Безбожные русские

БЕЗБОЖНЫЕ РУССКИЕ

Борис Ихлов

В последнее время часто можно встретить такие характеристики, которые дают себе люди: убеждения социалистические (коммунистические), мировоззрение православное (католическое, мусульманское и пр.). Как новая болезнь.
Дело в том, что социалистическое (коммунистическое) учение базируется на диалектическом и историческом материализме, которые отвергают религию. Одно из трех: либо человек не знает, что такое социализм (коммунизм), либо он не знает, что такое православие, т.к. марксизм-ленинизм – враг любой религии, это знает любой священник, либо человек не знает ни того, ни другого.
Большевик Богданов объясняет: у религии есть гносеологические (познавательные) и социальные корни. Гносеологические корни – в безграмотности, социальные корни – в классовой структуре общества, любая религия есть отражение в общественном сознании общественной иерархии. Бог – это олицетворение стоящего над обществом царя, хана, генерального секретаря КПСС, капиталиста.
Так что это не новая болезнь у людей, это старая болезнь - олигофрения на почве безграмотности и холуйства.
Официальная пропаганда муссирует тему о религии как о культуре и о церкви как об истории Руси. Согласно официальной точке зрения большевики-атеисты отняли у русского народа духовность. Так ли это было на самом деле? Обратимся к русскому фольклору.

Социально-бытовая сказка

Социально-бытовая, или новеллистическая, сказка предназначена не только для читателей младшего, но для любого возраста. Поэтому множество моментов в сказке непонятно младшим.
В связи с этим в 60-80-е гг. ХХ в. (когда прекратилось доминирование дидактических сказок о труде, верности и т.п.) читатели младшего возраста максимально увлечены волшебной сказкой, бытовые сказки в сборниках пропускаются, игнорируются. Ребенок не вовлечен в процесс покупки подарка, он возникает как бы ниоткуда, порождается его мечтой, волей мамы или папы, подарок дарят Дед Мороз, фея, добрый волшебник и пр. То, что родители вовлечены в производственные отношения, оттуда берут деньги и на них покупают в магазине товар, скрыто от ребенка. Для него волшебство – его внутренний мир, его восприятие эзотерическое. Потому что он либо противопоставлен массе сверстников в детском саду с групповым образом мышления, либо пустоте дома без родителей, ему необходим личный внутренний мир, куда никто не должен проникать. Он – стихийный идеалист, форма идеализма – созерцательная.

В новое время стихийный идеализм переходит в иную форму – практицистскую, когда вместо фетиша в виде подарка, обладающего какими-то интересными качествами, фетиш в виде идеального товара – денег, не обладающего ни одним подарочным свойством, но вбирающим в себя все эти свойства; предмет для него – не носитель какого-то качества, а довлеющий над ним групповой миф. Ребенок – свидетель не только производственного процесса, но и семейных сцен, более того, он иногда сам участник производственного процесса. В массовом детском мировоззрении произошел возврат в 19 в. – 20-е годы 20 в., когда деревенские дети, как Павлик Морозов с братьями, работали в поле с 5-7 лет. Т.е. в то время, когда преобладали социально-бытовые сказки и пользовались большим успехом у детей, нежели волшебные. Ныне вовлечение детей в вещное производство заменилось вовлечением в спекулятивный сектор.

Помимо стандартной темы старой социально-бытовой сказки, как мужик, солдат, батрак, ремесленник ставят в смешное положение, наказывают барина, барыню, царя, боярина и прочих высокопоставленных особ, в фольклоре присутствует особая идея. А именно: как мужик, солдат, дровосек побеждают лешего, черта, как они хитростью избегают ада. В татарских сказках абый, джигит, бабай побеждают шурале, лешего. Смысл таких сказок, как и сказок о мужике и священнослужителе – антиклерикальный. Герои не крестятся, не осеняют себя крестным знаменем и не взывают к всевышнему – они действуют сами, не передоверяя высшему существу (царю, президенту, генсеку, начальнику вообще) думать за себя; их яростное желание – думать собственной головой, поступать сообразно собственным мыслям и представлениям.

