Порт Байкал. Монахини. Кот Безымян

                «Есть вне телефонного ига со всем человечеством  связь» - Евгений Евтушенко

   Но из небытия давно иссякшего знакомства с Мариной меня выхватил её телефонный звонок. Познакомились мы с ней ещё в Университетском, где она служила в церковной лавке. Иконописные черты серьёзного личика, изящная и хрупкая до невесомости.  Нам с дочкой она нравилась и было приятно видеть как озаряется она тёплой улыбкой при виде нас. Но чаще она была погружена в чтение святоотеческих книг, забившись в уголок. И дочиталась…

  Однажды я возвращалась вечером из центра мимо неё, она окликнула и мы пошли вместе. Глянула и не узнала: вместо постоянного платочка – на головке, ею же  связанная шапочка, кокетливая короткая дублёнка и узкие сапожки на тонких каблучках. Я подумала: «Ну вот, баба как баба оказалась.» Ей надо было идти на остановку до Юбилейного, но я впервые её пригласила на чай, а она легко согласилась. Дочки дома не было, к чаю она уже слопала всё сладкое и ничего не осталось, кроме пшеничной булки свежего хлеба и непочатого ещё мёда. Марина весело успокоила:
- А что ещё надо? Главное уже на столе!
Начались звонки - её поздравляли с днём рождения, кто-то ругался, что её нет дома. В ответ она хихикала вместо оправданий и отвечала, что ей и здесь слишком хорошо. Она ахала – какой душистый чай! Призналась, что хороший чай – её единственная слабость. Потом начались звонки: её поздравляли с днём рождения и ругались, что она не дома. Это было 24 Октября.
  На последний автобус я её провожала с колли Лялькой (или как её называла дочка «Моя Ляльхен».) По пути узнала, что она отработала положенные 20 лет фельдшером скорой помощи. Ждала с армии сына-ветеринара, надеясь, что он вернётся верующим, хотя ещё недавно сама была атеисткой. Не смогла объяснить даже самой себе – почему тайно сбежала от прекрасного мужа в незнакомый Иркутск. Заверила, что замуж больше не пойдёт и знакомиться ни с кем не собирается…
   
   Услышав по телефону (из Порт-Байкала) о недавней кончине моих родных животинок – она решительно скомандовала:
- Значит, отговорок больше не принимаю. Приезжай ко мне жить завтра же!
-Нет. Только летом, а сейчас октябрь. Знаю я ваши ветра и свои лёгкие, пардончик.
- Записывай расписание парома, собери в рюкзак все тёплые вещи, а то в твоей келье нет печки. Чтоб завтра с утра выехала, я по телефону тебя сама разбужу.
- О-ох…Слушаюсь. Чего в гостинчик хочешь?
- Ничего… Ну, и чай в железной баночке с драконом, зелёный, «Молочный улун».
- Принято. - Ответила я как в полусне и побежала покупать большой рюкзак с гостинцами. Только этот сорт чая у нас оказался в пакетиках и не в банке, но с драконом же.
После иркутской маршрутки я стала ждать паром до незнакомого ещё
Порт-Байкала, который я почему-то всегда называла Порт-Артуром, озадачивая Марину. Глянула на Байкал – а по нему до другого берега Хамардабана перекинулась искристая солнечная дорожка - ошеломиссимо! Меня окутал первобытно-вольный ветерок и захотелось прыгать и орать восторженной глоткой, благо не было людей.
- Марина! Я на остановке уже, ведь ты меня встретишь?
- Нет. Сама дойдёшь. Увидишь сразу на вершине горы храм, туда и поднимешься.
Настроение сразу «подкорректировалось». Вышла с причала – ничего кроме голых скал не увидела, людей нигде нет, в какую сторону идти – непонятно, хоть вой. Когда вдалеке показались женщины в длинных юбках с детьми я ринулась в их сторону:
- Как мне пройти к церкви, к Марине?!
- Вам к Мариам. Марина здесь 10 лет служила послушницей, а недавно приняла монашество, сменив имя.
Они передали ей поклон и сами согнулись в земном поклоне для передачи.
Мне невольно подумалось: «Хреночки я стану её так называть. Для меня она останется Мариной.» Это моё любимое имя, когда-то я пряталась за псевдонимом «Марина». А на пороге Вечности этот страх атрофирован.

 До указанной горы я дотопала, но боковой незаметной тропы к винтовой деревянной лестнице не увидела, не зная об её существовании.
В школе на физре я так перелетала через козла, что кричали чтоб я в окно не вылетела. Но канат был мне не под силу: я ни разу не смогла на нём подтянуться хоть маленечко, озадачивая физрука.

