Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 6

Откидываясь назад, Евангелина почти упиралась спиной в изголовье кровати, не в состоянии совладать со своими эмоциями. Помешанный на близости с нею, Лисов не спешил оставлять её в покое, словно стремясь в этот раз превзойти самого себя. Накануне он пообещал ей контролировать себя, однако то, что происходило между ними сейчас, не имело ничего общего с ранее обещанным.

Пока он покрывал поцелуями её плечи и ключицы, ей ещё хватало сил для борьбы с ним, однако стоило ему уделить чуть больше внимания её груди, как довольно скоро её повлекло к нему с такой непреодолимой силой, что окончательно потеряв голову, Евангелина предоставила ему возможность делать с ней все угодно, упиваясь его властной хваткой как никогда ещё. В два счета подхватив девушку за ягодицы и закинув её ноги себе на плечи, он довольно грубо ворвался в нее, больше не сдерживая себя. Застонав, Евангелина дернулась в сторону, и, стремясь как можно скорее подчинить её своей воле, он задвигался резкими толчками, задавая темп их неудержимым постельным игрищам. Закрыв глаза, дабы острее пережить наслаждение, Евангелина предоставила свое тело в его полное распоряжение, перестав сдерживать чувственные возгласы.

Так глубоко, как сейчас, он не проникал в неё ещё ни разу, стоило им единожды опробовать эту позу. Впрочем, в эту ночь ей было хорошо с ним как никогда ещё. Исчезла скованность, мешавшая ей наслаждаться самыми откровенными моментами в постельных утехах. И с новой силой подчиняясь его порывам, она охотно отвечала на его поцелуи, целуясь с ним словно в последний раз, безо всякого стеснения впиваясь пальцами в его плечи, и отдаваясь ему так, словно завтрашний день мог для них не наступить. 

Это был уже их третий раз за ночь. Но если поначалу обоим было трудно сдерживать пыл, как в ту ночь отъезда с летней базы, то с каждым последующим разом любовной схватки экстаз давался им намного сложнее. Удовлетворенные тела требовали покоя, но словно поставив перед собой цель перевыполнить свою норму за сегодня, потому что он не знал, когда ему придется увидеться с этой девушкой снова, Лисов не собирался останавливаться на достигнутом, отмечая про себя наличие неплохого аппетита у Литковской к любовным ласкам, чего ранее за ней не водилось.

И все-таки как трудно бы ни давались им все последующие экстазы, он старался её щадить, намереваясь продлить моменты наслаждений в меру своих возможностей. А когда Евангелина превосходила саму себя в собственных стонах, едва её накрывал один экстаз за другим, в такие моменты ему начинало казаться, что какой сильной бы ни казалась ему звукоизоляция в стенах спальни, остальные обитатели этого дома вполне могли уловить отзвуки её голоса.

Жаль, что самой ей тогда было совсем не до его размышлений о планировке давно знакомого помещения. И сделав для себя новое открытие в виде испытанных ею несколько экстазов подряд, свидетельствовавших о её хорошей раскрепощенности, она перестала изводить себя мыслями о том, что плотские утехи — это грязь и от всех этих вещей ей надо держаться как можно подальше.

Потеряв в какой-то момент счет количеству пережитого ею наслаждения, Евангелина уже была не уверена, что сумеет почувствовать что-либо подобное по своей интенсивности снова, однако не успев как следует насытиться её телом, столько раз дразнившего его во снах, Лисов не спешил оставлять её в покое, готовый драть эту девушку всю ночь напролет и даже насухо. Бывали моменты, когда она не успевала увлажниться как следует после испытанного ею накануне экстаза, но ему как будто на все было плевать. Его интересовала чистая физиология. И продолжая терзать её тело в самой что ни есть интенсивной форме для себя, Лисов не собирался отпускать её до тех пор, пока вновь не ощутит её дрожь от нового и почти финального для этой ночи приступа экстаза.

Но то, что для него являлось всего лишь удовлетворением собственной похоти, для Евангелины составляло одну из форм слияния с любимым человеком. Это был некий способ стать с ним единым целым.
 