 «… Наше духовенство, - писал В. Г. Белинский, - находится во всеобщем презрении у русского общества и народа… Про кого русский народ расскажет похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, колуханы (попирающие ими же декларируемые идеалы, Б. И.), жеребцы? Попов. Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства?... По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе зад. Он говорит об образе: годится — молиться, а не годится — горшки покрывать. Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности. ... Религиозность не прививалась в нем даже к духовенству, ибо несколько отдельных исключительных личностей, отличающихся такою холодною аскетическою сознательностью, ничего не доказывают. Большинство же нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами, схоластическим педантством да диким невежеством. Его грех обвинять в религиозной нетерпимости и фанатизме, его скорее можно похвалить за образцовый индифферентизм в деле веры. Религиозность проявилась у нас только в раскольнических сектах, столь противоположных, по духу своему, массе народа и столь ничтожных перед нею числительно» (ПСС, т. Х, М., 1956, с.215).

Служители культа в русских сказках – сословие невежественных, лицемерных господских слуг, крестьянских захребетников.
Герцен в «Колоколе» пишет: «О, если в слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!.. как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем… Ты ненавидишь помещиков, ненавидишь подъячего, боишься их – и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея… Не верь им. Царь с ними, и они его».
Еще бы, еще бы, как не ненавидеть, как не бояться, ведь родился – заплати попу, женился – заплати попу, умер – заплати попу.
Марийский крестьянин был обязан зарезать последнюю корову в дар богам. Индийский крестьянин должен последнюю рупию отдать брахману – на обязательный обряд или жертвоприношение. В средневековой Европе почти половина крепостных крестьян должна была отрабатывать барщину на землях принадлежащих церквям, считалось, что крестьяне таким образом работают на бога. В древних царствах крестьяне, ремесленники трудились на жрецов.

Как только редакция «Колокола получала известие о происшествиях, как, например, крепостной крестьянин убил помещика за покушение на честь невесты, Герцен добавлял в «Колоколе»: «И превосходно сделал!»
Даже религиозный Гоголь вынужден констатировать: русский мужик крестится, почесывая залатанный зад («Мертвые души»). Даже Гоголь вынужден подчиниться логике фольклора – ни нарисованный круг, крест, ни библия не спасают от нечисти («Вий»).

Несколько примеров бытовой сказки о священниках.
Жадный поп хочет, чтобы работник съел разом завтрак, обед, полдник и ужин, чтобы расходовать еды меньше. Работник не прост и после ужина идет не в поле, а спать, на следующий день всё повторяется.
«Не прелюбодействуй», - говорит поп с амвона, но сам вместе с дьяконом и пономарем нарушает эту заповедь. Чтобы приманить жену мужика, выходит на двор и ржет по-жеребячьи. Муж научил жену, она позвала попа, мужик вернулся, а поп был вынужден залезть в сундук с сажей, который мужик продал барину за большие деньги, якобы там черт.
«Не лжесвидетельствуй», «не укради», «не убий» - все эти заповеди нарушает поп, захотевший убить своего батрака, но обманутый батраком, топит попадью.
В сказке «Как поп работников морил» священник упросил батрака совершить убийство человека и откупается от наказания деньгами, лжет на каждом шагу.
Сказочники  настойчиво внушают своим слушателям, пишет В. П. Аникин («Русская народная сказка», М., «Просвещение», 1977) что поп – лицемер, ханжа, не верит ни во что, а его служба – способ обогащения. У старика со старухой был козел – единственное богатство. Нашел козел золотой клад, стали старик со старухой жить богато. Потом козел захворал и издох. Старик со старухой захотели устроить козлу пышные похороны, как людям. Пошел старик к попу. Блюститель веры, узнав, зачем тот пришел, осерчал, начал таскать старика за бороду по избе: «Ах, ты, окаянный, что задумал!» Но вот мужик помянул о завещанных козлом попу двухстах рублях. Поп оставил мужика, ткнул его пальцем в лоб: «Не потому я тебя за бороду таскал, что хочешь козла хоронить, а потому, что не дал мне знать о его кончине. Дьячок тоже сначала рассердился, но, получив деньги, говорит: «Надо было раньше сказать мне.» Кинулся на колокольню, принялся «валять во все колокола». Всех лицемернее – его преосвященство, архиерей. «Безбожники! - накинулся он на попа и мужика. – Как смели хоронить козла?» Но, получив тысячу рублей, архиерей говорит: «Эх, ты, глупый старик! Не за то я тебя сужу, что козла похоронил, а за то, что ты его заживо маслом не соборовал.»
В сказке «Отец Пахом» в одном приходе не было священника, миряне выбрали попом Пахома. Прихожане, как обезьяны, повторяют то, что делает Пахом, которому за голенище из кадила упал уголек. Вышел один мирянин, другой навстречу: «Отошла ли служба? – Нет, не отошла, топанье-то отошло, а теперь ляганье.» Сказка о Пахоме – одна из лучших, максимально обобщающая.
Лейтмотив сказок о духовенстве: нет разницы между светскими и церковными барами – ведь церковь является крупнейшим землевладельцем. Но также лейтмотив - ненависть, великая ненависть. Она ставится на последний план, затемняется юмором, но ее выдает исключительная порой жестокость наказания, которая, без сомнения, порождена исключительной жестокостью высшего сословия.