   И вот я с тяжёлым рюкзаком, в тёплой куртке и сапогах, долго болтаясь над рвом, уцепившись за сухой обрубок берёзового ствола. Пыталась подтянуться, как на канате, чтобы перекинуться на землю, где начиналась лестница. Меня залило потом, дыхание сбилось, сердце заколотилось в кошмаре. И всё-таки меня туда перебросило…В изнеможении растянулась на траве, зажав ладонями выпрыгивающее сердце. Но я заставила себя встать и с одышкой начать подниматься в гору, чтобы не заснуть.

   На верху горы я по тропинке побрела до первого жилища и рухнула на траву, не сняв рюкзак, дыша распахнутым ртом.
Чья-то мордочка защекотала по моей физиономии.
- Мяу!
- Да жива я ещё вроде, не боись.
Крупный холёный кот удалился в травы. Вокруг невероятно свежие роскошные полевые цветы из начала лета, но ведь уже 9 Октября – день рождения Марины Цветаевой и Джона Леннона. Эти цветы я мысленно послала им, как воздушный поцелуй.
 Вскоре кот привёл хозяйку. Надо мной возвышалась Марина в чёрном монашеском одеянии. Раньше ей было лет сорок, а сейчас она выглядела младше: оздоровевшая, окрепшая, статная, с бархатно-персиковым лицом ровного байкальского загара. Красавица писаная – не косметикой обманушной, а самой Природой.
 Кивнув на её облачение я буркнула:
 - При параде, значит?
А сердце продолжало дико колотиться, пытаясь вырваться и укатиться обратно в Байкал.
- Рита-Рита! Мы 10 лет не виделись, а ты по-человечески поздороваться не хочешь! Я тебя так долго ждала на крыльце храма, что уже думала, что ты уехала обратно. Как ты проскочила незаметно? Только кот и сообщил мне, что у нас гостья.
Она распахнула дверь и с улыбкой пригласила зайти в жилище. Но оттуда пахнуло запахом варёной селёдки… Капля вонючего рыбьего жира отравила моё счастливое детство.
- За что?! – возопила я, - ни за что не войду, пока запах селёдки не выветрится!
Я осталась валяться на траве, объяснив это сбоем в сердце после верчения на берёзовом «канате». Марина, нахмурившись, извлекла из-под меня рюкзак и ушла с ним домой. Кот снова озабоченно обнюхал моё лицо, он же фельдшерский как никак. Впрочем, все коты, как мужики – нюхачи. Я упорно пережидала экологический шторм и не давала Марине захлопнуть дверь, а она нервничала, что выстужается печное тепло.
- Наши грехи сильнее пред Господом смердят!
- В Раю благоухают розы! Так что, не кощунствуй, а лучше ладаном окури воздух, чтоб запах перебить, тогда и зайду.

  В домике неправдоподобная стерильная чистота: негасимая лампада под стеной с образами, на длинных столах с лавками букетики и комнатные цветущие растения. А в окна – о чудо! Весь Байкал серебрится, как на ладони, играясь солнечной дорожкой.

  Дверь скрипнула, я вздрогнула, ведь по телефону меня заверили, что больше никого не будет. Я обернулась: через порог переступала фигура в чёрном, пожилая монахиня. На всякий случай я подобострастно согнулась в земном поклоне с угодливой приклеенной улыбочкой.
- Знакомься, Рита, это наша мать Тавифа. Мы уже 10 лет живём с ней вместе, её келья в соседнем домике.
- … Здрасьте, Тавифочка, а я вот к вам в гости, но это ненадолго!
Марина сказала, что она меня звала жить.
Тавифа оказалась милейшим созданием – детски открытое, простодушное и улыбчивое. Я с ней почувствовала себя сразу в своей тарелке. За обедом я восторгнулась  как Марина готовит – это же не супы, а нектар и амброзия! Начали за едой с Тавифой болтать наперебой, но Марина нас резко одёрнула и мы замолкли на полуслове. Перед трапезами там молятся стоя и долго.
Знакомый чёрный кот возлежал на круглом высоком диске над вешалкой и типа заснул. Но приглядевшись я заметила, что из-под прикрытых век он пристально за нами наблюдает. Ох уж эти чёрные коты-оборотни. Но у этого, к моему облегчению, на груди виднелась белая сорочка и носочки были белые. Вот только взгляд неуловим настолько, что он так и не дал мне узнать цвет его глаз.
А на лавке под бочком уютно мурчал старый дымчатый кот Репей, ласковый ко всем.
- А моего чёрного кота как зовут?
Марина пожала плечами:
- Ему уже 4 года, но клички нет, сам по себе.
- Значит, он будет Безымян.
Незаметно разгорелся спор, когда Марина начала вспоминать трагичные истории из медицинской практики с женскими жертвами, говоря, что они сами виноваты, провоцируя.
- А я буду, буду жалеть людей! (двуногие нелюди не в счёт) Даже если женский пол напьётся и пойдёт ночью разгуливать голым – никто не смеет к ним прикасаться пальцем! И в грехе аборта виноваты не они, а мужской пол!
   
