Проклятый дар

Emoona Elish, Soul, Ikari Ruth, Вук Ханд (под редакцией Emoona Elish)


ПРОЛОГ


«Творец ли мечтатель? Строитель воздушных замков в пучине сознания, создаёт нечто прекрасное из пустоты…
Мой разум неприступен, меня не берут ни магия, ни алкоголь, ни пороки, и лишь единственной слабости он подвластен. Я помню, один пират мне сказал: «Море – не место мечтам да любви. А замок – просто алтарь для кровавых жертвоприношений. В расход первыми идут ближние». Но я не поверил пирату, потому что МОИ замки – не только в сознании, они реальны, я сам их построил! Да, путём небывалых трудов, пролив море крови… Мне говорили, что таков итог. Они не видели, что на самом деле это – начало. Нет созидания без разрушения, нет силы без слабости, несущественны «плохо» и «хорошо»… в конечном итоге значение имеет лишь одно – рациональное решение, адекватное ситуации.
А того пирата мне пришлось убить. Чтобы он выбрался из моря и сошёл на берег, к моим замкам… Ты же помнишь, радость? Меня ничто не берёт: ни магия, ни алкоголь, ни пороки».

(Отрывок из письма на имя Келвина из Ежевичного пролома Гриншейда, позже
включённое в «Автобиографию» (том III) под 2Э 864, в год восстания на Строс М’Кае)




ГЛАВА 1
Переступившие порог

16 Последнего Зерна 4Э 201. Сиродил

Кто бы знал, что Сиродил – густонаселённая метрополия Империи Мидов, осколка и правопреемницы великой Империи Септимов – ещё сохранил столь девственные леса?.. Солнце стояло в зените высоко над макушками крон, но листвой шумел прохладный ветер предгорий. Ели здесь растут вперемешку с липой, дубом да ясенем, густой подлесок то и дело межуется пустотами сосняка, плотно усыпавшего землю жёсткими жёлтыми иголками. Листва только начинает облачаться желтизной. В любое время суток ноздри услаждает аромат хвои и липы.
По лесному тракту, что издавна виляет змеёй меж древними деревьями, шли двое: высокий белобрысый юноша в груботканой одежде имперского фермера да безрукавке из мягкой кожи, а также некто в ультрамариновом плаще с опущенным на глаза капюшоном. Видимая часть лица была тёмно-серого цвета. Позади путников бодро топали кони с поклажей, навстречу же, со скоростью сонного нетча, ползли горы. Белоснежные хребты Скайрима. Они нависали над лесом, доминировали в ландшафте, но всё ещё оставались недостижимыми.
Норд – а высокий юноша был нордом, хотя его кожа имела ровный золотистый загар, свойственный южанам – часто и подолгу смотрел на горы сквозь просветы в кронах, будто искал полузабытый перевал. Потом вдруг восклицал молодецкое «Йэ-эх!», и его и без того широкий шаг ускорялся.
Спутник норда казался чуть ниже ростом, но не отставал. Через плечо его была перекинута торба средних размеров, а к её ремню почти по всей длине пристёгнуты небольшие подсумки, кульки да петельки. Содержимое последних не являлось тайной: в петельках болтались на шагу простые камни душ для зачарования предметов и перезарядки магического посоха, который примостился в перевязи у седла одного из коней. Характерный образ волшебника дополняли мантия ярко-синего цвета с двумя разрезами от пояса вниз – для удобства ходьбы, – и худощавое телосложение, подчёркнутое затейливо расшитым поясом с эмблемой правящего Дома Хлаалу: весами, вписанными в геометрические фигуры. Дом Хлаалу на сегодняшний день практически выродился, но во времена расцвета Морровинда – страны данмеров, или тёмных эльфов, как их зовут люди – он лидировал, политически и экономически, среди всех Великих Домов Морровинда.
— Йэ-э-эх! — снова воскликнул норд. — Вот он – дом!
Волшебник молчал. Юноша вдохновенно продолжил:
— Интересно, какой он? Скайрим. Много читал о нём в Конклаве, но увидеть северный Север своими глазами – совсем другое! Там, должно быть, и правда очень холодно… Тьфу ты, я ведь норд! Скажите, а Вы встречали в Скайриме нордов, которые мёрзли летом?
Волшебник ответил не сразу. Когда же заговорил, голос его удивил бы незнакомцев – своей молодостью, тогда как опытных магов обычно представляют старцами.
— Встречал. Ты, конечно, хочешь подробностей? — вопросительная интонация звучала недостаточно ярко для искреннего интереса, но в нужной мере для риторического. — Ну хорошо. Забрела однажды нордка-Соратница из Вайтрана в пещеру снежного тролля. Тролля-то она убила, а вот ход наружу искала до позднего вечера. На ночь городские ворота тогда запирали, и ей ничто не осталось, как дожидаться утра в пещере: ветра воительница не боялась, но того же нельзя сказать о зверях да монстрах похуже, — впервые с начала рассказа капюшон повернулся к норду, и на юношу взглянули внимательные насыщенно-алые глаза, разрез и размер коих заметно отличались от человеческих: волшебник проверял, как его слушают. — Сидела нордка на холодных камнях час, сидела два, а сон всё не идёт. Только мягкое место окоченело. Решила развести костёр, за углом пещеры – что б зверьё не набежало. Набрала хворост, зажгла, повернулась к огню спиной… и говорит: «Ух, как отмёрзла!»
Волшебник умолк, спутник же заржал породистым скайримским фризом – аж сбился шаг, так что будь ножны с гладиусом не пристёгнуты к седлу, а на поясе – левое бедро отбили б знатно. Полминуты спустя норд, отирая выступившие слёзы, смог выдавить:
— Опять всё выдумали!..
— Почему же? — наигранно удивился волшебник. — Не всё. Только пикантное.
— «Пикантное», ха-ха, умора! — юноша уже покраснел от смеха. — Мне такое «пикантное» на днях снилось – еле глаза продрал! Откуда у Вас столько историй?
— Поживёшь с моё – и у тебя появятся.
Хихикая и сильно раздувая щёки, точно разгорячённый зубр, норд кое-как взял себя в руки: всё-таки не абы кто с горы, а послушник бравилского Конклава великого Синода! Ученик волшебника!
— Хм, — он посмотрел на учителя. — А сколько Вам? Я думал, Вы меня лет на семь старше… хотя возраст нелюдей определяю плохо. Да что там вас, эльфов, я и у редгардов-то нихрена…
— Данмеры живут дольше людей и дольше сохраняют физиологическую молодость, мой юный ученик, — саркастично-спокойно прервал волшебник словесный поток юнца.
— А-а-а, — протянул тот, не заметив сарказм. — Не помню, чтобы где-то это раньше слышал или читал…
— Вспомни «Подлинную Барензию», я её задавал тебе весной.
— Ага, её читал.
Прямо на глазах щёки парня начали неумолимо округляться, а судя по незамысловатому выражению лица – перед внутренним взором запрыгали не просто смешинки, но бойкая Барензия собственной королевской персоны: с одного хахаля прямиком на другого. Включая каджита из корчмы, такого красивого и, оказывается, с сотнями маленьких шипов на причинном органе, как у всех кошачьих…
— И что, в голове отложилось только «пикантное»? — усмехнулся тёмный эльф по-доброму. — Королева Барензия – долгожительница среди данмеров, но она – яркий пример. Прожила почти пять сотен лет, в четырёхсотлетнем возрасте родила детей, и я не помню, чтобы она продлевала жизнь магией, как делают некоторые.
— «Не помните»? — «дамбу» из надутых щёк прорвало, воздух вырвался очередной порцией гогота. — Она ж родилась ещё во Вторую эру! А-а-а… — приподнятая бровь учителя подсказала, наконец, что воспринимать слова надо не буквально. — Это Вы просто выражение такое использовали, я понял, — норд постарался взять себя в руки. — Ну, хорошо хоть, что Вы не альтмер: во-первых, они все зануды, а во-вторых, вот по ним точно возраст не угадаешь – на вид молодой, а на деле столетний или того хуже. Мне, знаете ли, со старпёрами как-то неуютно… особенно «девушками».
Юноша хихикнул в кулак. Волшебник ничего не ответил, и путь продолжили молча.

