Записки непутёвой. Старая Русса

Старая Русса, декабрь 2021 года
Курорт. Несколько чересчур полных, почти квадратных женщин толпились на входе с такими же огромными чемоданами на колёсиках. Ждут автобус, хвалят курорт, благодарят. Действительно, в буклете написано: «Минеральный источник избавляет от лишнего веса». Теперь понятно. Много старушек. Мужчины есть, поджарые, высокие, в основном за пятьдесят.
Минеральный лечебный фонтан Муравьёвский потряс своим величием. Он, как цветок, рос из-под земли, шелестел минералами и расточал вокруг себя полезные благоухания. Фонтан бил в одиночестве. Он главный в этом парке. Всё посвящено и подчинено ему: питьевая галерея, озёра с минеральной водой, илом и грязью, бассейн. Когда-то над фонтаном был построен специальный купол, но позже от этого отказались. И правильно. Это как птицу в клетке держать. В зимнее время среди белого снега он бьёт и не замерзает.
– Ходи вокруг фонтана и лови пар. Дыши, чувствуешь? – советовала новая знакомая. – А вы заметили, здесь с палочками не ходят и как утки не переваливаются? Это всё курортный воздух и целебная вода. Я здесь давно лечусь. Уже лет семь. Здесь же познакомилась с одним мужчиной. Я такая полная была! Он шутил: «Мышь копны не боится! Лучше сорок раз со старухой, чем ни разу с молодухой!» Познакомились, да и поженились. Кто знает, может, это животворный фонтан не только лечит, но и чудеса творит!
– Сейчас мы и тебя сосватаем! – шутят мои новые подружки-курортницы.
– Проводите девушку до корпуса, – пытаются они остановить высокого мужчину в нарочито яркой красной куртке. Он куда-то мчался на всех парах.
– Ну… я это… на дискотеку бегу, – начал отмахиваться курортник.
Курортница и впрямь была полна. В бассейне она напоминала плывущий остров. По дорожкам никто не плавал. Женщины нежились в теплой ванне, на гейзерах.
Одна из них, в шапочке с пузырьками, запела. Чисто, стройным голосом:
– Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить… Да, я в ансамбль хожу. Это слышно?
Действительно, голос чистый, выстроен.
– Слышно.
– Давайте и вам женишка найдем! – снова предложила в раздевалке старшая по возрасту женщина. – Свашками поработаем, на свадьбе погуляем! Приходите к восьми утра на завтрак. Тут один такой приличный ходит, глазами сверкает. Он с другом. Друг лысый. Нет, лысого вам не надо.
– И этого тоже не надо, – продолжает певунья. – Она видишь какая, с фигурой.
Они пристально посмотрели на меня.
– Да, с фигурой. Интересная, – согласилась подруга.
– А тот что? Амеба. Кислый, вялый. Нет, не подойдёт. Развлекай его, зажигай. Но, может, он ласковый на самом деле, нежный… – мечтательно протянула певунья.
– Да они ж как дети, – продолжала полная дама. – Все ждут, что их обогреют, приветят.
«Мне только еще одного ребенка не хватало», – подумала я. - Встать на завтрак к восьми утра?!
Кошки и утки стерегут дорожки. Все поделено. Коты взяли на себя дорожку от озера к грязелечебнице, а утки нападает при подходе к озеру. Почувствовала себя птичницей. Утки подлетали, выхватывают корм. Голуби садились на сумку, руки. У кошек свой отдельный домик рядом с теплотрассой. Идет пар. Гляжу на этих счастливых котов, и сердце радуется. Старший, рыжий, занес лапу, треснул одного по морде, учит. Вот они играют. Вот пошли гуськом по дорожке, машут хвостами для равновесия. Среди них есть котенок, какой-то взъерошенный, черный, как из мультика про «Чучело-мяучело».
На липах сидят, нахохлившись, вороны. Ждут сыр. Но в сумочке только остаток кекса с завтрака. Утки сжирают все припасы. Озеро покрыто бурой пленкой. На дне – лечебный ил. А утки? Им не противопоказано здесь плавать? Наверно, это самые здоровые утки на свете. При посадке утки пикируют в снег. Самые отважные сидят у столовой на белых дорожках, сверкают опереньем. Загляденье!
Сегодня католическое Рождество. Окна кафе на центральной площади украшены подсвечниками. Водонапорная башня – 41 метр, с подсветкой каждого этажа. Лестница чугунная, надежная. Наверху – смотровая площадка. Сквозь замёрзшие, новые, отреставрированные окна видна колокольня Воскресенского собора.
Елка на Воскресенской улице живая, с шишками. Шишки свисают гроздьями. На Соборной площади – ледяная горка. Малышня с удовольствием таскает ватрушки и скатывается по ледяной накатанной дорожке.
С надеждой захожу в магазин на углу улицы. Манекены в пуховиках выставлены на входе, ноги пластиковые торчат, босые. Может, дубленку или полушубок куплю по дешевке, пока премию не потратила? Перемеряла пять вариантов.
– Вот это точно ваше… – И мне предложили турецкую дубленку а-ля 90-е. Расцветка, фасон – так себе, но воротник понравился. Раскидистый, белый мех покрыл плечи.
Дедуля в кепке тоже что-то искал. Наверное, жене подарок на Новый год.
– Вам немного пояс жмет, тесноват, – заметил дед.
– Ничего, пояс и убавить можно, пуговицу перешить, петли не использовать. Скидку сделаем! Как от сердца отрываем, – щебетала продавец. – Дублёнка сорок тыщ стоит, а вам – за двадцать!