 (Хотя признаться, мужской пол я с детства любила гораздо сильнее)..
 Тавифа хмуро надвинула чёрный клобук на светлые бровки, перекрестилась и вышла на воздух от греха по принципу – двое дерутся, а третий не лезь. Но ведь и «в чужой монастырь со своим уставом не входят». Я вышла за Тавифой и позвала её в огородик с целью загладить неприятное впечатление. Она вырвала, сполоснула и протянула мне три морковки. Я выбрала одну и, прикрыв от удовольствия глаза, стала её грызть, копируя кролика: хрум-хрум!  Тавифа громко рассмеялась. Марина подошла и негромко проворчала:
- Обе в Байкал на пару скатитесь, додуритесь.
Земля там и правда с вершины шла вниз, но Тавифе было привычно – она ведь родилась в Порт-Байкале.
Стемнело. Я в Марининой косынке и её летнем летнем платье поверх джинсов следовала за монахинями в церковь, выстроенную при них и их активном участии. Чудный деревянный храм, как бы летящий ввысь – в честь Преображения Христова. Храмовый праздник поэтому 19 Августа. Марина стала одна петь на клиросе. Тавифа осталась со мной рядышком. Когда пение прекратилось и выключился свет, Тавифа сказала ей о том, что теперь я хочу петь «Честнейшую Херувим» и «Свете тихий». Я начала петь на те мелодии, что были когда-то в вечерние службы в Знаменском монастыре. Повторила семь раз как положено. Тавифе очень понравилось, но Марина сухо заметила, что эта мелодия ей незнакома и значит неверная. В ответ я не тихо вспылила, выйдя из церкви.
Когда мы сели ужинать, потом пить чай, Марина, обнаружив, что я привезла ей чай не в банке, а в пакетиках, мрачно сунула другие пакетики с чёрным чаем нам в чашки, а себе оставила просто кипяток. Побултыхав свой пакетик в воде- я сунула его в чашку Марине – я же не жадная. На меня нахлынуло лирическое настроение с экскурсом в прошлое:
- Марина, а ты помнишь какой душисты чай и мёд мы пробовали у меня в твой день рождения в Иркутске? Как ты восторгалась их ароматами?
 - Не-е-т…, они пахли селё-о-дкой…
- Марин, ты чего, зачем пугаешь?..
Она по-змеиному выгнула шею, странно заглядывая мне в глаза сбоку и снизу.
Мне почудилось, как славно кайфанул Володя Соколов ( из «Пилигримма»). Что за бред? Он же уже на том свете. Что ему делать среди монахинь? Хотя, он был покорён Байкалом и вписал звуки рокочущих волн в подаренную им музыку на диске. Тогда понятно. Он изредка деликатно даёт о себе знать.
         
   Перед сном я пошла любоваться ночным Байкалом, попросив оставить меня одну. Потрясённая ночным видом священного сибирского моря я застыла на месте, отдавшись чуду. Огромный ярко-рыжий месяц над лунной зыбящейся  дорожкой, по бокам тут белоснежные стволы вековых берёз обрамляют озеро, как рамой, волшебную картину. Начались сладкие нездешние звуки , переливающиеся в нежнейшую мелодию. Но я слышала её уже второй раз! А в первый – когда Володи не стало, в ту ночь вместо телеграммы…Начали зажигаться и вспыхивать разноцветные огоньки: на ветвях, в траве под ногами , на водах. И тихо зазвенели бубенчиками, вливаясь в мелодию от музыканта. А это уже был потусторонний привет от дяди Володи Бехтерева из детской новогодней ночи. А Байкал – волшебный проводник их даров…Дивная сказка.
Меня едва оттащили оттуда, вернув в другую реальность. Марина уловила моё состояние и так прокомментировала это:
- Тавифе тоже здесь что-то чудится и видится каждый раз ,  аж руки распахивает в вышину от восторга, как вы похожи.
Тавифа ушла в свой домик-келью ночевать, а Марина начала стоя вычитывать вечернее правило. Мне она вручила ключ от кельи через стену , но с отдельным входом. Заодно дала мне на руки Репья. Мы пробирались с ним в кромешной тьме, а перед самой дверью удрал в келью Тавифы. Я кое как наощупь вернулась в келью Марины:
- Хочу домой! Я там за ночь поседею от страха!
- Ну, по возрасту тебе уже давно пора поседеть и посерьёзнеть.
- Меня Репей бросил!
- Ну, один ушёл – другой остался.
Она  сунула мне в руки чёрного Безымяна и предупредила, что ночью он будет проситься на улицу.