Почувствовать себя, в конце концов, любимой и желанной. Однако не имея  другой возможности разделить так хорошо знакомые настоящим возлюбленным ощущения, мечтавшая втайне о великой любви, она была готова прыгнуть в объятия даже такого, как Лисов, и хоть ненадолго приблизиться к тому, что она хотела пережить, выходя за пределы дозволенного. Так что далекий в ту ночь от её интимных размышлений, даже если бы она осмелилась сказать ему об этом вслух, он, скорее всего, поднял бы её на смех, только начав постигать суть подобных мгновений, и одновременно пытаясь избавиться от них как от нелицеприятного наваждения, только мешавшего ему полностью наслаждаться этим процессом. 

Он возбуждал её своей грубостью и ненасытностью, что для таких зажатых поначалу девушек, как она сама, считала Евангелина, было только плюсом. О другом любовнике она даже не мечтала. Все, что предпринимал Лисов, увлекая её за собой в своих любовных игрищах, было ей по душе. И каждый раз подчиняя её своей власти при помощи быстрых переходов от одной стадии интимного единения к другой, словно отрывая её от бесполезных раздумий, Лисов снова и снова подталкивал её к нескромным действиям, почти силой овладевая этой девушкой, и тут же оставляя её ненадолго в покое, дабы набраться сил для следующего «раунда». Причем все происходило настолько стремительно и с таким бурным проявлением эмоций с обеих сторон, что совсем завороженная происходящим, Евангелина даже не успевала подумать о других парнях, лишь изредка воскрешая в памяти пытливый взор Сильвестра, каким он смотрел на неё тогда на именинах Терехова, как будто в чем-то подозревая её и одновременно обвиняя. 

Только сюда она пришла для того, чтобы ненадолго почувствовать себя любимой, а не просто позволить Лисову отодрать её словно легкодоступную девицу. Однако сам он, похоже, считал иначе. Или наоборот, затащив её в свою постель, именно таким образом и пытался доказать ей, что она ему небезразлична. В противном случае она бы вряд ли осталась с ним на ночь. И пытаясь сосредоточиться больше на эмоциональной составляющей, а не на чувственной, он почти угадывал с её желаниями, растягивая моменты удовольствий, сколько хватало сил. Борясь с охватывающим её всякий раз нетерпением, как только она была готова пережить очередной экстаз, с такой силой цепляясь руками в его шею, будто и вправду собиралась задушить его в самый пик наслаждений, в сравнении с чем его слегка расцарапанная спина казалась ему сущим пустяком.

Интересно, где был её прежний пыл, когда он предлагал ей провести с ним ночь в его спальне тем весенним вечером после возвращения из ночного клуба?! Он даже вспомнил, как долго она опиралась ему в машине, избегая поцелуев, пока он не догадался, что она вообще еще ни с кем не целовалась, что уже говорить о более интимных вещах.

Как быстро пришла ему в голову идея уединиться с ней в отеле, где наутро у него так и не получилось скрыть от ненужных свидетелей факт лишения им этой девушки невинности, отделавшись небольшим штрафом, а она — физическим недомоганием, из-за которого не смогла потом даже прийти на занятия, переживая свои страдания дома. Неудивительно, что все произошло именно так, а не иначе. Ведь это был её первый раз, от которого, впрочем, не осталось и следа накануне отъезда с залива, где предавшись откровенной страсти, они шалили вдвоем до утра, а она впервые испытала экстаз, убедившись лично в невероятной силе собственной чувственности.

От той, вечно во всем сомневающейся и смущавшейся нескромных жестов Евангелины Литковской не осталось и следа. И заметив, как сильно она изменилась после того, что пришлось им пережить тогда под покровом ночи, Лисов ещё долго не мог понять, нравились ему эти в ней перемены или нет.

Евангелина стала более открытой и доверчивой. Стала больше улыбаться, как будто кто-то вдохнул в неё жизнь, позволив сбросить ранее сдерживающие её оковы. Так что кидая порой в её сторону озадаченные взгляды, он начинал испытывать смутную тревогу, словно опасаясь, что кто-то другой мог занять его место, внедрившись в её доверие на дружеских началах. А соперников у него хватало. Взять хотя бы того же Сильвестра, конкурировать с которым он пока не видел смысла.
 
Евангелина больше не придерживалась по отношению к нему той строгой дистанции как раньше. Но все равно вела себя несколько настороженно, словно до сих пор ожидая от него подвоха и ни на минуту не забывая, как он мог себя повести, если что-то вдруг шло не по его плану. Она понимала, что несмотря на некую стабилизацию их отношений, ситуация вокруг них самих была ещё далека от идеала.

