Васятка ч. 5, 6

 ЗИМА

 Зима в сорок первом, как никогда была лютой, и семья Аксиньи нуждалась в тёплой одежде. Соседская тётка Ксана одолжила одежду для ребятни, Мячиха поделилась некоторыми старыми вещами, и   она мало-мальски одела детей. Помогала и бабушка Маланья, где починит, где подошьёт. А морозы с каждым днём крепчали. Сельчане старались без нужды не выходить из своих изб. Васёк с Женькой всматривались в окно, они с грустью смотрели на свой дом.  Вдруг Женька громко закричал и пальцем ткнул в стекло:
- Глядзи, Васек, батькина шапка на немце, -  он ещё ближе прижался к заледенелому стеклу.
Отцовская шапка была приметной. Он сам её сшил из овечьей шкуры. Получилась она слегка кривой на один бок и великоватой даже ему.  Мать смеялась над шапкой и говорила:
- Чыгунок вушаты, а не шапка!
Отец отшучивался:
-Ничога, у мароз спатрэбицца!       
Братья загрустили, а глаза наполнились слезами. Они вспомнили отца, сестру, о которых совсем ничего не знали…
   Мальчишки стали замечать, что чужаки ходят в теплой одежде сельчан. Ведь мальчуганам было неведомо, что военные действия планировались всего на несколько недель, и на такие жуткие зимы они не рассчитывали, поэтому раздевали людей даже на улице. Снимали шубы и тёплую обувь, оставляя сельчанина раздетым в мороз. Жёсткий игольчатый снег хрустел под их замерзающими ногами.  Крохоборствовали часто. Зима была тяжелейшим испытанием для людей…
   В один из зимних дней в избу Мячихи зашли полицаи. Они выгнали всех на мороз, а сами стали искать, чем можно поживиться.  Перевернули всё в избе. Вынесли корзину с картошкой и ещё что-то прихватили из тряпья. Зашли в сарай, который был пристроен к избе, схватили несколько кур и, ругаясь, удалились.  К полуночи у Васьки и Толика поднялся жар. Лекарство в избе не нашлось. В деревне с приходом немцев действовал комендантский час, нарушение режима грозило расстрелом. Деревенский фельдшер вместе со всеми ушёл на войну. За медицинской помощью обратиться было не к кому, и к старой знахарке Аксинья пошла лишь утром. Знахарка сказала, что это болезнь злых духов, но читать заговор отказалась по причине слабости своего здоровья. Аксинья взмолилась:
- Дапамажы дзицятку, хоць чым ни будзь?
- Дапамагу Дачка, дапамагу! Вазьми мёд з каровиным маслам и шаруе цела сыну. Ды запарыць у малацэ травы, якия табе дам, часцей, давай пиць, тольки пару глытков, не болей. А в нос капай цёплае малачко з кропелькай бярозавага дзёгцю. Палягчэе милая, палягчэе...         
 Аксинья спешила к семье. Она несла последний запас старой знахарки, чуть меньше полстакана мёду и сбор травы от простуды. Дома, когда Васька открыл глаза, возле него была Аксинья. Он тяжело дышал, как будто тяжёлый камень сдавил его грудь. Сказать что-либо не хватало сил, только слёзы при виде матери катились сами по себе моля о помощи.
 Бабушка Маланья приготовила травяной отвар.  Аксинья лечебным снадобьем поила своих несчастных малых детей.  Тётка Середа принесла ложку берёзового дёгтя.
Прошло несколько дней. Вася за время болезни сильно исхудал. Его василькового цвета глаза ввалились глубоко, а лицо осунулось. От прежних детских пухлых щёчек не осталось и следа. Температура прошла и его отправили на печь. Маленький Толя не поправлялся, болезнь не поддавалась лечению. Он слабел и таял на глазах, казалось, жизнь покидала его. Жар не спадал, от кашля стал задыхаться. В один из дней Толькиного плача не стало слышно. Васька лежал на печке, когда услышал горькие причитания бабушки и матери, они в голос рыдали. У Васятки непроизвольно потекли ручейком слезинки, потому что Толика любили все. Он, как Женька, улыбчивый и озорной, только совсем маленький, как такого не полюбишь…
   В семью Аксиньи пришло горе-потеря, а как с ним справиться, она не знала. В её глазах померкло всё: война разрушила мечты, её жизнь, смерть забрала драгоценную её частицу – сыночка Толика.
