Ревность

     Люди бывают умные и глупые. Серьезные и легкомысленные. Благодарные и неблагодарные. И, в том числе, ревнивые и неревнивые. Ну, вот, заявился муж из командировки домой, а там! В шкафу!! О!!! Убить и его и ее, а на себя наложить руки. Выпрыгнуть из окна. Что? Первый этаж? Ну, так ружьем. Ножом. Ядом. Ну, то есть отравиться алкоголем, выпив пару бутылок водки. С хорошей закуской. Но есть и люди иного склада. Совсем не ревнивые. Назовем их условно Неотеллы. Придет Неотелло домой, узреет любовника под кроватью и...
- Эй, ты чего там возишься, а? Одевайся, я тут водочку с огурчиками из холодильника достал.
А далее этот любовник будет дома желанный гостем. И для жены, и для мужа. Два в одном. Покончив со своим черным делом в спальне, мачо отправляется на кухню для продолжения банкета. Скоро этому мачо любовница надоест и будет он ходить в гости не к любовнице, а к ейному мужу. А там, глядись, будут вместе на рыбалку ездить, то, се. Говорят, таких добряков особенно много в северных странах Европы - среди скандинавов и исландцев - отсюда название "шведская семья", а вот среди южного народа - наоборот. Южные ребята погорячее, чуть что, так пена изо рта и так далее. Скандалят, визжат, шипят, грозятся убить. Кстати, так шалят не только мужики, но и бабы. Вот об этом и хочу рассказать. Про такую ревнивую бабу. Армянку.
     Семья была самой что ни есть обыкновенной. Тридцатилетний Сергей Гургеныч преподавал в школе физику, а жена его, Света, моложе на пять лет, работала в той же школе, в библиотеке. И хотя Гургеныч был мужиком мелким и невыразительным, тем не менее отличался амбициями в отношении прочего женского пола. Логика была следующей и довольно безотказной.
- Раз уж Светка ревнует, значит я - мужик что надо. Ну, не дура же она просто так взять и ревновать, например, к русичке Елизавете Петровне? Значит, того, Лизе я небезразличен, хотя она, Лизка замужем и выглядит бабой строгой. Но ведь моя-то ее раскусила, а? Вот так-то!
Здесь надо сказать, что на самом деле физик дальше томных взглядов не шел в силу нерешительного характера, а также вследствие боязни ошибиться и прослыть подлецом. Вот так, ни шатко, ни валко продолжалась учеба в скучной школе, все так же скучно директор и завуч выговаривали учителям за мифические и не очень нарушения учебного процесса, а жизнь продолжалась. И вот он, канун Нового года. Итоги второй четвери подведены, родительские собрания проведены, отчеты сданы и вот он, долгожданный последний звонок перед каникулами. Ученики разошлись и в учительской накрыт праздничный стол. Ешь, пей, наслаждайся. По такому случаю из кабинета директора принесли радиолу с десятком заигранных пластинок и - банкет начался. Поскольку учителей мужского пола было непростительно мало (директор предпенсионного возраста не в счет, субтильный учитель по черчению Александр Спиридонович, донельзя сурьезный завуч Мэлс Арамович и, собственно, наш герой-физик), то женщины в основном танцевали с друг дружкой. И тут, после третьего стакана шампанского Гургеныч собрался с духом и пригласил на медленный танец эту самую Елизавету Петровну. Обнимая ее пышный стан физик шептал ей на ушко несусветную чушь, но - весьма успешно, потому как русичка разомлела от жары и шампанского и чуть более дозволенного прижималась к физику. Естественно, такое безобразие не могло не привлечь внимание всего педагогического коллектива. Танцы прекратились, и общество с огромным вниманием наблюдало за воркованием сладчайшей парочки. Но недолго. Лицо Светы перекосилось и пошло красными пятнами. Света решительно подошла к милующей паре, уперла руки в необъятные бока и грозно прорычала:
- Сережа, идем на базар!
Гургеныч замер. Лизавета покраснела и бочком-бочком направилась к своему месту. Наступила театральная тишина, предвещающая начало следующего акта. Который незамедлил начаться. Директор громко засмеялся, воскликнул "Ай, да молодец Гургеныч!" и громко захлопал. Аплодисменты были горячо поддержаны коллективом, после чего обстановка полностью разрядилась, поскольку педагоги зашлись в неописуемом, пошлом смехе.
       Праздничный вечер окончился, праздничное настроение осталось, естественно, за исключением Елизаветы Петровны и физика с библиотекаршей. Засим общество разошлось на зимние каникулы и все время до начала учебного процесса терзалось мыслью о склоках в семье физика. Однако, зря. Парочка явилась на занятия как ни в чем ни бывало. Зато на праздник двадцать третьего февраля, когда женская армада поздравляла мужичков с праздником, отличилась Елизавета Петровна, рассказавшая историю.
- Пошли мы, значит, в гости. К двоюродному брату мужа. И там, среди прочих, была подруга его жены, особа бойкая и энергическая. А мой Эдик, сами знаете, человек мягкий и вежливый., но донельзя видный. И вот эта особа все вьется около него, вьется и вдруг вижу, как она берет его за пуговицу пиджака и потихоньку-понемногу подтаскивает его к себе. А я, значит, вспомнила Свету с ее репликой и думаю "А чего это, я хуже, что ли?" и прямиком к ним. Подхожу, значит, к ним и громко, на весь зал и кричу.
- Эдик, нам пора на базар!
Особа умчалась как ошпаренная, Эдик выглядел не лучше, а я возьми да расскажи наш случай. Ох, как все смеялись.
- Прикиньте, с тех пор эта фраза стала у нас дома дежурной. Вот, утром должны пить чай, а Эдик кричит мне.
- Лиза, время базара!
Время обеда и тут я кричу.
- Дети, идем на базар.
Общество благосклонно внимало рассказу русички, и тут открылась дверь и директор в полной тишине прогудел.
- Коллеги, пора на базар...
В школе произошло небольшое землетрясение.