Глава 34. Сказка от прокурора

(пятница, 13:00, 23 часа до Дня вакцинации)

Итак, Беккер сначала огорошил коллег своим, мягко говоря, странным предложением устроить в День вакцинации теракт, а потом спросил у Бритвина:
— Какие последствия ждут лично Вас в связи со смертью сотрудника?
Полковник тяжело вздохнул.
— Вряд ли я останусь на этой должности и отделаюсь простым выговором, — честно сказал Бритвин, — скорее всего меня снимут, а возможно и вообще уволят из органов. План разрабатывал и курировал я, значит мне и отвечать за его провал.
— А Вы докладывали в область о гибели сотрудника? — спросил прокурор.
— Пока нет, — признался полковник.
— Ну и прекрасно, — кивнул Сан Саныч, — итак, господа, мы с вами имеем на руках два трупа: старшего лейтенанта и редакторского двойника. Обстоятельства их смерти еще не выяснены, но в любом случае, широкой общественности о них знать не стоит. Если не придумать безупречную версию убийства Штыка, то для полковника Бритвина смерть сотрудника будет иметь самые неприятные последствия. Да и Андрей Николаевич не может вечно лежать в морозильнике, хотя черт его знает, кто там вместо него лежит. Но в любом случае, смерть главного редактора тоже надо легализовать. Причем так, чтобы комар носу не подточил. Вы со мной согласны?
Котов и Бритвин закивали, совершенно не понимая, к чему клонит прокурор.
— А расскажу ка я вам, пожалуй, сказочку, под названием «Бабушкин и террорист», — Беккер поудобнее устроился в кресле, сцепил руки на груди и заговорил.
— Итак, наша история начинается с того, что в партию антиваксеров обманным путем проник отмороженный террорист-смертник по кличке «Олег», нацепивший на себя личину недалекого простачка, но на самом деле очень хитрый и коварный враг. Так называемый Олег задумал сотворить гнусный теракт во время проведения главного шахтинского праздника — Дня вакцинации. Преступник решил проникнуть на Площадь торжеств, где его никто не ждет, и подорвать возле городской святыни — памятника Первым вакцинаторам — изготовленную им бомбу, забрав с собой на тот свет несколько десятков, а то и сотен ни в чем не повинных людей. Но по пятам мерзкого отморозка неумолимо идет секретный агент под псевдонимом «Штык», очень своевременно внедренный в партию антиваксеров прозорливым начальником местного управления ФСБ. Штык с легкостью раскрывает коварный план так называемого Олега и начинает преследовать его. Олега, конечно, а не план. Однако агент ФСБ не может пока обезвредить смертника, ведь тот, увидев Штыка, и поняв, что его песенка спета, мгновенно взорвет бомбу, убив кучу случайных прохожих. А у агента нет никакой возможности позвать на помощь своих коллег! То ли телефон дома забыл, то ли батарейка в нем кончилась… Всякое в жизни бывает. Мерзкий же террорист, плотоядно хихикая и сжимая в потных ладошках запал от бомбы, неумолимо приближается к городской площади, где находятся тысячи беззащитных горожан. И тогда Штык придумывает мужественный и единственно возможный в этой ситуации выход — он решает дождаться, когда гнусный террорист окажется в относительно безлюдном месте, а потом хочет кинуться на подлого гада, ценой своей юной жизни остановив его! Но, в эту напряженную минуту, словно сама судьба посылает на помощь агенту Андрея Николаевича Бабушкина, главного городского глашатая, который в парадном костюме, и с воздушным шариком в руке радостно спешит на площадь, чтобы принять участие в светлом празднике Дня вакцинации.
Бритвин и Котов сидели не шевелясь, словно две безмолвные статуи, а прокурор прервался на мгновение, отпил остывшего чая, и продолжил свой увлекательный рассказ.
— Штык просит Андрея Николаевича подойти к подлому Олегу, с которым Бабушкин шапочно знаком, и отвлечь на минуту террориста вопросом, как пройти в библиотеку. А сам он в это время хочет незаметно подкрасться к опасной гадине сзади, и задавить ее своими юными, но могучими руками. Андрей Николаевич, будучи отъявленным патриотом, конечно-же сразу соглашается помочь Штыку, презрев грозящую ему смертельную опасность. Но, к величайшему сожалению, мерзкий террорист, сначала вроде бы успешно отвлеченный Бабушкиным, своим звериным нюхом чует неладное, оглядывается и, заметив крадущегося к нему бесстрашного агента ФСБ, взрывает бомбу! А Штыку не хватает буквально одной десятой доли секунды для того, чтобы обезвредить отморозка. При взрыве вместе с подонком по кличке «Олег» гибнут бесстрашные патриоты Штык и Бабушкин, ценой собственных жизней остановившие подлого мерзкого гада и спасшие десятки, а то и сотни мирных граждан. Такой вот печальный конец у сказки.
Прокурор закончил свою грустную историю, в которой все герои, как хорошие, так и плохие, вдруг в одно мгновенье умерли, и снова принялся за чай.
— Вы Гений, Сан Саныч! — восхитился полковник Бритвин, моментально поняв истинный смысл сказки.
Беккер скромно промолчал.
— Значит мой план совсем даже не провалился, а наоборот, блестяще сработал, — возбужденным голосом продолжил Бритвин, — агент, внедренный в партию, выяснил, что тихий и неприметный, притворяющийся простачком Олег Кузнецов на самом деле оказался опасным террористом. Штык узнал о намерениях Кузнецова совершить массовое убийство граждан, и начал его преследовать. А потом погиб в борьбе с ним, не дав преступнику претворить в жизнь свой страшный план. А вместе со Штыком случайно отправился на тот свет и Бабушкин.
