Не от этой стенки гвоздь

Когда-то я услышал анекдот из серии про сумасшедших. Были в своё время серии анекдотов: про Василия Ивановича, про чукчу и т.д.
В сумасшедшем доме один пациент приставил гвоздь шляпкой к стене и бьёт молотком по острию. К нему подходит другой пациент и говорит: «Ты что, дурак? Не видишь, что этот гвоздь не от этой стены? Он же от противоположной.»

Мне грустно на этом свете. Может потому, что окружение пытается вбить меня шляпкой в их стенку. Ведь действительно, мне часто дают почувствовать, что я не от этой стенки гвоздь.

Это чувство - одна из причин, что заставляют меня искать ответ на вопрос: «Кто я и что я здесь делаю?»

Иногда меня подмывает куда-то идти. Я выдумываю цель. Но цели нет. Внутри я чувствую, что мне некуда идти. Я уже здесь. В какую бы точку планеты меня не забросила судьба. В Индии или Китае, в Италии или Германии, Чехии или России я одинаково уже здесь.

Как-то по телевизору показывали Флоренцию. Дескать, расположена в итальянской провинции Тоскана. А меня, как раз, изводила печаль-кручина. В уме сложилось: «Тоскана фром Итальяна», «фром» это «из» по английски. Думаю, уж не ностальгия ли, моя тоска? Я посетил Тоскану, тоска не убавилась.
Ещё ребёнком, я прочитал «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Тогда точно, меня охватила глубокая ностальгия по Индии. В зрелом возрасте я осуществил детскую мечту. Посетил Индию. Тоска не убавилась.

В детстве, а особенно часто перед окончанием школы, мне задавали вопрос: «Кем ты хочешь быть?» «Никем.» - отвечал я. Они меня не понимали. А для меня было очевидно: незачем быть кем-то, когда я уже есть. Независимо от эпитетов, плохой или хороший, я уже есть, я существую. Как бы к этому не относились, это факт. Аз есмь сущий.

Близкие, видя мои способности, иногда удивлялись. Почему я не стремлюсь к развитию, к занятию более высокого положения? Им невдомёк, что у меня всё это уже было. Я и княжил, и царствовал. И, ой как много чего, у меня уже было. Для меня не проблема начать жизнь с нуля. Из бедности выйти к достатку. Излишки же потому и называются так, что это лишние, избыточные заботы. Какая-то восточная мудрость гласит, что человек за свою жизнь должен посадить дерево, построить дом, вырастить сына. Мною это исполнено. А лишнее мне ни к чему.

В один особенно тяжкий период моей жизни, рядом со мной появился человек. Который стал заботиться о моём здоровье, помогать преодолевать стрессы. Когда мне стало легче, я спросил: «Почему ты мне помогаешь?» Он сказал, что ему легче ответить притчей. Мол, когда-то в великой азиатской стране был правитель, который славился справедливостью. Однажды его подчинённые арестовали одного из его подданых. К правителю пришла жена подданого и потребовала от правителя освободить её мужа, утверждая, что он не виновен. «Как ты это докажешь?» - спросил правитель. «Но ведь я пришла к тебе!» - воскликнула женщина. Правитель рассмеялся и приказал освободить её мужа. Благодарная женщина сказала правителю: «Где бы ты ни был, когда тебе будет особенно тяжко, я приду». «Вот я пришла» - сказал мне тот человек.

Часто я чувствую, что во мне плачет безутешный ребёнок. Кто он? Почему плачет? Могу ль его утешить? Нет ответа. Только скорбь, тоска.

От скуки я написал маслом несколько картинок. Один человек, увидев мои «произведения», спросил: «Опять хочешь создать шедевр?» Он прав, я уже был художником, создавшим шедевр. И не хочу опять. Просто грусть-тоска меня снедает.
 За что бы я не взялся, очень скоро я понимаю, что это у меня уже было. И не стоит обманывать себя, что этому интересно заново учиться. Нет азарта, вдохновения. Восточные мудрецы утверждают, что материальный мир – это приключения, игра. Страдания, счастье, горе, переживания – в духовном мире этого нет. Хочу ли я покоя, отсутствия страданий? Нет.

Так зачем я здесь? Во что я хочу поиграть? Может я во что-то ещё не играл? На самом деле, всё не так, как в действительности. У меня нет цели. Мне некуда стремиться. В этом мире я не от этой стенки гвоздь.