В свою очередь, церковь – вместе с властями, представляющими интересы бар - нещадно преследует сказителей, их разыскивают, ссылают, сажают в острог, казнят. Об этом свидетельствуют обвинительные материалы в судебных документах XVIII в. Церковь воюет и с остатками язычества – образами Деда Мороза и Снегурочки, домового, духов ветра, солнца, дождя, грома. В сказках языческие силы противостоят служителям культа, они – орудие наказания.
Например, в одной сказке поп наряжается чертом, надевает козлиную шкуру с рогами, приходит к мужику, который нашел клад, пугает его и отнимает клад. Но козлиная шкура прирастает к попу.
Но слабая концовка – редкость, в основном, в бытовых сказках народ наказывает священнослужителей своими руками. Так, в сказке о Шабарше вор Шабарша одевается в архиерейское платье, приходит к архиерею: «Я-де ангел божий. Велено-де тебя на небеса взять. – Разве-де я умолил? - Умолил-де, архиерей божий!» Завязал Шабарша архиерея в мешок и всячески наказал.

Русская литература

Пушкин в сказке «Гаврилиада» подвергает сомнению и сами возвышенные, но оторванные от жизни, не вырастающие из жизни идеалы, привносящиеся в темные низы церковью, как в бестолковую, косную, инертную материю рабочего класса – идеалы просвещенной КПСС. Неизвестно, пишет Пушкин, от кого Мария зачала Христа, то ли от Господа, то ли от архангела, то ли еще от кого.
Ныне тенденция всех явно не религиозных ученых, писателей, поэтов представлять противниками материализма, глубоко верующими. Не избежал этой участи и Пушкин. На самом деле Пушкин, конечно же, был глубоко неверующим, доказательство см. здесь:
http://worldcrisis.ru/crisis/3378478 (https://aftershock.news/?q=node/762057&full)
И здесь: «Дар напрасный, дар случайный (о стихотворении Пушкина)»
Из «Гаврилиады»:
«С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить еврея,
Он важно лгал, - и слушали его.
Бог наградил в нем слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, - историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин!»

Уже не в сатирической, но максимально острой форме отрицают религиозные идеалы французские энциклопедисты, Достоевский («Братья Карамазовы»), Толстой («Воскресенье» и особо «Война и мир»), далее - Бабель (рассказ о постоянно беременной бабе, которой бог послал ангела, а она его задушила в объятиях), Марк Твен («Письма с Земли»), Бернард Шоу, Джон Голсуорси, Стейнбек, Фолкнер.

