подарок к 7 ноября
!
Наша 237-ая сибирская стрелковая дивизия , входящая в состав 38-армии Воронежского фронта , осенью 1942 года после ожесточенных летних боев прочно встала в оборону. Мы вгрызлись в землю, опоясались по линии фронта цепью траншей ,окопов и блиндажей, успешно отражая нечастые наскоки немцев, которые тоже похоже выдохлись и особо в атаки не лезли .
.
Летом меня, сержанта, командира отделения водителей , до войны отслужившего срочную почему то , отобрали в разведроту, но при этом оставили за мной мою боевую подруг у - полуторку - ГАЗ АА . « Постарался» мой старший машины, в которой мы перевозили документы политотдела и особого отдела - старший лейтенант Семин. Во время совместных поездок , когда я был за рулем, мы не раз попадали под обстрелы и бомбежки и всегда благополучно выходили из сложных положений . Видимо, Семин за это время ко мне присмотрелся и решил, что мне самое место в разведроте дивизии.
В летних боях и разведчики понесли потери , и теперь командование подыскивало замену выбывшим . Вместе со всеми новичками, отобранными в роту, и я познавал нелегкую науку фронтового разведчика. Благо время было и мы по несколько часов кряду отрабатывали друг на друге борцовские броски, подсечки и захваты, метали ножи в деревянные щиты, «снимали» часовых, маскировались.
Уставали, конечно, страшно, но от занятий никто не увиливал: все понимали, что за линией фронта никому поблажек не будет и цена ошибки - твоя смерть или смерть твоих товарищей .Если группу обнаружат , то уйти живыми будет почти невозможно.
Шестого ноября 1942 года поздно вечером, когда мы, намаявшись за день на занятиях, уже готовились к отбою и обсуждали приятную тему: как завтра отметим праздник седьмого ноября.
- Землячки, вполне возможно, что завтра получим заслуженные сто грамм наркомовских,- мечтательно произнес мой друг весельчак Виталий Герасимов, и …, но закончить фразу не успел. К нам в блиндаж стремительно вошел командир разведроты . Он был явно не в себе. Не сказав ни слова, сразу направился в каптерку к командиру взвода. Они о чем то возбуждено пошептались и ротный ничего не сказав ушел. Потом появился наш взводный Гриша Григоренко и громко начал выкликивать фамилии :
– Суршков! Герасимов! Савинов! Деревянко!- он назвал еще восемь человек .-Выходи строиться!
Мы, ничего не понимая, быстро оделись, разобрали оружие и выстроились в одну шеренгу во дворе.
Здесь к нам подошел начальник разведки дивизии капитан Андреев. Он был явно чем то недоволен . Капитан спешил: и сразу же без лишних слов поставил нам боевую задачу:
– Ночью вы должны перейти линию фронта и обязательно взять «языка». Без него не возвращайтесь. Личный приказ командира дивизии. Вопросы есть?
Все от такой новости потеряли дар речи. Лишь кто то робко уточнил.:
– Сколько времени даете на подготовку к операции, товарищ капитан?
– В вашем распоряжении два часа, а потом вся эта ночь. Готовьтесь тщательно, действуйте смело и быстро. Желаю удачи!
И Андреев, резко повернувшись, растворился в темноте. Мы были удивлены такой спешкой, но не будешь же спорить с командиром дивизии к которого наверняка были особые причины послать в рейд разведчиков. Мы, старясь скрыть недовольство, стали готовиться к рейду. Еще раз проверили оружие, взяли по запасному диску к автомату ППШ. У каждого - острый финский нож, фонарик, две гранаты Ф-1.Подогнали обмундирование, маскхалаты.
Командир взвода старшина Григорий Григоренко – старший нашей группы собрал нас в большой землянке, чтобы разработать план операции и уточнить все детали:
; Двигаться за мной и не отставать .ни на шаг. Больных «животом» не должно быть. Группу замыкает командир отделения Суршков. Сигналы:: зеленый – движение, сбор, безопасность. Красный – опасность, противник преследует, минное поле, заграждения, прочие опасности. Усвоили?
Григоренко внимательно посмотрел на каждого из нас.Ничего нового Григорий не сказал поэтому мы все промолчали.