Вечернее солнце разожгло по белоснежным пикам алые пожары, а на западной стороне неба, в свите бледных звёзд, проступили луны. Огромная красная Мэссер и серебристая Секунда меньшего размера, на которых полтысячи лет назад ещё существовали колонии, но ныне всё забылось… Через семь дней они обе обретут целостность в одну ночь, что случается редко, месяц же Последнего Зерна не видел двойного полнолуния уже десятки лет. Эльф знал – многим будет тяжко.
Путники устроили привал на дне оврага у корней могучей сосны, сойдя с тракта на две дюжины шагов: отсюда отсветы костра не будут заметны возможным разбойникам или слугам закона. Стреноженные кони щипали траву, густо пробившуюся сквозь ковёр сосновых иголок из-за близости ручья и влаги, скапливающейся в низине после дождей. Но дожди, бушевавшие всю середину лета, не льют уже неделю, поэтому сейчас овраг стал весьма уютным. Потрескивал сушняк, разбрасывая искры, в котелке дымилась похлёбка из свежепойманного зайца. Приятный аромат наполнил застывший воздух – дно оврага, окружённое реденьким подлеском да широкими стволами, ветру не поддавалось.
— Учитель, скажите… — норд сидел, прислонившись спиной к корню, и смотрел на волшебника, теперь скинувшего капюшон, — …как меня примут в Коллегии Винтерхолда? Вы… Вы поддержите меня?
— Я всего лишь историк, Хрод.
Данмер подкинул в костёр сухой сук. Тот затрещал, но снова все искры растаяли, не успев коснуться земли.
Теперь было хорошо видно, чем тёмные эльфы отличаются от людей помимо глаз и цвета кожи: прямые иссиня-чёрные пряди, выбившиеся из высокой косы на затылке, волшебник заправил за удлинённые остроконечные уши – дабы не мешало трапезе; а черты лица могли бы показаться людям чуть резковатыми из-за свойственного многим данмерам строения надбровных дуг и скул, придающих утончённым эльфийским лицам мрачность, иногда даже как будто злобу. Сейчас, в стремительно сгущающихся сумерках, в бликах пламени костра, лицо волшебника производило именно такой эффект. Однако юноша часто проводил с учителем ночи за чтением при свечах, поэтому привык.
— Но Вы хороший волшебник, работаете с Синодом! — не сдавался он. — Магистр к Вам прислушается!
— Ты боишься не подойти? Серьёзно? — мужчина усмехнулся, не разжимая губ. Взгляд кроваво-красных глаз почти без белков пронзил юношу. По-доброму… Хотя Хродвинтир никогда не был уверен, что правильно читает выражение этих нечеловеческих глаз. — Ты же берёшь дополнительные уроки, а большинство послушников ограничивается домашним заданием.
— Но… — норд замялся, однако взгляд старался не отводить, подыскивая разумный аргумент своим сомнениям, — …многие из них талантливы, а я даже и не знаю, что мне даётся лучше: магия или меч. Хотя что значит «лучше», когда всё одинаково плохо?..
— Ты найдёшь свой путь. Или он тебя. Это неизбежно, для этого мы и идём в Скайрим, — данмер налил суп в плошку и протянул ученику. — Ешь. И пора ложиться. Если хотим завтра быть на границе засветло, то выдвинуться нужно с рассветом.