Новиков-Прибой в романе «Цусима» так описывает набожность матросов военного корабля во врем обедни: «Для  матросов  самым   нудным делом было - это стоять в  церкви. Они начали шарахаться в разные   стороны,   прятаться  по  закоулкам  и отделениям, словно в  щели тараканы, когда  их  внезапно осветят огнем. А унтеры гнали их с криком и шумом, с зуботычинами и самой отъявленной  бранью… В церкви было жарко. Я слушал обедню и думал: кому и для чего нужна эта комедия? Офицеры,  как образованные люди, не верили во всю эту чепуху. Мне известно было,  что  они сами в кают-компании издевались над священником. А теперь они  стояли  чинно перед алтарем и крестились только для того, чтобы показать пример команде.    Не могли и мы верить в то, что будто бы через  этого  грязного,  вшивого, протухшего и глупого человека, наряженного в блестящую ризу, сходит  на  нас божья благодать. Нас загнали  в  церковь  насильно,  с  битьем,  с  матерной руганью, как загоняют  в  хлев  непослушный скот... По словам попов, у праведных православных жизнь не одна, а две. Одна мимолетная и тяжкая тут, а другая, прекрасная и вечная, там. Эту жизнь они живут ради той, другой, потому что именно она настоящая. Если люди действительно верят в то, что сразу после смерти они попадут в рай, то тогда зачем им давить других людей на трапах? Зачем отнимать от тонущих спасательные круги, когда можно прямо сейчас оказаться в обителях христа? Неужели они не хотят попасть в рай?.. Теперь рассмотрим другую половину команды — тех, кто избегал посещения церкви. Как вы думаете — неужели они не ходили в церковь ради того, чтобы попасть в ад, где их целую вечность будут варить в котлах и жарить на сковородках? Найдется ли человек, который пожелает себе такого зла? Если нет, то тогда напрашивается вывод, что они так же просто не верили…»
Но предоставим слово самой церкви.

Церковь о религиозности, власти, частной собственности

«Русский народ ничего не понимает в своей религии... он смешивает бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество... Догматы христианства ему совершенно неизвестны» (Миссионерское обозрение, 1902, т. II)
«У нас не только простой народ, но сплошь и рядом даже в образованном обществе не могут различить в религии существенного от несущественного, догмата от обряда и обычая» (Странник, 1904, № I)
«Наш простолюдин… порою ничего не понимает ни в исповедуемой вере, ни в совершающемся пред ним богослужении» (Церковный голос, 1906, №46)

Из письма священника: «На собраниях нас ругают, при встрече с нами плюют, в веселой компании рассказывают про нас смешные и неприличные анекдоты, а в последнее время стали изображать нас в неприличном виде на картинках и открытках... О наших прихожанах, наших чадах духовных, я уже и не говорю. Те смотрят на нас очень и очень часто как на лютых врагов, которые только и думают о том, как бы их побольше «ободрать», доставив им материальный ущерб» (Пастырь и паства, 1915, № 1).
«Наше общество, не только в верхних, но и в нижних слоях заметно отчуждается от церкви» (Руководство для сельских пастырей, 1902, № 1).
«Интеллигенция наша в подавляющем большинстве относится к религии или совершенно безразлично, или даже отрицательно» (Странник, 1905, №3).

«Самым большим заблуждением, ярко бросающимся в глаза пережитком, является мнение, что современное село чтит рясу. Нет, эта стародавность миновала… И на селе теперь (за редкими исключениями) научились критике, и здесь умеют «переоценивать ценности», и сельчане часто не чтут не только рясы, но и того, что в рясе» (Христианская жизнь, 1906, №5).

«Не подлежит ни малейшему сомнению, что огромная часть нашей светской молодежи и даже часть (и весьма немалая) воспитанников духовно-учебных заведений поражена религиозным индифферентизмом, а иногда и прямым неверием в смысле отрицания главнейших догматических оснований религии. Об этом свидетельствуют более чем равнодушное отношение к церкви, небрежность в исполнении церковных обязанностей, полное нежелание хоть сколько-нибудь считаться с уставами церкви» (Странник, 1905, № 3).