Я с тоской посмотрела на норковые голубые шубы за восемьдесят тысяч. Они висели высоко под потолком. Мне их и не предлагали.
– На такую шубу – это богатого мужа надо, – размышляла я вслух. – У вас тут мужчины есть? Хорошие, богатые, щедрые?
Продавец и хозяйка уткнулись в свои дела. Хозяйка (с пучком из спутанных волос на голове, на плечах – рабочая жилетка) уселась у кассы и журналов. Встревоженно и обеспокоенно начали что-то считать.
– Да мы не знаем ничего. Дома сидим, никуда не ходим, – продолжила продавец.
«Вот скукотища», – думаю и медленно перемещаюсь к выходу.
Тайну про мужчин шубницы мне так и не выдали.
В Воскресенском соборе бьют в колокола, зовут на вечернюю службу. Семья шла по улице. Папа снял шапку, перекрестился на собор. Сын, мальчик 12 лет, тоже перекрестился большим широким взмахом.
У памятника воинам-освободителям хотелось плакать. Как будто не зажила эта рана, а продолжала кровоточить. Именно в этом маленьком городке я ощутила эту боль. Боль беззащитности перед злом. Мемориал – три остроконечных плиты, между ними спрятан огонь. Огонь взмывает лепестками пламени на фоне белого снега и тишины. Шесть венков стоят в ряд, лежат красные гвоздики. Тяжестью навалилась действительность. В душе какой-то надлом, щемящая тоска. Отчего?
«Да все тут хорошо», – говорил внутренний голос. На подоконниках первых этажей стоят горшочки с геранями. За тюлем занавесок живут рушане. Отводят детей-внуков в школу, что-то готовят, варят на кухнях. На балконах сушится белье при морозе в двенадцать градусов, как в старые времена, в советском детстве. Торцы домов расписали красками. Плакаты с тематикой фестиваля Достоевского скрывают серость хрущёвок.
Но лица-то безрадостные, напряженные. Никто мне ни разу не улыбнулся. Какое-то печальное захолустье. На кухне в санатории после завтрака отдыхающих среди персонала – ругань. Что-то обсуждают, матерятся. Спасибо им за вкусные каши и отменные запеканки! А я думала, это только у меня период личной жизни «ноль», любить некого. «Мне некого больше любить, мне некуда больше спешить», – как в известном романсе. Наверное, не только у меня. Женщины какие-то запуганные, то ли зима, то ли дел у них невпроворот.
В гардеробе встретилась одна ухоженная женщина за шестьдесят, с прической и легким макияжем.
– А вы местная? – спрашиваю.
– Я переехала полгода назад, из Рязани. В Рязани ярко, празднично. Всё работает допоздна, магазины. Здесь – нет.
– А работать где?
– Работа здесь, на курорте. Еще где-то военный завод по ремонту самолётов. Но там зарплаты высокие, трудно устроиться.
– Школьникам хорошо здесь, учатся без всякой ерунды. – Женщина согласно кивнула мне в ответ. – А потом куда?
– В Питер, в Москву, в Новгород, больше некуда.
– А куда вы ходите? Где здесь встречаться можно?
– Никуда мы не ходим. Дома сидим.
– Что, вообще нет никаких мест?-И точно. Вчера шла в 6 часов вечера. На улице – ни души.– А молодёжь? В больших городах в Макдональдсе тусуются, а здесь Макдака нет…
– На площади они тусуются. – К разговору присоединилась весёлая девушка, в маске – просто школьница-выпускница. – У «Красного»...
– Это что?
– «Красное и белое».
– А-а-а, – протянула я, – алкогольный магазин. А вы здесь живете?
– Я семь лет назад приехала, к маме, из Каргополя.
– Ну и как тут? Мужчины хорошие встречаются?
– Не знаю. Я уже с ребенком приехала, – улыбнулась выпускница.
Накупив сувениров и, конечно же, соли, иду в отдел самоцветов. Как же не зайти, только премию дали. Выбираю, меряю шунгит, аметист. Аметиста в моей коллекции нет, это нехорошо, все-таки мой камень. И зеленого янтаря нет.
– У нас все натуральное, из Екатеринбурга, самоцветы, – зазывает продавец, женщина за семьдесят, полная, малоподвижная.
Отдел забит снизу доверху, как шкатулка. Тесно. Боюсь смести сумкой то бусы, то столики из нефрита. Меряю браслет с зеленым янтарем.
– А что кольцо тусклое? Это серебро?
– Нет, посеребрение. Я сейчас не чищу. Упала, рука болит. – Достает зубную щетку, всухую стирает пыль с кольца.
Меряю сережки с аметистом.
– На вашу шейку все смотрится, и длинные серьги тоже. Эти более повседневные.
– Дорого. Такие подарки пусть мужчина дарит.
– Ничего, он вам может позже компенсировать, – с уверенностью ответила продавец.
– А у вас тут мужчины хорошие есть?
– Есть, – спокойно заверила меня хозяйка.
Выбираю аметистовые шарики и кольцо с зелёным янтарём. Довольная! Ну, думаю, значит, есть они, мужчины-то, есть! Найдем мужика и... компенсирует!
Прощаюсь с этим теплым безлюдным местечком. Такого эффект я не ожидала. Тихо, мирно, спокойно, размеренно. Время будто замедлило свой бег. В автобус до Новгорода входила пара старичков.
– Сколько за багаж?
– 50 рублей… – И вот, дедок, пожалев на багаж, тянет сумку в салон, приседая от тяжести.
Начинается трудовая жизнь. Что толку от лечения? Колени опять в нагрузке. А что в сумках? Вода, наверное.
За окнами – монохром. Лечит, успокаивает. Земля под белоснежным пологом.