Кто-то рядом...

С самых первых воспоминаний о себе появилось понимание, что она не одна. Десятки глаз были всегда рядышком. Ни на минуту не оставляли одну. Поэтому не страшно. Если не одна, значит и не страшно.

Она сидела на холодном полу, в углу комнаты. Пол холодный и липкий, потому что трусики девочки мокрые. Ни мамы, ни папы. Хотелось кушать. Мимо пробежал рыжий таракан. Она понимала, что это единственное, что можно положить в ротик. Не страшно. Потому что так уже было. И не раз.

Наверное, это последний усатый который был в комнате. Она обошла все углы, заглянула во все шкафчики, куда смогла дотянуться. Сколько времени прошло, она не знала…Мамы не было, папы не было. Становилось обидно. Они снова её бросили одну.

Рядом с ней лежала тряпичная куколка, размером с ладонь папы. Последняя её игрушка, остальные исчезли вслед за многими привычными ей вещами. Нет теперь большого квадрата, телевизора, в котором так озорно бегают зайчики и волк. Нет её мягкой уютной кроватки. Последнее время она спала между папой и мамой не жестком, неприятно пахнущем диване.

Где же папа с мамой? В животике болело. Она посмотрела высоко вверх. За стеклом окна уже не светло, приближалось время, когда солнышко ложилось спать. В комнату вливалась темнота. Это еще обиднее. Обиднее вдвойне, когда оставили одну в ночи. Темнота сейчас проглотит её, и даже десятки глаз, которые всегда рядом, не помогут. Их скроет ночь. Она боялась больше всего потерять связь с теми, кто рядом, на свету, когда нет мамы и папы. В темноте всё иначе, во мгле она не чувствовала их защиты…

Обида росла в пустом животике, на глазах наворачивались горячие крупные слёзы. Только бы плакать не очень громко. Услышит соседка. Тогда мама накажет. Беззвучно катились солёные ручейки по её щёчкам.

Она очень устала. Темнота сгущалась, она уже не различала скупые предметы в комнате: стол, шкаф, диван. Под диваном особенно страшно, там скопились непонятные предметы, мама с папой запихивали туда какие-то сумки, связки, там что-то жило. Что-то жуткое и её это пугало. Вот бы ночь не наступала…хотя бы не сегодня и тогда она бы чувствовала, что не одна, что всё те же десятки глаз смотрят, наблюдают за ней, не оставляют одну. Ни на минуту не отходят  её невидимые друзья. Она с ними мысленно общалась, говорить она не умела, мама строго запрещала ей произносить что либо вслух, но с "друзьями" она даже смеялась, а теперь не было сил...

Ночь поглотила свет за окном и в комнате. Кромешная мгла. Она широко распахнула глаза, напряженно всматривалась в пространство между полом и диваном, там было чернее, чем в комнате. Там что-то двигалось, росло, вылизало наружу, стремясь к ней.

Ужас крепко обнял за плечи. Ужас и паника. Немые крики рвали изнутри, ошпаривали кипятком страха. Ей хотелось кричать, но не было сил. Стон…слабый стон вырвался наружу, сухие выплаканные глаза не закрывались. И тут резкий луч света разрезал темноту, разрушил ужас мглы. Открылась входная дверь в комнату семейного общежития, в котором жила когда то дружная семья, а теперь изредка возвращались, а потом снова пропадали неделями пара наркоманов, напрочь забывшая о своём ребенке.

- Посмотрите, она совсем одна! Понимаете, сутками одна, она не плачет, не кричит, но я чувствовала, что она там одна-одинёшенька. Господи, ну как так можно, она совсем крошка, ей три годика, наверное, не больше, худенькая такая. Ну милая моя, хорошая, иди к тёте на ручки, тётя тебя накормит, спать уложит, ну милая, скажи словечко, как тебя зовут? Золотая моя, как же так, ты же седая уже...

Женщина в затертом халате вынесла на руках девочку с седыми завитушками когда-то золотистых волос.  Глаза девочки были широко распахнуты, она смотрела вокруг, не моргая. Она еще ни разу не произнесла ни одного слова, потому что с ней еще никто не разговаривал. Десятки глаз устремились за ней. Множество раз они отвоёвывали её у смерти, и будут сражаться за свою седую малышку до конца.

Иллюстрация автора.