«Замечено, что по мере развития у нас «просвещения и образования» обратно пропорционально уменьшается число людей, с любовью преданных святой вере и церкви. Если такое явление признается характерным и типичным даже для русского крестьянства, то, следовательно, наше просвещение и образование, находясь в непримиримом противоречии с началами религиозной жизни, должно считаться ненормальным, а потому — и неполезным» (Руководство для сельских пастырей, 1909, № 2).

«Духовенство не протестовало ни против петровых насилий, ни против бироновщины, ни против аракчеевщины, ни против кнута, шпицрутенов и виселиц, ни против крепостного права, ни против взяточничества и бессудья. Духовенство тщательно сторонилось от ужасов народной жизни и всему провозглашало многая лета» (Странник, 1905, № 5)

«Исторически сложившаяся печальная известность православного духовенства как тушителей всякого общественного движения, имеет для себя достаточное основание в составлении такого взгляда на духовенство» (Православный путеводитель, 1905, № 7).

«Тот факт, что мамона в наше время — предмет преимущественного поклонения в наших монастырях... У нас 697 монастырей имеют около полумиллиона десятин земли, причем некоторые монастыри в отдельности имеют угодья, измеряемые большими тысячами десятин... Монастыри строят помещения специально для аренды мирян, которые снимают эти помещения под лавки, магазины, жилые квартиры и даже под трактиры, не говоря уже о гостиницах для богомольцев, которые тоже дают монастырям большие доходы» (Церковно-общественная жизнь,1906, №42).

«Господу угодно устроить в человеческом общежитии так, чтобы одни были богаты, другие бедны» (Душеполезное чтение, 1906, ч. I)
«Неравномерное распределение земных благ между людьми служит свидетельством премудрости провидения» (Руководство для сельских пастырей, 1906, № 37)
«Неравенство людей в пользовании земными благами не прекратится до скончания мира» (Вера и разум, 1914, №1).
«Неравенство, необходимо и желательно в интересах самого же человечества, чтобы привести его к солидарности» (Православный собеседник, 1911, т. 1).
«Равенство немыслимо, бессмысленно и пагубно» (Кормчий, 1907, №11)
«Равенства никогда быть не может» (Свет печерский, 1913. №1)
«Равенство есть только на кладбище» (Церковность, 1913, № 345)

«Человек, при самом сотворении вместе с образом божиим получил от бога право собственности» (Вера и разум, 1912, №3)
«Напрасно, мы стали бы искать в евангельских повествованиях хотя одно выражение, одно слово, которое можно было бы привести против частной собственности... Частная собственность признается и освящается евангелием» (Православный собеседник, 1909, №9).
«Иисус Христос, ни одним словом не отвергал частной собственности, не почитал ее воровством или грабительством и не называл собственников, людей богатых, преступниками только за то, что они были богаты» (Христианская жизнь, 1906, №9).
«Право собственности каждого, по учению христианства, — составляет святыню для всех неприкосновенную» (Духовная беседа, 1917, №12).
В 1906 году Синод русской православной церкви издал специальный указ, обязывавший подведомственное ему духовенство «проповедовать в церквах о неприкосновенности частной собственности» (Церковный вестник, 1906, №28).
«Право собственности вечное понятие! Оно никогда не потеряет силы. Уничтожить это право - значит пойти против божеских и человеческих законов» (Руководство для сельских пастырей, 1910, №31-32).

«Истина самодержавия православных царей, т. е. поставления и утверждения их на престолах царств от самого бога, так священна, что по духу учения и законоположений церковных она возводится некоторым образом на степень догмата веры, нарушение или отрицание которого сопровождается потерею спасения» (Душеполезный собеседник, 1907, №10).
«Самодержавие составляет главный пафос православия, душу его, существо самой мистики его» (Церковный вестник, 1913, №15).
После Февральской революции РПЦ принялась служить Временному правительству:
«открыто и прямо осудить то учение о якобы «божественном» происхождении царского самодержавия на Руси, которое от имени церкви веками публично, в проповедях с церковного амвона преподавалось, официально предписывалось и всеми мерами утверждалось носителями царской власти как богооткровенное» (Богословский вестник, 1917, №6-7).
«Мы не могли представить себе столь глубокого равнодушия народных масс к судьбам монархии» (Церковность, 1917, №339).