    Зашли с ним в пустую келейку , дрожащей от страха рукой нашарила включатель. Кот сразу прыгнул на подушку и приступил к омовению. Я присела на край постели, но возникла воздушная прослойка между мной и матрасом, ноги стали сами собой приподниматься от пола, выше, ещё выше. Жуть такая, аж чикотно. Меня потянуло к котейке, всё же тоже живая душа. Легла на бочок и обняла его. Что тут началось!..За всю ночь он не попросился на улицу, сам не спал и мне не дал глаз сомкнуть. Немыслимо бурные ласки в диком темпе вдоль всего тела и головы, да ещё и мурчание врубил на полную громкость. От моего оцепенения не осталось и следа, стало даже весело за ним наблюдать, абсолютный релакс. Вот только мордень свою он мне не показал, даже когда наскоро умывался. Все портовые кошки, наверное, вставали к нему в очередь – это же не кот, а терминатор, асс.
      
   В 6 утра раздался условный стук в перегородку о том, что пора в церковь идти, но я притворилась спящей. Улыбка не сходила с лица.
            
   Когда  стало светло он первой пропустил меня в дверь, после чего вышел сам, но следовал рядышком в ногу. Думаю, он «лечил» меня энергетически как мог, чувствуя, что опасность с сердцем не прошла, а скорую там не вызовешь.
 После завтрака я спросила себе фронт работ, до середины обработала кустики виктории и вдруг пальцы мои пошли в землю, ноги стало трудно передвигать. Я спросила у Тавифы что со мной ? Она испуганно ответила что глаз моих не видит из-за отёка и бросилась за помощью. Марина уложила меня в постель, потом прослушала сердце и глухо произнесла:
- Серьёзная аритмия. – И дала мне таблетку.
- О-о, клятва Гиппократа всё же проклюнулась…
- Ты же болтала и смеялась! Разве больные так себя ведут?. Скорую вызывай прямо в Иркутске на остановке, не рискуй до Шелехова. Ты как в воду глядела, когда вчера брякнула ,что сегодня уедешь обратно, накликала.
            
    Когда я вышла на тропу с рюкзаком  - Безымян положил мне перед самым носом свежезадавленную мышь… Как он мог меня так проводить, котяра этакий, ведь мы же уже с ним скорифанились! Ну вот не «сволочь», а? Тавифа была очень грустна и не скрывала этого.
             
    Марина под руку провожала меня на паром. Внизу показала мне усадьбу, где раньше жила семья Валентина Распутина, а сейчас – семья Владимира Скифа.
У парома я по-новому взглянула на неё в уже мирской одежонке. Поняла, что полюбила её только за эти сутки, а почувствовала это только в эту минуту. Я попыталась поцеловать её руку, маленькую и сухую, как птичье пёрышко, но она испуганно отдёрнула, оглядываясь по сторонам. Тотчас взялась пальцами прослушивать мой пульс с отстранённо сосредоточенным взглядом.
Я знала, что видимся мы в последний раз. Прощаясь, успела оглянуться:
 - Марина! Отмоли меня!
 - От кого? От себя самой?

…   Когда зашла в переполненную маршрутку до Иркутска, то водитель крикнул, махнув мне рукой:
 - Давай сюда ко мне!
 Его пассажирка подвинулась и я плюхнулась между ними. Она влила мне капли в рот прямо без воды. Водитель закашлялся и я засунула ему в рот кедровый леденец от кашля. Успокоенно закрыла глаза. Но он запротестовал:
 - Э-э-э! Откройте глаза! Я должен видеть, что довезу вас живой!
 - Мне нельзя смотреть на дорогу с переднего сиденья, если сам хочешь доехать живым.
   …      Едва переступила порог шелеховской однушки – звонок:
 - Рита! Рита! Как ты, скорую вызвала?
- Как-  нибудь в другой раз. А сейчас я ухну в сон, полтора суток не спала.
- Почему ? Как это ?
 - У кота спроси. Марина, обними моего Безымяна и шепни ему, что я его уже простила за мышку, потому что люблю. Ну, и Тавифу заодно.
   
    В окно третьего этажа лукаво подмигнул такой яркий фонарь, что хоть газету читай.
Я что съездила переспать с котом? Да нет. В сердечную память, в один из самых сокровенных её уголков, впечаталась та космическая картина лунной ночи с рыжим месяцем , обмакнувшим кончик в лунную дорожку .Оно того стоило. А те  монахини обрели свободу от всего суетного в мире, завладев всей Вселенной. Счастливые люди…

  В Маринин день рождения я сделала минутный утренний звонок:
 - Чего бы ты сама себе пожелала?
 - Спасения души.
                ***          24 Октября 2021,    Август 2022