; А сейчас давайте думать, как достать «языка» и как не оставить своего. В случае чего – стоять дружно, отходить быстро, и без паники. Когда дойдем до места, там уже окончательно и решим, как действовать. Вопросы есть?
- Нет.Все ясно как белый день ,- ответил за всех Витя Герасимов .
– Тогда двигаемся в колонне по одному. Соблюдать полную тишину!
Мы вышли. Ночь стояла аспидно-темная. Дул северный ветер, срывая с низких туч ледяные капли дождя, дорога раскисла. Сапоги, облепленные жирной вязкой грязью, казалось, весили по пуду. Мы шли по обочине дороги. Километра через три должен был быть наш передний край. Примерно за километр до него мы сделали привал.
Бойца молчали, никто не шутил, разговаривали мало. Все были сосредоточены и в душе, наверняка, костерили начальство, которое прямо перед самым праздником послало нас на задание.
Как потом мы узнали, решение о нашем рейде действительно было принято во многом спонтанно. Комдив, начальник политотдела, начальник штаба прилично «отметив» наступающую годовщину Октября, приняли решение , что командованию срочно нужен «язык».
К тому же отцы-командиры резонно рассудили , что немцы вряд ли ждут в гости разведчиков ,потому что знают , что у русских завтра праздник и они будут сидеть в окопах и пить водку. Пенный, которого мы должны взять, должен будет дать ответ на очень важный для командования дивизии вопрос : прибыла ли на передовую свежая воинская часть . . .
Вызвали начальника разведки капитана Андреева и приказали: «Сегодня ночью – добыть «языка»! Если приведут офицера – будут отдыхать весь праздник. Лучших – представим к наградам!»
Андреев сначала пытался возражать против такого неожиданного рейда, резонно ссылаясь на то, что к выходу в поиск нужно тщательно и заранее готовиться, но комдив полковник Тертышный его резко оборвал::
«Товарищ капитан, у вас есть разведчики, которые должны быть готовы в любую минуту выйти в поиск и вам поставлена конкретная боевая задача! Немедленно выполняйте!»
Пока начальник разведки добирался в наше расположение, по инстанциям пошла команда: подготовить нам переход через линию фронта.
Как я уже говорил, вот уже несколько недель, благодаря затишью на фронте, я вместе с отобранными в разведку молодыми солдатами, занимался у опытного офицера , оперуполномоченного особого отдела старшего лейтенанта Семина.
Мы и подумать не могли, что этот невысокий, подвижный, крепко сбитый человек так отлично владеет приемами бокса, самбо и джиу джитсу, ловко работает ножом, метко стреляет, далеко и точно бросает гранату.
Они вместе с начальником разведки капитаном Андреевым готовили группы захвата и группы прикрытия. Группой обеспечения чаще всего были саперы на передовой.
Мы учились бесшумно подбираться к «языку», роль которого обычно исполнял кто-нибудь из молодых солдат, и «брали» его со спины, впихивая в рот кляп. Конечно, эта процедура редко кому нравилась из подопытных «языков», поэтому вскоре каждому из нас, по приказу Семина, пришлось побывать в шкуре «языка».
Особое внимание мы уделяли подготовке оружия. В рейд старались брать хотя бы несколько трофейных МП-40, они были легче, чем наши ППШ. Но с ними были другие проблемы – «немец» был капризен. Если, не дай бог, в его затвор попадала земля, грязь или песок, то он часто заедал и мог подвести в самую ответственную минуту.
Потом, когда на вооружение поступили ППС (пулемет-пистолет Судаева), весившие всего три килограмма и имевшие магазин на 35 патронов, мы только их брали с собой. У них была довольно высокая скорострельность и прицельно они били на 800 метров. А немецкие автоматы были оружием ближнего боя и прицельно стреляли метров на 100 .
Учились мы у наших старших товарищей и тактике ведения разведки. «Языков» они чаще всего находили среди вражеских связистов. Обнаружив телефонный провод, резали его в том месте, где можно было отлично замаскироваться и поджидать немцев, которые обязательно придут устранить обрыв. Обычно приходило двое солдат.