Ну, а с какой радостью население России вернулось к религии, в лоно церкви, можно судить по выдержке из архиерейского Отчета Священному Синоду за 1913 год: «Беседуя с верующими старушками, я показываю на изображение распятого Христа и спрашиваю известную мне постоянную богомолку: «Акулина! Ты знаешь, кто это распят на кресте? - Это, Владыко, Господь наш Иисус Христос, - отвечает. - А знаешь, за что Его, Господа нашего Иисуса Христа распяли? - продолжаю расспрашивать я. Немного помешкав, старушка отвечает: - Знать, было за что, Ваше Высокопреосвященство». Ничего не напоминает?

Всеобщее в частном

Вернемся к народному творчеству. Не отстает от русского фольклор других наций. Так, в латышском анекдоте католический пастор напился пьяный, упал в канаву. Идет мимо прихожанин, пастор оправдывается: «Лютеранские священники - богачи, плавают по морю. А я, бедный, в канаве».

Устное народное творчество – это носитель вековой (а то и тысячелетней) житейской мудрости этноса. Часть фольклора – пословицы и поговорки.
- Чем чёрт попа хуже? Одному ведь служат. - Попы да черти одной шерсти.
- Попу да вору всё впору. - Что богу дали, то, считай, потеряли.
- Ешь, медведь, попа и барина - обои не надобны. - За деньги и ленивый поп молебен пропоёт.
- Поп праведно живёт: с нищего дерёт, да на церковь кладёт. - Четки на руке, а девки на уме.
- Напал, что поп на бабу. - Дни попа в молитве, а ночи в кабаках.
- У «честных» отцов не найдёшь концов. - Поп смирен духом, да велик брюхом.
- Из ста попов - девяносто девять дураков. - «Кто идёт?» - «Чёрт». - «Ладно, лишь бы не поп».
- Поп что клоп - людскую кровь пьёт. - Попу да вору всё впору.
- Поп тот, кто и с живого и с мёртвого дерёт. - Весы - не попова душа, не обманут.
- Ряса просит мяса.- Попу лишь палец покажи - а уж он найдёт, какой в том грех.
- Не строй семь церквей, роди да пристрой семь детей. - За богом пойдёшь - ничего не найдёшь.
- Паши не для Иисуса, а ради хлеба куса. - За деньги и бога можно купить.
- Где страх, там и бог. - Взять боженьку за ноженьку, да и об пол.
- Бог да поп тогда хорош, пока разум плох, а с ясным умом и без них проживём.
- Свой вертеп лучше Синайской горы (т.е. свой кабак для русского мужика ценнее горы, где Моисей беседовал с богом)
- Сковородный звон лучше колокольного. - Бог беззубому дает орехи.
- Бога просить — что решетом воду носить. - В монастыре что в омуте - сверху гладко, внутри гадко.
- Поп на дороге - недобрая встреча. - За деньги и ленивый поп молебен пропоёт.
- Поп праведно живёт: с нищего дерёт, да на церковь кладёт. - Четки на руке, а девки на уме.
- Напал, что поп на бабу. - Дни попа в молитве, а ночи в кабаках.
- У «честных» отцов не найдёшь концов. - Поп смирен духом, да велик брюхом.
- Дьякон, дьякон, не всё бы ты вякал! - Ешь, медведь, попа и барина - обои не надобны.
- Из ста попов - девяносто девять дураков. - «Кто идёт?» - «Чёрт». - «Ладно, лишь бы не поп».
- Поп что клоп - людскую кровь пьёт. - Попу да вору всё впору.
- Поп тот, кто и с живого и с мёртвого дерёт. - Весы - не попова душа, не обманут.
- Поп на свадьбе поел, на поминки полетел. - Ряса просит мяса.
- Попа да дурака в один угол сажают. - У всякого попишки свои тёмные делишки.
- Попу лишь палец покажи - а уж он найдёт, какой в том грех. - Не строй семь церквей, роди да пристрой семь детей.
- За Богом пойдёшь, ничего не найдёшь. - Паши не для Иисуса, а ради хлеба куса.
- За деньги и бога можно купить. - Где страх, там и бог.
- Взять боженьку за ноженьку, да и об пол. - Бог да поп тогда хорош, пока разум плох, а с ясным умом и без них проживём.
- Бог пристанет - и попа приставит. - Пост не мост, можно и объехать.
- Свой вертеп лучше Синайской горы (т.е. свой кабак для русского мужика ценнее горы, где Моисей беседовал с богом).
- Сковородный звон лучше колокольного. - Бог беззубому дает орехи.
- Бога просить — что решетом воду носить. - В монастыре что в омуте - сверху гладко, внутри гадко.
- В монастыре что в лавке - всё за деньги. - Монастырщина что барщина.
– Деньга не бог, а полбога есть. – Деньга попа купит и бога обманет.
– Бог поберег и вдоль и поперек. – Ох, ведает про то бог, отчего живот засох.
– Что грешно, то и потешно. – Не скажешь «аминь», так и выпить не дадим.
– Знают и чудотворцы, что мы не богомольцы. – Не до обедни, коли много бредни (забот).
– Среда да пятница в доме не указчица. – Зачал говеть, да стало брюхо болеть.
– Рада бы душа посту, так тело бунтует.
– Согрешил, накрошил да и выхлебал. – Кому скоромно, а нам на здоровье.
– Не строй семь церквей, пристрой семь детей.
– Поп сидя обедню служит, а миряне лежа богу молятся. – Голодному да заботному долга обедня.
– На бедняка и кадило чадит. – Поп в колокол, а мы за ковш.
– Хоть церковь и близко, да ходить склизко. – Три попа, да заросла в церковь тропа.
– Старичок Сергеюшка в шелк-бархат всю братию одел (о Троице – Сергиевой лавре).
– Не земля монастырь кормит, а мужичок. – Мир нечестив, а им сыт монастырь благочестив.
– Не от бога лавре благодать, а от богомольцев. – От беды в чернецы.
– Дожила голова до черного клобука. – Постриженный – что отпетый.
– Келья гроб – и дверью хлоп. – Вчера с кистенем, сегодня с четками.
–  Монах — он умом не ах.