____________________

«В ходе своих странствий, а странствовал я немало, мне довелось столкнуться со многими странными народами и культурами различных провинций Тамриэля. В каждой из них я обнаружил вид правления и обычаи руководства, какие не встретить ни в одной другой провинции.
Например, в Чернотопье король аргониан посредством Тёмных ящеров – этаких ассасинов – устраняет угрозы скрытно, держа свой народ в неведении. В Сиродиле, Имперской метрополии, хоть Император и правит напрямую, но Совет Старейшин обладает властью, которую не следует недооценивать.
В ходе своей недавней поездки в Скайрим, этот суровый и промозглый край нордов, я впервые смог лично ознакомиться с неповторимой системой правления, сложившейся у столь сильного и гордого народа.
Можно заключить, что вся провинция Скайрим разделена на территории, именуемые «владениями», и центр власти каждого владения сосредоточен в одном из больших древних городов. Каждым из этих городов правит король владения, именуемый ярлом.
В целом, ярлы Скайрима производят довольно внушительное впечатление. Восседая на тронах, они готовы вершить правосудие или отправить войска на подавление какой-либо местной угрозы, будь то стая диких волков или устрашающий великан, забредший слишком близко к поселению.
Понаблюдав за этими ярлами, я нашёл, что каждый из них, разумеется, обладает самобытным характером и стилем управления. Но что, пожалуй, стало для меня неожиданностью – особенно, принимая во внимание незаслуженно приписываемую правителям нордов репутацию варваров или нецивилизованных вождей – так это формальная структура двора каждого ярла. Ибо, хоть правитель владения и сидит на троне, помимо него есть ряд чиновников, каждый из которых играет довольно специфичную и значительную роль.
Придворный маг консультирует ярла по всем магическим вопросам и нередко предоставляет посетителям замка услуги и заклинания за плату. Управитель – главный советник ярла, он в основном заведует хозяйственной стороной содержания замка, управления городом или даже владением, в зависимости от конкретного случая. И горе тем дуракам, кто решится бросить вызов хускарлу – личному телохранителю, редко покидающему ярла и принёсшему клятву пожертвовать своей жизнью ради спасения жизни благородного вождя, если только будет в том нужда.
Но сколько бы ни было могущества и влияния у каждого из ярлов по отдельности, настоящая мощь Скайрима заключена в силе его верховного короля. Власть верховного короля простирается над всеми, а становится им всегда один из ярлов по выбору так называемого Собрания – совета всех ярлов, которые съезжаются с целью выбрать верховного короля Скайрима. По крайней мере, так предполагается.
На деле же, однако, верховный король присягает на верность Императору, и так как Солитьюд среди всех городов наиболее подвержен влиянию имперской культуры и политики, ярлы Солитьюда на протяжении поколений исполняли роль верховных королей. Собрание, таким образом, – преимущественно формальность и церемониальное действо.
Однако, готовясь покидать Скайрим, я чувствовал дух изменения в воздухе, ощущал волнение среди некоторых добрых нордов. Многих, по-видимому, не устраивало затянувшееся присутствие Империи на их земле. И запрет поклонения Талосу в качестве Девятого Бога – положение Конкордата Белого Золота, мирного соглашения между Империей и Третьим Альдмерским Доминионом – лишь усугубил этот разлад.
Хотя ярлы Скайрима ещё контролируют свои владения, а над ярлами главенствует санкционированный Империей верховный король, придёт ли день, когда созовут Собрание для выбора нового верховного короля – иного, нежели, как выражаются многие, «солитьюдская марионетка» Императора?
Если придёт такой день, я буду рад в тот момент быть вдалеке от Скайрима, в родном Хаммерфелле. Ибо такое решение грозило бы гражданской войной, и, боюсь, подобная распря разодрала бы суровый и прекрасный нордский народ на части».