Она прижимала к себе свои молодые руки, на которых ещё чувствовалось воображаемое маленькое Толькино тельце. Подносила их к своему лицу, желая увидеть своего малыша, а слёзы текли ручьём, не давая его разглядеть.
- Ох, дзицятка маё, ох милае, - то безголосно тоскуя, то надрывно рыдая, то молча, впадала в забвение.
 С потерей Толика дети не отходили от матери. Соседка, заботливая и сердечная женщина, поддержала Аксинью, не оставила в горе. Бабушка Маланья переживала так, что лишилась всяких сил, не слушались ни ноги, ни руки. Вся семья жила в чёрной печали.
  Сельчане ждали весны и надеялись на перемены. Ещё много раз немцы сгоняли народ к комендатуре. Только Васёк ничего не слышал.  Его всякий раз какие-то сельчанки прятали под свою одежду, но мороз пробирал его и там. Васька ещё никак не мог войти в силу...
 Зимой ребятня ютилась на полатях, которые нависали над входной дверью. Выглядывая, как птенцы из гнезда, они прислушивались к разговорам взрослых. Тогда Васька не всё понимал, но обрывки фраз запомнил на всю жизнь.
Соседка сквозь слёзы говорила матери:   
- Суседнюю вёску спалили дашчэнту, никога в жывых не засталося,- она прикрыла рот рукой и горько заплакала.
- О, Божа! Як жа носиць зямля нелюдзяв! Госпадзе, Божа литасцивы, ратуй нас! - понимающе, со слезами на глазах, закачала головой Аксинья.
- Нелюдзяу, нелюдзяу. – продолжала, сквозь слёзы, говорить она.
Женщины то погружались в себя, то тяжело вздыхали и о чём-то между собой перешёптывались. Ещё долго находились в печали. Мальчишки в такие моменты замолкали. И у них было скверно и больно на душе.
  Один случай, который произошёл в деревне, взбудоражил людей. Ночью партизаны бросили в здание комендатуры несколько гранат, чем вызвали переполох немцев и незамедлительные карательные действия. Само здание особо не пострадало, снесло угол, вылетели рамы со стеклом, что-то сгорело внутри. Немцы прошлись грозой по улице и обстреляли околицу. Не дожидаясь утра, согнали деревенских жителей к разрушенному зданию.  Схватив произвольно несколько человек из толпы, тут же повесили в устрашение другим. Несколько дней висели обледенелые тела сельчан. К ним, под страхом смерти, не подпускали людей.  Этот день был один из самых страшных и трагических в истории села.
  Напуганная событиями ребятня тихо лежала, забившись на печке. Они прислушивались к каждому звуку и шороху, которые доносились с улицы. Съёжившись в комочек, в страхе перед новым днём, долго не могли уснуть. С рассветом незаметно для себя погрузились в сон.

 ВЕСНА

 К весне Аксинья с детьми вернулась в свой сарай.   Немцы стали сгонять сельчан на рытьё окопов вдоль дороги со стороны леса. Забрали брёвна и у Середы. Пощады никому не было. Смертельно уставшие жители, не чувствуя рук и ног, плелись домой, где ждали их   дети.
Каждый, от мало до велика, помнил, что по своему усмотрению немцы могут за невыполнение малейшего приказания убить или покалечить любого жителя. Боялась и Аксинья, что не выдержит истязания оккупантов.
 Однажды утром приехала грузовая машина с немецкими солдатами и карательным подразделением.  С шумом и стрельбой они согнали сельчан к комендатуре.  В домах никто не оставался, так как ещё по осени немцы всех немощных сельчан вывезли на подводах, больше их в деревне никто не видел.