Да, Лисов больше не раздражал её как прежде, однако степень его коварства вкупе со способностью извлекать выгоду даже из самой неблагоприятной ситуации, никуда не исчезли. А это значило, что ей не стоило терять бдительности и расслабляться. Во всяком случае до тех пор, пока она окончательно не убедится в том, что он больше не сможет ей навредить, строя козни как в недалеком прошлом. Поэтому укладываясь к нему в ту ночь в постель и позволяя ему заключить её в свои жаркие объятия, она хотела хоть ненадолго забыть об этой стороне его многогранной личности, которые с лихвой компенсировали его качества довольно чувственного любовника.
 
Сейчас Лисов был для неё просто парнем, которого она… хотела. Да, наверное так можно было охарактеризовать то, что она испытывала к нему на протяжении всего дня, сталкиваясь с ним далеко не в самые подходящие для взаимодействия моменты, как будто вправду ища повод для общения с ним, когда он, казалось, наоборот, старался избегать её компании, напоминая о себе лишь тогда, когда её голова была занята совсем другими мыслями и он к ним не имел ни малейшего отношения.

Лисов в её понимании больше не был тем интриганом-козлом, по чьей физиономии ей всегда хотелось заехать чем-то тяжелым, лишь бы поскорее стереть с его губ эту ехидную ухмылочку. И запомнив единожды, какое наслаждение он умудрился ей однажды доставить на правах искусного любовника, (иначе она бы не стонала в ту ночь как одержимая, не на шутку взбудоражив обитателей соседних номеров), уже была не в состоянии забыть эти моменты, воскрешая в своей памяти обрывки спонтанных воспоминаний в виде страстной возни их покрытых испариной тел на прохладных простынях, да еще в кромешной тьме, лишь изредка освещаемой бликами молний разыгравшейся неподалеку ночной грозы.

Таким образом, здорово изголодавшись по плотским утехам, Евангелина хотела повторения. Хотела вновь пережить нечто подобное, впав в некую зависимость от этого парня, благодаря которому вытворяла в постели такое, что наутро ей было слегка стыдно за свое поведение. Иначе чем ещё можно было объяснить его тягу первым покидать их ложе страсти, общаясь с ней днем так, будто между ними ничего не было накануне, когда сама она мечтала о том, чтобы проснуться однажды в объятиях любимого человека. Жаль, сам Лисов был иного мнения о её тайных грезах.

Всегда первый, если дело касалось физической близости, и все время ускользавший от неё, если на первый план выходила привязанность, которую он пока не собирался признавать, боясь попасть на «крючок» и превратиться в некое подобие Эрики. Ненормальной в своей болезненной одержимости и пока что плохо отдававшей себе отчет в том, чем это могло закончиться лично для неё.
 
Сжимая её бедра с такой силой, что после такой акробатики на них теперь наверняка могли остаться синяки, Лисов предпочитал смотреть куда угодно, только не на губы, которые Евангелина постоянно кусала и облизывала, словно её мучила сильная жажда. И догадываясь, что этой похотливой штучке нравилась его грубоватая манера обращения с ней, он продолжал драть её в меру своих возможностей, стараясь не отвлекаться на такие мелочи, как, к примеру, звонки её отца.

Судя по навязчивости этого абонента, звонить он начал ей давно, однако так и не дозвонившись, (её телефон остался в другой спальне), принялся набирать номер Лисова, который заполучил через его мать. Словом, в этом совпадении Евангелина не видела ничего мистического, понятия не имея, каким образом её отцу удалось заполучить контакты Артема. А поскольку сам сигнал продолжал идти на его телефон, но она не спешила брать трубку, вообразив себе самое худшее, что могла нарисовать ему фантазия, мужчина упорствовал до последнего, надеясь, что у его дочери когда-нибудь проснется совесть и она таки соизволит отозваться после длительного молчания.
 
— Нет, я должна ему ответить, — простонала Евангелина, не в состоянии оторваться от своего страстного любовника. — Он наверное волнуется… Ах! Я не могу все так оставить…

— Да пошел он! — еле слышно прохрипел Лисов, отказываясь внимать её мольбам.