(«Власть Скайрима глазами чужеземца» за авторством Абдул-Муджиба Абабнеха, 4 Эра)
____________________


17 Последнего Зерна 4Э 201. Сиродил

— Снова как всегда… — бубнил Хродвинтир себе под нос, сидя на корне древней сосны. — Ему – всё интересное, а мне – работа бабы или слуги какого! Ну конечно, я ж охотиться-то не умею, я ж глупый послушник, куда мне, городскому жителю, до великих волшебников!.. И ничего, что я, сын фермера, с самого раннего детства…
— Ты что-то сказал? — раздался голос сверху оврага.
Юноша прикусил губу: вопрос распределения обязанностей уже решённый, поднимать его снова – показывать ребячество. Мер охотится, а человек: собирает хворост, разжигает костёр, носит воду, варит похлёбку, заготавливает алхимические травы, драит посуду, стирает, складывает вещи в дорогу, стреножит, чистит и вьючит коней. Да ещё эту проклятую магию Восстановления практиковать каждый день!.. Так заведено. А на прошлую попытку протеста учитель и ухом не повёл. Почему бы этому мучителю просто не открыть в Винтерхолд портал?!
Тяжко вздохнув, Хрод почапал к ручью – умыться, для начала. Вода журчала дальше по оврагу, прячась в густой осоке. Пришлось колдовать заклинание Свет свечи: ранний рассвет уже зачался на небосклоне – край неба посинел, – но в тени густого хвойника царила ночь. Сфера осветила корни да сучья под ногами и «поплыла» прямо за спиной юноши.
Они уже почти на границе имперской провинции Скайрим, где-то здесь стоят патрули, поэтому до сторожевой крепости нужно добраться засветло – что б в потьмах не словить стрелу по ошибке, аки тать.

Утренний лес погрузился в тишину. Она, да ещё чернота уползающей ночи пропитали воздух смолой, сделали густым, почти физически осязаемым. Стихли утренние трели соловья, пропал клёкот ястреба, минуту назад парившего в вышине. Лес будто погиб, хоть остальные признаки этого пока ещё не проявились. А единственным живым пятном казался тёмный эльф, продвигающийся в глубины неисследованного моря стволов.
Звери разбежались раньше птиц. По правде сказать, они вообще почти не показывались на всём пути к Скайриму, разве что зайцы пару раз пересекали тракт сломя голову, будто их гнала лисица. Словно благодатные леса северо-западного Сиродила оскудели…
Иногда – и всякий раз лишь до захода солнца, когда на землю ещё льётся его успокаивающий свет, – чуткий слух данмера улавливал шебуршание в подлеске, подходящем к самой кромке тракта. Тихое, быстрое дыхание. Безумный стук крошечного сердца. Хищники. Они от природы боятся меньше грызунов: для тех страх – единственно возможное состояние. Поколение за поколением оно оттачивается, когда храбрых едят, а трусливые выживают и дают потомство. Из века в век… Но хищникам страх всё же свойственен. Страх перед тем, кто сильнее. Или чья стая больше. Это тоже закон жизни: слабые объединяются в стаи, чтобы стать сильнее тех, кто убил бы их один на один.
Драктарон знал это хорошо. Как и многое другое. Например, что страх делает потенциальную жертву сильнее, иногда даже опасно сильной. Но звери не сравнятся опасностью с разумным существом, способным строить сложные планы. Звери всегда лишь убегают, прячутся… От того, кто сильнее их всех. Кто хищник над хищниками. В отличие от разумных существ, звери смертельную опасность чуют превосходно. Это всякий раз усложняет охоту, но охота в одиночку – единственный на данный момент приемлемый способ глотнуть свежей крови и пополнить пустые склянки реагентом для «кровавой Мары».
Кровь животных, кровь алхимическая, в совсем голодные времена – даже птиц, хоть от неё лишь больше хочется пить… И потом – самая прекрасная, самая опасная из всех – кровь разумных видов. Но этот вкус уже давно не преследует. Поэтому пить Хродвинтира Драктарон не стал, хотя мог бы каждый раз «подчищать» память юнца и незаметно залечивать или «закрывать» раны – любая магия оставляет след.
Что ж, невелика цена за бесконечную молодость. И того стоит.
К тому же, смертные сами постоянно убивают, чтобы жить, кончина неотступным шлейфом стелется за каждым из них, век за веком… Гибнут звери в силках, животные на заклании, а всего годы спустя – мрут их убийцы, обычно не оставив и следа… Но это – не отклонение, наоборот, таков естественный ход вещей. Жизнь никогда не станет высшей ценностью: деньги, честь, знания, сладострастие, физическое выживание или общественное благо – но не единичная жизнь, если только она не способствует вышеперечисленному. Как не убивают дойную корову. Проблема смертных даже не в том, что подчас, уничтожая всё вокруг себя, они приводят к гибели свои же цивилизации, как, например, забытая ныне цивилизация каджитов-Хараппов, превративших часть Эльсвейра в бесплодную пустыню и потому вымерших. Проблема смертных – в короткой памяти. Сколько уже было этих войн? Бессмысленных по сути, безумных, но каждый раз смысл находили: смертные всегда наделяют всё смыслом, такая уж их природа.
Такой и Хродвинтир – сиродильский норд семнадцати лет от роду, из плавильного котла Бравила, сын фермера, росший без матери в окружении четырёх старших братьев. Добрый малый, ещё по-детски наивный, но упёртый и руки опускать перед трудностями не привык. Будет плохо, если его примут в Коллегию… Тогда он, вероятно, станет магом и со временем, встречаясь с бывшим учителем по долгу службы, начнёт удивляться, почему тот не стареет. Возможно, тогда придётся поднести ему дар Ситиса… Да, будет плохо…
Блуждание мыслей прервал всплеск.
Рядом ручей, и на водопой пришёл кабан, судя по довольному похрюкиванию. В ноздри проник слабый аромат тёплой крови – ещё не испорчена встречей с воздухом, ещё циркулирует по артериям, сердце бьётся!.. Вампир тут же исчез. Секунд через пять тишину леса разорвал пронзительный визг. Затих.
Увидь сейчас ученик своего учителя, зрелище шокировало бы юношу до глубины души: скинутые торба, посох и мантия валялись в траве – чтобы не заляпаться кровью, – а тёмный эльф, голый по пояс, сидел на корточках над умирающим вепрем, припав ртом к щетинистой ноге, и жадно глотал кровь, рвущуюся из плечевой артерии. Серая кожа на глазах темнела – слегка, да и не одарённые ночным зрением не смогли бы заметить. Но самым жутким Хроду показались бы глаза. Когда вампир их приоткрывал, они буквально светились алым в лесной полутьме, а во взгляде читалось удовольствие. И это удовольствие испугало бы юношу больше всего прочего.

