Купюра

Проснулась Людмила Сергеевна, по обыкновению, в шесть утра. Босые ноги сунула в старые тапки и пошоркала на кухню. Чайник вскипел, она достала остатки меда и принялась чаевничать. Закончив утренний ритуал, включила новости по культуре - другие ей не нравились. Кряхтя по-стариковски, уселась на диван, взяла с журнального столика фотографию в рамке, ободряюще улыбнулась ей, и завела свою обычную беседу:
- Ну вот, Мишенька, я позавтракала, а теперь посмотрю телевизор.
Любовно погладила фото, в глазах мелькнула слеза, она быстро моргнула, проводя рукой по стеклу и ровным голосом продолжила:
- Ты не переживай, Мишенька, у меня все хорошо. Вот только ноги, заразы, болят, - на секунду она осеклась, сглотнула ком и заговорила бодрее, - но я с ними не нянькаюсь! Сама встаю, и про себя их подгоняю: "А ну-ка, пошли, гады эдакие!" Ничего, пока слушаются! Все у меня хорошо, Мишенька. Ты только сам не болей, а может, выдастся погожий день, приедешь меня навестить. Пусто мне в четырёх стенах без Николая. Все хожу, гляжу, вспоминаю, рука не поднимается его вещи кому-то отдать. Хотя соседки ругают меня, говорят, что легче станет, если убрать их с глаз долой, а я не могу, - она прикрыла рукой лицо и тяжко вздохнула.
Прижала фото к себе покрепче, а тут по Культуре началась интересная передача и Людмила Сергеевна окунулась в тайны гробниц фараона.

 Прошлым летом умер ее муж Николай. Ушёл он легко, лёг и не проснулся. Людмила Сергеевна привыкла жить за мужем, он был ее опорой в жизни. Никогда не унывал, всё повторял: "Людок, не робей! Мы прорвемся." Всю жизнь работал, без дела не сидел, вечно что-то мастерил, искусный был плотник. Дачу построил,сам мебель смастерил, одно загляденье.
Занимался резьбой по дереву, собирал причудливые коряги, тащил их отовсюду: с морского побережья, из горных лесов, то в сумке самолётом, то поездом в рюкзаке. Вместе с мужем Людмила Сергеевна трудилась на мебельной фабрике, пока ее не развалили перестройщики хреновы. Как-то быстро все пролетело. Жили они дружно, сына растили, дом строили. Миша закончил школу и уехал поступать. Закончил институт и там же, в Питере, ему предложили хорошую работу. Сначала приезжал почаще, а потом женился, да так там и остался. Звонил исправно каждую неделю, навещал, правда, не часто, раз в два, а то и в три месяца. Да разве это много? Людмила Сергеевна старалась не докучать сыну и не спрашивать лишнего. Парень он хороший, не то, что у Вальки из пятого подъезда, пьет беспробудно и все из дома тащит. Мишенька работает, не пьет, иногда копеечку присылает.

Передача закончилась, Людмила Сергеевна собралась и отправилась в магазин за продуктами. До пенсии ещё неделя, купит гречки да кефира и дотянет. Муки немного есть, оладушков напечет, каши наварит. Много ли ей одной надо?
 Полки магазина пестрили изобилием,  хотелось взять и сырок, и конфетки к чаю, ещё и сахар, как назло, закончился. Людмила Сергеевна подсчитывала в уме, и прежде, чем взять, внимательно смотрела на ценник. Выбрав необходимое, она направилась к кассе. Выкладывала на ленту, а продавщица отточенными движениями отправляла продукты в сторону.
- С вас девятьсот пятьдесят восемь рублей, - отчеканила она.
- Как так? - растерялась старушка.
- Вот так! Вы на цены внимательно смотрели?
- Да, - растерянно ответила она.
Продавщица от нетерпения выстукивала наманикюренными ноготками по крышке кассы, обдавая старушку равнодушным взглядом. Людмила Сергеевна судорожно рылась в кошельке, выискивая последние копейки. Кассирша подсчитала мелочь и рявкнула:
- Здесь не хватает!
От испуга бабушка полезла искать мелочь по всем карманам. Тем временем собралась очередь, в конце мужик с красной мордой гневно буркнул:
- Бабуся, давай пошевеливайся!
Людмиле Сергеевна почему-то вдруг стало жутко стыдно, неудобно, и она замешкалась ещё сильней. За ней, стояла девушка лет двадцати-двадцати пяти, она  ободряюще улыбнулась:
- Вы не обращайте на него внимания, не торопитесь, - успокаивала она бабушку, поглаживая по плечу.
- Вы простите меня, - как-то наивно, по-детски просила девушку Людмила Сергеевна.
- Всё хорошо, не переживайте, - улыбнулась она в ответ.
- Платить будем? - раздался раздраженный голос кассирши.
- Да, сколько там ещё?
- Сто семьдесят восемь рублей.
Старушка высыпала оставшуюся мелочь из кошелька, продавщица устало сгребла, пересчитала и вернула сдачу. Забрав драгоценные покупки, Людмила Сергеевна отошла в сторону. Зажимая в кулак копейки, она опустошенно достала из сумочки сложенный пакетик и стала складывать покупки. Делала она это нарочито медленно, не решаясь разжать кулак, зажмурилась и открыла глаза. В сухонькой ладошке лежало сорок пять рублей - это все, что у неё осталось до пенсии. Глаза налились одной большой слезой и, охая, она неторопливо поплелась к выходу.

Подходя к дому, Людмила Сергеевна машинально сунула руку с копейками в карман, нащупала там бумажку. Вытащила тысячную купюру и обалдела!
- Людмила, ты приведение увидела что ли? -  знакомый голос соседки с лавочки у подъезда вывел её из оцепенения.
- Вы представляете?! Нет, вы не представляете! Всё же есть добро на этом грешном свете! - восторженно воскликнула она.
- Что с тобой приключилась? - в голос интересовались соседки.
- Вы представляете, - растерянно повторила она.
- Да говори ты уже! Заладила, как заевшая пластинка.
И Людмила Сергеевна, запинаясь, рассказала им, как пошла в магазин, как выбирала товар и как на кассе попала в  беспомощное положение.
- Я знаю, это та девушка сунула мне тысячу, - припомнила старушка, - она, больше некому! Когда меня успокаивала и заснула, а я, дура старая, и не заметила, - с досадой покачала она головой, - даже спасибо ей не сказала.
- Какую тыщу?
- Вот, - дрожащими руками протянула она купюру.
Соседки дружно охнули в ответ. Людмила Сергеевна довольно улыбнулась, подхватила сумки и пошла к дому. Шла и мечтала:"Завтра обязательно куплю шоколадные конфеты к чаю".