Вместо этого, не на шутку раззадоренный её страстными мольбами, скользнув языком вдоль её щеки, он пуще прежнего навалился на её тело, впиваясь губами в её полуоткрытый рот и запуская пальцы в её шелковистые локоны.

Одним словом, делая все возможное, чтобы помешать её болтовне и ненадолго отвлечь её от мыслей об отце, давшего о себе знать в момент, когда они были так близки к финишу своего эротического «марафона».

Увлекаемая его настойчивостью, ей пришлось отбросить прочь собственную стыдливость, от которой в дальнейшем не осталось и следа. И продолжая запускать свои пальцы в его спутанную челку, она тут же ответила на его поцелуй, растворяясь в этом моменте без остатка.

Для него сейчас имела значение их интимная близость. На остальное он плевал. Хорошо, что спустя время на его телефон перестали поступать звонки. В противном случае ему пришлось бы отключить его насовсем, либо попросту разбить, запустив им в стенку напротив себя.

Сплетенные в одно целое, замотанные в простыни, они снова и снова предавались любви, всякий раз уступая охватывавшем их порыву страсти. Не в состоянии больше сдерживать своих эмоций, Евангелина довольно быстро оказалась на грани фантазий и реальности, где отсутствовали всякие рамки. И не переставая удивляться гибкости собственного тела, постаралась максимально расслабиться, чтобы испытать очередной экстаз. Как только ей удалось это сделать, её горячее тело пронзила судорога нового восторга. Откинувшись с громким стоном назад и продолжая впиваться в тело Лисова, она едва не ударилась головой о перекладину. И когда тот, удовлетворив свое желание, соизволил наконец её отпустить, моментально сомкнув ноги и набросив на свои бедра кусок одеяла, она ещё долго не могла прийти в себя, напрочь забыв о звонках отца.

Чуть позже, когда насытившись физической близостью так, что их тела побаливали от переизбытка полученного удовольствия, они лежали совсем уставшие, Евангелина частенько любила вспоминать эти моменты, искренне жалея, что не соизволила остаться в этом доме раз и навсегда. 

Сумасшедшее притяжение, властвовавшее сегодня над ними, куда-то испарилось, и не испытывая больше друг к другу той жажды единения, делавшей их совсем ненормальными, они лежали в постели, каждый раздумывая о своем.

Опираясь локтем о подушку, Евангелина находилась подле Лисова, и, пытаясь делать вид, будто не обращает никакого внимания на его ладонь, ненавязчиво гладившей её бедро, она смотрела куда-то перед собой, чувствуя себя неспособной пережить ещё один такой «раунд», если этого парня охватит желание вновь подчинить её собственной воле, как это неоднократно с ним получалось. Тем не менее как бы не противилась она его ласкам, на самом деле они ей нравились. Не имея ничего против его жеста, она упивалась ими без зазрения совести, а его ненавязчивые прикосновения казались ей такими естественными и необходимыми, что совершенно её не смущали.

— Мне было так хорошо с тобой, — еле слышно проронила Евангелина, убирая локоны со своего плеча, и прокручивая чуть позже в голове этот её монолог-полупризнание, Лисов любил порой представлять себе эту картину, словно не веря, что она могла произнести такие слова в знак благодарности за проведенную ночь. —  Не знаю, как у тебя это получается, но ещё немного и я, пожалуй, начну в тебя влюбляться…

Посмотрев на него украдкой, она заметила, как в его глазах что-то вспыхнуло после озвученной ею последней фразы. И словно почувствовав, что она пристально следит за выражением его лица, словно пытаясь там что-то прочесть, он тут же отвернулся от неё, придавая своей физиономии отрешенный вид. Как будто сам опасаясь того, что подобное однажды может случиться. И давно свыкнувшись где-то внутри себя с подобным раскладом дел, конкретно в данную минуту ему не хотелось, чтобы её слова стали реальностью, но и отталкивать эту от себя он тоже не спешил, испытывая довольно противоречивые эмоции.

Лисов не до конца понимал, что с ней происходит, и почему Евангелина ведет себя не совсем так, какой он привык её видеть. И даже не догадываясь, какое смятение внесло в его душу её ненавязчивое признание, слегка пошевелившись, Евангелина прижалась к нему в каком-то инстинктивном порыве, не подозревая ранее, что занятие любовью может оказаться настолько упоительным и утомительным одновременно.