____________________

«Раны от укуса скрывать, каждый раз, когда зверь умирает и «залечить» труп нельзя – для этого использовать охотничий нож. Кровь выпивать не всю – чтобы мясо не обескровило. Жарить мясо только самому, чтобы его малокровие не заметили. Есть вместе со всеми. Кусать быстро, прикрывая рот куском пищи (от приятных физических ощущений могут обнажиться клыки). Не смеяться в голос».

(Отрывок из «Правил», рубрика «Готовка и поведение за столом». Позже, с помет-кой «устар.», включён в «Автобиографию» (том II) под 2Э 812, в год бунта Риммена)
____________________

Туша вепря плавно летела за волшебником, возвращавшимся по звериным тропам к стоянке. Солнечный свет пробился сквозь кроны, позволив определить время: минут сорок от восхода. Охота вышла небыстрой… Зато Хрод, наверняка, успел всё сделать и сейчас тренирует Восстановление в ожидании завтрака.
Вот и древняя сосна. Вампирский нюх учуял костёр. Смертным это было бы не под силу – воздух слишком густой. Тихо. Как на охоте. Данмер насторожился: юный норд отнюдь не тихоня, и, оставшись наедине с собой, любит говорить вслух, а то и ругаться – когда магия не выходит. Что-то не так.
Выбравшись из-за елей к оврагу, волшебник понял, что именно: овраг опустел. Ко-стёр уже дотлевает – это ладно; не ладно – раскиданные вещи! Котелок приткнулся на углях вверх дном, спальники смяты – их пинали, рядом поблёскивает короткий гладиус Хрода, вынутый из ножен, которые отброшены в густую траву у ручья. Там же виднеются путы, а кони разбежались – след запаха их страха истончается и исчезает за ручьём. Походные тюки вытряхнуты…
Первой мыслью Драктарона стало облегчение, что свои вещи всегда носит при себе. Конечно, кроме походного инвентаря. Второй – ученика надо искать. Кто бы его ни схватил – ушли недалеко, следы и запахи подскажут направление. Как вдруг раздался вой.
Не жалобный, надрывный вой голода диких волков, а преисполненный злобы, грозящий нарочито медленной расправой… какой-то… осмысленный? Да. Сомнений быть не может – стоянку выследили ликантропы. Может, шли по следу окровавленной туши вепря, а, может, по запаху вампира, решившего не маскироваться в глухих лесах… Это ИХ охотничьи угодья – теперь смрад волчатины ощущается явственно. На вой откликнулись с другой стороны тракта. Вот завыло далеко на западе… Что ж. Стая след найдёт всегда и будет бежать по пятам, нельзя вести их к Хроду.
Волшебник немедля спустился на дно оврага – тут местность более открытая, без стволов и подлеска, а скорость и реакция вампира позволят нивелировать разницу в высоте позиций. Посох покинул перевязь, кристалл набалдашника затрещал разрядами.
Три получеловека-полуволка вышли к склону: раза в два больше крупных снежных волков, с волчьими мордами, лапами и шерстью, но неестественно антропоморфными телами. За деревьями чуть дальше показались следующие. Стая окружала вампира со всех сторон, рыча и нервно переминая лапами. Вышедшие первыми остановились. Начали принюхиваться, не сводя волчьих глаз с одиноко стоящей внизу фигуры. Драктарон заговорил, громко, чтобы слова дошли до всех ушей:
— Теперь почуяли? Я – древний. Со мной вам не справиться.
По краям оврага, тем временем, выстроилась уже дюжина ликантропов, и неподалёку выли ещё. Сейчас похищение мальчика даже радовало – его присутствие бы всё усложнило. Да, ночью, один на один, любой вампир сильнее оборотня, но оборотни-волки всегда – стая. А ЭТА стая огромна!
Впрочем, в любом механизме есть слабые звенья.
Волшебник присматривался к каждому вервольфу: кто крупнее, смелее, злее, чьи команды слушают остальные. Достаточно убить вожака, и они впадут в смятение. Вычислить его не трудно – особенно древнему вампиру, – но Драктарон не спешил: оставалась вероятность, что вожак стаю отзовёт. Лишние проблемы никому не нужны, а за убийство альфы стая будет мстить – не сейчас, но, возможно, через месяцы, скрываясь, как ассасины, за человеческими ликами… Лучше кровопролития избежать.
— Ваши угодья остаются за вами, — продолжил вампир. — Я покину их сегодня.
Если у этих ликантропов в волчьей форме сохраняется хоть крупица здравомыслия, они отступят. Напряжение, накрывшее овраг под треск посоха молний, усиливалось с каждой секундой.
— Подумайте: я заберу свои вещи и уйду, сейчас. Либо… убью вас. Всех. Осушу каждый труп и прокляну магией, чтобы в угодьях Хирсина вы стали вечными жертвами. А вечность – это ОЧЕНЬ долго.
Вожак оскалился, обнажив внушительные клыки, утробно зарокотал рык. Значит, слова понимает. Хорошо. Взгляды вампира и оборотня встретились.
И оборотень свой отвёл.
Потом завыл. Один за другим, вервольфы стали скрываться в лесу. Драктарон подождал, когда стая убежит достаточно далеко, чтобы вонь волчатины перестала щекотать ноздри, после чего принялся собирать раскиданные по оврагу вещи. Не все: только гладиус Хрода, пару книг, по которым тот учится, и самодельную дудочку, которую Хрод вырезал, чтоб шагать веселее. Остальное уже не пригодится. Хотя… есть ещё пара вещей.
Нашлись они быстро: кони щипали траву в лесу за ручьём. Повезло, что ликантропы были слишком заняты вампиром и их не задрали, хотя в своих угодьях имеют на это полное право. Увидев одного из хозяев, благородные животные вскинули головы.
Драктарон подошёл к своему – каурому сиродильцу по кличке Астерий, – и серая ладонь легла на морду меж мягкими ноздрями. Кожу обдало тёплое дыхание. Данмер заглянул в умные чёрные глаза, животное дружелюбно фыркнуло и переступило копытом. Потом то же самое сделал с рыжим жеребцом Хрода.
«Вы больше не нужны, а одних вас задерут. Считайте мою благодарность за добрую службу избавлением».
Сверхъестественно быстро на шеях животных вскрылись глубокие раны, и кровь потекла прямо по воздуху в сторону вампира. Два густых потока встретились перед ним, смешались и устремились внутрь стеклянной колбы средних размеров. Удивительно, но колба не переполнялась – уровень крови сохранялся неизменным после достижения верхней отметки, а потоки всё текли и текли. Кони даже не вздрогнули – просто тихо умирали, умиротворённо глядя вдаль. Вскоре ноги подкосились, и животные упали. Ещё через полминуты пушистые ресницы опустились.
Закончив, волшебник спрятал колбу, после чего направил раскрытые ладони на оба обескровленных трупа разом, и те загорелись. Магический огонь поглощал плоть быстро, не давая дыма и вони, оголяя кости.
Драктарон не стал дожидаться, когда трупы догорят – нужно скорее искать Хрода. Проще всего это делать с высоты птичьего полёта, ведь вампирское зрение различит каждый сломанный прутик на земле, а клубок запахов прямо сейчас ведёт незримой нитью. Над лесом вспорхнула большая летучая мышь.

