

Вот какое живоописание можно прочитать в рассказах одного из югарычей, автора книги «Волшебная Колыма» - Андрея Усачева.
…                ... Низина справа от нас была усыпана то ли комками ваты, то ли клочьями пуха, то ли необычными белыми цветами… Казалось, что здесь только что выпал и еще не успел растаять снег. ….. Все на земле создал повелитель неба Пон-Шукун. Но создал не сразу.
Сначала появились тайга и тундра, затем реки, ручьи и озера, деревья и мхи, звери и птицы… Позже всех появились люди.
Первые люди мало чем отличались от нынешних. Разве тем, что они еще не изобрели ружья и автомобили. Опыта у древних людей совсем не было, а память была короткой, как заячий хвост.
Тысячи лет назад все на земле происходило так же, как и сегодня: после зимы наступала весна, за весной приходило лето, за летом – осень, а за осенью – новая зима. Зимы на Колыме были такие же долгие и суровые, что и теперь. И как только пригревало весеннее солнышко и в проталинах появлялась первая травка, люди от радости начинали скакать, кувыркаться через голову, устраивали танцы и пели песни… И напрочь забывали, что не за горами новая зима.
А когда ударяли первые морозы, спохватывались:
–          Ай! Как же мы забыли? Ой! Что же нам делать? Зимние яранги не готовы, дров не нарубили, пищей не запаслись! Великий Пон-Шукун, помоги! Спаси! Накорми! Обогрей!
–          Вот болваны! – ругался Пон-Шукун, слушая жалобные вопли. – Сколько лет живут на земле, а ума не накопили! Или мне так их вечно и кормить?
–          Прости, повелитель неба, – плакали люди. – В следующий раз мы будем умнее!
Но как только кончалась зима, все повторялось сначала.
Однажды ранней весной сидел Пон-Шукун на краешке неба и смотрел на землю:
Гуси, прилетевшие гнездоваться на север, сбрасывали старое оперение. Зайцы линяли, оставляя на кустах клочки белого пуха. Олени тоже меняли себя старую шерсть на новую.
–         Звери и те умнее людей, однако, – думал создатель, – глупые куропатки и те догадливей. Слишком быстро человек забывает о неприятностях. Это, наверное, потому что нет у него ни пуха, ни пера, ни шерсти, ни подшерстка. Но если ему дать шерсть и пух, то это будет уже не человек, а медведь, однако!
Долго думал Небесный Повелитель и, наконец, надумал. Собрал он перья полярного гуся и пух зайца-беляка, выдернул клок шерсти у любимого белого оленя, свалял их вместе, смешал с семенами болотных растений и дунул…
Разлетелись семена по ветру. Рассеялись по земле. И выросла на Колыме пушица. Белая, словно хлопья снега, и летом напоминает она о зиме….
Но не только для этого нужна пушица. Зимой олени вырывают ее из-под снега. Кормятся пушицей и лоси, и лемминги, и некоторые птицы. А люди набивают ею подушки. Раньше пушицу использовали даже для изготовления тканей и бумаги. На которой некоторые пишут свои сказки, однако» (?).