Испытывая острое желание закурить, как он делал всегда, дабы развеять одолевавшие его голову сомнения, Лисов потянулся за пачкой с сигаретами, однако чувствуя себя совсем вымочаленным по окончанию любовных баталий, был вынужден отказаться от своей затеи, приняв решение немного повременить с вредными привычками. Для начала ему надо было хоть немного прийти в себя, потому что он был на пределе своих сил, не в состоянии даже подняться с постели, чего ранее за ним не наблюдалось.

Сегодня Евангелина конкретно его «заездила», иначе он не лежал бы сейчас рядом с ней совсем опустошенный по причине её ненасытного либидо, давшего о себе знать с того момента, когда она позволила себе вкусить запретный плод любовных игр. И чем именно могло закончиться их противостояние, почти всегда заканчивающееся в постели, он старался себе не представлять.

Та прошлая Евангелина, которую он знал до того, как впервые затащил её в номер отеля, не пробыла бы сейчас с ним в одной постели ни секунды лишнего времени. Эта же, нарушив все когда-либо существовавшие между ними барьеры, умудрилась даже поцеловать его в щеку после всего, слегка касаясь его кожи своими нежными губами. От этого её жеста его не на шутку пробрало, не имея ничего общего с возбуждением. Теперь пришел черед терять дар речи уже ему самому, потому что ни с Эрикой, ни с другими девушками он никогда не испытывал чего-то подобного. Впрочем, одного этого её поступка оказалось достаточно, чтобы вызвать в его душе легкий конфуз.

Он не привык слышать что-то подобное в свой адрес. И вновь окинув эту девушку недоверчивым взглядом, решил просто промолчать в ответ, сделав вид, будто её не расслышал.

Лисов не ожидал от неё такой благодарности за ночь, увенчавшейся поцелуем в его щеку. Да и разве та Евангелина, которую он так хорошо знал, могла вести себя иначе? Здесь однозначно что-то было не так или ему просто показалось.

То, что она испытала экстаз, и не один раз за ночь, он считал само собой разумеющимся явлением. По-другому и быть не могло. Но эта девушка оказалась, единственной, кто соизволил поблагодарить его за доставленное ей удовольствие после всего, что между ними было. Ни Милочка, ни Эрика, ни то небольшое количество девушек, с которыми он переспал когда-то из-за желания набраться опыта, таких слов ему ни разу не говорили. Но он ничего такого от них и не ожидал.

Бывшие пассии оказывались не слишком то и отзывчивыми, даже когда он осыпал их дорогими подарками, уверенные, что они достойны этого априори, а тут какая-то интимная близость… В этом плане Евангелина стала для него настоящим «открытием». И понятия не имея, что именно она хотела этим сказать, он перешел на привычный для себя сарказм, почувствовав, как ранее расслабленная, она моментально напряглась, только сейчас осознав, с кем находиться в постели.

Впрочем, на счет его личности у неё были свои размышления. Лисов мог сколько угодно корчить недоумевающие рожи, рассказывая о всяких глупостях, высмеивая её пылкость, в том числе, но она свое уже получила, а остальное больше не имело для неё значения. Её огорчало лишь одно: за все это время он больше не сделал ни единой попытки заключить её в объятия, а сама она, в свою очередь, тоже не спешила подавать вид, будто её это по-настоящему беспокоит.

И все же в глубине её души теплилась надежда, что однажды он изменится и станет добрее. Как в момент, когда она первый раз рискнула переступить порог его спальни. Однако как только была удовлетворена его похоть, теперь он выглядел настолько отстраненным и погруженным в свои мысли, что любуясь издали его утонченным профилем, ей немного стало грустно от невозможности проникнуть в его истинные помыслы, и понять, о чем он думает вообще, редко радуясь всяким мелочам. 
 