Одного разведчики быстро «снимали», а второго утихомиривали с помощью кляпа и веревки, связав руки за спиной. Бывало, что пленный пытался сопротивляться, но сибиряки парни крепкие, и пару увесистых тумаков быстро делали врага покладистей.
Другого выхода не было: дорога была каждая секунда, пока фрицы не хватились своих связистов, имевших с собой телефонные трубки. Немецкие солдаты сразу же после восстановления связи должны были докладывать об этом своему начальству. Поэтому на захват отводилось две-три минуты, примерно столько, сколько связистам нужно было для устранения обрыва.
Когда, прихватив «языка», разведчики ползли в сторону прохода, который проделали саперы, их прикрывали свои же – три-четыре человека, из группы прикрытия. Их задачей было в случае обнаружения группы , огнем сковать преследователей, дав возможность утащить «языка», а потом оторваться и уйти самим.
Перед рейдом к нам обычно приходил капитан Андреев и беседовал с каждым: интересовался, как себя чувствует солдат, какое настроение, не болен ли. Если кто-то из ребят жаловался на то, что у него плохое предчувствие, и он может погибнуть, Андреев в рейд его не пускал. Как правило, боец шел в следующий поиск, и все проходило удачно.
Перед рейдом разведчики сдавали документы и боевые награды командиру роты, и все становились безымянными. Полевые карты тоже не были привязаны к какой-то географической точке, на них были нанесены только те цели, куда нам нужно было попасть.
Но вернусь к предпраздничному рейду шестого ноября 1942 года. Когда мы добрались до места, где должны были перейти линию фронта, там все уже были в курсе дела. Нас встретил командир роты саперов – немолодой усталый и небритый старший лейтенант.
У него был заспанный вид, и он явно был недоволен нашим появлением..
– Какой черт лысый несет вас к немцам, да еще на седьмое ноября? Всем праздничное настроение портите. Вместо того, чтобы по сто грамм выпить и закусить, сейчас будем из-за вас грязь пузом утюжить.
Вошел такой же пожилой солдат-сапер.
– Вызывали, товарищ комроты?
– Так, Павлов. Подымай группу обеспечения. Проведешь разведчиков через наше минное поле и заграждения. Возьмешь с собой рядового Васильева…
– Ну, удачи вам, «ночные утюги!»
И, недовольный нашим появлением в своем расположении, комроты проводил нас до двери, оставшись наедине со старшиной Григоренко.
Наш Гриша был человек обстоятельный, и даже дотошный, когда дело касалось выполнения задания, поэтому он подробно расспросил командира саперов о переднем крае немцев.
Пока начальство общалось, мы успели перемотать портянки, привести в порядок обмундирование, гранаты, оружие. Время бежало неумолимо, через пару часов забрезжит рассвет. Надо было спешить. Вскоре вернулись саперы, проделавшие проход в минном поле, который пометили светлыми флажками, так как земля была черной и другие цвета были на ней незаметны.
Мы двинулись вслед за саперами, где ползком, где короткими перебежками. Темная ветреная ночь была нашей союзницей. Когда подползли к немецкой колючке, саперы, а это были опытные бойцы, принялись ловко резать проволоку.
Причем они знали, что у немцев колючка при разрезании скручивается, а на ней нацеплено немало консервных банок, поэтому, если упустишь концы проволоки, то неизбежно выдашь себя, так как предательски загремят жестянки. Поэтому, когда один сапер резал, другой аккуратно держал обрезанные стальные нити, чтобы они не скрутились.
Благополучно миновав колючку, мы вскоре были у немецких траншей. Горемыки-саперы остались ждать нас, чтобы после нашего возвращения помочь перейти через колючку на нашу сторону. Причем, если мы потащим «языка», они должны были дополнительно разрезать еще две нити колючки, чтобы мы смогли на себе перетащить пленного и ни в коем случае не зацепиться.
Мы знали, что с наступлением холодов немцы в траншеях не сидят, а собираются в блиндажах по 10-12 человек. По два-три пулеметчика дежурят у блиндажей и простреливают нейтральную полосу. Стреляют, как правило, для острастки, наобум.