Может это про меня говорит «Бхагаватгита». «Для него в этом мире нет цели ни в деятельности, ни в её оставлении; здесь нет существа от которого он зависит».
Ведь было же…

Летним днём по улице Обской шёл мальчик, от горшка два вершка. Мальчик был голоден, послевоенная голодуха... Однако, это для него в небе сияло солнце... Это его дурманил ароматами жаркий воздух … Это для него пели птички и воздух резали крыльями ласточки... Он знал, что он вечен. И что так будет всегда. И он пел, потому что пела его душа… Люди останавливались, оставляли свою работу и слушали. Лица их светлели. И они говорили друг другу: «Это поёт Гриша».
Мальчик жил на этой же улице, в доме под номером два. Он жил беззаботно. Какие заботы могут быть у ребёнка под родительским крылом? Он жил бесцельно. И, стало быть, безгрешно. Ибо невозможно промахнуться в цель, которой нет.

Слово грех принесено на Русь вместе с христианством из Греции. Попы внушают, что грех - преступление. Мол, за грех будет наказание. Вечное, даже и после смерти. На самом деле слово грех – перевод греческого слова «амартиа», которое буквально означает: промах или непопадание в цель.

Однако, иногда мальчика наказывали (хорошо хоть не вечно). За то, что взрослые же ему и навязывали. Именно, с целью навязать ему свои правила, понятия и удобные для них представления. Это называлось воспитанием. Хотя называть это питанием, верх извращения.

Мальчик ненадолго огорчался... Но, всё также светило солнце, заливались трелями жаворонки, медово пахли травы, гудели пчёлы, стрекотали кузнечики. И снова пела его душа. И, в унисон с нею, звучал его голосок.
Он уходил на «гору», где цвёл эспарцет, пахли цветы вьюнка и чабреца (богородской травы), тысячелистника и ещё десятков трав. Он падал спиной в травы, смотрел в синее небо и слушал жаворонков. Которые, трепеща крылышками, зависали в воздухе и, самозабвенно заливаясь песнями, славили жизнь. А над травой стоял немолчный звон также самозабвенно стрекочущих кузнечиков.
Село, в котором жил мальчик, называлось Усть-Чарышская Пристань. Хотя к этому времени Чарыш пробил себе новое устье, много выше по Оби. Однако ещё сохранилась старица, которая называлась Старый Чарыш. Обь, текущая с востока, в Усть-Чарышской Пристани ударялась в высокий берег и резко меняла направление на север. Она яростно мыла этот высокий глинистый берег, из-за чего он часто сползал, обваливался. Оползень так и называли, обвал. «Старый обвал». Обвалы вклинивались в реку и смывались ещё быстрее коренного берега. И… Новый обвал. В отличие от Старого обвала, ещё не до конца смытого. За обвалом образовывалась заводь. Вихрь с обратным течением воды. В котором рыба могла отдохнуть от постоянной борьбы с течением реки. Тут, в скопление рыбы, любили забрасывать свои удочки рыболовы.

Ребятишки, живущие у реки, само собой рыбаки. Их непременно можно встретить у обвалов. Не обязательно с удочкой. И без удочки у них обилие интересных занятий. Мальчик целые дни проводил на обвалах. Купаясь, рыбача или, забыв про удочку, в играх с друзьями. В детстве, кто рядом, тот и друг.
Мальчик любил Обь. Она кормила его рыбой. Она освежала его в июльский зной. Она любила этого мальчика. Он это чувствовал. И никогда не предавала его. Он четыре раза тонул и она спасала его. Даже когда он ещё не умел плавать.

 Любовь к ней он пронесёт через всю жизнь. Куда бы не забросила его судьба, он всякий раз будет возвращаться. И хотя бы раз в год, хотя бы дней десять, он будет жить на её берегу. Исцеляя израненную душу. Уже не поющую…
Каждый взрослый ощущает, что внутри себя он молодой. Независимо от количества седин, он дитя. Также никто не станет отрицать, что главное дело детей - игра. Они постоянно ищут повод поиграть и отдаются игре всей душой. Даже посреди самого серьёзного дела, учёбы, они с шумом, визгом и криком выскакивают на перемену. И с восторгом предаются главному действу своей жизни.