Через несколько часов он их заметил – уже в землях Скайрима, на пути меж Айварстедом и Хелгеном, в сопровождении центурии катили две телеги по узкому тракту, виляющему вслед за руслом горного ущелья. Внутри задней сидели, покачиваясь, четверо. Вампир подлетел ближе, чтобы разглядеть лица, и узнал двоих: Хродвинтира да знаменитого на весь Скайрим Ульфрика Буревестника – ярла-главаря Братьев Бури, развязавших в Скайриме гражданскую войну против Империи. Ульфрик раньше учился у мастеров Голоса – Седобородых, – умеет кричать ту’умы. Ему рот завязали тряпкой. Двое других тоже люди, как и все в передней телеге. Очень интересно… Если среди них Ульфрик, остальные с доспехами под копирку, видимо, Братья Бури. Куда же имперцы их везут? В Имперский город на честный суд? И почему с ними Хрод?
Может, пограничный патруль наткнулся на стоянку и счёл юношу бандитом. Может, это из-за вервольфов, если те режут людей: гибель себе подобных смертные всегда воспринимают особенно болезненно, задают много вопросов, ищут виновных… Правда, парня доставили бы напрямую в Хелген, а не везли до имперского лагеря для передачи конвою. Если только… Хрода не подозревают в чём-то ОЧЕНЬ серьёзном. Стая вырезает приграничные сёла? Мальчишку-норда приняли за маньяка? Просто смешно! Гладиус был вынут из ножен, но даже запаха человеческой крови не чувствовалось – ученик хорошо воспитан и достаточно образован, чтобы не убивать патрульных. Если только те сами не вели себя подобно бандитам… или не являлись ими: гладиус же вынут был. Маргиналы часто откупаются от правосудия пойманными бродягами. А ещё они бесстрашны или весьма самоуверенны, раз не побоялись мести – видели ж, что спальника два… В любом случае, раз Хрода загребли под одну гребёнку с государственными преступниками – на честный суд рассчитывать не приходится.
Но просто перебить имперцев нельзя – это явит юному ученику истинную сущность его учителя. Конечно, можно стереть память… однако со временем, через сны, она начнёт возвращаться. Не сразу, но спустя десятилетия он вспомнит и поймёт. И, даже если каким-то чудом не начнёт видеть в учителе чудовище, другие маги смогут найти эти знания внутри его разума.
Второй вариант – перебить всех, не возвращаясь в облик мера, сильно ранить Хрода, чтобы ничего не заподозрил, улететь и вернуться уже его учителем, исцелить, телепортировать в Винтерхолд. А потом наблюдать, как, лишённые командира, Братья Бури сдаются Империи, и очередная бессмысленная война кончается.
Да, стоит поступить так.
Летучая мышь – необыкновенно крупная для своего вида – начала быстро снижать высоту. Вампир нацелился на Ульфрика: среди всех этот норд наиболее опасен из-за Крика, хотя насколько навык развит – вопрос. Хватило, чтобы убить ярла Торуга, верховного короля Скайрима. Прямо в полёте сперва кожистые крылья, а затем и тельце мыши начали исчезать, превращаясь в подобие тумана…