Не мало сказано, в основном с любовью  и о самой большой, Великой реке Крайнего Севера, которая проходит через всю Магаданскую область. Зародившись от истока реки Кеньеличи, правой составляющей реки Кулу, она являясь крупнейшей рекой региона, и проходящей через несколько районов Республики Саха (Якутия). Историки говорят, что река образовалась ещё в Юрский период, издревле на разных фрагментах данного водотока проживали далекие предки современных юкагиров, эвенов и якутов. Первое русское описание этой реки содержится в отчете экспедиции казаков под началом Семена Дежнева, отправленной сюда в 17 веке. Уже с далеких тех времен, да и на протяжении многих лет вся территория, называвшаяся емким словом определяющем не только ее название, но и название реки – Колыма.
Правым притоком Колымы, берущим свое начало из озера Солнечное, является легендарная река Бахапча. В среднем течении русло реки разветвлённое, множество островов разделено рукавами и пойменными протоками. Воды Бахапчи через Колыму попадают в Ледовитый океан, а берущая начало ниже по течению, в нескольких километрах из озера Лунного река Армань, впадает в Тихий океан. По реке Колыме можно выйти в Колымский залив Восточно Сибирского моря, бассейна Северного Ледовитого океана. Настоящий и очень красивый водораздел.
Порой представить трудно, как среди вечной мерзлоты, в окружении сопок, которые своей высотой закрывают, и не позволяют увидеть закат солнца, вершины некоторых из них превосходят кавказские горы, - текут эти реки, создавая каскады озер и вытекая в совершенно разных направлениях. Множество рек и ручейков территории, создали условия и образовали природные большие и не очень водоемы, озера, природные заливы и бассейны.
Край, о котором в этом повествовании пойдет речь, в простонародье принято называть Колыма, в официальных бумагах его величают Крайний Север или Крайний Северо-Восток, иногда – Дальний Восток, и, хотя, по сути, он таковым и является, но называть его так не рекомендуется. Почему? … ...
Публицисты, создатели музеев памяти жертв репрессий «Память Колымы» ведут просветительную работу, издают книжную серую «Архивы памяти» и много лет занимается поиском бывших узников Колымы и, повествованием истории треста «Дальстроя». Им есть, что рассказать не только землякам, но всем жителям нашей планеты….
Поверив им, в том числе и знатокам, которые и зимой и, летом, на всевозможном транспорте, с немыслимыми возможностями его проходимости, истоптали (изъездили) в том числе и один из восьми районов Магаданской области - Тенькинский район.  Проверяя этот район на уязвимость, а себя на прочность и выносливость, - этот беспокойный люд исследователей, описал не только трудности и дерзости северного края, его непредсказуемость и безжалостное обращение к человеку, стремящемуся вторгнуться в его среду, его сформированную веками непокорность. В своих многочисленных повествованиях они находят и те слова, которыми человек может говорить о любви не только к своим близким, родным по духу, но и о любви к краю, территории к сфере своего проживания. К счастью, среди исследователей нашего района, есть и профессиональные из числа геологов, писателей, … как и просто любители охоты, рыбалки, а были и особая каста «исследователей» - бывшие ЗК.
Как правило их повествования, рассказы порой немногословны и, иногда и не литературно оформленными, но слова, сказанные о красотах Крайнего Севера, о Людях севера и особенностях понимания  дружбы, — это как правило запоминающиеся, наполненные теплотой сказанные слова. Не спорю, может мне повезло, встречать таких рассказчиков, может в памяти стираются негативы, но так было в моей жизни.
На сколько это правда, или вымысел, не многие современники знают об этом, или забыли. Память у людей, как была короткой, так и остается. Вот только любой колымчанин, проезжая мимо «полей» с пушицей, остановив машину, выходит и, срывает несколько белых пуховых головок. На память?  Хотя……
Как и многие, «пройдя» трассы Колымы и таежные бездорожья по несколько раз на «не тюнингованном» УАЗике-469 подтверждаю, что озеро Солнечное – это как бы автомобильный маршрут: 80-й км Тенькинской трассы - река Армань - озеро Солнечное - река Бахапча - река Букэсчан - 118-й км Тенькинской трассы (80 км). Это то озеро, название которого у каждого тенькинца на слуху, но в то же время, к сожалению, немногим удавалось на его берегах побывать, добраться и притронуться к его зеркальной глади.

              «Живописное рыбное озеро в сквозной долине, окруженное лесом, является истоком порожистой реки Бахапча. На южном берегу озера находится кордон заказника. По пути встречаются красивые наледи*. По всему маршруту есть дорога, доступная для автомашин высокой проходимости». Озеро было открыто, и получило название в 1931 г. одним из первых геологов Колымы В. А. Цареградским. Так витиевато и красочно оно описано в его книге «По экрану памяти».
 
       У каждого человека понятия дорога, трасса, шоссе, есть народное название «большак», -  ассоциируются по-разному, но предназначение этих названий состоит в одном, — это проложенные на местности ориентиры для движений в том или ином направлении.
Всякое представление человека, не побывавшего на Крайнем Севере о дороге, вызывает в сознании представление в той или иной степени обустроенной человеком проезжей части, где определяющим как правило принято считать словосочетание – обустроенной человеком! Все эти определения, синонимы понятий дорога, теряют свой смысл, когда речь идет о дороге, трассе в районе Крайнего Севера, и особенно в завораживающих и леденящих красотах Колымы. Не для красного словца, она не редко, даже на официальном уровне называется "дорога жизни", и причина не столько существование её в суровых климатических условиях, в которых она проходит, и это, не столько драматическая история её строительства, но и стабильно не преодолимые опасности, - острые камни щебеночного грейдера, клубы пыли, пробитые колеса и медведи, а зимой все это не зависимо от человека драматически меняется и усиливается основным врагом — холодом. Езда по колымским дорогам — это особое искусство, мастерство не только вождения, но и выживания. Там каждый участок трассы имеет свое название, историю. Иногда шутливо-настораживающее, как перевалы: Подумай, или Дунькин Пуп, иногда зазывающие и трудно объяснимые их названия: Рио-Рита, Лачкалах, Дедушкина Лысина, а иногда и трагически-героические:  Гаврюшка, Гусаков. 
Каждый перевал Колымской трассы имеет свои особенности по изгибам и поворотам, свою высоту над уровнем моря,  свою особую трагическую историю жизни и смерти тех, кто покорял эти высоты, доказывая кто в природе главный. По останкам разбитых автомашин, которые как памятники сияют ржавчиной в пропастях на прижимах дороги  можно писать летопись лиц погибших на этой трассе, на этих перевалах, - геройскую летопись о водителях дальнобойщиках, водителях-трассовиках Магаданской области….