В какой-то момент ей даже показалось, будто они поменялись с ним местами. Ведь раньше именно он домогался её, пытаясь добиться от неё благосклонности, а она держала его на коротком поводке, не спеша идти с ним на сближение. Теперь наступил черед дистанцироваться от неё и ему, словно пытаясь таким образом наказать её за пренебрежительное отношение в прошлом, пусть эта связь и не имела для него тогда  особого значения. Так, очередная интрижка, не более. Ни к чему не обязывающий перепихон с ещё одной «распечатанной» им девственницей. Теперь все перевернулось с ног на голову. И вновь оказавшись с этой девушкой в постели, он понял, что эта связь вряд ли будет значить для него что-то ничтожное, чтобы её можно было бы с легкостью вырвать из своего сердца, до последнего надеясь, что он не позволит себе совершить очередной глупости и не посмеет влюбиться в неё. Вот только если бы борьба с этим наваждением давалась так просто…

Улегшись на живот, и слегка прикрыв одеялом свою грудь, будто в этом полумраке там можно было что-то разглядеть, Евангелина вытянула ноги и, принявшись слегка болтать ими в воздухе, она время от времени касалась ладонью его плеча, водя пальцами по его горячей коже, словно специально его дразня, отчасти потому, что он больше не мог наброситься на неё, обессиленный безудержной любовной схваткой накануне.

Обычная энергия возвращалась к нему намного медленней былого сарказма наряду с больно жалившими её словечками, но теперь ей на это было наплевать.

Её удовлетворенное тело было пронизано ощущением необычайной легкости, всегда снисходившей на неё после особо неистовых объятий с Лисовым. И немало раздумывая над тем, с кем бы она ещё могла пережить подобные моменты, такого человека почему-то не находила, чувствуя себя почти счастливой после ночи со столь щедрым на ласки любовником.

Вновь бросив игривый взгляд на сосредоточенного Лисова, она тут же поймала себя на мысли, что была бы не против, если бы он снова заключил её в объятия, как тогда, в отеле, опутывая её тело своими неистощимыми ласкам подобно обезумевшему осьминогу. Но вся беда заключалась в том, что натрезво этот парень вел себя иначе, не снисходя до приступов сентиментальности, свойственных ему лишь в хмельном состоянии.

Обычно открытый и не чуравшийся выражать своих эмоции во время общения, он вел себя настороженно после завершения плотских утех, против воли замыкаясь в себе, и не спеша кого-либо пускать в свой внутренний мир. Однако все менялось, стоило ему опрокинуть лишний стаканчик.

На мгновение Евангелине пришла в голову мысль, что было бы неплохо перед началом интимной близости заставлять его выпивать что-нибудь покрепче. Что-то такое, что могло бы моментально вскружить ему голову, и он снова становился бы таким же чувствительным как в ту ночь. Так что если бы в этот раз он позволил бы себе вновь заключить её в свои объятия, она бы уже не стала ему сопротивляться, преследуя цель слиться с ним в одно целое не только физически, но и эмоционально. Вот только вел он себя сейчас совсем иначе.

Да, Лисов по-прежнему продолжал за ней следить, стараясь не выпускать её из внимания, только сейчас его голову занимали отнюдь не сентиментальные мысли, и до былых нежностей, которые так нравились ей, ему уже не было никакого дела.

Прикинув себе что-то в уме, Евангелина слегка нахмурилась. Ну, не могла же смерть отца так удручающе на него повлиять?! Здесь было что-то другое. Либо такой изощренный способ мести лично ей, либо очередной этап игры, которую он пытался ей навязать, постоянно ускользая от неё. Иначе и быть не могло. Но что же на самом деле скрывалось за такой мотивацией его ненавязчивой отстраненности теперь, для неё осталось загадкой.

Во всяком случае он не испытывал к ней равнодушие. В противном случае он бы выгнал её отсюда, не дав ей переступить порог своей комнаты.
Конечно, влюбись она в него без памяти, то возможно, и вела бы себя с ним в постели по-другому. И отдавшись ему без остатка, обожгла бы его всей силой собственной страсти, переплюнув в этом саму Эрику. Тогда бы и их совместные ночи, наполненные обоюдной темпераментностью, обрели бы особую «остроту».

Придя в себя, Лисов все-таки соизволил чуть позже набрать номер отца Евангелины, и сообщив ему, что с его дочерью все в порядке, на всякий случай передал свой телефон и ей, чтобы услышав её голос, родитель мог воочию убедиться, что его не обманывают и она действительно жива и невредима. А вот какие обстоятельства могли сплотить их до такой степени, что они были вынуждены отвечать ему с одного телефона, растерянному мужчине знать было необязательно.