 Взрослые маскируют свою тягу к игре. Но при малейшей возможности залипают на компьютере или у телевизора с сериалом фальшивой пародии на жизнь… Душа жаждет игры... Если игру не даёт жизнь, она довольствуется и суррогатом. Но предпочитает жить играючи, ещё лучше, припеваючи. Если ей это не удаётся, то печалится. А то и печаль превращает в пародию. Преувеличивает, изображает вселенскую трагедию. Мол, пожалейте меня, несчастную. Жажда игры…
Мальчик рос. Его привлекали на помощь. То пасти гусей с выводком гусят, то телёнка. Или приучать корову к стаду. Была у них корова «Зорька», что убегала из стада и паслась сама по себе. И где ей вздумается. Этакая любительница свободы, как и мальчик.

А ему и нравилась такая жизнь. Целый день на воле. Никого над душой. Он созерцал… Он медитировал... И душа его пела…

И никакой цели не было у него… Кругом стелилась степь. Столбиком, над своими норками стояли и свистели суслики. Над головой разливались жаворонки. В вышине плавно парили коршуны и зависали над добычей кобчики. Благоуханием ароматов, полифонией голосов природа славила бога и жизнь. Зачем ему цель?

А вечером, когда солнце клонилось к закату. И стадо коров вздымало золотящуюся в вечернем свете пыль над дорогой к селу. Он возвращался в дом. Где с семьёй аппетитно ужинал чудесными блюдами. Например, затирухой на молоке…
Однако, не всё коту масленица. Пришла пора школы. Мальчик с трёх лет знал азбуку и жаждал учиться. Но взрослые отнекивались, вот пойдёшь в школу, там научат. И он с нетерпением ждал. Для него был праздник, когда его повели в первый класс. Всё впервые. Первая линейка, первая учительница. Её он запомнил на всю жизнь.
Было длинное название её профессии, у-чи-тель-ни-ца. И феноменально длинное имя, Ка-пи-та-ли-на-за-хар-на. Она была единственной учительницей класса. Учила грамматике и арифметике, чтению и пению. У неё был глубокий грудной голос, который очень нравился мальчику. Песню разучивали на слух, с её голоса. Одна строчка песни повергла мальчика в изумление. «К-у-у-страки-и-и ты над рекой…» Что повелевает ему песня совершить над рекой? Кустракить? Это как? Спросить у учительницы он постеснялся. Долго мучился над этим «ребусом». Хотя слово «ракита» ему было известно. В Низкобровой, наряду с Язёвкой, Щучьей  лягой была и Ракитная ляга. Просто так ему послышалось, кустраки ты.

В школе он приобрёл цель. Учиться, учиться и учиться. Он отдавался ей самозабвенно. Но это не принесло ему счастья. Он приобрёл цель и потерял радость жизни… Многие знания, многие печали…

Постепенно, мало-помалу, капля за каплей, ему навязали нормы, правила и понятия взрослых. Огородили его клетками, заборами и решётками их табу и запретов. Заменили жизнь на необходимость, обыденность, беспросветность…

Со временем он отбросил цель. Когда понял, что ему нечему учиться у людей. Они сами ничего не знают и тычутся, как слепые кутята. Их научный метод, «метод тыка». Ткнул в выключатель – светло. Ткнул ещё – темно. Майкл Фарадей передвинул магнит относительно катушки с проводом, стрелка гальванометра отклонилась. Отчего, почему? Никто не знает. Хотя и наделали электрогенераторов с катушками и магнитами, троллейбусов и электромобилей. А воз и ныне там.

Или вот перл, жемчужина знания, теория «большого взрыва». Жила-была точка. Никому не мешала. А кому она помешает? Никого же не было. Ни тебе звёзд, ни вселенных. Ни «дяди честных правил», что «лучше выдумать не мог». И вдруг, как жахнет, взорвалась! Тут-то всё из неё и посыпалось. Бусы, ленты, планеты, звёзды, галактики, вселенные, боги, черти, гуси, утки и умники, которые это разъяснили. Но не знают, что теперь со всем этим делать. Так вот бесхозное теперь и разлетается в тартарары. А то! Вселенная же расширяется. Телескопом мерили. И почто ей не жилось, точке то?

А то ещё, «общая теория относительности». Оказывается, тела притягиваются друг к другу из-за искривления пространства. С чего бы ему кривляться? А ни с чего. Самопроизвольно, утверждает эта теория. Видно, весело ему стало, оно и гримасничает. Улыбка у него такая…

Теперь мальчик живёт без цели. А что толку-то? Он иногда ещё плачет где-то в груди, но уже не может вырваться из оков. Укатали сивку крутые горки…