        Колымское лето хоть и скоротечно, но в своем изобилии солнечного света, тепла, разнообразия таежных дикоросов не сравнимо ни с одним регионом нашей страны. После долгой зимы и быстротечной весны, в начале лета, тайгу накрывает своим урожаем ветвистый кустарник высотой до двух метров - жимолость съедобная. Ее главными достоинствами являются раннее созревание ягод и высокое содержание в них витаминов. Это кладезь природного лекарства для сердечников и гипертоников, стабилизируя их артериальное давление.
Рассказы об озере Солнечном, о живущем там «отшельнике», давно манили мое воображение и, предложение в один из выходных дней съездить к нему «в гости» было воспринято с радостью.
На Колыме я был уже не новичок, как никак уже пошёл второй десяток. Побывал и на зимней охоте, и на речных рыбалках на хариуса и на озерных щук, в верховье реки Кулу. Но здесь были особенности. Мы ехали на УАЗ-469, который был собран до последнего болтика своими руками, а это тоже ответственность.
Выезжали ранним утром. Вместе со мной в машине была моя семья.
Во втором УАЗике за рулем был «опытный колымчанин», как он себя называл, Леша (Алексей) ветеринарный врач района, с женой и двумя детьми, мальчиком и девочкой, а на УРАЛе молодая семья Володя со своей семьей.
Быстро проскочив участок Тенькинской трассы, наш «караван» свернул на проселочную дорогу, по направлении речки Бахапча.
Солнце уже пряталось за сопки, но его лучи как бы проходя через промежутки в облаках, формировали видимые «световые столбы» и «волны». Там, где его вечерние лучи проникали сквозь еще не осыпавшеюся лиственницу и «стоявший» пока еще стланник, проныривая под труху елового лапника они ещё, как бы долго толклись, копошились, плясали, как мошкара.
В мягких, красных, вечерних лучах солнца, почерпнув воды из ручейков и рек, стекающих промеж болотистой дремучей тайги, по распадкам, очертилась долина озера, с многочисленными полями ярко зеленеющего берегового, теневого маиса. В это время суток, сумеречные лучи солнечного света «истекая», как бы визуально покрывали основную часть водного массива озера яркоокрашенную «медной» пленкой, изредка растревоженной звонкими всплесками жителей подводного царства.
Для современников свою дополнительную уникальность, привлекательностью приобретали созданные природой по суровым законам Крайнего Севера реки и озерца.
Конечным пунктом движения нашего небольшого каравана исследователей в этот раз было озеро Солнечное. А еще стремление встретиться с человеком «долгожителем», отшельником по воле судьбы, долгие годы проживающим на одном из берегов, этой голубой, природной лагуны.
Всякими рассказами, былицами, окутано как само озеро Солнечное, так и истории, рассказанные его обитателем, а потом искусно импровизированные, дополненные и прикрашены повествователями. Одно, что это точно, все рассказы правдивы, и содержат самое главное, честность в отношении человека, прожившего Там не один десяток лет, и с искренностью рассказывающего о том, как, и что с ним происходило.
Может и этот рассказ, будет чем то отличим от других, но его отличие в том, что все рассказанное мною, осталось в моей памяти, после нескольких посещений этого уникального для Тенькинского района, Магаданской области места, и уважительного отношения к всему сказанному, долгими вечерами, лично мне, обитателем озера, уникальным человеком, сумевшим не только жить но и выживать в нечеловеческих условиях, оставаясь ЧЕЛОВЕКОМ, способным помнить и передавать другим подробности своей жизни. При этом умеющем говорить без обиды, без обозначений виновных в его неудачах, а донося к слушателю только конкретное повествование своей жизни, иногда и приукрашая ее как бы казусными случаями. …..
Колыма, это край почти, что земли, но в границах Советского Союза. И не зря кем то, и не ведомо когда, брошенная фраза «Поедим в отпуск на материк» предопределила те расстояния, на которых этот край находился, да и находится в настоящее время по отношению центральной части огромной страны. Если страна активно развивалась, строились города, железные дороги, в космос полетели первые космонавты «Белка» и «Стрелка», а за ними и Первый в мире космонавт, Юрий Гагарин, на весь мир сказавший сакральное «Поехали»!
То на Колыме народ сидел! Хороший и не очень, за «дело», и по приказу. Сидели подолгу, а получив «свободу» многие понимали, что, а ехать то уже и не куда! У одних не стало уже тех кто их долго и настойчиво ждал, другие знали, что их приезд принесет больше проблем с их приходом родным и близким чем их отсутствие, но были те которые не уезжали с Колымы из-за страха перед своим прошлым, своими проступками, своими ошибками. Колыма стала их домом, окружение – «родственниками», пусть не близкими, не родными, но предсказуемыми. …..

