Ах, картошка объеденье...

         По пыльной деревенской дороге неторопливо шагал Михаил, мужик лет сорока пяти, и не просто шагал, а вел велосипед, самый обычный, дорожный, к раме которого были привязаны две лопаты, на руле висели ведра, а сзади, на багажнике был закреплен мешок, набитый такими же мешками. Чуть позади шли его жена и дочь. Семья направлялась убирать картошку. Картошка росла на противоположном берегу полноводной реки, и туда надо было еще переправиться. Но в этом им пообещал помочь Сашка, брат Михаила. У того была моторная лодка, он же должен был переправить и обратно, уже с выкопанной картошкой.

         К полудню, вся картофельная делянка была убрана, и восемнадцатилетняя Танька полулежала на мешках с картошкой и лениво покусывала засохшую травинку. Сентябрьский денек показал всю красоту бабьего лета: ласковое солнце, голубое чистое небо, деревья, с еще немногочисленными желтыми листьями, легкие паутинки с путешествующими на них крохотными паучками. Приятная усталость разливалась по всему телу.

          Отец с матерью пошли на берег реки, поджидать Сашку с моторной лодкой, который пообещал переправить их картошку, урожай которой в этом году превзошёл все ожидания и на своей весельной лодке ее было не перевезти, или мотаться туда- сюда пришлось бы не один раз.

            Можно было бы встать, развести костёр, а потом, когда огонь перестанет плясать по веткам, положить в золу картошку, и пока дядька приплывет, успеть поесть не с чем не сравнимое, подгорелое с одного бочка лакомство. Но Таньке было лень вставать и еще что-то делать, а картошку можно будет запечь и позже, уже дома. Она уже начала дремать, когда раздался звук мотора, пришлось вставать, и собираться к переправе. 

            Подошедшие отец и дядька начали перетаскивать мешки на берег реки, а затем осторожно грузить в лодку. С каждым очередным мешком борта погружались в воду все больше, и Танька уже забеспокоилась, что возможно весь урожай, а заодно и люди просто не поместятся в ней.

           Наконец погрузка закончилась, все, кроме дядьки, разместились на мешках с картошкой, а он, готовый к отплытию, гордо восседал на корме. Осторожно, боясь зачерпнуть бортами воду, начал выгребать веслами подальше от берега, чтобы уже на глубине завести мотор, приговаривая при этом: - «Ничего, сейчас заведем мотор, и лодка приподнимется». 
    
            Отплыв на веслах от берега метров на пятнадцать - двадцать, он рывком дернул за шнур, чтобы завести двигатель. Мотор взревел, но лодка, вместо того, чтобы немного приподняться над водой и плавно отправиться в путь, вдруг, как норовистый жеребец встала на дыбы, стараясь сбросить с себя весь ненавистный ей груз.
            Люди, мешки с картошкой, ведра, лопаты, и, конечно, велосипед - все посыпалось в холодную, осеннюю воду, а лодка, освободившись от поклажи, вначале легла на бок, а затем перевернулась к вверху днищем.

             Выныривая на поверхность воды, женщины старались побыстрее отплыть от "взбесившейся лодки". «Танька, Танька - орал Михаил своей дочери, смотри за матерью», а мать резво плыла к берегу, не смотря на холодную сентябрьскую воду и фуфайку, которая стала тяжёлой от речной воды. Не отставала от нее и Танька, а мужчины плавали вокруг лодки, стараясь перевернуть ее обратно. К месту аварии уже подплыли на своих лодках односельчане и совместными усилиями опрокинули ее в нормальное состояние.

            Дрожа от холода, а может больше от испуга, женщины выбрались на берег, непослушными руками начали стягивать мокрую одежду, стараясь как можно суше отжать ее. К ним подбегали знакомые и малознакомые люди, предлагали сухие телогрейки, и в конце концов переправили на попутной лодке на другой берег. А мужики остались колдовать на месте крушения «взбесившейся лодки". Откуда-то притащили пару багров и начали совместными усилиями вытаскивать поклажу из воды. Первым попался велосипед, видимо тяжелый был и не уплыл по течению. Да и удобно его было цеплять, ну а затем по одному и мешки с картошкой. Тяжелая это была работа, это вам не с берега грузить в лодку, а из воды вытащить, приподнять выше борта, да перевалить в лодку. Часам к пяти управились, переправили картошку поближе к дому, ну а там уже на тележке перевезли во двор и рассыпали на траву для просушки.

            Так и не пришлось Таньке в эту осень попробовать картошки, испечённой на костре. Зато зимними вечерами, когда в доме топилась печь, и дрова уже догорали, она кидала в раскаленные угли несколько картофелин и с улыбкой вспоминала, как трудно пришлось добывать эту картошку из воды. Одно было жалко Таньке, что утопила она в той неразберихе с опрокинутой лодкой, свои новые, резиновые сапоги, что слетели с ее ног, когда плыла к берегу.


Фото взято со страниц интернета.