Украинские пословицы: «Богу поклоны, а попам миллионы». «Бойся попа, как черт ладана».
Белорусская: «Кому – мертвец, а попу – деньги в ларец».
Мордовские: «Большие поповские глаза, да не боятся греха.» «Бог много обещает, да ничего не дает».
Армянская: «Одной рукой за крест держится, другой ворует».
Удмуртская: «Поп, как ворон: к покойнику спешит».
Молдавская: «С крестом в руках и камнем за пазухой».
Чувашская: «Ради одной копейки поп пойдет за семь верст».
Латышская: «Бог для всех один, но всё тому, кто господин».
Калмыцкая: «Вор с одним грехом, бай со многими грехами».
Узбекская: «Сначала привяжи осла, а уж потом поручи его аллаху».
Лезгинская: «Бог смотрит не на сердце, а на имущество».
Татарская и ногайская: «Надеющийся на бога останется ни с чем».
Татарские: «С пустым карманом к мулле не ходи». «От муллы бешбармака (картофельного пирога, Б. И.) не дождешься». «У кого нет еды, соблюдает пост. У кого нет дела, читает намаз». «Мулла не любит давать, он любит брать».
А есть еще коми-пермяцкие, ненецкие и другие пословицы и поговорки. Есть еще изумительные антирелигиозные татарские и т.д. народные сказки.

И, разумеется, частушки:
Говорят, Адам и Ева
Грешный плод сорвали с древа.
Мы с милёночком вдвоем
Только делаем, что рвем.

Наши дни. В одном из своих интервью профессор СПб духовной академии, церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов сказал, что  «мы представляем собой общество крещеных безбожников».
И слава богу!