                Нельзя писать о разведке,
                не общаясь с разведчиками….
                Дочь Юлиана Семёнова
В эти предосенние дни над озером висела тишина, и только редкие всплески прыгающей за пролетающей над водной гладью мухой, хариуса, нарушали звенящею тишину. Озеро, вытянутое метров на четыреста, при ширине около полусотни метров, как живой портрет созданный природой из лоскута абсолютно ровной поверхности воды, без тени волнения, без ряби ветерка, поражало своей красотой. Вода абсолютно прозрачна и просматривается почти до самого дна по всему озеру, хотя и смотрели мы на него с берега. Озеро окружено высокими красивейшими густыми лиственницами, которые растут плотно, одна к одной, будто толкаются, пытаясь пробиться к самому берегу. Они зеркально отражаются в неподвижной воде. Наш берег, густо зарос такими же безупречными деревьями, почти идеально круглый по форме. Заворожено глядя на это озеро, не в силах оторваться от этой живой картинки. Да и не хотелось, если честно, отрываться.
Глядя со стороны озера на возвышающий берег нельзя оставаться равнодушным к тем красотам красок, тонов, оттенков и игры теней в лучах уходящего за горизонт, огромных размеров, ярко оранжевого раскаленного шара, края которого словно подернуты  мазками кисти художника и приматированы незначительно темнеющими облаками.
Между высоких лиственниц, стремившихся как бы своим присутствием преимущественно заполнить береговое пространство, выделялись три низкорослых постройки. 
Две из них имели четырёх скатные крыши, покрытые аккуратно уложенным дерном и мхом. Третья постройка имела плоскую, но с незначительным уклоном крышу. Тот, кто строил эти постройки, как бы был знаком о скорости передвижения огня, в случай пожара в тайге, с учетом этого все постройки были удалены на приличное расстояние друг от друга.
В центре береговой поляны «восседал» внушительных размеров пень - дух и, пень - олицетворение мирового древа. Согласно народным преданиям, сохранившимся в архаических этнокультурных традициях, в пень, как и в колоду, чурбан, бревно, перемещается древесный дух, покинувший срубленное дерево.
- Я таких-то и деревьев в округе не видел, говорит Федорович.
- А тут как-то пошёл проверять свои ловушки на зверя, а день уже близился к концу, и тени как бы прыгали, с одной стороны, на другую, и одна уродливей другой, да и размерами гигантскими. Иду, смотрю, в кустах будто человек стоит. А я как не боюсь, но откуда-то взяться здесь в такое время человеку? А сам думаю, ну и что же, что  человек, мало ли чего он стоит? Потом иду - иду, подошел. А это пень-дерево, пнище стоит, и всё. Глядя на него с одной стороны – это просто пенек, а с другой будто человек, корневое лицо, хоть лопни.... Вот и перекочевал он ко мне «во двор», хоть и не живое существо, а порой поговорить все-таки есть с кем, хотя он и молчалив. Вот и «шляпу» ему, из прохудившегося, и брошенного от Урала колеса «прикупил». Теперь он стал более органично сторожить наше владенье….
Рядом с «хранителем поместья» стоял аккуратно срубленный с ошкуренной лиственницы с четырехскатной низкой кровлей домик. С крыши торчала труба, свидетельствующая, что в домике есть печка. Со стороны поляны был вход, а в сторону озера, небольшое, забитое целлофановой пленкой окошко.
- Гостевой домик! пафосно и с гордостью произнес Федорович, знакомя нас со своим владением.
- В нем останавливаются уважаемые гости, он посмотрел на нас прибывших ……!
Чуть вдали, ближе к возвышенности, справа от домика, прямо на ручье, впадающем в озеро, был срублен с лиственницы,  небольшой домик без окон.
Высоко выходящая над крышей труба и большое количество искореженных, прогоревших металлических печек, из простых, сделанных из металлических бочек, и уже сваренных, но прогорелых со временем из листового металла. Даже не посвященному человеку было понятно, что это не что иное как – баня! Даже случайный наблюдатель мог отметить, что как форма постройки, так и ее место были привязаны к назначению этого домика. Рубленный из ошкуренной лиственницы домик-постройка, был собран из цельных стволов, он не имел ни единого окна, а не выше полутораметровая дверь выходила на ручей впадающий в озеро.
Слева от «гостевого домика», вдоль озера в 15-20 метрах, было возведено строение с односкатной крышей, одной дверью и без окон. Шириной в полтора-два мера и длиной метров шесть. Наличие рядом у одной из стен поленницы заготовленных дров свидетельствовало о том, что это подсобное помещение, для хранения. В народе называющееся – сарай…….
Если, подойдя ближе и усевшись на траве, глядя на озеро снизу вверх, где чуть по одаль, у воды пугая малька рыбешек, веточкой стланика хлюпался десятилетний мальчуган, а его радостные возгласы эхом разносились по озерной глади и возвращаясь обратно повторялись многократно, как бы разговаривая с автором сказанных слов. Даже непосвященный человек мог бы подумать, что это элитное, ухоженное место одной из обеспеченных семей, избалованных заграничными отпусками и всевозможными сервисами и, предпочитающие отдых в естественной среде Колымской природы.
В безграничной глади озера отражались двое сидевших на берегу. Мужчина, средних, тридцати пяти — сорока лет и пожилой «сухощавый» старик.
Мужчина, который помоложе, был одет уже не в новый, но теплый, с под пушком спортивный костюм, с капюшоном, на ногах ботинки с высоким берцем, нечто среднее между полуботинками и полу сапогами. На старике была ватная стёганая куртка, в народе прозванная телогрейка. Обладатель которой хорошо знал ее достоинства и преимущества перед современными одеждами. Это была прекрасная вещь для ежедневного использования вне города, тёплая, лёгкая и удобная, защищающая тело как осенью, так и зимой. Не смотря, что ее внешнее состояние говорило о достаточно больших сроках носки, внешне она была исключительно чистой, места «ранений» аккуратно заштопаны, иногда нитками другого цвета. Синие хлопчатобумажные брюки и импровизированные из резиновых сапог галоши, говорили о человеке, который в тайге живет постоянно, считая ее своим домом.
Не смотря, что к беседе интерес был у обоих, но каждому хотелось узнать по больше только в той части, в которой его интересовал собеседник.
Того мужчину, который помоложе интересовала жизнь-биография старика, а собеседника – все происходящее в мире, а главное за пределами этого озера, тайги, на том берегу как бы другой, для него не досягаемой "планете".
Уже проведен всесоюзный референдум, обсуждавший вопрос о сохранении СССР как обновлённой федерации равноправных суверенных государств и республик бывшего СССР. К этому времени перестал существовать самый большой в мире «лагерь» советских социалистических, а лидер, объявивший перестройку, и призывавший на референдуме голосовать за целостность государства, после самоизоляции в Форосе, в очередной раз предав сторонников сохранения страны, объявил о своей отставке. Все это для человека живущего на берегу озера, с поэтическим названием «Солнечное», было как не реально для восприятия, так и отсутствием представления, – а что же дальше?
Размышляя, о том, как жить дальше, старик неохотно, порой надолго замолкая, как бы подбирая слова, или что-то проговаривая про-себя, обосновывая историю, которая послужила темой настоящего рассказа.
Оговорюсь, что все, кто бывал у Федоровича на «Солнечном», так звали старика, уверен слышали эту историю.
Она могла быть как рассказанная, так им услышанная, с другими акцентами, особенностями, описаниями конкретных жизненных ситуаций. Но это не влияет на мое отношение к стойкости повествовавшего человека, его стержневому образу жизни, и согласившего рассказать о себе. Прошло много лет, после той нашей встречи, хотелось бы верить, что старик еще жив, и, если это так, пусть простит меня за те некоторые подробности, о которых в этом рассказе я повествую. Надеюсь, что мои как слова, так и помыслы не принесут этим ему никакого вреда….
Как бы в раздумии, и выбора начала места повествования части своего жизненного пути, старик всякий раз, как бы забывая, что это уже говорил, возвращал слушателя к тем далеким, сложным в его памяти годам жизни. У него похоже то и дело возникали ассоциации тех далеки сороковых …. И резавшие слух слова диктора радио: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну….».
Война в их дом пришла одновременно с двумя повесткам призыва в армию его и, старшего брата. Уральский городишка, хотя и был городом с главным предприятием – металлургическим комбинатом, но по своим размерам походил на те большинство промышленных городов средней полосы. Большинство жителей, города, мужская его часть, работала на комбинате, женщины на предприятиях, как сейчас принято говорить обеспечивающих деятельность градообразующего, дышащего пеплом и пылью «кормильца» и источника всех болезней его жителей. В первые дни войны, с города призвали всех, особое внимание уделялось на призыв мужчин, владеющих опытом, работа на автомобиле или тракторе. В их число попали и Федорович, со своим братом. В тот день они еще не могли знать, что в час отправки, на вокзале, они виделись в последний раз….