…как вдруг пробежал холодок, а край сознания ощутил присутствие чего-то… жуткого! Чего-то очень, очень могущественного и… древнего… намного древнее самого вампира. Это что-то хочет разрушать и править на пепле. Но самое жуткое: Разрушитель чувствует его, Драктарона, также, как тот чувствует Разрушителя!
Эта связь… давно забытое ощущение… Да, много веков назад так отзывались души драконов Эльсвейра. Но ещё никогда их «зов» не вызывал иррациональный страх!
Вампир на лету сделал петлю и вновь взмыл ввысь. От горизонта до горизонта простиралось обычное голубое небо да горные хребты, озарённые тёплыми летними лучами, а на севере – высочайший пик всего Тамриэля, Глотка Мира. Ни намёка на дракона.
Но если драконы вернулись, а среди них – дракон ТАКОЙ силы, то… судьба Хрода перестаёт иметь значение. Если древние легенды нордов не врут… легенды про конец времён… то этот Разрушитель – Алдуин. И, как бы ни было страшно, его НУЖНО остановить, или всему придёт конец. Всему и всем – тут в «хате с краю» уже не отсидеться. А убить Разрушителя может только драконорождённый. Что ж.
Значит, именно к этому вела вся бесконечная жизнь?
Драктарон в душе грустно усмехнулся: вот, такая же попытка наделить нечто смыслом, как оно свойственно смертным… Да, Алдуину – если Разрушитель действительно он – необходимо противостоять, но это ничего не значит. Разных «концов времён» только на своём веку вампир застал уже несколько, и каждый раз мир выживал – не без активной помощи «невидимой руки», но вот главная роль Спасителя… что-то новенькое. Может, в нынешних обстоятельствах Высокий Хротгар отворит врата даже перед древним вампиром, если тот драконорождённый, или, выражаясь по-драконьи, довакин? Те монахи, кто знал о сверхъестественной природе необычного визитёра, давно мертвы от старости, а новые, возможно, ничего не заподозрят…
Собравшись с мыслями, Драктарон приземлился, и посередь каменистого тракта возник обычный тёмный эльф при волшебном посохе. Телега с Хродом уже скрылась в глубине ущелья, пыль за центурией осела. Золотистым сиянием засветился портал к Глотке Мира.

Здесь, высоко на склоне самой высокой горы Тамриэля, кажется, никогда ничего не меняется: всё тот же снег, камни да монастырь, больше напоминающий имперский форт, руин коих в провинции предостаточно. Всё такое же, каким было девять веков назад, когда Драктарон впервые взошёл по семи тысячам ступеней, следуя пути паломников, и увидел этот снег, эти камни, монастырь… Девять веков назад затворники-Седобородые не пустили его и не ответили ни на один из бесчисленных вопросов, терзавших молодого вампира, недавно обнаружившего в себе «кровь дракона». Но и не пытались убить – видимо, только из почтения к Акатошу, их богу-дракону. Может быть, появление Алдуина всё изменит?
Драктарон стоял напротив Высокого Хротгара и рассматривал заснеженные стены. Редкие ассиметричные окна чернели пустотой – а раньше из таких вполне могли биться маги, включая самих Седобородых. Со всех концов, кроме южного, под высокими стенами зияла бездна. Отсутствие современных контрфорсов и навесных бойниц – машикулей – говорило о древности форта. Единственная башня-бастион вздымалась к небу, словно Император на высоком троне над всеми подданными, и также, как он в центре тронного зала, башня прикрывала врата, расположенные ровно посередине стен. Нестихающий ледяной ветер сделал грубые глыбы ещё щербатей – единственное заметное изменение за почти тысячу лет. Сейчас он трепал полы ультрамариновой мантии и чёрные пряди, выбившиеся из высокой косы, а от пронзающего холода защищала лишь магия.
Вскоре на одной из лестниц, лентами огибавших башню справа и слева и спускавшихся почти к самому началу семи тысяч ступеней, показалась фигура – её голову прикрывал широкий капюшон серой рясы. Седобородый неспешно шёл навстречу. В какой-то момент их взгляды встретились. Вампир отметил, что старик наделён большой силой, потому, даже если узнает в данмере нечисть, – не испугается. Полминуты спустя человек остановился в двух шагах от гостя. Какое-то время молча смотрел. Потом зазвучал спокойный, довольно тихий голос:
— Мы знаем о тебе. Мы ожидали, что ты придёшь. Но ждём мы не тебя.
Драктарон не стал скрывать удивление:
— Есть другой? Он уже знает об Алдуине?
— «Проснётся Пожиратель Мира, и Колесо повернётся на Последнем Драконорождённом», так гласит пророчество. Ты – не Последний, ведь после тебя рождались другие.
— Ну и кто из них сейчас жив? Разве я не остался один?
Седобородый покачал головой.
— У всего своё название, свой порядок и свой возраст. Под «Последним Драконорождённым» надо понимать не оставшегося последним, а родившегося последним. Самого молодого. Но он же последним погибнет, когда Алдуин поглотит мироздание, и больше не будет нужды в довакинах.
Что ж, снова при распределении ролей «судьба» назначила его, Драктарона, уже привычной «невидимой рукой», отдав главную роль кому-то другому…
— Ты так уверен, что миру конец? — ухмыльнулся данмер с ноткой горечи.
— Не более и не менее, чем в правдивости божественных пророчеств самих Древних свитков. Вот полный текст Пророчества о Последнем Драконорождённом, где ты наверняка узнаешь все перечисленные события, предшествующие пробуждению Алдуина:

«Когда воцарятся беспорядки в восьми частях света,
Когда Медная Башня пойдёт и Время преобразится,
Когда триблагие падут и Красная Башня содрогнётся,
Когда Драконорождённый Государь утратит свой престол и Белая Башня падёт,
Когда на Снежную Башню придут раскол, бесцарствие и кровопролитие,
Проснётся Пожиратель Мира, и Колесо повернётся на Последнем Драконорождённом».

Какое-то время Седобородый и довакин молчали. Драктарон думал, что надежда ещё есть: пророчества Древних свитков не всегда сбывались или не всегда буквально, к тому же «поворот Колеса», то есть целого Аурбиса, мироздания, может означать разное – от действительно разрушительной смены кальп до неощутимого поворота русла истории, знаменующего незаметное современникам начало следующей эпохи…
— Ты мне так и не ответил, — наконец, сказал Драктарон. — Есть другой довакин? Он уже знает об Алдуине?
— Возможно. Этого мы не знаем.
Мер задумался. Чтобы начать хорошо чувствовать души драконов, а тем более на большом расстоянии, нужно поглотить их много. Душа Разрушителя сильнее, чем у диких драконов, поэтому, возможно, и получилось ощутить её, даже когда того не было на горизонте. Но всё равно. Этому второму довакину негде было взять драконов для поглощения – дети Акатоша банально вымерли, почти тысячу лет назад. Значит, если довакин не бессмертный, живущий уже много веков, то не поглотил ещё ни одной души и не сможет ощутить связь с Алдуином, даже если столкнётся с тем нос к носу. Но вот ощутит ли связь Алдуин, или тоже будет «слеп»? Если второе, то… – и тут данмер снова почувствовал холодок – …то Разрушитель будет выслеживать именно его – Драктарона.
— Алдуин охотится за мной?
Лицо Седобородого оставалось непроницаемым, но в голосе послышалась едва уловимая нотка надменной радости:
— Возможно. Мы думаем, что твоя судьба может заключаться в полезной смерти – для того, чтобы настоящий Драконорождённый смог справиться со своей задачей.
Глаза тёмного эльфа сверкнули гневом, но он тут же взял себя в руки.
— Почему ты говоришь мне это? Почему вообще говоришь со мной, если Седобородые желают мне смерти?
— Мы считаем, ты имеешь право знать. Хотя твоё существование и противно Аркею, в первую очередь мы чтим Акатоша, а Бог-Дракон Времени даровал тебе своё благословение. Кто мы, чтобы сомневаться в его мудрости?
— Ты всё время говоришь «мы». А кто ТЫ?
— Я – единственный из Седобородых, способный говорить безопасно. Моё имя Арнгейр.
Драктарон смерил старого норда взглядом, запоминая имя.
— Арнгейр, как мне обезопасить себя от Алдуина?
— Вопрос неверный.
— Как помочь настоящему… — мер выделил это слово, — …довакину его убить? И обезопасить себя.
— Смысл переплетения судеб Алдуина с Последним Драконорождённым ты должен постичь сам. Больше я не скажу ничего, уходи.
Седобородый развернулся и начал подниматься к монастырю, Драктарон же глядел ему вслед, борясь с противоречивыми эмоциями. Часть его хотела схватить старика и выпить всю кровь, но разум подсказывал, что тогда «того-самого-Довакина» некому будет наставлять. Он, чьё «существование противно Аркею», смог бы обучить ту'умам, но, надо признать, Седобородые куда подкованнее во всей этой истории с Алдуином. Который теперь начнёт охоту за тем, кого считает единственным драконорождённым… Что ж, остаётся ждать, когда «настоящий» объявит о себе во всеуслышание, чтобы помочь ему побыстрее поглотить столько душ драконов, сколько позволит Алдуину почувствовать с ним связь. Это изящный план – одновременно и эгоистичный, и героический.
Драктарон облегчённо выдохнул. Перед заснеженными ступенями монастыря возник золотистый портал, сквозь который проглядывал Вайтран – если где и появятся но-вости о новом драконорождённом, то там. А ещё надо пополнить алхимические ингредиенты и, наконец, расслабиться. В «Гарцующей кобыле» хорошие барды и вкусная человеческая еда. В храме Кинарет – интересные собеседницы и книги. Дома – нормальная кровать, верный слуга и рабочий кабинет, где можно будет добавить пару новых страниц в «Автобиографию». Начнём с последнего.