В полной тишине, крадучись, словно воры, мы прошли по траншее, Разбились на две группы. Двое остались на месте сбора. Я и еще двое разведчиков пошли направо. Григоренко с другими налево, ближе к огневой точке. Мы прошли траншею – никого не было. Вернулись на место сбора.
Вскоре со своими подошел и Григоренко. Мы шепотом переговорили и решили ни в коем случае не стрелять, а брать немца без шума и уходить всем вместе. В крайнем случае, если заметят, атаковать блиндаж, бросив в дымоход гранату.
Осторожно, почти на цыпочках, двинулись к блиндажу. Подошли. Было так тихо, что мне казалось, что всем слышно как гулко колотится мое собственное сердце .Непонятное волнение охватило меня. Даже бросило в дрожь… Я, и еще двое солдат, вплотную прижались к дверям блиндажа. Сквозь щели двери было видно, как в его глубине вспыхнул и погас огонек сигареты. Нам повезло: кто-то поднимался из помещения наверх. Мы отпрянули от двери и спрятались за обшитый досками угол. .
Через несколько секунд, из блиндажа вышел здоровенный немец, примерно под два метра ростом. Одной рукой он придерживал шинель, другой начал расстегивать брюки. Скорей всего вышел по малой нужде.
Как только фриц шагнул в траншею и повернулся ко мне спиной, я, стоявший за углом ближе всего к нему , решил оглушить фрица ударив его по затылку завернутой в рукавицу гранатой без запала.. Видимо, удар получился не слабый, потому что здоровенный немец, даже не охнув, сполз вниз.
Герасимов и Цыганков, стоявшие за мной , подхватили «языка» , затолкали ему в рот кляп, чтобы он не смог позвать на помощь, и моментально связав руки за спиной, потащили вдоль траншеи к месту сбора.
Как только мы приволокли туда нашего пленного, как по заказу, повалил мокрый густой снег, сразу укрывший нас своей белой стеной от немецких часовых и пулеметчиков. Погода явно была на нашей стороне! Это было нашим спасением!
Григоренко с бойцами его группы, которым мы заранее подали сигнал фонариком, ждал нас на месте сбора. Тут же, не мешкая, гуськом, а потом быстрым шагом все двинулись по направлению к минному полю.
До него оставалось метров пятьдесят. Немец , которого мы волокли по земле, пришел в себя, застонал, заохал, что-то мычал. Мы, меняясь, тащили его волоком, взяв за отворот шинели. Недалеко от минного поля залегли.
Двое разведчиков пошли искать саперов и подготовленный для нас проход. Плотный снег скрыл ориентиры. Мы , волнуясь, ждали ушедших ребят. Хотелось со всех ног броситься подальше от немецких окопов, но никто не знал точного направления куда идти.
. Время казалось остановилось. Вскоре немцы, не найдя пропавшего товарища, всполошились, и начали беспорядочно стрелять из пулеметов по направлению нейтральной полосы. Мы вжались в землю. Шальные пули , как смертоносные осы , проносились над головами. Маскхалаты намокли. За шиворот просачивались холодные капли талого снега.Но мы этого не замечали.Теперь оставалось главное- утащить немца и уйти живыми самим.
Взлетели вверх осветительные ракеты: красные, зеленые, желтые, но они были бесполезны: из-за плотного снега противник нас не мог видеть. Наконец-то, вернулись наши разведчики и мы, привязав к шинели пленного два ремня, потащили его к минному проходу, где саперы, расширяя лаз, уже разрезали колючку и поджидали нас.
Последним, прикрывать наш отход и собрать флажки с минного поля вместе с саперами, остался мой земляк рядовой Ваня Савинов. Немцы начали обстрел нейтральной полосы из минометов, и одна из мин разорвалась недалеко от Савинова. Его зацепило осколком, который попал в ногу. Иван закричал вполголоса, боясь остаться один: «Ребята, помогите! Я ранен!»
Командир взвода приказал нам двигаться вперед, а сам пополз, чтобы помочь Ивану. Вскоре мы перевалили через бруствер наших окопов. Перетащили тяжеленного немца, выдернули из его рта кляп. Он наконец то пришел в себя, отдышался и поначалу не понял, где он находится, но вскоре ему все стало ясно.