           О войне может рассказать только тот, кто ее прошел. Говорить о ней поколению родившемуся после ее окончания, сложно …. Я не смогу описать все события, в которых участвовал Федорович во время войны. Не потому, что в памяти могли, и это нормально, забыться детали, факты, даты и события влияющие на смысл повествования. Думаю, что мое изложение, мои оценки, в любом случае будут как не полными, так и, что не мало важно, неумышленно искажёнными. Право писать о войне принадлежит исключительно участнику событий, того периода его жизни.
Со слов старика, сидевшего рядом на берегу озера, было ясно, что с войны он вернулся в начале лета 45! О брате родители похоронку получили в 1943, «Погиб геройски»!
Вот она Победа и мирная жизнь…. Вот она родная «проходная». Вот он родной механический цех. Вот они заметно повзрослевшие мальчишки и девчонки.
Август 1945. Ночной арест. Суд, приговор – 15 лет! И к концу года, заключенного № …. осужденного по ст. ….. УК под конвоем этапировали в исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) «Бутугычаг». По памяти рассказчика, в то время в состав этого лагеря входили несколько отдельных лагерных пунктов (ОЛП), в том числе «Центральный», «Коцуган», «Сопка» и «Вакханка».
Прервав рассказ, Федорович поднялся и, как бы на пружинистых ногах, и ускоряющимся шагом ушел в глубь тайги, удаляясь от берега озера и ставя в недоумение сидевшего на берегу человека. Появился он так же внезапно, как и исчезал. В руке он держал пожелтевший, похоже замусоленный руками сверток. Как оказалось, - это была прошита бечёвкой подшивка журнала «Новый мир» за август - декабрь 1989 года.
Полистав страницы одного из журналов, в которых публиковался «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, старик, громко вздохнув, процитировал автора: «Удручающе похожи друг на друга заседания трибуналов, гнетуще безлики и бесчувственны судьи - резиновые перчатки. Приговоры - все с конвейера. Все делают серьезный вид, но все понимают, что это - балаган, и яснее всего это - конвойным ребятам, попроще. На новосибирской пересылке… конвой принимает арестантов перекличкой по делам. «Такой-то! 58–1-а, двадцать пять лет». Начальник конвоя заинтересовался: «За что дали?» — «Да ни за что». – «Врешь. Ни за что десять дают!..».
 