— Совершенно, верно, — кивнул Сан Саныч, — при таком раскладе старший лейтенант посмертно получит орден, а Вы отделаетесь всего лишь строгим выговором или неполным служебным за гибель сотрудника. Да и главный редактор заработает себе посмертную славу, к которой он так сильно стремился.
— Подождите, — вклинился в беседу не поверивший своим ушам Котов, когда до него тоже дошел, наконец, страшный смысл сказки, — Вы серьезно предлагаете всучить завтра Кузнецову бомбу, отправить его на Площадь торжеств и там взорвать?
— Ну только не на площади, конечно, — скромно сказал прокурор, — а где-нибудь неподалеку, чтобы взрыв был с нее слышен, но не виден. Мы моментально оцепим место преступления, увезем останки погибшего, и потом объявим о смерти еще двух человек во время теракта.
— Мне совершенно не нравится идея с убийством Олега, — чуть повышенным тоном заметил начальник полиции, — бедный парень и так столько всего перенес за последнюю неделю. А мы теперь еще и взорвем его, хотя он ни в чем не виноват, да вдобавок сделаем из него козла отпущения, и выставим террористом? За то, что он всего лишь залез на этот дурацкий памятник в прошлое воскресенье?
— Жизнь в принципе штука очень несправедливая, — ответил спокойно Беккер, не обращая внимание на возмущение всегда сдержанного полковника, — особенно к тем людям, которые оказались в ненужное время и в ненужном месте. Будем считать, Кузнецову просто не повезло. Но, если Вы возражаете против моего плана, выдвигайте свои предложения, я Вас внимательно слушаю.
— Давайте хотя-бы не Олега завалим, а Лопатина, — сказал Котов. — Он и так уже достаточно пожил, и на роль террориста подходит гораздо больше, чем Кузнецов, да его и не жалко. Это ведь он отправил антиваксеров к Бабушкину и спровоцировал тем самым двойное убийство.
— Ну в той истории с провокацией все хороши, — усмехнулся Сан Саныч, — и Бритвин, придумавший блестящий, в кавычках, план, и Бабушкин, решивший героически умереть, и Иван Иванович со своими глупыми шутками и пистолетами. Я тоже сначала подумал о том, чтобы сделать козлом отпущения секретаря антиваксеров, но увы, нельзя.
— Почему? — не понял начальник полиции.
— Это нарушит равновесие, — объяснил прокурор, — помните, о чем говорил на совещании в среду наш мэр? Сейчас в городе существует баланс между вакцинаторами и антиваксерами. Игроки и с одной, и с другой стороны, стараются соблюдать правила игры, и за рамки приличий не выходят. А смерть Лопатина может все испортить. Ведь никому не известно, кто вместо него придет к руководству партией. И не превратит ли новый секретарь своих антиваксеров в радикальных террористов? А пока прежний секретарь жив, тому не бывать.
— А как же задание? — спросил Котов, — которое Иван Иванович обещал дать Кузнецову?
— Я помню о нем, у Лопатина еще есть на это время, — сказал Беккер, — но вы с Бритвиным для того и сидите на своих местах, чтобы не позволить Ивану Ивановичу совершить преступление, даже если он и захочет.
— А если секретарь задумает какую-нибудь гадость, его и в этом случае нельзя будет арестовывать? — удивился Котов, — чтобы не нарушить баланс?
— Вряд ли он пойдет на преступление, — ушел от ответа Сан Саныч, — но давайте будем действовать по ситуации. Чужая душа потемки. Я бы, например, на его месте серьезно задумался о ликвидации Олега, как очень опасного для Лопатина свидетеля. Поэтому сбрасывать секретаря со счетов пока нельзя. Но если он что-то задумает, то мы узнаем о всех его коварных планах от Кузнецова. Ну а если наш агент не выйдет на связь с куратором, то мы все равно вычислим и Олега, и Лопатина по результатам наружного наблюдения.
— Да, — вздохнул Бритвин, —  но остается один вопрос, кто же на самом деле убил Штыка?
— После праздника мы вплотную займемся этим вопросом, — пообещал прокурор, — а сейчас надо срочно доложить о наших планах Главе. Естественно, без лишних подробностей. Скажем ему так: мы установили личность террориста, который убил Бабушкина и планирует устроить взрыв на День вакцинации. И мы решили позволить преступнику совершить теракт, чтобы получить возможность списать на него смерть Андрея Николаевича, и сделать тем самым доброе дело для нашего горячо любимого мэра. Ну и Штыка приплюсуем туда же. Парень свой орден в любом случае заслужил. Но Соловьеву о Штыке знать необязательно.
— А про то, что Андрей Николаевич жив, мы разве Главе не скажем? — удивился Бритвин.
— Да мы ведь сами узнали об этом только час назад. А могли бы и вообще не узнать, — прокурор невинно посмотрел на коллег, — однако собирайтесь, поедем к Соловьеву. Надо еще суметь уговорить его. Без санкции Главы мы не сможем осуществить наш план. Иначе не сносить нам голов, если вдруг что-то пойдет не так.
— Подождите! А если завтра мы отыщем Бабушкина, или он сам объявится, куда мы его потом девать будем? Снова в морозильник засунем? — поинтересовался Котов.
— Бабушкин завтра героически погибнет, — медленно и чеканя каждое слово, сказал Беккер, — а если после его смерти объявится психически больной самозванец, и начнет выдавать себя за покойного, то разве мне учить полицию, куда ей в таком случае придется его засунуть?