Через несколько минут приполз Григоренко, помогая раненому Савинову . Сейчас все были в сборе. Помогли Ивану перевязать рану, которая, к счастью, оказалась не очень серьезной. Осколок прошел поверху голени, не зацепив кость. Грязные, неестественно возбужденные, мы еще не до конца понимали, что только что побыли на краю жизни и смерти, и нам на этот раз очень повезло.
Немного передохнув у саперов, двинулись вместе с пленным в штаб дивизии. Усталости я не чувствовал, только почему-то очень захотелось есть. Скорее всего, сказывались пережитое волнение и нервное напряжение. Снег уже перестал падать и на выбеленной им дороге оставались только темные следы от наших сапог...
Мы привели пленного в блиндаж разведроты .. Тут же подошли командир роты и бойцы, чтобы взглянуть на немца. Весть о «языке» быстро разнеслась по подразделению. Вскоре его забрали солдаты из роты охраны и отвезли в штаб дивизии
Пока другие занимались фрицем, старшина роты принес нам поесть. Повар в миски от души положил пшенной кашей с добрым куском мяса , старшина налил по сто граммов водки, мы открыли рыбные консервы. . С удовольствием выпили за праздник и, перекусив, тут же улеглись спать. До вечера нас никто не беспокоил.
Вечером, часов около восьми, ротный отдал приказ: всем разведчикам, участвовавшим в ночном рейде, построиться перед штабом. Старший лейтенант поздравил нас с праздником и с выполнением задания, а затем мы все вместе пошагали в штаб дивизии на праздничный ужин.
Ужин удался на славу. Хорошая закуска, спиртное. Начальник штаба полковник Новожилов поздравил нас с выполнением задания, с праздником усмехнулся и говорит:
– Ну, разведчики, воюете вы хорошо, а сейчас посмотрим, как вы пьете.
С этими словами он налил каждому из нас граненый стакан водки. Такое количество спиртного я никогда не пил и смог одолеть только половину.
Стоящий рядом Герасимов успешно «махнул» свой стакан и, видя , что я замешкался, поступил просто: взял мой и тоже «махнул!»
Вскоре разговор за столом оживился. Офицеры стали расспрашивать, как проходил рейд, как взяли немца. Меня, как первого, кто « выключил» немца, хвалили особо .Я понимал, что мне просто повезло оказаться ближе всего к немцу. Захмелев, ребята расхвастались: «Да мы бы и с десяток фрицев могли взять!» И каждому нашлось, что рассказать отцам-командирам про нелегкую жизнь разведчика....
В общем, праздничный вечер прошел на славу. В конце командир дивизии полковник Тертышный сказал, обращаясь к начальнику разведки Андрееву: «А что, капитан, вот тебе и готовая оперативная дивизионная разведгруппа. И не надо в разведроте бойцов выпрашивать! Поднатаскай их как следует, и мы всегда с «языками» будем!»
Так я официально попал в особую группу разведчиков , хотя никто с меня обязанностей водителя не снимал.
Но вернемся в эту праздничную ночь ноября 1942 года. Немец просидел до рассвета на нашей гауптвахте, а утром его повели на допрос. Пленный унтер- офицер прибыл на передовую неделю назад из тыловой части.
Он был труслив, и все, что знал, рассказал в деталях. По его словам, немцы на их участке фронта готовят прорыв, потому что он сам видел, как к передовой скрытно подтягивались машины с техникой. Информация пленного оказалась очень своевременной, и его самого вскоре отправили в штаб 38-й армии.
Дней через пять наша группа получила задание провести разведку огневых точек противника, в том числе и артиллерийских. Но за линию фронта идти уже не было необходимости .К тому же после захвата пленного, немцы стали оставаться в окопах каждую ночь, и с наступлением темноты почти беспрерывно стреляли из пулеметов в сторону нейтральной полосы.
В воздух взлетали осветительные ракеты. Враг стал осторожнее. Да и нашему командованию «языки» пока были не нужны, так как мы стояли в обороне, и все что нужно знать о противнике, знали.
Валерий Суршков
По материалам фронтовых воспоминаний своего отца Николая Суршкова ,кавалера четырех боевых орденов и многих медалей после войны связавших свою судьбу с армией.
Свидетельство о публикации №222081801423