                …..Кто не верил в дурные пророчества,
                В снег не лёг ни на миг отдохнуть,
                Тем наградою за одиночество
                Должен встретиться кто-нибудь!
                В.С.Высоцкий Белое безмолвие
Не все секреты жизни, да и не все писатели готовы в подробностях рассказать, и с тех обрывистых фраз повествования, услышанных как в тот вечер, да и в другие проведенные с Федоровичем дни, вечера, а иногда и ночи напролет, не возможно, человеку, не сидевшему в лагере, составить мало-мальски читаемую, воспринимаемую на слух и восприятию картинку жизни. Не был, не привлекался не сидел. И, чтобы описать все то, требуется совершенно другие эмоции как понимания, так и передачи пережитого.
В одном из актов приема-сдачи лагерей Дальстроя, сообщалось что на 22 мая 1951 года лагерный сектор Дальстроя насчитывал в своем составе 504 подразделения, из них: 9 управлений (в том числе — Берлаг), 14 отделений, 129 отдельных лагерных пунктов, 252 лагпункта, 101 лаг командировку. Всего в них содержалось 143 630 заключённых, в том числе, только  в самых крупных лагерях Теньлага (Усть-Омчуг) — 17 220 человек.
Численность заключенных не была статичной, ибо склонность заключенных к побегу, постоянно ее корректировала. В 1950-м из мест заключения бежал 581 человек, в бегах оставалось 68 человек. За пять месяцев 1951 года бежало 128 человек, в бегах — 46 человек. В 1951 году насчитывалось 112 случаев применения оружия, при которых 56 человек было убито и столько же — ранено. (День в истории Колымы. https://kolyma.ru/index.php?do=cat&category=greatday)
Не стали исключением и последующие годы, и не было причин, чтобы эту статистику заметно изменить или уменьшить….
Как рассказывал Федорович, конец зимы следовательно начало 1953 года были не очень суровы, даже по ночам, в конце февраля 1952, морозы не опускались ниже 15 градусов, а в дневные дни иногда казалось, что на Колыму приходит весна……

        Старик замолчал. По прищуру глаз, частой, глубокой затяжке сигаретного дыма, было заметно, как его внутренне напряжение сортировало в памяти воспоминаний, что следует рассказать, а о чем лучше промолчать. Как бы восстанавливая в памяти минуты, породившие цель побега.
Было ощущение, что собеседники в этой тишине могли даже слышать биение сердец друг друга…….