От одной мысли, что ей придется сейчас обо всем рассказать отцу, акцентируя, в частности, внимание на том, по какой причине она так долго не брала трубку, Евангелину охватила дрожь, обычно предшествовавшая разоблачению. К счастью, тот не стал её ни о чем расспрашивать, удовлетворившись звуком её голоса. 
Ему достаточно было знать, что с его дочерью все в порядке и он мог теперь за неё не волноваться. Ну, а то, что рядом с ней  был Лисов, его ни капли не удивляло. Он находил такое положение вещей вполне естественным и закономерным. И как только с телефонными переговорами было покончено, а в самой спальне словно воцарилась тишина, у Евангелины возникло на миг ощущение, будто она разминулась с чем-то таким, что могло бы окончательно подорвать её репутацию.

Хорошо, что её отец был не таким проницательным, как могло показаться на первый взгляд. Даже скорее бесхитростным человеком, иначе он бы почувствовал неладное. Между тем, как только их смолкли голоса, соединенные ранее мобильной связью, воцарившееся в помещении молчание начало затягиваться, и не зная, как вывести из пространных размышлений Лисова, Евангелина решила воспользоваться небольшой хитростью, ухватившись рукой за край одеяла.
 
— Ты укусил меня вот здесь, — пролепетала она, показывая ему свое плечо, на котором оставался едва заметный след его зубов.

— И что? — с недоумением отозвался он, поворачиваясь к ней и откидывая в сторону её локоны, чтобы получше рассмотреть оставшийся шрам на её нежной коже. 

— А то, что тебя за это надо, как минимум, наказать, — вздрогнула от его прикосновения Евангелина, почувствовав в какой-то момент, что совершенно перестала его бояться.

— А как максимум? — осведомился Лисов, вопросительно уставившись на неё. Не зная, что ответить ему на эту реплику, она легла на постель с таким видом, будто собиралась остаться у него на всю ночь.

— Вообще-то я привык спать один…  — ухмыльнувшись, отозвался Артем, любуясь изгибами её тела.

Один?! На такой отнюдь не маленькой кровати?! На миг ей показалось, будто она ослышалась, либо он попросту издевается над ней, провоцируя её на эмоции.

Она не совсем понимала, почему он так сказал, поражаясь ходу его мыслей. И не до конца понимая, всерьез он это говорит или снова пытается над ней шутить, уставилась на него с неподдельным удивлением.

Интересно, сколько надо места такому как он, чтобы почувствовать себя комфортно? Интуиция ей, впрочем, подсказывала, что даже если бы его кровать была размером с футбольное поле, он все равно бы нашел её тесной. Увы, Артем Лисов принадлежал к такому типу людей, которые при любом раскладе найдут к чему придраться. Им невозможно было угодить.

— И желательно по диагонали, — плотоядно улыбаясь, добавил он спустя время, описав в двух словах свою привычку укладываться на ночлег.

— Ничего себе, запросы! — обомлев, проронила вслух Евангелина, уверенная, что он попросту её разыгрывает.

У неё просто не укладывалось в голове, что он мог говорить такие вещи всерьёз. Не значило ли это, что он собирался сейчас её выставить за двери?!

— Но ради тебя, так уж и быть, я готов потерпеть на своей территории некие неудобства, — после недолгих размышлений, отозвался Лисов, удовлетворенный её реакцией на его жесткую шутку.

— Я «рада», — отрезала она, слегка отодвигаясь от него, и тут же прикрыв свои глаза, иронично добавила: — Рада, что из-за меня ты готов пойти на такие «жертвы».

Слегка вздохнув, он ничего не сказал ей в ответ, позволив ей устроиться в его постели на свое усмотрение. И глядя на то, с каким упоением она взбивает под собой подушку, ощутил некую радость от того, что именно эту девушку он сделал своей любовницей, ни о чем не жалея и ни за что не переживая. Как знать, может быть стоило рискнуть, и приударить за ней по-настоящему? Отгоняя прежде от себя высокие чувства, он вскоре понял, что не сможет так долго сопротивляться естественному желанию любого существа — любить и быть любимым, и ощутив себя готовым броситься в омут с головой вопреки всем принятым мерам предосторожности, вскоре понял, что не имел бы ничего против, если бы ему действительно удалось добиться от неё взаимности, которая не ограничивалась бы одними плотскими утехами.

Книга 2. Глава 7

http://proza.ru/2022/08/20/1035