Возле комендатуры толпились люди, слышалось тревожное перешёптывание.
 Автоматной очередью людей быстро успокоили.  Немец на ломанном русском языке зачитал список, в котором значились фамилии подростков, отправляемых на работу в
Германию.  В этом списке оказалась и дочь Ефима, Валентина. Всем объявили, что о них позаботится Великая Германия, что они будут одеты и сыты. Люди закричали в один голос, умоляя, падая к карателям в ноги, просили оставить детей. Вновь автоматной очередью народ отогнали. 
Подростков под дулом автоматов затолкали в крытую брезентом машину. Машина, гружённая молодёжью, двинулась по просёлочной дороге в сторону Орши.  Голосивших людей полицаи разогнали с площади.
 В семьи, потерявших детей, пришла невыносимая, безысходная боль, с чёрной ненавистью к карателям…
   В церкви иногда проходили службы, туда шли люди и просили Божьей помощи.  Не знали жители, что происходит в стране, так как информация доходила скудная, сомнительная да пугающая.
 Спустя некоторое время стали ползти по деревне слухи о том, что в городе Орше   есть концентрационный лагерь смерти для военнопленных солдат, которых сгоняли отовсюду. В городе шли массовые чистки и расстрелы.
 В Орше жителей гнали на рытьё траншей и окопов. Траншеи усиливались не только дотами и дзотами, но и проволочными заграждениями, противопехотными и противотанковыми минными полями.
Они простреливали каждый метр земли.   Дома разбирались на немецкие укрепления.  Город укрепили как крепость…
 Деревня СОловье до войны была небольшой, но во время оккупации население уменьшилось. Многие жители семьями покинули дома, уводя с собой скотину в леса Беларуси.
Ввёлся пропускной режим, действовал комендантский час. Жители испытывали страх за жизнь детей, старых родителей и свою. Время шло, война продолжалась, немцы никуда не уходили… 
 Аксинья вместе с детьми работала в поле, на огороде и заботилась о своём оставшемся хозяйстве. 
По указу комендатуры у людей в деревне немцы забирали скот: коров, лошадей, свиней, лишь оставляли семье по одной голове живности.
Полицаи заходили в любой скотный двор, забирали   мелкую живность, собирали яйца. Вот так однажды зашли к Аксинье. забрали поросёнка, которого дал Ефим на откорм к зиме. Зная, что плач женщин ещё больше раздражал полицаев, Аксинья молчала, вынося оскорбления и унижение. 
Полицаи могли сжечь сарай и увести последнее хозяйство.
 Деревня оказалась перевалочной базой, одни немецкие части отбывали, другие прибывали. Тут же формировались и отправлялись на восточный фронт. Движение было активным. Бывали и спокойные дни, когда в деревне передвижения не наблюдалось…               
  Ваське пошёл шестой год.  Осмелевшая ребятня   уже могла играть не только на задворках.  Поздней осенью, когда лёг снег, вместе с хозяйством они вновь пошли к соседке. Жили в тесноте, но в тепле, а полати и печка были излюбленным местом ребятни.
    Новые слухи расползались по всей деревне, что немцы продвинулись к Москве, это вызывало у сельчан гнетущий страх. Никто   не знал, что с мужьями и братьями.  Тревога замерла в сердце людей.
Аксинья, как и сельчане, с июля сорок первого не получала весточки от мужа, не знала, где её дочь.  Думы о них угнетали её душу.  Были слухи, что дочь угнали в Германию. Аксинья приходила в церковь, молилась и слёзно просила Творца о небесной помощи, уберечь кровиночку, «Абы была живы». * Извела себя укором, что дочь отпустила в город. Хотела, чтобы её главная помощница отдохнула. Только вера в Божью помощь крепила её силы. Она продолжала ждать и надеяться.
 Так с надеждой в душе они прожили ещё год в оккупации.
……………………..
(Продолжение...)