        Побег – великое испытание характера, выдержки, воли, выносливости физической и духовной. Человек не прошедший, не переживший это не сможет не только осознать, но и тем более описать это чувство. НЕ обращая внимания на сидевшего рядом слушателя его рассказа, старик, как бы разговаривая сам с собой, не уговаривая и не доказывая свою правдивость, уверенно повествуя с мелкими подробностями, давал понять, что ни для какой северной зимовки, ни для какой экспедиции не так трудно подобрать товарищей, как в побег. Подобные сравнения, описаний этого состояния мне приходилось где-то читать у Варлама Шаламова. Не уверен, что Старик все это позаимствовал у автора «Колымских рассказов». Да и знал ли он о их существовании вообще…
Только на вторые сутки побега, а точнее во вторую ночь, «беглец», найдя укрытие под корягой на берегу речки позволил, уснуть, посасывая рукав рубашки, пропитанный сахарным сиропом.
Покров снега и, твердый наст, образовавшийся на русле речки, хорошо держали человека, легкая поземка, изредка предательски выскакивая из-за извилин реки, надежно скрывала следы одинокого, быстро уходящего «по ветру» человека. Дни смешались с ночью, тело, промерзшее до последней косточки, автоматом двигало ноги, а пульсирующая в голову кровь, с каждым шагом отдавала, чеканила, то возрастающим, то затихающим тоном команду: «Только вперед! Только не останавливаться. Только верить, что все получится!»
Появившаяся из-за поворота реки долина, напоминала или равнинное поле или, гладь озера, края которого не были зашторены снежной поземкой и солнечными бликами ломающих свет солнца, множеством снежинок. Все это марево, острых разбитых частиц хрусталя, как по чьей-то команде вонзалось в изнеможённое лицо путника, глаза слезились, замотанная вокруг шеи портянка, используемая как шарф, в районе рта превратилась в замерзшую льдинку, и все норовила примерзнуть к губам.

          По рассказам "сидельцев" он знал, что это река Бахапча, правый приток Колымы. Кто-то говорил, что название реки происходит от эвенкийского «бакапча» – «найденная», «находка», а начало она берёт из озера Солнечное, на высоте 753 м над уровнем моря.
Выйдя на снежную гладь, "беглец" неожиданно почувствовался прилив силы, появилось ощущение приятной свежести, стало заметней легче дышать. Воздух как бы «прошился» сильным окислителем ощутимым в местах, богатых кислородом: в лесу, в приморской зоне или около водопада. В то же время, в пьянеющей чистоте воздуха тонко, еле, еле улавливались запахи горелого полена. Опасаясь появления миража, Федорович, это был он, сбежавший и лагеря и вот уже несколько дней при изнемогая усталость, брел по дальше от лагерных псов, в поиске хоть какого-то пристанища, слева, на возвышенности увидел охотничий домик-избушку.

В тайге есть обычаи, уходя из охотничьего домика, охотник обязан оставить в зимовье: свечку, спички, соль, сухари, чай (заварку), охапку дров и по возможности нож. К счастью, под потолком, аккуратно завернут в обёрточную бумагу, и перевязан бечёвкой, был подоткнут увесистый кусок сала. В домике еще стоял не приятный смрад горелых веток, и витал запашок не давно ушедшего человека. На печке, сделанной из двухсот литровой бочки, стоял алюминиевый чайник, до половины с замёрзшей водой. Возле дымовой трубы, уходящей вверг через перекрытие, на гвоздике висела алюминиевая кружка, в которой лежали три кусочка сахара рафинада и чайная, алюминиевая ложечка. На внутренней стороне двери прибитый к верхней части откоса весел брезент, по размеру больше, чем входная дверь, и закрывавший как возможные щели, так и дверь при входе. Ближе к печке, на увесистых пеньках была сооружена как бы кровать. Рваный, ватный матрас, был небрежно накрыт пледом. Вместо подушки было, что-то похожее на вещь мешок, набитый сухим мхом. В углу, возле двери лежали две пустые консервные банки, похоже старательно вылизанные собакой или …..
Рассказ Федоровича прервался. Он закурил очередную сигарету, демонстративно показав, что это та Marlboro, которую я привез. На время задумался, выпуская клубы дыма и сказал:
-     А, что рассказывать, так вот и живу. Строю жилища, встречаю гостей, делаю свое «шампанское». По своему особому, лично опробованному рецепту, испытанному как на себе, так и на уважаемых гостях. Главной составной частью моего шампанского, как бы решающим компонентом является голубика. Нет, не та растущая на заболоченных полях Колымы, наша, которая растет только на берегу озера Солнечное. Это особенная составляющая часть продукта, главный компонент привкуса и оттенков напитка,  взрывная его насыщенность. Ах, я старый пень, как же я забыл угостить. На ужин напомнишь мне?».

     Он улыбнулся краем губ, обнял, только что подсевшего к нам моего сынишку, и продолжил свое повествование……
В очередной раз приезжая к Фёдоровичу на озеро Солнечное, мы  получали как-бы продолжение истории жизни этого человека, его рассказы иногда дополняли друг друга, как и ранее начатые, иногда их сопоставление фактов, описаний, сюжетов как временных, так и участвующих в них лиц, носили пусть не значительные но искажения, но что главное не были противоречивы. Это больше походило на уточнения, дополнения, вносимые автором рассказов, так как они, рассказы, пересказывались не один десяток раз. Да и слушателями были «гости» старика, которым он не всегда искренне доверял, особенно свою жизнь, ее радости и переживания.

Каждый приезд, я замечал, как привык Федорович ко мне и к моей семье, а я к нему, и поэтому общения приобретало более откровенный, иногда более замысловатый  характер. Пытаясь лучше узнать друг друга, казалось, что между нами проявлялись дружеские отношения. Иногда они, мгновениями, напоминали общение близких, родных людей. Мне казалось, что мы всегда понимали нашу социальную, созданную жизненными обстоятельствами каждого разобщённость. Нашим присутствием как бы в гостях, на озере Солнечное мы всегда  старались никогда не мешали Федоровичу заниматься своими, иногда и не понятными для нас делами, не досаждали его никакими расспросами. В то же время старались с пониманием относиться к накопленному годами одиночества его любопытству, которое  иногда, как бы и выходило за пределы норм и правил деликатности.

      Помнится случай, хотя и зная, что банька была сделана, как говорится «по-черному», Федорович мог как бы не в-значай, зайти вовнутрь парилки и, поправить угли греющих в топке камни, в тот момент, когда там парились наши женщины. Это вызывало громкий смех и шутливые возгласы наших девушек, а Федорович, из подлобья посматривая в сторону парильщиц, делая вид что он поспешает выйти, как бы про себя бормотал:
- Ой, не волнуйтесь, я ненадолго, да и смотреть в вашу сторону не буду. Вот холодненькой, с ручейка в шайку подолью, да угольки поправлю, чтобы пожарче вам было. Вот старый пень, я и забыл, что вы уже моетесь!               
        Поэтому и этот рассказ как бы одна из «версий» рассказанная стариком, и мною услышанная…….
За долгие годы одинокой жизни в тайге, в условиях, где человеку просто выжить не суждено даже с учётом того, что он и является самым сильным существом на земле, Федорович к моменту нашего знакомстве, в этих условиях прожил более сорока лет. Он научился решать ВСЕ проблемы как жизни, так и выживания. В короткое колымское лето – выращивал лук, охотился на зверя, и отдавая редким охотникам мех, получал средства на покупку продуктов (соли и сахара) да и много чему другому жизнь приучала делать этого человека.
Но была одна проблема, которую без нашего участия он бы не смог решить еще долгие годы. Он был человек ниоткуда, человек никто, - человек без паспорта…..
Под нашей опекой и поддержке друзей, нам удалось уговорить Федоровича, посетить паспортный стол Тенькинского районного отделения милиции.
Проведя полный цикл формальных действий по установлению личности, работавший в те времена Начальником паспортного стола майор милиции Гринас Альгирдас Клавович, начинавший свою службу на Колыме еще в далекие пятидесятые годы в органах НКВД, в Вохре, не исключено, что и охраняющий бежавшего в те годы заключенного, вручил …… ……… Федоровичу Паспорт Гражданина Российской Федерации.
И только в одном разделе паспорта отсутствовала, принятая в правилах паспортного учета запись, запись адреса постоянной прописки обладателя данного документа. Хотя и место постоянного жительства …… ………. Фёдоровича было известно – озеро «Солнечное», и дома в его месте проживания присутствовали, а вот их нумерация, и названия улицы в документах учета не значились.

Да это уже и не важно, как для обладателя Паспорта Гражданина Российской Федерации, до и для нас, в том числе и лиц осуществляющий контроль паспортного режима …..

С колымских лагерей идеальные побеги совершались и их было очень много. Но далеко не все были удачными. Идея бежать с Колымы граничила с безумием. Волк - судья, медведь прокурор. Беглецов чаще всего ловили и возвращали обратно в тюрьму. Им добавляли от 3 до 8 лет к основному сроку. По рассказам бывших сидельцев, те, которых называли «подрывающиеся», прекрасно осознавали, что рано или поздно будут пойманы. Но всепоглощающая мечта заключенного о глотке свободы опьяняла и толкала их на побег.
Впрочем, бежавшие из мест лишения свободы СССР все же имели шанс «оторваться» – хотя и небольшой, но он был.
Описанный в этом рассказе случай не единичен. Возле поселка Нелькоба, в Тенькинском районе, Магаданской области, на землях заброшенного рудника «Радионовский» вблизи со  складами ВВ (взрывчатых веществ) жила семья: муж с женой. Сколько им было в моменте знакомства лет, какова их история жизни и побега с лагерей никто не знал, все что было известно, так это то, что они оба из тех, кто на фене говорили: «завтра будем щупать ноги!» Да и имена у них были нашенские, колымские - Кедровка и Кедрач.

*Наледи — это природные явления,  они наиболее широко распространены и характерны для районов глубокого, сезонного промерзания, за счет периодически изливающихся в зимнее время,  на земную поверхность подземных, речных и озёрных вод.  Даже за  пределами тени, промороженная земля в тончайших наледях кажется стеклянной.   Как правило за время короткого, очень жаркого северного лета, наледи  оставаясь нетронутыми таяньем, доставляют жителям Крайнего Севера нисколько хлопоты, а вносят в их жизнь неповторимые, своеобразные красоты, играющего на солнце природного "хрусталя".